- Раньше под этим деревом стоял столб с указателем, - пояснил Тант: - "Налево пойдешь, ранен будешь, направо повернешь, коня потеряешь, прямо пойдешь - вряд ли возвратишься…" Теперь - видите - от указателя ни следа, дорогу заасфальтировали… Только не думайте, будто все дороги одинаковы, вовсе нет…
- А если мы выберем какую-нибудь одну и пойдем по ней вместе? - спросил Аудрюс.
- Не знаю… - засомневался Тант. - Сумей я поделить себя на три части, отправился бы сразу по трем дорогам. Больше увидишь, больше поймешь… Может, хотя бы одной частичке удалось найти счастье. А вы оба как две половинки яблока. Решайте. Только знайте, что, избрав себе один путь, по другому пойти уже не сможете.
- Со мной так часто бывает, - вздохнула Кастуте, - пока найду передник, платок потеряю. Пока разыщу платок, забуду, куда пойти собралась…
Близнецам вспомнилось письмо от Довиле, в котором она советовала им пожить врозь, и они поняли, что Тант тоже предлагает братьям расстаться, поэтому решили выбрать разные дороги.
- Я бы предпочел повернуть направо, - сказал Угнюс. - Коня у меня нет - терять нечего.
- А я пойду прямо, - решился Аудрюс.
Тант одобрительно кивнул.
- Когда случится беда, вспомните, что я вам говорила и что подарила, - напомнила Кастуте. - Часы помогут тебе, Угнюс, сократить скучные минуты и продлят веселые. Только не забывай на них поглядывать. А ты, Аудрюс, береги бинокль. Если на свою беду поглядишь в бинокль наоборот, она покажется тебе не такой уж и большой, ты поймешь, что из-за нее не стоит переживать и терзаться. А когда выпадет самая малюсенькая радость - например, сядет на цветок пчела или устроится на ветке красногрудая пичужка - погляди на них так, чтобы они показались больше…
Близнецы еще раз поблагодарили Кастуте и Танта и тут спохватились, что не решили, кому достанется палочка-посох. Неужели братья переломят ее пополам? Или один присвоит ее себе? Не долго думая, мальчики протянули палку Танту. Пусть она охраняет дядю от челодралей, человралей и всяких челдобреков. А когда Тант устанет от странствий и забредет к Кастуте или куда-нибудь еще, пусть посадит молодой дубок и привяжет палку к нему.
И тут они обнялись так крепко, что ничего другого не оставалось, как расстаться и пойти своей дорогой.
Страна, где очутился Аудрюс, была какая-то необычная. На удивление быстро оказался он среди людей (а может, челодралей и человралей?), которые ничуть не походили на привычных граждан. Любой взрослый отличался здесь маленьким размером головы. У большинства головенки были с кулак. Зато встречались и такие мужчины и женщины, правда, на редкость мало, на плечах у которых с трудом держались огромные, раздутые головы. Большеголовых, как правило, сопровождали несколько человек с маленькими головками, эта свита всяческими способами, не лишенными вежливости, старалась придержать им голову, чтобы она, такая необъятная и зачастую грозная на вид, не клонилась набок.
Приглядевшись повнимательнее, Аудрюс понял, почему эти странные граждане так недружелюбно на него косятся. По-видимому, их удивляла и даже раздражала нормальная голова пришельца, к тому же ничем не прикрытая.
- Послушай, - обратился к нему какой-то парень, - ты уже не маленький, мог бы и не демонстрировать тут свою несформировавшуюся макушку.
Парень чем-то напоминал Рамунаса, поэтому Аудрюс доверчиво улыбнулся ему и спросил:
- А как я должен ее формировать?
- Носи фуражку нужного размера. Видишь, как я сдавил свою? И каждый день подкручиваю болтик. Теперь уже даже не чувствую, что жмет.
- А зачем это нужно? - не понял Аудрюс.
- Ты что, с луны свалился? Сейчас уменьшишь, зато потом сможешь увеличить. А как же иначе сделаешь карьеру?
- Не доходит до меня, как из крохотного кулачка, - он показал на одного из прохожих, - получается вон такая? - ткнул пальцем в сторону другого, который шагал с двумя провожатыми.
- Ты нарочно меня спрашиваешь! Кто ты вообще такой?
- Я вырос в лесу, - пошутил Аудрюс. - У моего отца, у мамы, у брата - у всех головы как головы.
- Здесь тоже кое у кого такие имеются, но их прячут под фуражками. Чтобы большие могли приказывать, у маленьких не должно быть собственного мнения. В лесу, небось, по-другому… У вас там редко большеголового встретишь.
- Но ты мне толком не объяснил. Как они могут увеличиваться?
- Надувают… Одни говорят, это от похвалы, другие - от жидкости.
- От жидкости?! Какой еще жидкости?
- Как это какой? Обыкновенной. От той, что выпивают.
- Но ведь выпьешь, а потом… опять… выльешь…
- Ага! А ты попробуй подольше не выливать! И голова у тебя станет как тыква.
- Ну, а разве ума от этого прибавится?
- А зачем тебе ум? Знаешь, как люди говорят? Много ума - тощеет сума! Или вот еще: увеличивай макушку - заберешься на верхушку… Кто хочет стать большим, должен сначала побыть маленьким. Ясно тебе?
- Ясно.
- А куда ты направляешься?
- Назад в лес…
- Назад?!. Храбрец ты, однако! У нас даже те, кто идет назад, всем хвалятся, что шагают вперед. Захвати и меня с собой, а?
- А как тебя звать?
- Меня? Допустим, Ик. А тебя?
- Меня? Можешь называть меня Ой.
Пройдя немного, они встретили человека с маленькой головкой, который очень напоминал Аудрюсу Чичирку. Он, скособочившись, волочил большой раздутый портфель.
- Сейчас получу из-за тебя нагоняй, - испуганно сказал Ик. - Это мой папаша…
Отец подозрительно оглядел Аудрюса и осведомился у сына:
- С кем это ты связался?
- Да тут, с одним… он из леса забрел. У него даже фуражки нет, чтобы стянуть голову.
- Из леса, говоришь? - Отец Ика опять уставился на Аудрюса. - Вы что, лесные угодья охраняете?
- Вроде того, - ответил Аудрюс. - Охраняем, насколько можем.
- Ага… Хорошо, - человек с портфелем подмигнул сыну. - Сейчас мы ему подберем фуражечку…
Он расстегнул раздутый саквояж, который был набит до отказа фуражками всякого размера: одноцветными, клетчатыми, полосатыми, с твердыми околышками, чтобы как следует стягивать голову. Шапочник выбрал для Аудрюса, как для сына лесника, темнно-зеленую с козырьком, словно вороний клюв, и с силой нахлобучил на голову, выдирая при этом волосы.
- Погоди, погоди, не жмурься, я еще не стянул твою башку, как надо, - буркнул он.
- Не стягивайте больше, - взмолился со стоном Аудрюс. - Потом я дороги в лес не найду.
- Найдешь, найдешь!.. Не забудь только передать отцу, что мы, твои благодетели, можем и нагрянуть как-нибудь. Пусть припасет для нас несколько славных березок.
- А зачем они вам?
- Березки? Да это же древесина… Для короедов! Дерево они сгрызают, и остается труха…
- Знаю, - подтвердил Аудрюс.
- И эта труха великолепно увеличивает голову. Засыпешь с вечера в ухо две-три ложки, за ночь она разбухнет, и голова раздуется… Так передашь отцу нашу просьбу?
- Передам.
- Ну, до скорого! А мы с сыном устремимся вперед!..
Распрощавшись, они повернули назад. Аудрюс и вправду поплелся в лес. Хотел как можно скорее стащить этот несчастный обруч и хоть немного придти в себя.
"Ах, зачем я, дурак, выбрал именно эту дорогу! - сокрушался он, сидя на пне. - Не повезло мне! Надо же так промазать! И что теперь делать? С чего начать?
"А ты начни с себя…" - как будто услышал Кастутин голос. Тогда он снял с шеи бинокль и стал озирать чащу. В нескольких шагах от себя заметил на прошлогоднем листке лежащего вверх тормашками жучка. Он сучил лапками и никак не мог перевернуться на брюшко. Аудрюс подошел ближе, взял сосновую иголку и помог бедняге. А тот, вместо того, чтобы поблагодарить, притворился мертвым. Лежит себе ничком и даже лапкой не шевельнет.
Эта неблагодарная букашка чуточку развеселила Аудрюса. Он огляделся, кому бы еще помочь. После зимы оставалось много согнутых березок, которые долго стояли под гнетом снега и льда, и так до сих пор и не распрямились. Аудрюс принялся их тормошить, поднимать одну за другой, выпрямлять и подбадривать:
- Поднимайтесь, поднимайтесь! Выше голову! Не сутулится!.. Вам еще расти да расти…
Так он невольно подбадривал и себя самого. И сразу выпрямил спину, вскинул голову и на верхушке высокой ели увидел, как бьется птица, скорее всего, раненая. Разглядел в бинокль, что это иволга, которая никак не может взлететь. Придется выручать.
Желтая иволга, свивая гнездо, соблазнилась блестящей нейлоновой нитью. Хорошенько ее распушила и вплела в свое гнездо. А теперь, когда пришел срок высиживать птенцов, лапка запуталась в ней и не пускает. Аудрюс вскарабкался на дерево и выручил застрявшую в силках птицу. Иволга в отличие от жука решила отблагодарить человека: устроилась на другом дереве и, вертя головкой, принялась насвистывать: фью-тью-лю-лю, фью-тью-лю-лю…
Аудрюс забылся, уже и не помнил, где он. Ему померещилось, что это вовсе не птичка, а спрятавшийся Довас играет для него на своей дудочке. Он шагнул поближе, чтобы рассмотреть лучше и… Сердце у него екнуло, обмерло. Но Аудрюс одолел страх и, совсем как Довас, взлетел ввысь и стал парить над лесами, над полями… А внизу копошились всякие человечки с большими и малыми головами…
Аудрюс прилетел в небольшую палатку дяди Танта и здесь проснулся. Бодрый и счастливый, как будто только что искупался в озере.
У Довиле и Доваса
Когда люди показали, что Довиле живет вон в том увитом вьюнком домике, когда они увидели открытые окна и поняли, что здесь найдут тех, кого мечтали найти, дядя Тант обратился к ним:
- Дальше ступайте без меня. Перед глазами у вас такой славный, уютный домик, а я привык жить, как в песне поется: "В поле ветер веет, травку колыхает, путь, мою дорогу пылью покрывает…" Интересно, как окрестят меня люди завтра, каким именем нарекут послезавтра. Доброе имя заслужить надо. Ну!..
Угнюс на прощание по-мужски протянул руку, Аудрюс же, отвернувшись, с трудом сдерживал слезы.
- Только чур не расстраиваться!.. Вон гляньте! Жизнь полна всяких причуд. - Тант показал на девочку, которая держала на руках лупоглазого щенка, а рядом вела перепоясанного кожаными ремешками мальчугана. - Всем троим хорошо, а какие-нибудь недоумки насмехаются, наверно.
"А вдруг это Довиле, Довас и Див?" - подумали братья, и печаль немного отступила.
- Так что будьте умниками, живите своей головой, - пожелал еще раз Тант и, не оглядываясь, зашагал прочь.
Аудрюс и Угнюс проводили Танта глазами, пока он не дошел до перекрестка. Там приостановился, поправил рюкзак, огляделся и направился в сторону вокзала.
- Послушай, - сказал Угнюс брату, - может, догоним ту, с собакой?
- Так ведь собака не та, - ответил Аудрюс. - Довиле писала, у них вроде спаниель.
- Пока был маленьким щенком, может, и выглядел как спаниель, а как подрос - стал пинчером…
- Вряд ли собаки могут так обмануть человека… - возразил Аудрюс. - Меня больше удивляет, что дом без балконов. Ведь Довиле, помнишь, писала, что Довас именно с балкона отправляется в полет.
- А может, его просто не видно, может, он с другой стороны?
Однако и со стороны двора никакого балкона не было. Только два маленьких окошечка сонно поглядывали на них с черепичной крыши, позеленевшей от времени. Братья уже хотели постучать в притворенную на веранду дверь, но увидели в саду возле куста жасмина высокую женщину в белом халате, с сеткой на голове. Окуривая дымом ульи, она качала мед.
Близнецы подошли к ней, поздоровались и спросили:
- Скажите, здесь живут Довиле и Довас?
Женщина оглядела их и кивнула головой. Даже сквозь сетку было видно, как она дружелюбно улыбается им.
- Здесь, здесь… Подождите немножко.
Теперь уже стало ясно, что Довиле, Довас и Див отправились на прогулку, а мама решила выставить на стол миску с медом, чтобы полакомились, когда вернутся. Так вкусно со свежими огурцами! Вон их сколько на грядке.
- Так который из вас Аудрюс и который Угнюс? - поинтересовалась вскоре хозяйка, снимая с лица сетку.
Братья представились, назвались по именам и напомнили, что у Аудрюса на щеке шрам.
- От стрелы? - с улыбкой спросила женщина.
- Да… - ответил несколько удивленный Аудрюс. - Вам, наверно, Довиле рассказывала?
- Ну… Возьмитесь-ка покрепче за руки и не вздумайте падать. Сообщу вам одну новость. Ведь вы любите приключения, верно?
- Верно, - подтвердили братья.
- Так вот я и есть Довиле…
- Вы - Довиле?! - разинули рты, будто два птенца, братья. - А Довас где?
- Довас еще прилетит, увидите… Пойдемте в дом - медом вас угощу. Расскажите, как вы здесь очутились.
- Да просто решили, и все…
- Ехали - я к нему, а он - ко мне.
- Потом встретились и говорим - махнем к Довиле с Довасом.
- И сильно разочаровались… - засмеялась Довиле.
- Мы не думали, что вы такая…
- … большая! - Аудрюс пришел на выручку к брату, у которого чуть не вырвалось "старая".
- А я так радовалась, что вы не спрашиваете в письмах, сколько мне лет и в каком я классе… Ведь забыли спросить, правда?
Близнецы переглянулись между собой и пожали плечами.
- Мы думали, вы такая же - как и мы…
- Шестиклассница или семиклассница…
- И хорошо, что не спросили. Иначе вынуждена была бы признаться, что я не ваша сверстница, а уже старая учительница. И тогда неизвестно, написали бы вы еще раз… Скорее всего вряд ли.
Оба брата молчали. Довиле права. Близнецы порядком разочаровались и смутились. Угнюс отважился еще порасспрашивать о Довасе.
- А можно посмотреть на мяч, который Довас надувает перед полетом?
- Без него не могу, - ответила учительница. - Не огорчайтесь, вы действительно удивитесь, когда он появится.
- А где балкон, с которого он стартует? - не унимался Угнюс.
- Балкон этот не здесь. Наберитесь терпения - все узнаете позже.
- А Див где? - напомнил Аудрюс. - Спаниель, которого вы нашли в портфеле?
- Дива укусила пчела, и он, бедняжка, забился куда-то.
Учительница Довиле пригласила ребят в прохладную гостиную. На стенах висело много картин и детских рисунков. Был здесь изображен и Довас с дудочкой, и Довас на мяче.
- Вы, наверно, учительница рисования? - спросил кто-то из братьев.
- Рисования и музыки.
Она показала на то место над диваном, где висели разные дудочки, свирели, рожки и свистульки.
- А дудочки Доваса здесь нет?
- Нет. Но на некоторых инструментах он пробовал играть. Все-таки давайте подсластим нашу беседу медом, вижу, вы сильно огорчены.
- Самую чуточку… - признался Аудрюс, а Угнюс опять спросил:
- Так Довасу тоже столько же лет, сколько и вам?
- Конечно, - ответила Довиле. - Только он куда меньше меня.
- Но скорее всего не такой маленький, как вы описывали? - осмелел и Аудрюс.
- Не такой… - согласилась Довиле. Она нарезала хлеб, сыр и думала, как бы им объяснить самое главное.
- Вы хотите узнать, не слишком ли я все приукрашивала в письмах? - решилась она наконец начать важный разговор. - Да, кое-что приукрашивала. А что делать, раз мы не умеем удивляться по-настоящему удивительным вещам?.. Если бы я рассказала какому-нибудь инопланетянину, что эту кашицу, именуемую медом, вырабатывают в сотах крохотные летающие создания - пчелы, которые собирают пыльцу с миллионов цветков и цветочков по малюсенькой капельке, то он бы очень удивился!.. И наверное, ему бы показалось, что это и не еда вовсе, а волшебный нектар, просто сказка!.. Мы ведь редко обо всем этом задумываемся, забываем порадоваться. Совсем окостенели и покрылись иголками, стали колючие-колючие, как Кастутины кактусы, о которых ты, Аудрюс, мне писал. Так и хочется иногда прикрепить какой-нибудь искусственный цветок, раз сами не цветут… А наше воображение похоже на эти вот гладиолусы, - она показала на пышный букет. - Кто любит цветы, тому и луковки кажутся славными. Положишь на ладонь такую репку и представляешь, как она выбрасывает зеленые перья, распускается… А вы угощайтесь, угощайтесь. Вас ожидают не только мои поучения. Уверена, Довас удивит вас гораздо больше.
Дальше она принялась расспрашивать гостей обо всем, чего братья не успели ей написать, и очень сожалела, что они не привели сюда дядю Танта. Учительница Довиле так много знала об Аудрюсе и Угнюсе, что они даже принялись гадать, не вещунья ли она или какая-нибудь ясновидящая. Откуда ей известно о "сенной лихорадке" или о том, как их двоюродный брат воодрузил вместо шлема на голову старинный глиняный горшок? Ведь они о таких пустяках отродясь не писали.
Да, эта учительница и впрямь была какая-то таинственная. Зачем она поставила на стол еще одну тарелочку с медом и почему то и дело бросает взгляд на пустой стул и улыбается, словно там сидит невидимый Довас? А когда разговаривает, берет собеседника за руку - как будто кладет пригоршню конфет или орехов. От этого она скоро сделалась совсем своей, и Угнюс даже осмелился поинтересоваться:
- А в школе у вас есть прозвище?
- Как же иначе! Раньше называли Жирафой, а с этого года прозвали Сабонисом… А вам как бы хотелось меня назвать?
Близнецы не успели придумать…
- Довас прилетел! - вдруг воскликнула Довиле и велела пока тихо посидеть за столом. Сама же выбежала навстречу предупредить, что у них нежданные гости.
- Ну? - Угнюс ткнул кулаком брата. - Все равно хорошо, что приехали сюда.
- Губы оближи - все в меде.
- Тс-с! Слышишь, они там шепчутся.
- Наверно, опять что-нибудь не то.
- Тс-с! Она сказала сидеть смирно.
Открылась дверь, и в гостиную вошла мама! Рядом с высокой Довиле она действительно выглядела крохой. И тоже ни сном, ни духом не чаяла увидеть здесь своих близнецов.
- Угрята мои!
- Мама!
- Шалопаи! Сорванцы! Откуда вы тут?
- "Прилетели" - как и ты…
- А где Довас? - расцеловавшись с мамой, спросили братья.
- Вот! - Довиле указала на маму. - Пока сварю кофе, она вам все объяснит. А что непонятно, потом дополню.
Мама рассказала им, что Довиле и в самом деле ей как сестра. С первого класса сидели за одной партой - Довиле и Живиле. Тогда обе были одинакового роста и даже немножечко похожи. Потом Довиле обогнала подругу. Она прекрасно рисовала, пела, хорошо училась, имела уйму поклонников, а Живиле оставалась как бы в тени. Приуныла, захирела, обрезала от огорчения свои косы. Сделалась совсем как мальчишка. В школьном оркестре играла в мальчишеской одежде на дудочке - бирбине. Носила брюки, кепку, поэтому в классе ее прозвали Довасом. Когда Довиле из-за ее высокого роста пересадили на заднюю парту, вместе пересел и Довас. Чтобы лучше видеть с доски, она подкладывала портфель.