Позавчера и послезавтра [= Чехарда] - Анатолий Алексин 5 стр.


Маргарита Васильевна требовала, чтобы программа на репетиции выглядела точно так же, как на концерте. Поэтому я выходил на авансцену, объявлял номера и произносил объяснительный текст.

Когда я объявил "Ноченьку" из оперы Рубинштейна "Демоц" и сказал все, что нужно было, о поэме Лермонтова, которая "легла в основу", в Малом зале появился Дирдом.

- Я пришел, чтобы сообщить вам наиприятнейшее известие! - начал он. Испугался, что мы не поняли, и пояснил: - Если перефразировать реплику городничего из комедии "Ревизор". - Потом он гордо оглядел нас всех: Только что я подписал приказ о создании ансамбля "Взвейтесь кострами!..". Он органично включит в себя вас, всю нашу хореографию и оркестр.

- Ура! - крикнул я. Меня поддержала средняя группа.

- Вы на репетиции, - произнесла Маргарита Васильевна, взглянув на меня.

- Продолжайте работать, - сказал Дирдом. И удалился.

- Маргарита Васильевна, разрешите мне выйти, - сказал я.

- Но ведь репетиция не окончена.

- Я должен выйти. Простите, пожалуйста…

Она сделала вид, что очень удивлена.

Я вышел из Малого зала и помчался по коридору. Внизу, возле кассы, был автомат… Я должен был сообщить Виктору Макаровичу о том, что мы победили!

Пробегая мимо доски приказов, я притормозил, остановился…

В центре доски висел новенький приказ по - Дому культуры. Он сообщал о том, что создается пионерский ансамбль "Взвейтесь кострами!..". А во втором пункте было написано:

"Художественным руководителем утвердить Евгения Аркадьевича Наливина, заслуженного артиста республики".

- Ты что, уснул? - спросила меня уборщица, подметавшая коридор.

Я десятый или двадцатый раз перечитывал второй пункт приказа. Нельзя сказать, что я не верил своим глазам… Я не верил тому, что это кто-то мог написать, кто-то напечатать на машинке и вывесить в коридоре.

"Как же так? - спрашивал я себя. - Как же так?!"

Я без разрешения вошел в кабинет. Дирдом разглядывал афиши, висевшие на стене.

- Художественным руководителем должен был быть Виктор Макарович… сказал я. - Это ведь было решено!

- Кем решено? - спокойно спросил Дирдом.

- Об этом все знали. И мама и я…

- Вы с мамой? - рассмеялся Дирдом. - Вы назначили художественного руководителя? Исходя из чего?..

- Виктор Макарович всю свою жизнь… Он сорок лет…

- Стаж работы - это еще не все, - ответил Дирдом. - Исходить надо из интересов Дома культуры. Заслуженный артист, всему городу известный певец, приходит к детям!

Руководит нашим ансамблем!.. Неужели ты не понимаешь, как это прекрасно? Для афиши, для лица нашего Дома, для зрителей…

- Это невозможно, - сказал я.

- То есть как… невозможно? В коридоре висит приказ.

- А Наливин? Неужели он согласился?!

- Я ему объяснил. И он понял. В отличие от тебя…

Искусство - жестокая вещь.

- Это вы - жестокая вещь! - сказал я.

Дирдом испугался. Наверно, у меня было такое лицо…

Он ничего не ответил, не выгнал меня из комнаты.

- Но ведь Наливин сказал, что не хочет работать с детьми. Я сам слышал…

- Он пошутил. Кто же не любит детей? Ты пойми… Виктор Макарович - это пройденный этап. Будущее - за Наливиным!

- Потому что он - заслуженный?..

- Заслуженно заслуженный! Как сказал Виктор Макарович, которого я уважаю не меньше, чем ты. К тому же и молодой! Или, как говорят, перспективный. На таком имени наш "костер" взовьется гораздо выше и ярче.

Очень довольный последней фразой, Дирдом как бы опять проглотил стакан сладкого морса и заулыбался.

- Но Наливин собирался идти туда, где учат… вокалу.

Я сам слышал.

- На наше счастье, там не оказалось вакантного места!

- А Лукьянов?

- Откуда ты знаешь Лукьянова? - Дирдом внимательно взглянул на меня.

- И он согласился?

- Он всегда исходит из интересов дела. А откуда ты его знаешь?

Мне казалось, что ждать нельзя, что дорога каждая минута. Как будто речь шла о спасении тяжелобольного. "Надо разыскать маму и папу! Немедленно!.." - решил я. И выбежал из кабинета.

Бухгалтерия находилась на втором этаже управления строительства, а отец работал на третьем. Но я не только поэтому решил сперва побежать к маме. Престо я знал, что она-то уж не растеряется и найдет выход из положения.

И потом… в трудные минуты мама всегда умеет взять себя в руки. "Собраться", как говорит отец.

"Этого не может быть! - рассуждал я сам с собой по дороге. - Мама придумала все это ради того, чтобы Виктор Макарович… не уходил, не расставался с нами. Разве сможет Наливин?.. Но он согласился! А Виктор Макарович обнаружил у него голос… Наливин сам говорил. Называл учителем… Он, должно быть, не знает, что в ад попадают "предатели благодетелей". Люди, не помнящие добра… Но не в этом дело! Надо исправить… Пока Виктор Макарович не узнал!"

Нужен был пропуск. Я стал звонить снизу… Но телефон бухгалтерии, конечно, был занят.

И вдруг я увидел маму. Она шла как ни в чем не бывало, держа в руках пачку бумаг.

- Что случилось? - спросила она, заранее беря себя в руки.

- Вывесили приказ! Его Дирдом написал… Художественным руководителем будет Наливин!

- Что? Что?!

- Наливин… Он согласился! Дирдом ему объяснил, что это хорошо для афиши. А Виктора Макаровича… мы обманули.

- Не повторяй моей обычной ошибки. Не паникуй раньше времени!

На самом деле мама никогда не впадает в панику. Просто в последнее время она все чаще стала приписывать себе то, чего я, по ее мнению, не должен был делать. Маме кажется, что до меня быстрее дойдет, если я буду знать, что она испытала эти ошибки на себе самой и сама убедилась в их ужасных последствиях.

- Надо идти к Лукьянову, - сказала мама. - У него совещание. Но это неважно. Пойдем… Ты скажешь свое мнение от имени хора!

- И папу захватим.

- Он разволнуется. А впрочем…

Отец переводил взгляд с мамы на меня, будто спрашивал: "Правда ли это?.."

- А Лукьянов разве не знал? - уже вслух спросил папа. - Ты не говорила ему о Викторе Макаровиче?

- Говорила… Но не акцентировала на этом. Я знаю Лукьянова. У него свои принципы. Ставку надо было выбивать не ради определенного человека, тем более пенсионного возраста, а ради дела. Но ведь другой кандидатуры;и не было!

- Идем к нему! - решительно заявил отец. И пошел впереди, хотя обычно в таких случаях нас за собой ведет мама.

У Лукьянова шло совещание.

- Я загляну… - сказал папа.

Секретарша как бы защитилась от него обеими руками:

- Ну, это уж на вашу ответственность!

Через минуту Лукьянов вышел в приемную.

Как я и предполагал, он был высоким, стремительным.

Лицо его было не просто приятным и открытым, как у меня на концертах, но еще и красивым. И загорелым.

- Что такое? - не здороваясь, спросил он.

- Надо вам рассказать… - начала мама.

- Это срочно?

- Да! - сказал я.

Он взглянул на меня с удивлением, но даже не спросил, кто я такой.

- Давайте!

Он распахнул дверь, которая была напротив его кабинета.

- В чем дело?

- Речь идет о художественном руководителе ансамбля, - сказала мама., Этот вопрос решен положительно.

- В том-то и дело, что нет!

- Как нет? Единица утверждена.

- Но персональное назначение… неверное, - продолжала мама. Утвержден не Виктор Макарович, а другой человек.

- Ну, в такие детали я вникать не могу…

Тут произошло неожиданное: папа повысил голос.

- Нет, вы прекрасно знаете, что любой проект, любая машина состоят из деталей. И вы постоянно вникаете… Но и художественное произведение, и человеческая жизнь - все, все состоит из деталей!

- Директор Дома сообщил мне вчера, что Виктор Макарович сам решил отдохнуть. Что ему врачи запретили…

- Дебет с кредитом явно не сходятся! Он обманул вас, - сказала мама.

Отец передвинул письменный прибор на столе:

- Тот же самый директор Дома сказал, что Виктор Макарович - уже "пройденный этап". Это ваше любимое выражение. Но человек не может быть пройденным этапом! - Отец решительно вернул письменный прибор на прежнее место. - И вообще я должен сказать… Что значит "пройденный этап"? Наша с вами жизнь покоится на "пройденных этапах". Как на фундаменте! Не надо быть строителем, чтобы знать, что без фундамента здание рухнет.

Недавно я слышал что-то очень похожее. Но Виктор Макарович говорил о книге, а отец о фундаменте. Потому что был инженером.

Лукьянов папу не узнавал.

- А я держал вас за чересчур деликатного человека. Это мне нравится!

Отца многие считают чересчур деликатным.

"Ты немного недопонимаешь", - говорит мне папа в тех случаях, когда я вообще ничего не понимаю. Например, когда он помогает мне решать математические задачки. "Вот видишь, как у тебя все получилось!" - говорит он. А на самом деле все получилось не у меня, а у него. "Это не совсем так", - говорит папа, когда что-нибудь совсем уж не так.

Он умеет подсказать, вроде бы не подсказывая. Так бывает и с моими задачками, и со звонками Лукьянова.

- Вот видите, как вы отлично придумали! - говорит он Лукьянову по телефону.

- Это же ты придумал, - возражает мама, когда папа вешает трубку.

- Он и без меня все это знал.

- Знал бы, так не звонил!..

И возражает папа людям так, что, кажется, он просто дополняет их собственные мысли.

А тут он почти кричал. И на кого? На Лукьянова!..

- Разве можно не ценить людей, которые уже сыграли свою роль, выполнили, так сказать, свою функцию? - продолжал папа. - Так, простите, и мать с отцом недолго вычеркнуть из памяти. Они ведь тоже выполнили свои функции: родили нас, подняли на ноги. Оглянуться назад - вовсе не значит отступить! - Лукьянов продолжал не узнавать его. - А Виктор Макарович мог бы еще долгие годы исполнять свою роль. Назвать его "пройденным этапом"?!

- Это не я назвал, а директор Дома культуры.

Лукьянов оправдывался перед отцом.

- Виктора Макаровича я давно знаю, - сказал он, - очень давно! Я пел у него в хоре.

- Вы… пели? - переспросила мама.

- Недолго. Певцом я не стал. Так что практически это не имело значения.

- Это не могло не иметь значения, - сказал папа. - Не надо делать вид, что мы появились на свет такими же, какие мы с вами сейчас. Все имело значение! Мы часто слышим:

"Никто не забыт и ничто не забыто!" Разве это должно относиться только к военным подвигам? По-моему, ко всему доброму, что делают люди… Я это давно вам хотел сказать.

- Вот и сказали, - ответил Лукьянов.

- Но как же, если вы пели… можно было не позвонить Виктору Макаровичу? Не проверить?.. - спросил отец.

- Вы знаете, какие сейчас напряженные дни! - ответил Лукьянов. - У меня на календаре… там, в кабинете, записано: "Позвонить Караваеву". Хотел узнать о здоровье. В таком вот плане. Потому что директор Дома меня заверил… - Лукьянов зашагал по комнате. - Давно я не видел Виктора Макаровича. Должно быть, лет двадцать. В Дом культуры хожу главным образом на собрания. Времени нет. К сожалению… - Лукьянов остановился. - А он-то что же не мог о себе напомнить?

- Неудобно, наверно… напоминать, - сказала мама.

- У меня тоже одна голова! И в ней иногда не хватает места…

- Сердце в этом смысле гораздо вместительней, - уверенно сказал папа. - да, понимаю. - Лукьянов сел за стол, на котором стояли целых три телефона. Он уже не был таким напряженным, стремительным. И хотя в кабинете у него шло совещание, он как будто не торопился. - Нехорошо получилось…

- Дирдом во всем виноват! - сказал я.

- Кто?

- Директор…

- Дирдом? - Лукьянов громко захохотал. - Это мне нравится! Очень подходит… Я думаю, еще не поздно переиграть!

Лукьянов нажал на кнопку. Вошла секретарша, и он сказал, чтобы она соединила его с Дирдомом.

Я думал, что Лукьянов будет кричать на Дирдома, стучать по столу. Но он не кричал.

Не поздоровавшись, он тихо и четко произнес:

- Вы ввели меня в заблуждение. Виктор Макарович мог остаться! - Дирдом что-то ответил. - Консилиум? - Дирдом опять что-то сказал. - Сейчас у меня нет времени. Потом я вникну во все детали. А пока отмените приказ… То есть как поздно?

Дирдом что-то объяснял. Ничего больше не сказав ему, Лукьянов повесил трубку.

- В сегодняшней вечерней газете будет заметка: "Из театра - в самодеятельность. Заслуженный артист приходит к детям!" Или что-то в этом роде, - сообщил он. И взглянул на часы. - Уже пять… Газета печатается.

- Виктор Макарович говорил: "Я счастливый человек: никогда не расстаюсь с детством!" Теперь, значит, придется расставаться… - сказала мама.

- Ни в коем случае! - Лукьянов поднялся. - Мы найдем другое место.

- Другого места для него быть не может, - сказала мама.

- А не вернуть ли его на прежнюю должность?

- Дирижером? Там ведь Маргарита Васильевна… - осмелился возразить я.

- Она вернется на свое прежнее место.

- Виктор Макарович не согласится.

- Почему?

- Я вам не могу… объяснить…

Лукьянов почему-то поверил мне.

- Надо пораскинуть мозгами! - По примеру отца он чуть не смахнул на пол письменный прибор. И обратился к маме: - Вы зайдите ко мне завтра по этому вопросу. - Потом обратился к отцу: - А вы зайдите сегодня. По поводу третьего цеха… Надо пораскинуть мозгами!

Он ушел к себе в кабинет, так и не поинтересовавшись, кто я такой. Может быть, он догадался?

- И все-таки я люблю его, - сказал папа. - Он - голова.

- А душа?.. - тихо спросила мама.

- И душа есть. Только ей некогда себя проявлять…

8

Когда я вечером пришел к Виктору Макаровичу, он уже все знал.

- Откуда?.. - спросил я.

- Мне позвонил Петя Лукьянов.

Своих бывших учеников он называл так же, как называл раньше, когда они были детьми.

- Но почему же вы не сказали нам, что Лукьянов пел у вас в хоре?!

- Он сам об этом никогда не вспоминал… Я думал, что эта страница биографии ему почему-либо неприятна.

- Неприятна? Ничего подобного! Просто он не стал певцом. Значит, практически это для него не имело значения!

- Он был очень способным мальчиком. Не у меня… а потом. Побеждал на математических олимпиадах. Я на него не сержусь.

- А на этого певца?

- На Женю Наливина? - Виктор Макарович помолчал. - В ошибках учеников, вероятно, и учителя виноваты.

- Ну, уж нет! - возмутился я. - Только он виноват.

Только он! И еще Дирдом…

- Хорошо, что Маргарита Васильевна дирижирует хором, - неожиданно сказал Виктор Макарович. - Она все сбережет… Я уверен.

- Сбережет! Она сбережет! - закричал я. - А с этим художественным руководством… Лукьянов сказал: "Нехорошо получилось". Он хотел все абсолютно переиграть. Но опоздал…

- Это было бы невозможно, - сказал Виктор Макарович.

- Почему?

- Ну, во-первых, Женя Наливин мой ученик. А во-вторых, победа за чужой счет… это почти поражение. - Он подошел к окну. Мне показалось, для того, чтобы скрыть от меня лицо. - Кажется, пора подводить итоги…

- Ни за что! - закричал я. - Ни за что… Лукьянов с мамой еще такое придумают! А вы пока отдохните… Вот если бы мне предложили сейчас отдохнуть, я был бы счастливейшим человеком! А помните, вы сочинили две песни? Они ведь имели огромный успех. Еще сочините!.. А мама напишет текст. Она сейчас как раз в литературном кружке!

- Добрый ты мой "объявляла", - сказал он, не отрываясь от окна.

1973 г.

Назад