- Может быть, заново распечатал пленку. Или, если он продолжает увлекаться фотографией, у него дома есть специальная темная комната.
- Швинн, - сказал Майло. - Да провались они пропадом, все твои предположения, Алекс. Этот тип мне не доверял, когда мы вместе работали. Почему он попытался связаться со мной сейчас?
- А что, если двадцать лет назад он что-то узнал, а теперь готов поделиться с тобой информацией? Например, назвать имя источника, который навел его на Боуи Инголлса и рассказал про вечеринку. Может, замучило чувство вины из-за того, что он утаил сведения, и теперь Швинн хочет очистить совесть? Сейчас ему, наверное, около семидесяти, а вдруг он болен или умирает? Или просто задумался о жизни - иногда с возрастом такое происходит. Он знает, что сам уже ничего не может сделать, а ты можешь.
Майло задумался над моими словами. Снова снял перчатки, посмотрел на холодильник, но не сдвинулся с места.
- Мы с тобой можем потратить целый день, придумывая разные теории, но ведь альбом мог прислать кто угодно.
- Ты так думаешь? - спросил я. - Газеты ничего не написали про убийство Джейни. Значит, к составлению альбома причастен человек, имеющий доступ к внутренним документам. А как насчет безоглядной веры Швинна в то, что когда-нибудь наука станет инструментом в расследовании преступлений? Этот день пришел, верно? Тесты ДНК и прочие полезные вещи… Если образцы крови и спермы сохранены…
- Я даже не знаю, была ли сперма, Алекс. Швинн считал, что это преступление на сексуальной почве, но мы не видели результатов вскрытия. Как только мы перестали работать вместе, я не держал в руках ни одной официальной бумаги по этому делу. - Майло изо всех сил треснул громадным кулаком по столу. - Дерьмо собачье!
Я молчал.
Майло начал расхаживать по столовой.
- Ублюдок! У меня появилось сильное желание поговорить с ним с глазу на глаз. Если это он - тогда почему он прислал альбом тебе?
- Заметает следы, - ответил я. - Швинн знает, что мы работаем вместе. Еще одно доказательство того, что его продолжают интересовать дела полиции.
- Или мы имеем дело с человеком, который читает газеты, Алекс. В деле Тик наши имена появились вместе.
- И ты вышел победителем, разобрался в сложном деле. Швинн, возможно, не любил тебя, не уважал и не доверял, но следил за твоей карьерой и поменял свое мнение.
- Подожди немного. - Майло взял стакан. На дне осталось чуть-чуть водки. - От твоих бесконечных предположений у меня раскалывается голова. Иногда я задаю себе вопрос: что в действительности лежит в основе нашей дружбы?
- Ну, это легко, - ответил я. - Общая патология.
- Какая патология?
- Неспособность отказаться от интересного дела. Швинн - или тот, кто прислал "Книгу убийств" - это знает.
- Да уж, пошел он чертовой матери! Я не попадусь на его удочку.
- Твое дело.
- Вот именно.
- Понятно, - сказал я.
- Терпеть не могу, когда ты так себя ведешь, - заявил Майло.
- Как?
- Говоришь "понятно", как будто ты вонючий дантист.
- Понятно.
Майло размахнулся, и огромный кулачище устремился к моей челюсти. Но он лишь легонько коснулся меня и произнес:
- Бум!
Я указал на голубой альбом.
- Ну и что, по-твоему, я должен с ним сделать? Выбросить?
- Ничего не делай. - Майло поднялся на ноги. - Я чувствую себя немного… мне нужно вздремнуть. Комната для гостей в порядке?
- Как всегда. Приятных тебе снов.
- Спасибо, приятель.
Он отправился в глубину дома, но вернулся минут через десять, без галстука, рубашка болтается поверх брюк. Выглядел он так, будто за шестьсот секунд его посетили кошмары, которых хватило бы на целую ночь просмотра.
- Что я собираюсь сделать, - сказал Майло, - так это разыскать Швинна. Если я его найду и выяснится, что он послал тебе альбом, мы с ним немного поболтаем, уж можешь мне поверить. А если он тут ни при чем, мы забудем это дело.
- Похоже на план.
- Что? Тебе не нравится?
- Мне нравится, - кивнул я.
- Вот и отлично. Потому что другого не будет.
- Здорово.
Майло снова надел перчатки, взял альбом и направился к двери.
- Пока. Было почти весело. - Стоя на пороге, он добавил: - И будь дома, когда позвонит Робин. Поговори с ней, Алекс. Ты должен все уладить.
- Конечно.
- Не люблю, когда ты такой смирный.
- Тогда пошел к черту!
- Понятно, - заявил он и ухмыльнулся.
Я довольно долго сидел в столовой. Настроение у меня было паршивое. Я не знал, позвонит ли мне Робин из Юджина, и решил, что если в течение следующих двух часов не позвонит, я уйду из дома.
Заснул я прямо за обеденным столом, а через два часа меня разбудил телефон.
- Алекс!
- Привет.
- Наконец-то мне удалось тебя поймать, - сказала она. - Я столько раз пыталась.
- Меня не было. Извини.
- Не было в городе?
- Нет, я выходил по делам. Как ты?
- Прекрасно. Турне проходит просто великолепно. О нас много пишут в газетах. На концерты собираются огромные толпы.
- Как Орегон?
- Зеленый, очень милый. Но я в основном вижу сцену и аппаратуру.
- Как Спайк?
- Он… привыкает… Я по тебе скучаю.
- Я тоже по тебе скучаю.
- Алекс…
- Что?
- Ты в порядке?
- Конечно… Скажи-ка, секс, наркотики и рок-н-ролл - это то, что про них говорят?
- Все совсем не так, - ответила Робин.
- В какой части? Про секс или наркотики? Молчание.
- Я действительно очень много работаю, - сказала Робин. - Все много работают. Турне организовано просто великолепно, предусмотрено все до мельчайших деталей.
- Здорово.
- Я получаю удовольствие.
- Надеюсь, - заявил я.
Снова повисло молчание, более длительное.
- Я чувствую, - сказала наконец Робин, - что ты очень от меня далеко. Пожалуйста, пусть это не будет в прямом смысле.
- Только в фигуральном?
- Ты сердишься.
- Нет, я люблю тебя.
- Я правда по тебе скучаю, Алекс.
- Ничто не мешает тебе вернуться домой, - заметил я.
- Все не так просто.
- Почему? - спросил я. - Твое турне превратилось в тяжкий рок, наручники и цепи?
- Пожалуйста, не нужно так, Алекс.
- Как?
- Мне не нравится твой сарказм. Я знаю, ты на меня злишься, и, наверное, это главная причина, по которой ты мне не позвонил сразу, но…
- Ты от меня уехала, а я плохой? - уточнил я. - Да, мы скучаем друг по другу, потому что я был в не слишком подходящем состоянии, чтобы с кем-нибудь разговаривать. Дело не в том, что я разозлился, просто почувствовал себя каким-то… опустошенным. Потом попытался тебе позвонить, но ты совершенно верно заметила - ты очень занята. Я не сержусь, я… делай, что считаешь нужным.
- Ты хочешь, чтобы я все бросила?
- Нет, ты мне никогда этого не простишь.
- Я хочу остаться.
- В таком случае оставайся.
- О, Алекс…
- Я постараюсь быть мистером Весельчаком, - пообещал я.
- Нет, мне этого не нужно.
- У меня, наверное, все равно не получилось бы. Я никогда не умел притворяться - думаю, мне не удалось бы подружиться с твоими новыми приятелями.
- Алекс, прошу тебя… проклятие, подожди, не вешай трубку! Меня зовут, у них что-то случилось. Черт побери, я не хочу так заканчивать разговор…
- Делай то, что нужно, - сказал я.
- Я позвоню попозже. Я люблю тебя, Алекс.
- И я тебя люблю. Щелчок.
Отлично сработано, Делавэр. И зачем только мы отправили тебя в школу психологии?
Я закрыл глаза и попытался прогнать из головы все мысли, а потом заставил себя вспомнить снимки из альбома.
Наконец я нашел образ, который искал, и решил рассмотреть во всех деталях.
Изуродованное тело Джейни Инголлс.
Мертвая девушка оказала мне последнюю услугу, когда я представил себе боль, которую она испытала.
ГЛАВА 12
Сенсорная депривация[12] обладает одним неоспоримым достоинством - обостряет восприятие. И тогда план - любой план - помогает почувствовать собственную значимость.
Когда я вышел из дома, солнце ласкало лицо, точно руки любимой женщины, а деревья окутывала мягкая зелень, сияя в лучах ласкового солнца, - картинка, напомнившая мне, почему люди стремятся перебраться в Калифорнию. Я забрал почту - ничего интересного, - затем обошел сад за домом и остановился около пруда, где резвились карпы, разбуженные моими шагами.
Десять очень голодных рыб. Я их осчастливил. А потом поехал в университет.
Я воспользовался карточкой преподавателя медицинского факультета, чтобы припарковаться в северной части университетского кампуса, направился в научно-техническую библиотеку, уселся перед компьютером и сначала проверил внутреннюю базу данных, а потом вышел в Интернет, где пробежался по нескольким поисковым программам.
Запрос по Джейни или Джейн Инголлс вывел меня на семейный сайт Инголлс-Даденхоффер из города Ганнибал, штат Миссури. Прапрапрабабке Джейн Марте Инголлс на следующей неделе исполнилось бы двести тридцать семь лет.
Набрав имя Боуи Инголлс, я попал в клуб фанатов Дэвида Боуи в английском Манчестере, а также в университет Оклахомы на сайт профессора истории, который был посвящен Джиму Боуи.
В Интернете имелась информация относительно нескольких Мелинд Уотерс, но ни одна из них даже отдаленно меня не заинтересовала. Женщина-физик по имени Мелинда Уотерс работала в лаборатории Лоуренса Ливермора, девятнадцатилетняя Мелинда Сью Уотерс из маленького городка в Арканзасе выставила собственные фотографии в обнаженном виде, а Мелинда Уотерс, адвокат, предлагала свои услуги в информационном бюллетене юридических услуг, Санта-Фе, Нью-Мексико.
Никаких криминальных историй или сообщений о смерти Джейни Инголлс или Мелинды Уотерс. Возможно, Майло прав: подруга Джейни действительно нашлась и вернулась к нормальной жизни без особых происшествий.
Я запросил имя ее матери - Эйлин - безуспешно.
Следующий шаг: Тоня Мари Стампф. Про подружку Швинна, с которой он развлекался на заднем сиденье полицейской машины, - ничего. Впрочем, это меня не удивило, я и не ждал, что престарелая шлюха заведет собственный сайт в Интернете.
Никаких сведений касательно Пирса Швинна мне обнаружить не удалось. Поиск по фамилии привел к тому, что на экране появилось несколько статей про велосипеды, а также сообщение, которое привлекло мое внимание, поскольку касалось события, происшедшего неподалеку, в Вентуре: еженедельный отчет о прошлогодней выставке лошадей. Одной из победительниц стала женщина по имени Мардж Швинн, которая разводила арабских скакунов в местечке под названием Оук-Вью. Я нашел его на карте - в семидесяти милях от Лос-Анджелеса, неподалеку от Оджая. Очень подходящее место для полицейского в отставке - маленький городок, сильно смахивающий на деревню. Я записал имя.
Семья Коссак отняла у меня много времени, и я прочитал кучу статей в "Лос-Анджелес тайме", а также в "Дейли ньюс" и дошел до самых шестидесятых.
Имя отца молодых людей, Харви Коссака-старшего, постоянно фигурировало в статьях, где рассказывалось о том, как он сносил городские здания, а на их месте строил торговые центры, участвовал в работе конфликтных комиссий и благотворительных мероприятий, где собирался цвет общества и политики высшего эшелона власти. Фонд Коссака поддерживал "Объединенный путь"[13], жертвовал деньги на исследования в области медицины, направленные на создание препаратов для борьбы со всеми известными болезнями, но никаких упоминаний о том, что он вносил деньги в Благотворительный фонд полиции. И ничего, что связывало бы его с Джоном Дж. Брусардом или полицейским управлением Лос-Анджелеса.
Я посмотрел на двадцатипятилетней давности официальную фотографию Коссака-старшего - невысокий, лысый, толстенький человечек с огромными очками в черной оправе, крошечным диспепсическим ротиком и явной любовью к большим квадратным карманам. Его жена, Ильзе, была выше его на полголовы, с бесцветными волосами, слишком длинными для ее среднего возраста, запавшими щеками, напряженными руками и сонными глазами. Если не считать того, что она председательствовала на благотворительном балу для девушек, впервые выезжающих в свет, который устраивали в клубе Уилшира, в общественной жизни Ильзе не участвовала.
Я проверил список гостей - девушек, приглашенных на бал, - и не нашел в нем имени Кэролайн Коссак, которая всегда ходила в одном и том же и, возможно, отравила соседскую собаку.
Харви-младший и Боб Коссак начали появляться на страницах газет, когда им перевалило за двадцать - через несколько лет после убийства Джейни Инголлс. Коссак-старший умер около восьмой лунки в уилширском гольф-клубе, и управление компанией перешло к сыновьям. Они немедленно взялись за дело, продолжили действующие проекты, а также финансировали съемки нескольких иностранных фильмов, ни один из которых не имел успеха.
Снимки, сделанные для "Календаря", рассказывали о том, как братья посещали премьеры, загорали в Каннах, участвовали в празднике "Пляска солнца"[14] в Парк-Сити, обедали в модных ресторанах, появлялись в обществе звезд и известных фотографов, богатых наследников и людей, знаменитых тем, что они знамениты, - в общем, стандартный набор голливудских развлечений.
У меня сложилось впечатление, что младший Харви Коссак обожал сниматься - его лицо всегда маячило на первом плане. Но если он считал себя фотогеничным, должен сказать, что он очень сильно ошибался. Приземистый, похожий на свинью, с редкими вьющимися светло-каштановыми волосами и рыхлой толстой шеей, на которой, словно на куске жира, прилеплена голова. Младший брат, Боб ("Бобо", потому что в детстве он обожал борца Бобо Брэзила), тоже красотой не отличался, но был не таким толстым, как брат. Свои длинные темные волосы он зачесывал назад так, что открывался низкий квадратный лоб, а усы в стиле Фрэнка Заппы, от которых подбородок казался еще меньше, похоже, являлись предметом его гордости.
Оба брата носили черные костюмы с черными футболками, но выглядели в них отвратительно. Харви вообще ничего не шло, а Боб производил впечатление человека, нарядившегося в одежду, украденную в магазине. Таким лицам самое место на задворках, а не в сиянии прожекторов.
Экранные приключения братьев продолжались года три, затем они резко сменили интересы и громко заговорили о необходимости приобретения футбольной команды - решили исполнить давнишнюю мечту отца. Собрав консорциум финансовых воротил, братья вынесли свое предложение на рассмотрение городского совета. Однако оно было отклонено членами совета, которые придерживались популистских взглядов, под предлогом того, что братья хотят заставить налогоплательщиков финансировать выгодный для Коссаков проект.
Идея развития спорта потихоньку увяла, как и игры в кинобизнесе, и в течение пары лет 6 братьях не было слышно. Затем Харви Коссак возник снова - на сей раз он преподнес общественности финансируемый федеральными властями проект восстановления жилого массива в долине Сан-Фернандо, а Бобо привлек к себе всеобщее внимание тем, что попытался снести голливудский кегельбан, который местные жители хотели сохранить как памятник, чтобы построить грандиозный торговый пассаж.
Некролог о смерти их матери появился в газетах три года назад. Ильзе Коссак умерла "…после длительной борьбы с болезнью Альцгеймера… закрытая служба, вместо цветов… пожертвования в…".
И по-прежнему ни слова про сестричку Кэролайн.
Я начал просматривать разные сайты и отчеты по периодическим изданиям в поисках сообщений об убийствах, совершенных в течение пяти лет после смерти Джейни Инголлс, но не нашел ничего хотя бы отдаленно похожего. Интересно, потому что садисты на сексуальной почве добровольно не бросают своих развлечений, так что, возможно, убийца Джейни умер или попал в тюрьму. Если это так, удастся ли Майло получить ответы на вопросы, которые его мучают?
Я спустился вниз, в отдел связей с общественностью, и изучил все старые номера журнала "ФБР на страже порядка", которые только смог отыскать, а также целые кипы периодических изданий, посвященных судебным разбирательствам и преступлениям. Джейни была убита с особой жестокостью, а раны, нанесенные ей, весьма необычны - например, снятый скальп, - и я рассчитывал, что мне удастся найти похожий случай.
Не удалось. В журнале ФБР рассказывалось о самых разных вещах, начиная с программы предотвращения особо тяжких преступлений и подробного разбора таких преступлений до статей, специально предназначенных для газет. Единственное сообщение о снятых скальпах отыскалось в отчете, переданном телеграфным агентством из Бразилии: родившийся в Германии доктор, сын нацистского эмигранта, убил нескольких проституток и сохранил их скальпы в качестве трофеев. В тот момент ему было около двадцати, значит, когда убили Джейни Инголлс, он еще лежал в пеленках. Все сначала бывают симпатичными малышами.
Возможно, убийца Джейни продолжал свои чудовищные развлечения, только не оставляя следов в виде тел.
Но даже мне самому эта версия казалась не слишком убедительной. Двадцать лет назад он бросил тело Джейни прямо у дороги и с годами должен был стать более, а не менее дерзким и самоуверенным.
Когда я вернулся домой, на автоответчике не оказалось ни одного сообщения. Тогда я позвонил Майло домой, и мне сонным голосом ответил Рик Силверман. Он работает хирургом в больнице "Скорой помощи". И в какое бы время я ни позвонил, у меня возникает ощущение, что я его разбудил.
- Алекс? Как дела? - спросил он самым обычным тоном - значит, Майло не сказал ему про Робин.
- Отлично, а у тебя?
- Я работаю, мне платят. Я не жалуюсь.
- Ты единственный врач, который не жалуется. Он рассмеялся.
- На самом деле я довольно часто ругаюсь, но когда возникает перебор, становится скучно. Я постоянно себе говорю, что должен радоваться - я получаю зарплату, и мне не приходится напрямую иметь дело с Комиссией по здравоохранению. Возможно, когда-нибудь наступит такой счастливый день, когда Майло будет оплачивать все счета.
- И тогда он отправится в Париж на большой показ моделей знаменитых кутюрье.
Рик снова рассмеялся, а я подумал: Париж? И откуда он только вылез, профессор Фрейд?
- Значит, ты работаешь? - сказал я.
- Только что вернулся после восемнадцатичасового праздника. Столкновение нескольких машин. Папочка и мамочка сидели впереди, двое детей на заднем сиденье, три года и пять, ни ремней безопасности, ни детских кресел. Папаша и мамаша остались в живых. Она даже будет ходить… ладно, хватит, а то мне придется тебе платить. Большого парня нет дома. Забежал пообедать и куда-то умчался.
- Сказал куда?
- Нет. Мы взяли домой еду из китайского ресторана, и я чуть не заснул над своей тарелкой. Когда проснулся, оказалось, он накрыл меня одеялом и оставил записку, что, возможно, будет некоторое время занят. Мне показалось, он немного взвинчен. Я чего-то не знаю? У вас с ним новое дело?
- Нет, - ответил я. - Все старое.