- Ну не для того же, чтобы поболтать с тобой в свое удовольствие.
- А кто они?
У Гранта были догадки, но он предпочел придержать их и лишь вяло пожал плечами:
- Лучше нам с ними не знакомиться.
Он глянул вниз со склона. Темная фигура исчезла. С дальней стороны дома кашлянул и завелся двигатель, и через несколько минут Грант увидел, как вниз по дороге в деревню проехала машина. Она втиснулась в узкий переулок между домами и исчезла. Марина стала подниматься, но в тот же миг Грант схватил ее за руку и дернул вниз так, что она чуть не упала на него. Марина отшатнулась, зарычав от ярости, и, когда она разогнулась, Грант заметил, как словно бы из ниоткуда у нее в руке блеснул маленький ножик.
- Что ты делаешь?
Платье ее сбилось, и вырез ворота съехал вниз. Она, кажется, этого не заметила.
- Туда нельзя возвращаться, - сказал Грант.
Он демонстративно перевел взгляд с ножа в ее руке на открытую кожу ниже ключиц. Из-под черного платья выглядывал бутончик белых кружев.
Марина поправила платье, подтянув ворот.
- Почему? Сначала являешься ты, когда я не хочу тебя видеть, а еще через час два головореза разоряют мой дом, словно дикие звери. Я должна считать это совпадением?
- Нет, конечно.
- Тогда какого черта ты указываешь, что мне делать?
- Потому что, если ты войдешь в свою дверь, это будет последнее дело, которое ты сделаешь в этой жизни.
Грант указал на дом. В окно было видно, что пол усыпан деревянными обломками, битой посудой, разорванными фотографиями, разбросанными украшениями. На этом фоне дуло винтовки казалось почти незаметным. Даже увидев, его можно было принять за один из обломков домашней утвари. Только когда оно шевельнулось, какое-то несоответствие светотеней насторожило взгляд. Марина, которая провела много времени в дозорах, высматривая именно такие признаки, заметила его тотчас.
- Один из них остался. - Марина снова присела. - Думаешь, он нас заметил?
- Если так, то мы скоро узнаем.
- А то можем его застать врасплох.
Ее глаза блеснули жестокой радостью - этот взгляд Грант запомнил еще с войны. Жители Крита ничто так не любят, как кровную месть, и фашистам пришлось дорого заплатить, чтобы это понять.
- У тебя револьвер. Я отвлеку его, пошумев у двери, а ты достанешь его через окно… - Она осеклась, увидев, что Грант отрицательно качает головой. - Почему нет?
- Потому что каждый час, который он просидит тут, поджидая нас, мы используем на то, чтобы убраться отсюда подальше.
Большую часть дня они прошагали в сторону горного массива, поднявшегося с восточной стороны горизонта. Перед самыми сумерками нашли пустую пастушью хижину на высокогорном лугу; предыдущий обитатель оставил дрова, одеяла и две банки из военного пайка - наверное, трофеи прошедшей войны. Грант развел огонь, они закутались в одеяла и сели, съежившись, вокруг огня. Вниз, в долины, уже пришла весна, но в горах еще держалась зима. На северных склонах в углублениях там и сям лежали пятна снега, а вершина до сих пор была покрыта белой шубой. Вокруг свистел холодный ветер, и Грант поплотнее завернулся в одеяло. Самым естественным было бы вдвоем закутаться в одно одеяло, как они и делали не раз холодными ночами во время войны, но он не осмелился.
Они поели, и Марина вытащила тетрадь. Поднесла ее к огню, и на страницах заиграли отсветы пламени. Грант боролся с опасением, что шальной уголек может положить конец их поискам еще до начала действий.
- За два месяца до оккупации Пембертон ездил в Афины. Я еще подумала: как странно, что он поехал, - ведь все знали, что немцы наступают, и на пароме почти не было мест, потому что солдаты ехали на фронт. Но он сказал, что ему надо ехать. Когда он вернулся, что-то изменилось. Он ничего не сказал, но я видела, что он захвачен какой-то новой идеей. Находил ли он новый участок для раскопок или предмет, который не мог однозначно классифицировать, он становился таким. Тогда на вилле долго горел по ночам свет, а сам Пембертон становился отстраненным, напряженным. Конечно, в те последние дни все были взвинчены, поэтому мы не очень обращали на него внимание. Потом уже я узнала, что он был на востоке острова, возле Ситеи. Он что-то искал.
- Поэтому ты и ведешь меня на восток?
- Да. - Марина посмотрела на тетрадь и нахмурилась, размышляя. - Если бы он что-то нашел, то записал бы здесь. - Она пропустила пальцы сквозь распущенные волосы. - Но я ничего здесь не нахожу.
Грант потянулся, чтобы заглянуть ей через плечо. В свете костра плыли ряд за рядом аккуратно прописанные символы, такие же далекие и непонятные, как и люди, которые придумали их. Греческие буквы он узнал и даже смог разобрать слова попроще, но значительная часть страницы была, похоже, отдана символам, каких Грант никогда в жизни не видел. Он тронул Марину за плечо и указал в тетрадь:
- Что это?
- Линейное письмо Б.
Он вспомнил, что она уже говорила это у себя в доме, до того, как появились головорезы.
- А что это такое?
- Алфавит. Древняя система письма. Она была найдена в Кноссе примерно пятьдесят лет назад.
- Так он греческий?
Она покачала головой:
- Он появился задолго до греков. И происходит… - Она помолчала, крутя в пальцах прядь волос. - Слышал про Тесея и Минотавра?
- Миф?
Она рассмеялась:
- Там, где работал Пембертон… и я, встречаются история и миф, словно река и море. - Пошарив по земле, Марина подняла небольшой камешек. - Камень - ничто. Но если я сделаю вот так… - Она положила его на бортик из камней, огораживающий костер. - Внезапно он обретает значение. Если люди в будущем найдут его, может быть через две тысячи лет, даже если они никогда не видели очага и не представляют, как он выглядит, то поймут, что человеческие существа построили его не просто так. И будут пытаться угадать для чего. Может быть, в середине круга они найдут следы пепла и сажу на камнях, а то и заржавевшую консервную банку и окурки от твоих сигарет. И они решат…
- Что мы тут ужинали?
- Что это было место проведения ритуалов примитивного столпного культа, несомненно, с фаллическим подтекстом. Что каменный круг был основанием колонны, которой мы, в своем первобытном невежестве, поклонялись. Что мы подносили приношения в металлических коробках и курили слегка галлюциногенное вещество, чтобы вызвать состояние божественного экстаза. Они решат, что зола и сажа появились, возможно, после того, как в ходе завоевательной или междоусобной войны священный столп был сожжен. И эту гипотезу опубликуют в своих почтенных журналах и станут спорить, принадлежали ли подобные места, найденные по всему острову, официальной религии, или тут речь идет всего лишь о соблюдении параллельных местных традиций. И будут абсолютно неправы.
Она подняла камень и отбросила его в темноту. Грант смотрел, как на ее лице пляшет отблеск костра.
- И какое отношение все это имеет к Минотавру? - спросил он.
- Это лишь доказательство, что, когда все остальное забывают, мифы все равно остаются. И иногда мифы, несмотря на свою обманчивость, рассказывают нам о прошлом больше, чем разрушенные стены и разбитые горшки. Никто на протяжении трех тысяч лет не верил, что здесь, на Крите, существовала великая доисторическая цивилизация, но все это время люди помнили историю о Тесее и Минотавре. Даже дети ее знали. А потом, пятьдесят лет назад, сюда приехал Эванс - на то место, которое упоминается в древних легендах. И все нашел. Дворец, похожий на лабиринт. Сосуды в виде быков, статуэтки быков, каменные рога - даже изображения юношей, исполняющих трюки на быках.
- А человеческий скелет, у которого череп с рогами, и клубок ниток рядом с ним?
- Нет. - Марина подтянула колени к груди. - Конечно, мифы искажают прошлое. Но здесь, на Крите, существовала самая ранняя в Европе цивилизация - более чем за тысячу лет до того, как начался золотой век в Греции, и за пятнадцать веков до римских цезарей, а три тысячелетия спустя от нее остались только мифы. Без них Кносский дворец был бы просто грудой камней. Когда Эванс сделал свое открытие, он назвал культуру минойской, в честь легендарного царя Миноса.
В золотистом свете костра ее лицо сияло, словно она, подобно древним сивиллам, могла видеть, что происходило давным-давно, тридцать веков назад. Она, кажется, даже не замечала, что Грант смотрит на нее в упор, пока наконец он не спросил, кашлянув:
- И как это все соотносится с записями в тетради?
- После минойцев остались не только развалины и отдельные предметы. Они оставили нам свое письмо. Было обнаружено два вида - письмо попроще, названное Эвансом линейным письмом А, и более поздний и сложный вариант, который он назвал линейным письмом Б. Большинство найденных образцов были записаны на табличках из сырой глины, которая запеклась, когда дворец горел.
- И о чем там говорится?
- Никто не знает, потому что никому не удалось их расшифровать. Это одна из величайших загадок археологии.
Грант еще раз посмотрел на тетрадь.
- А Пембертон старался разгадать ее?
- Нельзя не попытаться, работая в этой области. Для археологов это все равно что кроссворд, загадка, над которой можно поломать голову долгим зимним вечером у камина. Насколько мне известно, у Пембертона так ничего и не получилось.
- А в тетради?
- Нет… - Марина перевернула несколько страниц. - Слишком аккуратно записано. Он просто занес сюда некоторые надписи, но не пытался их перевести.
- А это?
Указав в тетрадь, Грант повел пальцем вниз по странице. Вверху располагалось несколько строк угловатых значков линейного письма Б, а ниже - простой штриховой рисунок. Он походил на тот, который мог бы сделать ребенок, - два треугольника по бокам от небольшой рамки с заостренными углами и ниже - две зазубренные линии. Выше, в центре страницы, над скругленным куполом словно парило стилизованное изображение какого-то животного, а по бокам его помещались птицы.
- Что-то минойское, - пробормотала Марина. - Но я никогда этого не видела. В собрании Кносского дворца я такого не помню.
Она перевернула страницу. На ней почти отсутствовали записи, кроме четырех строчек на греческом языке. Остальные страницы были чистыми.
- А что тут на греческом? - спросил Грант.
Строем становятся, битвою бьются по брегу речному;
Колют друг друга, метая стремительно медные копья.
Рыщут и Злоба, и Смута, и страшная Смерть между ними:
Держит она то пронзенного, то непронзенного ловит
Или убитого за ногу тело волочит по сече;
Риза на персях ее обагровлена кровью людскою…
Наверное, из-за дыма от костра голос Марины стал хриплым, а глаза заслезились.
- Это Гомер. "Илиада". Наверное, Пембертон ее читал, когда пришли нацисты. Это было последнее, что он написал. К картинке никакого отношения не имеет. - Она вернулась на предыдущую страницу и стала рассматривать набросок, словно это помогало ей удержать слезы. - Судя по рисунку… - Она сделала глубокий вдох. - Судя по рисунку, это примерно средняя или поздняя минойская эра. Зигзагообразные линии, скорее всего, чисто декоративны, хотя кое-кто рассматривает их как обозначение воды. Животное наверху… - Она прищурилась, поднеся тетрадь поближе к огню. - Наверное, это лев или сфинкс - в любом случае оно символизирует защищающие или охраняющие силы. А может быть, имеется в виду правитель. Птицы - голуби, они обычно обозначают святость места. В настоящем случае это подтверждается изображением храма в центре рисунка.
- Почему ты решила, что это храм?
- Наверху - бычьи рога. Это стилизованное изображение минойского храма. Точно так же как крест на здании обозначает, что там находится христианская церковь.
Марина смотрела в огонь. Грант не знал - размышляет ли она о том, что изображено на картинке, или думает о Пембертоне, но решил взять у нее тетрадь, прежде чем она уронит ее в огонь. Он посмотрел на картинку, а потом положил тетрадь на колено и с силой развел страницы до самого конца. Корешок затрещал, и Марина подняла глаза.
- Осторожнее.
- Что означает… - Грант, облизав губы, начал разбирать незнакомые буквы. - Фа… ранги… тон… некрон?
- Фаранги тон некрон? Где ты это прочитал?
Грант поднял тетрадь, показывая. На внутренней стороне страницы, почти у самой складки листа, вдоль рисунка снизу вверх были написаны греческие слова. Марина, выхватив тетрадь у Гранта, внимательно на них посмотрела.
- Ну да, - тихо произнесла она. - Фаранги тон некрон.
- Что это значит?
- Это место, название долины. На восточном берегу, возле деревни под названием Закрое. Слова означают… - Марина ненадолго задумалась. - Означают "Долина мертвых".
- Многообещающее название.
Глава пятая
Долина мертвых, Крит
Над ними, поблескивая под лучами солнца, вздымались скалы из красного камня. Переплетавшиеся ветви платанов и олеандров затеняли дно долины. Грант глянул сквозь листья, прикрыв глаза ладонью. Он и Марина находились в обширном ущелье, которое слегка изгибалось в сторону моря. Высоко над их головами на боках утесов виднелись ряды темных отверстий.
- Это гробницы, - сказала Марина.
Она рассталась со своим черным платьем, обменяв его в деревне, через которую они проходили, на пару военных брюк цвета хаки и блузку с короткими рукавами. Блузка была расстегнута как раз настолько, чтобы притягивать взгляд Гранта всякий раз, когда он считал, что Марина на него не смотрит. Ее темные волосы были стянуты в хвост на затылке, и хотя косметикой она не пользовалась, но выглядела превосходно: три дня ходьбы по горам окрасили ее кожу великолепным загаром. На плече у нее висел моток веревки.
- Людей хоронят в этих пещерах начиная с минойской эры, - продолжала она. - Поэтому и Долина мертвых.
- Меня это не очень пугает. Солнце светит, цветочки в поле цветут, птички поют.
- А для греков птицы чаще всего были вестниками смерти, связными между этим и тем мирами.
- О-о… - В веселом чириканье Гранту послышались мрачные нотки. - А кто-нибудь эти пещеры исследовал?
- Постоянно. - Марина поморщилась. - Проходит совсем немного времени, и то, что для одного поколения считалось реликвиями, для другого становится добычей. Археологи нашли несколько древних захоронений, но большинство из них исчезли давным-давно.
- Тогда почему…
- Нас не могилы интересуют. - Она вытащила из кармана листок бумаги, на который перерисовала изображение из тетради Пембертона. - Видишь рога? Мы ищем храм.
- А это разве не одно и то же?
- Минойцы не хоронили своих покойников в храмах. Пока не появилось христианство, этого никто не делал. Древние пришли бы в ужас от одной мысли о том, чтобы приносить мертвых к живым. Покойников они помещали в отдельных городах мертвых, некрополях. Вот, например, в этих пещерах.
- Так где же мы будем искать храм?
Марина задумалась.
- Хогарт, еще один археолог, вел раскопки в устье ущелья в тысяча девятьсот первом году. Он нашел несколько минойских домов, но храма там не было.
- Похоже, что место не хуже других, чтобы начать с него. Может быть, Пембертон нашел то, что не увидел Хогарт. - Взяв у Марины рисунок, Грант, прищурившись, принялся его разглядывать. - Говоришь, зигзаги изображают воду?
- Да они могут быть просто для украшения. Ведь нам никак…
- Посмотри. - Грант поднял листок вертикально, глядя вниз, в долину. - Эти два треугольника по сторонам - стены ущелья. Перед ними - море. А вот здесь… - Он постучал пальцем по центру рисунка. - Здесь храм.
Марина усомнилась:
- Думаю, не стоит считать, что минойцы подобным образом использовали пространственные соотношения.
- Ерунда. Они рисовали так, как видели.
- Неужели? - сурово спросила она. - А откуда тебе знать, как именно они видели несколько тысяч лет назад? Как тогда ты объяснишь, что лев парит в воздухе? Они так его и увидели?
- Может быть, это облако.
- А купол под ним? Радуга, что ли?
- Ты можешь предложить что-то получше?
- Нет, - вздохнула она.
Но удержать победу Гранту не удалось. Ущелье кончалось примерно в полумиле от берега, упираясь в крестьянские поля.
- Развалины, которые нашел Хогарт, должны быть где-то здесь, - раздраженно произнесла Марина. Она еще раз глянула на рисунок. - Что такое увидел здесь Пембертон, что навело его на мысль о Долине мертвых?
Костлявый вол тащил плуг по пыльному полю. Рядом с ним шел крестьянин в твидовой куртке, постукивая его по боку палкой, а полная женщина в платке наблюдала за ними.
- Может, спросим? - предложил Грант. - Вон у него - не видел ли он британского археолога, копавшего тут перед войной?
По лицу Марины промелькнуло такое выражение, словно она искала повод - любой - отказаться от идеи Гранта. Не найдя ни одного, она щелкнула языком и подошла к краю поля. Крестьянин и его жена молча смотрели на нее.
- Калимера сас, - окликнула их Марина.
- Калимера, - ответили ей.
Крестьянин, опершись на палку, стал изучать девушку. А его жена смотрела на Марину так, словно та сошла со сцены какого-нибудь парижского кабаре.
Марина, немного запинаясь, начала разговор. Грант знал греческий неплохо и мог бы, наверное, понять их беседу, если бы стал слушать. Но он не стал. Что-то его беспокоило.
Пембертон написал "Долина мертвых" на полях тетради, но они были не в долине. Грант повернулся и посмотрел в ущелье. Оно загибалось влево так, что с того места, где стоял Грант, представлялось, будто на повороте оно упирается в гладкую скалу. И там, как казалось, прямо над серединой ущелья, поднимался куполообразный холм.
- Он говорит, они ни разу никого не видели.
- Что?
Грант, сбитый с мысли, обернулся. Крестьянин с другого края поля без всяких эмоций наблюдал за ними. Его жена, отвернувшись, стала демонстративно погонять вола.
- Крестьянин. Говорит, никогда не видел здесь британского археолога. Может, и лжет, британцев здесь не очень любят, после того, как вы начали поддерживать марионеточное правительство в Афинах.
- Я здесь ни при чем, - возразил Грант. - Обернись-ка.
Марина обернулась.
- И что?
- Вот этот вид. - Бумага затрепетала на ветру, когда Грант ее поднял, чтобы сравнить с ландшафтом. - Утесы по бокам, море с этой стороны и холм посреди долины. - В небе над закругленной вершиной лениво парил орел. - Вон даже и птицы есть.
- А летающий лев?
- Спит, - усмехнулся Грант. - Давай посмотрим, сможем ли мы его разбудить.
Они пробирались между деревьями и камнями, усеявшими сухое русло реки. В самом ущелье, там, где над ними нависали утесы, они быстро потеряли вершину из виду, но продолжали идти вперед, стараясь держать путь как можно прямее.
- Минойцы часто ставили свои храмы на вершинах холмов, - сказала Марина, тяжело дыша. Уже почти наступил полдень, и ее рубашка прилипала к коже. - Наверное, надо попробовать забраться наверх.