- Можно не сомневаться, Мэтью, - сказала она, - что преступный элемент не только Англии, но и всей Европы смотрит в эту сторону и уже оценил открывающиеся возможности. Что бы это ни было: похищение людей, подлоги, общественное и частное воровство, заказные убийства. Господство разума и духа, чтобы получить противозаконную выгоду. Я бы могла дать вам список отдельных преступников, которых Нью-Йорк рано или поздно привлечет, но не эта мелочь меня заботит. Есть в подполье процветающее общество, которое дергает за ниточки. Очень влиятельная и беспощадная группа людей, вот сейчас они сидят за ужином, как мы, но занесли ножи над картой Нового Света, и аппетиты у них волчьи.
Она перестала помешивать соус и посмотрела Мэтью прямо в глаза.
- Вы говорите, что сейчас преступность не одолела правоохранительную систему. Но это сегодня. А будет еще много "завтра" в жизни этой колонии и этого города, Мэтью, и если мы не подготовимся к будущему, его вырвут из наших рук те, кто будет к нему готов. - Она подняла выгнутые брови. - И не будем, прошу вас, слепы к тому факту, что здесь уже действуют… скажем так, силы зла. Этот Маскер, как назвал его мистер Григсби. Было несколько убийств в Бостоне и Филадельфии, пока не раскрытых, и чем больше проходит времени, тем больше шансов, что такими они и останутся. О нет, зло уже здесь, Мэтью. И оно будет крепнуть и процветать, если не окажется сильной и организованной защиты закона. Сейчас она не такова.
Грейтхауз вернулся с бокалом вина, полным до краев.
- Я пропустил проповедь?
- Я как раз дошла до "аминь". Надеюсь, не слишком напугала нашего младшего партнера.
- Были, помню, такие, что опрометью кидались в дверь. - Грейтхауз устроился в кресле. - Что скажешь, Мэтью? Играешь с нами?
Пришло время для Мэтью задать неделикатный вопрос, но такой, которого избежать нельзя:
- Сколько мне будут платить?
- Ага! - улыбнулся Грейтхауз во весь рот. - Вот это наш человек! - И он поднял бокал, салютуя.
- Это будет договорено, - ответила миссис Герральд. - Можете быть уверены, что денег будет больше, чем вы в жизни видели, и плата станет повышаться по мере вашего обучения и роста вашего опыта.
- А какое обучение?
- Наверняка подвох, - подсказал Грейтхауз.
- Обучение из младшего партнера до полноправного, что может занять какое-то время, - был ответ. - Но ничего такого, с чем вы не сможете справиться, это я обещаю.
Мэтью не понравилось слово "обучение", но он предположил, что это может быть изучение нового языка или совершенствование в логике и дедукции путем дальнейшего чтения. И все же его колебания заставили Грейтхауза сказать:
- Знаешь, Мэтью, как портовые грузчики в Лондоне говорят? "Не парься из-за мелких ящиков. А все на свете - мелкие ящики".
- Я бы сказала, что бывают ящики покрупнее других, но чувство это мне понятно, - слегка улыбнулась миссис Герральд. - Вы нам нужны, Мэтью. Вам будут хорошо платить и у вас будет интересная работа. Может быть, и путешествовать придется много, и довольно скоро. И потребуется очень хорошее знание сложностей жизни и извивов преступного ума. Я вас не отпугнула?
- Нет, мадам, - ответил Мэтью твердо и сразу. - Ни в малейшей степени.
- Вот это я и хотела слышать. - Она выглянула в окно и увидела вдали, со стороны города, вспышку молнии. - Не думаю, что вам стоит ехать в такую темень и в такую погоду. Если вы согласны остаться, внизу есть спальня. Утром можете выехать на рассвете, если захотите.
Мэтью подумал, что это будет разумнее всего, и поблагодарил миссис Герральд за гостеприимство. Вечер продолжался. Грейтхауз принес из соседней комнаты шахматную доску и фигуры, расставил их и сыграл с Мэтью партию. Мэтью думал было, что он окажется легкой добычей после такого количества вина, но Грейтхауз яростно отбивался конями, пока наконец Мэтью не поставил ему мат слоном и ферзем.
После второй партии, где Мэтью с самого начала взялся за него всерьез и хладнокровно разгромил в пух и прах, фехтовальщик зевнул и потянулся во весь свой гигантский рост, так что косточки хрустнули. Потом он пожелал Мэтью спокойной ночи и удалился в каретный сарай, где обитал.
Миссис Герральд ушла спать уже во время второй партии, так что Мэтью отправился в небольшую, но уютную спальню внизу, разделся и надел ночную рубашку, которая была для него приготовлена. Он сполоснул лицо из таза с водой, щеткой и мятным порошком, тоже оставленными ему, почистил зубы, задул свечу и лег под одеяло под вспышки далеких зарниц над Манхэттеном.
Много о чем надо было подумать, глубоко поразмыслить, всесторонне рассмотреть. Примерно три минуты он размышлял о застольной "проповеди" миссис Герральд, но усталость навалилась на него и отключила так же быстро и верно, как он задул свечу.
И потому он не сразу пришел в себя, когда проснулся от сдернутого с него одеяла и света фонаря прямо в лицо. Все еще хлестал в темноте дождь, колотя в окно спальни. Мэтью сел, прищуриваясь на фонарь, яркий, как полуденное солнце.
- Встал и оделся. - Голос Хадсона Грейтхауза был деловым и трезвым, как воскресное утро. - Обучение начинается сейчас.
Глава двенадцатая
Под моросящим дождиком Хадсон Грейтхауз пригнал не совсем проснувшегося Мэтью в каменный каретный сарай, окна которого светились в темноте. Кажется, Мэтью дали подремать не больше двух часов, он был усталый как собака и едва шевелил руками и ногами. Грейтхауз посветил ему, пропуская в открытую дверь, и Мэтью оказался на земляном полу, где большим кругом были расставлены еще восемь фонарей.
Грейтхауз закрыл дверь и запер ее на здоровенный засов, что Мэтью не очень понравилось. Кареты здесь не было, а были ступеньки, ведущие на второй этаж, где, наверное, и жил Грейтхауз.
Этот последний повесил фонарь на крюк в стене, и тогда Мэтью увидел отблеск желтого света на рукоятях и гардах четырех клинков в ножнах, также висящих на стене. И это еще не весь арсенал владельца. Помимо шпаг, здесь были еще два пистолета, три кинжала и - кто бы мог подумать? - здоровенная праща.
- Миссис Герральд мне сказала, что ты понятия не имеешь о шпагах и пистолетах. Верно?
- Да, сэр. Это верно.
Пока Мэтью не увидел оружия, его неудержимо тянуло зевнуть, но сейчас он полностью проснулся - как свойственно человеку в приступе вполне объяснимого испуга.
- Значит, ты никогда не держал в руке шпагу?
- Нет, но… - Вообще-то он именно что держал в руках шпагу в тюремной камере Фаунт-Ройяля, но просто чтобы избавиться от нее, а не пустить в ход, так что это вряд ли считается. - Когда я был мальчишкой… то есть совсем еще маленьким… я был тогда в одной банде в гавани. Не настоящей, конечно. Просто сироты. Беспризорники, как я.
- Ты это к чему-то ведешь?
- Да, сэр. Мы дрались палками и делали вид, будто это шпаги. Войны понарошку.
- Случилось тебе убить кого-нибудь такой шпагой понарошку?
Грейтхауз подошел ближе, навис над Мэтью великаном, будто увеличиваясь с каждой секундой, и с ним росла его тень на стене.
- Нет, сэр.
- Кого-нибудь когда-нибудь чем-нибудь убил?
- Нет, сэр.
- Драться умеешь? Кулаками?
- Я… я точно помню, как дрались в банде. Но это было очень давно, и я с тех пор стал другим человеком. Изменился полностью.
- Вот в этом можно было бы остаться прежним.
Грейтхауз остановился перед ним и смерил его взглядом с головы до ног, будто увидел впервые. Лицо его в свете фонаря казалось высокомерным и презрительным. Мэтью подумал, что либо у Грейтхауза невероятные способности восстанавливаться после алкоголя, либо он просто может выпить бочку и не заметить.
- Ты тощий, - сказал Грейтхауз и обошел его по кругу. - С виду жидкий, как вода, и бледный как глиста. Ты когда-нибудь работал при свете дня на воздухе?
- Моя работа… по преимуществу умственная, сэр.
- Вот в том-то и беда с вами, с теперешней молодежью. Сидите на собственной… умственности и называете это работой. Значит, ты такой умный, да? Так ловко в шахматы играешь. А по-моему, ты позволяешь себе гнить заживо. Не мужик, а привидение. Откуда, кстати, у тебя этот шрам? Упал мордой на шахматную доску?
- Нет, сэр. Я… я его получил в драке с медведем. - Грейтхауз остановился, прервав свое кружение. - А могу я спросить, - вставил Мэтью, - откуда шрам у вас?
Грейтхауз помолчал, но все-таки ответил:
- От разбитой чашки. Ее моя третья жена бросила.
- А…
- А вообще вопросы здесь задаю я! - буркнул Грейтхауз. - Это ясно?
- Да, сэр.
Грейтхауз снова пошел вокруг Мэтью, круг за кругом. Потом остановился прямо перед ним.
- Если хочешь видеть шрам, сюда глянь. - Он расстегнул рубашку и показал действительно уродливый коричневый шрам, начинающийся под левой ключицей и доходящий до середины груди. - Удар кинжалом, пятого марта семьдесят седьмого. Метил в сердце, но я успел перехватить руку. Наемный убийца, переодетый монахом. А вот еще. - Он спустил рубашку с правого плеча и показал темно-лиловую впадину. - Мушкетная пуля, двадцать второго июня тысяча шестьсот восемьдесят четвертого года. Выбила мне руку из плеча. К счастью, костей не сломала. Она пронзила насквозь женщину, которая в тот момент оказалась передо мной. И сюда посмотри. - Он изогнулся, показывая зловещего вида шрам на ребрах с правой стороны. - Девятого октября восемьдесят шестого года. Вот что можно сделать рапирой, хотя у нее рубящего края нет. Этот гад вместо выпада ударил наотмашь. Обошлось мне в два сломанных ребра, месяц провалялся, чуть с ума не сошел. - Он осторожно, будто с почтением, дотронулся до шрама. - Дождь за три дня предсказываю.
Грейтхауз поднял рубашку на место и снова застегнул. Выражение его лица было скорее довольным, чем раздраженным.
Мэтью не мог не спросить:
- Вот это то, чего я должен ожидать?
В ту же секунду палец Грейтхауза уперся Мэтью в грудь так, что тот подумал, будто сейчас получит свой первый боевой шрам.
- Нет, - ответил Грейтхауз, - нет, если у тебя ума хватит. И удачи. И если ты мне дашь тебя научить, как себя защищать.
Мэтью ничего не сказал, но Грейтхауз будто прочел его мысли:
- Я тебе вот что скажу. Это я дрался с четырьмя сразу, когда один сумел просунуть рапиру через мою защиту, так что учиться у меня стóит. Ритма у него тогда не было, дергался в панике. Просто ему повезло, а мне нет. Пока я не восстановил дыхание и не выпустил ему кишки на весь переулок. Другому досталась резаная рана через все лицо, и тогда все живые бросились наутек.
- Вы их пощадили?
Грейтхауз уставился на костяшки пальцев, где Мэтью тоже увидел много мелких шрамов.
- Я пошел по кровавому следу и раненого добил. Колющим ударом в горло. Но ночь была темная, и это спасло двух других, хотя, наверное, кровопотеря и два сломанных ребра тоже меня несколько задержали. - Он резким шагом подошел к своему арсеналу и взял две рапиры. Вытащив их из ножен, он одну протянул Мэтью рукоятью вперед:
- Возьми. Коли меня.
- Сэр?
- Возьми рапиру и коли меня.
Мэтью принял клинок. Чертовски тяжелая штука! И ему показалось, что несбалансированная. Совершенно неестественный способ дать себя убить - пытаясь шевелить этим неуклюжим куском стали в воздухе. Он помахал рапирой из стороны в сторону, глядя, как отражается от нее свет. И ему показалось, что рабочий конец рапиры куда медленнее попадает в намеченное место, чем ему, Мэтью, хотелось бы.
- Ты ее держишь, как младенец - погремушку, - сказал Грейтхауз. - Возьми ее как мужчина, закрепи большим пальцем. Вот теперь правильно. Коли меня.
- А как мне стоять?
- Насчет стойки пока не волнуйся. Делай, как я сказал.
- Она мне в руке неудобна. У вас не найдется полегче?
Мэтью уже ощущал, как ноют мышцы предплечья. Природа не предназначала его быть фехтовальщиком.
- Это, бледная немочь, самая легкая. Ты держи клинок, вот и все. Локоть чуть согни. Вот так. Крепко держи. Крепче. Опусти плечо. Не руку, а плечо, я сказал. Так, правильно. Стой смирно.
Грейтхауз сделал рапирой круговое движение и хлопнул по рапире Мэтью плашмя, со звоном, и хотя удар был не сильный, дрожь стали прошла по руке Мэтью до самого затылка.
- Почувствуй клинок, - потребовал Грейтхауз, обводя рапиру Мэтью и ударяя по ней с другой стороны и продолжая переводить оружие и снова звенеть. Сарай резонировал, как колокольня. - Рапира состоит из двух частей: клинка и эфеса. На эфесе есть головка - вот этот шарик на конце - рукоять и гарда. Части клинка называются сильная - возле рукояти и слабая - возле острия. - Рапиры продолжали вызванивать свою музыку. - Блокировать - или парировать - удар или выпад нужно вот этой частью, сильной, вот как я это делаю. Если попробуешь парировать удар слабой частью клинка, то почти наверняка либо выпустишь оружие, либо сломаешь. Или тебя проткнут. На рубящие удары рапира не рассчитана, хотя ты видел, что при достаточной силе она может их наносить. Рапира создана для колющих ударов, проникновения острия в цель. Хватку ослабил, держи крепко! Сначала ты привыкнешь к ощущению оружия в руке, потом будем отрабатывать основы - терция, кварта, наступление, глубокий выпад, измерение дистанции, финт, ответ, батман, соединение и…
- Кажется, я научился этой штукой управлять, - перебил его Мэтью, хотя предплечье ныло хуже больного зуба.
- Рад, что ты так думаешь, - ответил Грейтхауз и тут же крутанул рапирой чуть сильнее и чуть под другим углом. У Мэтью внезапно разжались пальцы, руку будто ужалил шершень, и рапира вылетела, будто одна из комет Инкриза Мейзера.
- Извините, пальцы разжались, - сказал Мэтью, пытаясь вытряхнуть из руки жало.
- Они и сжаты толком не были. Я ж тебе велел большой палец в замок замкнуть. Подбери оружие и возвращайся где стоишь.
Мэтью повиновался.
Грейтхауз сказал:
- Сделайся тонким. Будто ты и так недостаточно тонкий, но это хотя бы к твоей выгоде. Показывай только правый бок. Ноги на одной линии со мной. Не так широко. Теперь слишком узко. Надо, чтобы в твоем выпаде была сила, но если слишком близко ставить ноги, трудно держать равновесие. Вот так, уже лучше. - Он медленно обошел круг сразу за фонарями. - Острие все время смотрит от себя. Не опускай его вниз никогда, разве что противник трех дюймов ростом. Так, хорошо. Теперь опускайся, будто садишься. Чуть сильнее. Левую руку держишь сзади, как руль. - Он снова остановился перед Мэтью. - Кончик клинка от себя. Чуть выше эфеса. Вот так, это хорошо. Теперь вытягиваешь правую руку вперед и правой ногой вперед как можно дальше - левая рука, тело и клинок на одной линии. Выпадай. Ну!
Мэтью бросил себя вперед, но его рапира не успела выйти из круга, как ее отбил в сторону клинок Грейтхауза.
- Еще раз. Корпус по линии. Левую ногу не поднимай и не волочи. И когда я говорю "выпадай", это не значит дергаться как ошалевший от жары мул. Сейчас мне нужна экономия движений, скорость придет потом.
Снова Мэтью сделал выпад, и снова рапиру чуть не выбили у него из рук.
- Я ее удержал! - гордо сказал он. - Вы видели?
- Да, моя ошибка. - Грейтхауз шагнул вперед, мелькнул быстрым движением клинок - рука Мэтью снова судорожно разжалась, а рапира воткнулась в грязь в десяти футах от него.
- В следующий раз, когда большой палец раскроешь, - мрачно пообещал Грейтхауз, - тебе всю жизнь потом будет хватать девяти пальцев на перчатках. Подними и вернись.
Мэтью послушался. Предплечье болело адски, но он стиснул зубы и решил хотя бы продемонстрировать силу духа.
- Возьми кварту - это позиция, которую я тебе только что показал. Теперь просто работай оружием. Режущий удар направо, возвращаешься в позицию, удар налево, выпад по центру. Спину держи ровно. Колени согни чуть сильнее. Спокойнее, не упадешь. Работай оружием, пока я не скажу остановиться.
Вот гад, подумал Мэтью. Он не знал, сколько еще выдержит рука, но черт его подери, если он сдастся.
- Теряешь форму, - сказал Грейтхауз, снова обходя по кругу. - Силы в руке нет, правда? Продолжай давай. Левую ногу не поднимай. Оглох, что ли? Корпус по линии!
Пот блестел на лице Мэтью, а он продолжал наносить режущие и колющие удары. Рапира весила, как наковальня, предплечье превратилось в кусок мяса без нервов. Зато плечо вопило, будто недорезанная свинья.
Ему показалось, что прошло не меньше пятнадцати минут, когда Грейтхауз сказал:
- Хватит.
Мэтью опустил оружие и принялся растирать руку, пытаясь вернуть ей жизнь. Он запыхался и тяжело дышал. Поразительно, сколько силы и энергии нужно, просто чтобы держать эту чертову рапиру, а уж тем более орудовать ею в бою.
- Сколько времени нужно, чтобы научиться? - спросил он между двумя частыми вдохами.
Грейтхауз убрал рапиру в ножны и повесил на кожаном ремне на плечо. Потом достал из кармана панталон короткую глиняную трубку, зажег ее спичкой от небольшого огнива и выпустил клуб синего дыма, проплывший над головой Мэтью.
- Лет десять, - ответил он. - В среднем.
Он убрал огниво.
- Десять лет?!
- Ты поздновато начинаешь. Меня начали учить в восемь.
- Тогда, может быть, мне нужно было бы начать с детского оружия?
- Вряд ли я смог бы тебя обучать, валяясь по полу от хохота. Да и вообще, не верю я в обучение взрослых на тупых деревяшках. Тебе нужно разработать кисть и предплечье и научиться держать корпус по линии. Деревяшки только создадут ложное ощущение прогресса.
- Вот не уверен, что смогу здесь добиться прогресса, с тупым или настоящим оружием.
Грейтхауз взял у него рапиру, обозначая конец ночной тренировки.
- Может быть, и нет, и наверняка не все люди пригодны к работе с рапирой или другим холодным оружием. Я-то знаю, что здесь многое надо помнить.
- Это сложнее, чем я думал, - согласился Мэтью.
- К несчастью, мы только ковырнули самый поверхностный слой этих сложностей. - Грейтхауз повесил обе рапиры на место, наклонился к полу и взял коричневую бутылочку. Открыв, он протянул ее Мэтью:
- На, глотни.
Мэтью ощутил запах спиртного куда раньше, чем бутылка оказалась вблизи его носа, но все равно приложился долгим глотком. Когда он вернул бренди, глаза у него заслезились.
- Спасибо.
Грейтхауз выпил, заткнул бутылку и снова взял в рот трубку.
- Шахматы ж тоже сложная вещь?
- Да. То есть поначалу. Пока не разберешься, что какая фигура может.
- Вот так же и с рапирой, только стремишься не заматовать короля и защититься от мата сам, а убить человека и не дать убить себя. Фехтование вот в чем подобно шахматам: и там, и там ты озабочен занятием обороноспособной позиции. Одинаково важны наступление и отступление - в шахматах это атака и защита. Ты должен все время думать над следующим ходом, следующим блоком, следующим выпадом. Ты должен иметь план, ты должен перехватить инициативу у своего противника. - Грейтхауз выпустил струйку дыма, оттопырив нижнюю губу. - Давай я тебя спрошу: сколько у тебя ушло, чтобы научиться играть в шахматы?
- Я думаю… много лет. Я все еще делаю больше ошибок, чем мне хотелось бы, но я научился исправлять их последствия.