- Я понимаю, что ты говоришь о нашем несогласии по поводу образа действий в некотором вопросе. Но я хочу, чтобы ты знал: я как следует подумал над тем, что ты говорил. Насчет Натана и всего прочего. - Мэтью остановился, держа бритву возле верхней губы. - Пусть мне не нравится положение вещей, но я понимаю, что иным оно быть не может. Так что я очень стараюсь оставить это дело, Джон. Очень.
- Это понимать так, что ты не таишь злобы?
Мэтью добрил губу и только потом ответил:
- Именно так.
- Ф-фух! - с видимым облегчением выдохнул Джон Файв. - Слава богу!
Вот теперь Мэтью стало действительно любопытно. Он вымыл лезвие и отложил его.
- Если ты пришел узнать, таю я на тебя злобу или нет, то я могу обещать, что нет. Но ведь ты здесь не для этого?
- Да, не для этого.
Мэтью чистым полотенцем стал вытирать лицо. Когда стало ясно, что без понукания Джон с места не сдвинется, Мэтью сказал:
- Я был бы рад услышать зачем. Если ты мне скажешь.
Джон кивнул. Вытер рот рукой и уставился на пол - все признаки, что он успокаивает нервы. Никогда Мэтью не видел, чтобы Джон был настолько не в своей тарелке, и одно это уже возбуждало его любопытство.
- Зову тебя на ужин, - сказал Джон, - и там тебе все расскажу. Скажем, в семь, в "Терновом кусте"?
- "Терновый куст"? Не самое мое любимое место.
- Там вкусно и дешево. И плачу я.
- А почему не сказать мне прямо сейчас?
- Потому что, - ответил Джон, - я каждый четверг ужинаю с Констанс и преподобным Уэйдом. И сегодня я бы особенно не хотел опаздывать.
- А чем сегодняшний день так выделяется из прочих?
- Тем, - ответил Джон, переведя дыхание глубоким вздохом, - что говорить с тобой мне нужно именно о преподобном. Констанс думает… думает, что…
Он замялся. Что-то такое, что он не мог заставить себя высказать.
- Что же она думает? - подтолкнул его Мэтью так же тихо.
Джон поднял глаза на Мэтью - запавшие, испуганные глаза.
- Она думает, что ее отец сходит с ума.
Эта фраза повисла в воздухе. На улице слышался женский голос - миссис Свей, живущая через два дома, звала своего сына Гидди к ужину. Лаяла собака, проскрипела проехавшая телега.
- Это еще не все, - продолжал Джон. - Есть вещи, которых она просто не понимает. Мне пора, Мэтью. Мне надо будет сидеть за столом, зная, что думает Констанс, и глядеть в лицо преподобного Уэйда и думать, что же я там вижу. Приходи, прошу тебя, в "Терновый куст" к семи. Тебе же все равно где-то поесть надо?
Мэтью собирался ужинать с семьей Стокли, но слова Джона меняли расклад. Разгульный "Терновый куст" был не тем заведением, которое бы Мэтью выбрал сам, но он понимал, что Джон Файв наверняка зовет его туда не только из-за кредита, хотя в этой таверне получить кредит было проще, чем в любой другой. Главное, что в "Терновом кусте" можно остаться незамеченным. Все внимание посетителей устремлено на игорные столы и разгуливающих проституток. И в это заведение точно не забредет ни преподобный Уэйд, ни кто-либо из его друзей.
- Ладно, - сказал Мэтью. - Раз ты так хочешь, в семь вечера в "Терновом кусте".
- Спасибо, Мэтью! - Джон хотел хлопнуть его по плечу, но увидел блеск нанесенной мази и сдержал руку. - Там и увидимся.
Мэтью поднял люк и выпустил гостя на лестницу.
Когда Джон Файв ушел, Мэтью стал раздумывать над его удивительными словами. "Сходит с ума"? И как же это проявляется?
"Мы вынуждены его оставить", - сказал Уэйд Вандерброкену над лежащим на улице трупом.
Шли они вместе или порознь? И если вместе, то куда?
"Давай по порядку", - напомнил себе Мэтью. Первым делом - выслушать, что хочет ему сказать Джон Файв, а потом решать, что это может значить.
Он аккуратно закрыл бритву и отложил ее, думая, что самые опасные края ближе всего к телу.
Глава четырнадцатая
Когда Мэтью без скольких-то минут семь подошел к "Терновому кусту", Джон Файв ждал его на улице. Было начало приятного нью-йоркского вечера. Светили звезды, дул теплый ветерок, в уличных фонарях горели свечи, возле таверны сидел человек с разбитым окровавленным носом и осыпал ругательствами всех проходящих.
- Черт тебя побери! - заревел он на Мэтью. - Ты думаешь, ты меня победил, да?
Он явно был не только битым, но и пьяным. Когда он попытался подняться, Джон Файв поставил ему на плечо сапог и небрежно усадил обратно.
За дверью с пятью треугольными стеклами (три треснутых) и гравировкой на дереве в виде терновника горели свисающие с потолочных балок грязные фонари. От дыма тысячи трубок эти балки стали чернее типографской краски, воздух казался гуще от струящегося тумана. В передней комнате, где бросалась в глаза стойка бара, стояли столы, за которыми сидели с десяток мужчин в разной степени опьянения, а женщины в облегающих нарядах с перьями заигрывали с ними, прохаживаясь по залу. Эта картина была Мэтью знакома по тем вечерам, когда он следил за Эбеном Осли. Он понимал, что наиболее привлекательные из этих дам - лучше одетые и с лучшими манерами, если манеры здесь вообще котировались, - были из розового дома Полли Блоссом на Петтикоут-лейн, а неухоженные и отчаянные приезжали на пароме из Нью-Джерси.
Тут же к Джону Файву и Мэтью подлетели четыре таких дамы в возрасте от семнадцати до сорока семи, соблазнительно облизывая губы. Накрашены они все были так нелепо, что Мэтью рассмеялся бы, не будь он джентльменом. Коммерция есть коммерция, а конкуренция здесь суровая. И все-таки эти дамы понимали, кто клиент, а кто нет, и когда Джон мотнул головой, а Мэтью сказал: "Спасибо, не надо", они почти одновременно отвернулись, пожимая обнаженными плечами, и жизнь пошла своим чередом.
Из соседнего зала донесся шум - ревущие мужские голоса. Это, как понял Мэтью, резвились в своей стихии приверженцы азартных игр.
К нему и Джону подошла апатичная официантка, несущая кувшин вина, и Джон Файв сказал ей:
- Мы вон там сядем, подальше. Мой друг хочет поужинать.
- Бараний пирог с репой и говяжьи мозги с вареной картошкой, - автоматически процитировала она сегодняшнее меню.
- А можно бараний пирог с вареной картошкой? - спросил Мэтью, и она ответила взглядом, говорящим, что, может, и можно, а может, и нельзя.
- И два стакана вина, - добавил Джон. - Портвейна.
Она двинулась на кухню, а Мэтью вслед за Джоном - в игральный зал, где дым виргинского табака висел уже по-настоящему плотно. Здесь люди с первого взгляда казались скорее тенью, чем плотью, сидели они за столами, где шлепали картами, наваливались на доски, где гремели и перекатывались игральные кости среди нарисованных цифр. Тут послышался еще рев, похожий на взрыв, и кто-то вбил кулак в доску с воплем:
- А, мать его, Халлок! Все на черное!
У Мэтью возникла мысль, что, быть может, в некоторых сумасшедших домах - бедламах, как их называют, здравого смысла больше, чем здесь. И уж точно поспокойнее.
Шум стих - но легли на стол карты, покатились кости, и снова будто разверзлась в крике адова пасть, чтобы выдохнуть еще глоток хаоса. Мэтью подумал, что для некоторых из этих людей не так уж привлекательны выигрыш или проигрыш: их сюда тянет ради хаотических мгновений радости или ужаса, таких чистых в своей силе, что все остальное рядом с этим бледнеет.
- Посмотрите-ка! - крикнул кто-то слева от Мэтью, когда он разминулся с группой посетителей игорного зала. - Уж не Корбетт ли это?
Мэтью обернулся на голос и оказался рядом со столом для игры в кости в обществе двух молодых юристов: Джоплина Полларда и Эндрю Кипперинга. Оба держали в руках кружки с элем и были слегка навеселе. Особо стоило отметить темноволосую, далеко не отталкивающего вида проститутку лет двадцати, которая висела на левой руке у Кипперинга. Смоляные глубоко посаженные глаза казались пустыми, как выгоревшие дома на Слоут-лейн.
- Видишь, Эндрю? - спросил Поллард, ухмыляясь во весь рот. - Таки он. Единственный и неповторимый.
- Уж какой есть, извините, - ответил Мэтью.
- Отличный мужик! - Поллард ткнул его кружкой в больное плечо. Хуже того, он залил элем светло-синюю рубашку Мэтью - последнюю на данный момент чистую рубашку. - Всегда будьте собой, это вы правы! Верно, Эндрю?
- Всегда, - ответил Кипперинг, поднимая кружку и делая долгий глоток. Проститутка прижалась к нему, и Кипперинг поухаживал за ней, залив ей в горло малость эля.
- А это тогда кто? - Поллард показал на Джона Файва, и Мэтью успел отступить, чтобы его опять не облили. - Так, секунду! - Поллард повернулся к столу, где играли в кости, и людям, которые у него столпились. - Я тоже участвую, черт побери! Три шиллинга на якорь!
Мэтью увидел, что они играют в популярную игру "Корабль, капитан и команда", где играющему давалось пять бросков двумя костями, чтобы выбросить шестерку, пятерку и четверку именно в таком порядке, что соответствовало кораблю, капитану и команде. Остальные могли ставить на любые комбинации успеха и неудачи. Поллард только что поставил на "якорь", что означало появление тройки при первом броске.
- Мой друг Джон Файв, - сказал Мэтью, когда Поллард снова отвернулся от стола. - Джон, это господа Джоплин Поллард и Эндрю Кипперинг, оба - адвокаты.
- Первый бросок! Команда без корабля и единичка! - раздался голос от стола, сопровождавшийся мгновением хаоса. Четыре и один. Снова начались ставки лихорадочным звоном серебра о железо - монет в котелок.
Поллард только пожал плечами:
- Ну и черт с ним. Вы сказали, Джон Файв?
- Да, сэр. - Джон несколько отвлекся, потому что проститутка стала жевать левое ухо Кипперинга. - Я вас обоих видел в городе.
- А вы жених Констанс Уэйд, - заметил Кипперинг, осторожно пытаясь освободить ухо.
- Да, сэр. А могу я спросить, как вы об этом узнали?
- Я не думаю, что это секрет. Совсем недавно говорил с преподобным, и он мимоходом назвал ваше имя.
- Вы друг семьи?
- Двойные якоря! - выкрикнул ведущий, и снова радостно или разочарованно завыли игроки, и вся комната в клубящемся дыме, взрывах смеха и выкриках, требующих выпивки, вызвала у Мэтью ощущение уходящей из-под ног палубы на потерявшем управление судне. Он заметил мельком, что левая рука проститутки ползет к паху Кипперинга.
В хаосе шума, пока Кипперинг собирался ответить, Мэтью представилась возможность кратко вспомнить, что он знает об этих двух поверенных. Джоплин Поллард - мальчишеского вида, чисто выбритый, с коротко стриженными рыжеватыми волосами, большие карие глаза искрятся добродушием, лет ему слегка за тридцать, приехал в колонию в тысяча шестьсот девяносто восьмом году, чтобы стать младшим партнером Чарльза Лэнда - опытного преуспевающего адвоката. Не прошло и года, как Лэнд унаследовал приличную сумму из фамильного достояния в Англии и вернулся на родину, где стал, как сообщил магистрат Пауэрс, покровительствовать художникам и на любительском уровне заниматься политикой.
Таким образом, Поллард - "желторотый джентльмен", как назвал его Пауэрс, - вместе с доставшейся ему фирмой был поставлен перед выбором: тонуть или выплывать как умеешь. Вскоре он нанял к себе Брайана Фитцджеральда из одной бостонской юридической фирмы. Очевидно, дела его шли хорошо, судя по светло-серому сюртуку, манишке с кружевами и дорогим черным башмакам, начищенным до глянца.
Завершал это трио сияющей юности Кипперинг, приехавший из Англии два года назад с репутацией отличного юриста по коммерческим вопросам. Как слыхал магистрат от Полларда, Кипперинг слишком увлекся романом с женой одного банкира и заплатил за этот грех изгнанием из клуба джентльменов. Предполагалось, что он отбывает свое наказание в колонии в надежде когда-нибудь вернуться на широкое поприще, но в зрелом возрасте двадцати восьми лет Кипперинг - тощий и красивый волчьей красотой, два дня небритый, с изгибом густых черных волос, падающих со лба, с такими ледяными синими глазами, что их выражение почти пугало, - явно не был готов к объятиям кожаного кресла, когда вокруг бродят разрисованные куколки и льется вино из бочек в тавернах. Он явно также не рвался в список одетых с иголочки джентльменов, потому что его простой черный сюртук, белая рубашка без украшений и потертые черные башмаки видали лучшие времена.
Он перехватил руку молодой женщины, не давая ей добраться до своих сокровищ, и ласково, но твердо придержал ее в своей.
- Я давал преподобному юридический совет - ничего относящегося к его дочери. Но он счел себя обязанным - не знаю, по какой причине, - информировать меня о грозящем событии.
- Вы имеете в виду - о нашей свадьбе?
Кипперинга передернуло:
- Попросил бы вас воздержаться от подобных непристойных выражений.
- А ведь преподобный вряд ли одобрил бы посещение своим будущим зятем данного заведения, - сказал Поллард, растягивая губы в ехидной улыбке. - Как вы думаете?
- Думаю, что не одобрил бы, - ответил Мэтью, - но здесь кормят хорошо и дешево. Я неоднократно здесь обедал. Кроме того, мы с моим другом хотели бы поговорить наедине, что вполне можно сделать здесь в задней комнате.
- Разумеется. Я бы, конечно, поинтересовался, какие могут быть секреты между клерком магистрата и будущим зятем проповедника, ради которых надо закрываться в задней комнате подобного гадючника, но это же было бы бестактно?
- Джоплин, кончай докапываться к ребятам! - поморщился Кипперинг. - Этот молодой человек еще не женат. Раз он так решительно настроен двигаться к этой катастрофе, его только можно восславить за храбрость. Мне никогда не хватило бы духу просить у старого ворона руки его дочери. А тебе?
- Сэр! - начал Джон с таким жаром в голосе, что Мэтью было подумал, что драки не избежать. - Я бы попросил вас не отзываться о преподобном Уэйде в столь неуважительном тоне!
- Прошу прощения, не хотел никого обидеть. - Кипперинг приподнял кружку. - Это эль разговаривает.
- Вот именно, - сказал Поллард. - Когда-нибудь этот разговорчивый эль подведет тебя под хороший мордобой. Но послушайте, Корбетт, я хотел бы спросить вас про Деверика. Вы знаете, что он был моим клиентом.
- Нашим клиентом, - поправил его Кипперинг.
- Да, нашим клиентом. Быть может, лучшим нашим клиентом. А вы видели, как его труп валялся там на улице. Страшный конец для человека в его положении.
- Страшный конец для человека в любом положении, - возразил Мэтью.
Загремел, сокрушая барабанные перепонки, очередной вопль, сопровождаемый грохотом от стола, где метали кости. На той стороне стола кто-то проклинал растакую полосу невезения в какой-то карточной игре.
- Какие-нибудь мысли на этот счет есть? - спросил Поллард. - В смысле, вы сразу оказались на месте преступления, как говорит Лиллехорн. А недавно вы высказывали резонное мнение об организации зашиты закона в присутствии нашего нового денди-губернатора.
- Никаких мыслей, кроме очевидных. Я спросил бы, не знаете ли вы каких-нибудь врагов мистера Деверика.
Это был выстрел наугад, потому что вряд ли Деверик встретил бы врага с протянутой рукой, но надо же с чего-то начинать.
- Мы об этом уже говорили с Лиллехорном. - Кипперинг пытался помешать проститутке снова заняться карманами его сюртука - это было как удерживать рукой хорька. - У Деверика были враги в деловом мире. Но в Лондоне. Были проблемы с поставками от некоторых ненадежных коммерсантов, которым нам пришлось пригрозить судом, но дальше бряцания оружием дело не шло. Ничего больше.
- Должно быть что-то больше.
В разговор вступил Поллард:
- Тогда вас наверняка интересует, были ли враги у доктора Годвина, если, конечно, я правильно понимаю, что их убил один и тот же маньяк. Но если так, то нужна ли маньяку причина для убийства? Абсолютно не нужна! - ответил он сам себе.
- Я вот думаю, - сказал Мэтью, - что если Маскер - вовсе не маньяк, а умный человек, скрывающий свои мотивы?
- И что это за мотивы? - спросил Кипперинг, хотя ему приходилось то и дело отвлекаться: проститутка, которой не удалось опустошить его карманы, стала облизывать и целовать ему шею.
- Понятия не имею, но мне хотелось бы знать, нет ли какой-то связи между доктором Годвином и мистером Девериком. Вы не знаете ничего такого?
Снова взревели игроки, какой-то разозленный проигравший с размаху дал по столу ладонью, мимо Мэтью, как дикая кошка в джунглях, проскользнула проститутка в высоком рыжем парике и с белой краской на физиономии, ущипнув его по дороге за зад, а Поллард повернулся к столу, где метали кости, и крикнул, перекрывая голоса ставящих:
- Не метать, пока я не поставлю! Чей бросок сейчас? Твой, Виндхэм?
- Не вижу никакой связи, - сказал Кипперинг, изо всех сил сражаясь с извивающейся распутницей. - Он не был пациентом доктора, если вы это имеете в виду. И Годвин не был нашим клиентом.
Мэтью пожал плечами:
- Да я и не думал, что это так просто. Ладно, мы пойдем. Всего вам доброго.
- И вам тоже, - сумел ответить Кипперинг. - И удачи… в вашем деле, какое бы оно ни было.
Он поудобнее перехватил девицу и тоже погрузился в азарт игры.
Задняя комната "Тернового куста" находилась в конце короткого коридора, где висела табличка: "Азартные игры запрещены. Женщинам вход воспрещен". Здесь, в таверне, располагалась "столовая" для джентльменов, чтобы они могли обсуждать свои дела в относительной тишине. Конечно, шум игры сюда доносился, но был уже терпимым. Комнату тускло освещали несколько фонарей. У одного из шести столов, достаточно далеко стоящих друг от друга, сидели трое мужчин. Все они дымили длинными глиняными трубками, плавая в клубах дыма, разговор у них шел тихий и серьезный. Никто из них не глянул в сторону вошедших. Мэтью и Джон выбрали самый дальний от двери стол в противоположном углу.
Они еще не успели устроиться, как подошла официантка, поставила два стакана портвейна и пошла прочь. Мэтью стер с ободка стакана что-то вроде присохшего куска еды, надеясь только, что это не говяжьи мозги.
Джон Файв сделал долгий глоток вина и сказал:
- Я просто не знал, куда мне еще обратиться, Мэтью. Когда Констанс мне рассказала, я ей сказал, чтобы не тревожилась. Сказал, что все утрясется, но… я не знаю, Мэтью. Лучше не становится.
- Ты бы начал с самого начала, - посоветовал Мэтью.
- Она говорит, что это началось около месяца назад. В конце мая или начале июня. Ее отец всегда любил гулять приблизительно на закате. Говорил, что ему так легче дышится. И ее никогда это не беспокоило. Но вдруг он стал выходить все позже и позже. Сейчас почти каждый вечер - после десяти. И когда он возвращается обратно, то он…
Джон замялся. Было видно, что ему очень неловко развивать эту тему.
- Ну? - подсказал Мэтью. - Когда он возвращается обратно - то он что?
- Он приходит не такой. - Джон закрутил вино в стакане водоворотом и глотнул еще. - Констанс говорит, что он возвращается мрачный духом. Тебе эти слова что-нибудь говорят?
- Что она хочет этим сказать? Сердитый, в меланхолии?