Еще минут через пятнадцать "Эмбри" была пришвартована, якорь ее загремел цепью, опускаясь в мутную глубину, а у релинга правого борта столпились люди с отчаявшимися лицами. Когда закрепили сходни между кораблем и причалом, по ним вдруг слез мужчина с длинной бородой, одетый в синие панталоны и грязную рубашку, которая могла когда-то быть белой, и рухнул, рыдая, прямо на настил причала. За ним по сходням бросилась процессия одуревших и грязных людей в самых разнообразных одеждах, от пурпура до лохмотьев, но все вещи были покрыты серой грязью и зеленой плесенью. Они тащили с собой мешки и узлы, шатались, будто вместо ног им приделали палки с шарнирами. Невозможно было отличить их друг от друга, если не считать того, что мужчины все как один были бородаты, женщины - с невероятно грязными волосами, а дети - засаленные куколки, напоминающие ядовитые грибы в лесу.
- О Боже, это ж какие должны были там твориться ужасы! - Пусть Григсби был обеспокоенный старый дедушка, но еще он был газетчик, которому чем-то надо заполнять "Уховертку". И даже без пера и блокнота в руке он стал собирать материал. - Где капитан? - спросил он у двух одуревших путников, но они будто не поняли его и поплелись дальше мимо. - Капитан где? - требовательно спросил Григсби у седобородого исхудалого джентльмена, на котором отлично сидел костюм. Не сейчас, а двадцать фунтов тому назад. - Где капитан?
Человек показал дрожащим пальцем на седого бородача, рыдающего на досках причала, и пошел дальше, шатаясь, оставив у ног Мэтью один из своих башмаков с пряжками. На глазах Мэтью и Григсби капитан на миг прервал рыдания, чтобы поцеловать доски причала, да так, что в губах остались занозы.
- Деда!
Это был то ли крик, то ли визг.
- Берил! Берил! - закричал в ответ Григсби и бросился навстречу фигуре цвета глины, одетой в драные лохмотья. Девушка (если действительно под всем этим бесформенным тряпьем была девушка) бросила два парусиновых мешка, которые тащила в руках, и попыталась побежать навстречу деду, но на такое действие привыкшие к морю ноги согласия не дали. Два широких шага, резкое качание в сторону - и она свалилась на доски причала, будто ее огрели веслом от баркаса поперек спины. Тут же Григсби нагнулся, помогая ей встать, Мэтью направился к ним, а в это время несколько других пассажиров бросились поднимать капитана, и Мэтью оказался прямо на линии огня, когда бородатый мореход рявкнул шестипушечным залпом:
- Опять эта девица!
Берил, переливаясь оттенками болезненно серого от пыли до сухой плесени, покрывавших ее одежду, лицо, руки, ноги и слипшиеся перепутанные волосы - некоторое разнообразие вносила только красная кровь из поцарапанного носа, - села и заморгала в сторону капитана, будто от пощечины.
- Это она прокляла наше плавание! - ревел капитан. Он метнулся к ней, но его удержали другие, отчего вся компания чуть не рухнула снова. - Две недели по выходе из Портсмута, и она сбивает преподобного Патриксона прямо за борт! Вот с чего начались наши беды, вот когда мы ударили левиафана и отворились ворота в ад!
Берил уже стояла, покачиваясь на расставленных ногах, как работяга с тачкой на хлопкоочистительном заводе.
- Это ты выбросила такой кусок мяса с носа корабля, где кружили день и ночь морские адвокаты! - Голос капитана звучал резко, придушенно и совершенно безумно. - Ты, ты навлекла на нас гнев Божий!
- Да ну, - ответила Берил, и ее голос был хотя и хриплый, но на удивление спокойный. - Я только мыло уронила.
- Только мыло уронила! - закричал капитан, обращаясь к зрителям. - Только мыло уронила!
Тут он окончательно вышел из себя, вырвался из удерживающих его рук и завертелся волчком, срывая с себя одежду. Рубашку и башмаки он сбросил, панталоны спустились на лодыжки, он запрыгал по причалу в одних чулках и татуировках. Несколько горожан схватили его, кто-то попытался набросить на него попону - попытка не удалась, потому что капитан вырвался, сбросил все, что еще отделяло его от наготы, и побежал вдоль причалов в направлении Хановер-сквер с криком: "Только мыло уронила! Только мыло уронила!", успешно уходя от погони из восьми человек и трех собак.
- Деда, я больше ничего не делала! - Берил прильнула к Григсби. - Честное слово, ничего больше!
- Сейчас отвезем тебя домой, - обещал Григсби с горящими щеками. - Накормим, напоим и спать уложим. Боже ты мой, я уж думал, что никогда больше тебя не увижу! Мэтью, будь другом, помоги донести ее вещи до дома.
- Помогу, конечно.
Мэтью подхватил узлы с досок причала - такая оказалась тяжесть, что свалился бы и Хадсон Грейтхауз, но Мэтью был настроен решительно. Григсби повел свою внучку прочь из доков, Мэтью пошел за ними, но тут заметил, что среди оставшихся зрителей печального спектакля стоит Эндрю Кипперинг, щурясь на солнце. Вид у него был такой, будто он только что проснулся, а до того долго спал прямо в мятой одежде.
- Мармадьюк! - окликнул старика Мэтью. - Я через несколько минут догоню!
Григсби помахал рукой и пошел дальше, волоча за собой спотыкающуюся Берил, а Мэтью направился к этому юридическому любителю шлюх.
- Ничего себе суматоха? - спросил Кипперинг. Глаза его были мутны - очевидно, от глубины пьяной одури. Мэтью подумал, что этот человек с вечера четверга ни разу не причесывался, не мылся и не брился. - Ну даже в воскресенье не дадут поспать.
- Я хотел попросить об одолжении. - Мэтью поставил узлы на землю и вытащил письмо. - Вы не могли бы передать это мистеру Полларду?
- А что это? - Кипперинг не сделал даже попытки его взять.
- Это мистеру Полларду для передачи миссис Деверик. Вы не могли бы сделать так, чтобы он его получил? И сегодня, если вы его увидите.
- Это вряд ли. Не видал его уже с пятницы. Он поехал по делам другого клиента.
- Хорошо, тогда можете для него это сохранить? И сделать так, чтобы он утром первым делом его получил?
Кипперинг почесал в затылке, зевнул, внимательно глядя, как докеры таскают с "Сары Эмбри" заплесневелые ящики и контейнеры.
- Я сегодня не работаю, - зевнул он еще раз, - и не хочу принимать на себя никаких обязанностей. Отдайте это Полларду сами.
Терпение Мэтью лопнуло, как взрывается пороховой заряд. Наверное, напряжение стало расти, когда миссис Деверик так грубо отвергла его письмо, обойдясь с ним будто с дворняжкой, которой следовало преподать урок хороших манер, и сейчас этот невозмутимый тип его достал - отчасти потому, что он так стушевался в разговоре с этой женщиной, отчасти из зависти к званию адвоката, на которое Кипперинг явно плевал, решив пустить под откос карьеру, бывшую когда-то хрустальной мечтой Мэтью.
- Ах, прошу прощения. Я просто думал, что вы адвокат миссис Деверик не в меньшей степени, чем Поллард. - Мэтью почувствовал, как губы скривились в саркастической усмешке. - Но не сомневаюсь, что вы предпочитаете проводить свое творческое время в обществе бутылки рома и… - он вспомнил имя, услышанное от вдовы Шервин, - Грейс Хестер.
Кипперинг не отрывал взгляда от разгружаемого корабля. С "Эмбри" сходили люди, пассажиры то были или команда - трудно сказать, потому что все они одинаково начинали шататься, встав на долгожданную твердую землю.
Вдруг Кипперинг обратил взор на Мэтью, и что-то было в этом взгляде новое, чего не было секунду назад. Мэтью не мог бы точно сказать, что именно, но ледяная синева их теперь стала средоточием холодного огня.
- А откуда вы знаете это имя? - спросил Кипперинг, и хотя собирался спросить небрежно и между делом, светская болтовня двух джентльменов в воскресный день, но в его голосе прозвучала едва заметная нотка беспокойства.
У Мэтью возникло то же ощущение, что при виде Грейтхауза, идущего на него с рапирой и готового разрезать его на кусочки, если он быстро не сообразит, как надо защищаться. Он понял, что Кипперинг двинул вперед пешку, и надо отвечать на этот ход, потому что игра приобрела оборот, которого он еще не понял, но играть вынужден.
- Грейс Хестер, - повторил он вслух, ожидая от Кипперинга какой-то реакции. Надо отдать должное адвокату, реакции не воспоследовало. Мэтью решил тоже ответить движением пешки, и если этот ход окажется ошибочным, он скоро сам поймет. Решив, что упомянутой красавицей была именно та проститутка, которую он видел с Кипперингом, Мэтью добавил: - Она с вами была в "Терновом кусте".
- Правда? - Теперь у Кипперинга на лице застыла кривая и абсолютно неестественная улыбка.
- Я думаю, вам стоит вернуться в заведение мадам Блоссом и допить бутылку. - Он решил следовать совету Грейтхауза и атаковать, пусть даже коротким острым кинжалом. - Наверняка мисс Хестер будет рада вашему обществу.
Мэтью устал от разговор с этим джентльменом. Грех ему - подняться усердной учебой и тяжелой работой до положения адвоката и теперь выбросить все псу под хвост. "Пытается убить себя", - говорила вдова Шервин. Мэтью наклонился к узлам - и почувствовал у себя на плечах руку Кипперинга, стиснувшую их с такой силой, какой у пьянчуги быть вообще не может. Он не успел даже собраться, а Кипперинг уже тащил его по причалу в тень от мачт и корпусов торговых кораблей - Могучих Стен Империи.
Отойдя чуть подальше от зевак, Кипперинг отпустил его плечи, но продолжал держать за левую руку. Голова адвоката склонилась вперед, глаза смотрели остро, лицо подобралось - как на живописном портрете, написанном в серо-голубых тонах.
- Корбетт! - сказал он голосом, который должен был дойти до ушей Мэтью и на дюйм дальше. - Я не совсем понимаю, что вы за человек. Пытаюсь понять, но вы крепкий орешек, сразу не раскусить. Вот что мне скажите, и прошу вас ответить мне честно, как отвечали бы вы вашему магистрату: что именно вы знаете о Грейс Хестер?
Мэтью растерялся. Рискуя даже, что его раскусят, он решил проявить стойкость:
- Вы не мой магистрат.
- Нет, я не он. Но я хочу быть вашим другом. И боюсь, что вы мне эту задачу несколько затрудняете.
Давление пальцев на его руку слегка усилилось, будто подчеркивая последнее утверждение. Ярдах в двадцати, уже за краем тени от кораблей, стояли люди. Кажется, Кипперинг не собирался прибегать к грубому насилию, но зачем вообще все это?
- Я был бы благодарен, если бы меня сегодня не мяли и не угрожали мне, сэр, - спокойно проговорил Мэтью. И добавил: - Неужели то, что я знаю о Грейс Хестер, стоит того, чтобы звать на помощь констебля?
Тут же хватка Кипперинга разжалась. Он перестал напирать, отступил от Мэтью на несколько шагов. Потом вдруг снова оглянулся, приоткрыв рот - в глазах у него сверкнуло понимание.
- Джон Файв раскопал? По этому поводу вы и встречались тогда?
Мэтью пожал плечами, понимая, что балансирует на лезвии бритвы.
- Да не будьте вы таким скользким! - нетерпеливо бросил Кипперинг. - Он Констанс сказал?
Вот на этот вопрос Мэтью мог ответить честно:
- Нет.
- Так чего вы с Джоном хотите? Денег? Если вы собираетесь обшарить преподобному карманы, могу вас заверить: они очень-очень неглубокие. Я не думаю, что этот чертов одноухий кузнец так уж в нее влюблен.
- Ошибаетесь. И деньги тут ни при чем.
- Так что тогда? - Кипперинг подался к нему снова, но Мэтью не отступил. - Кто еще знает? И как узнал Джон?
Мэтью выставил перед собой руку ладонью наружу, останавливая Кипперинга - тот послушался. Какое-то это точно имело отношение к ночным прогулкам преподобного, к тому зрелищу, которое видел Мэтью перед домом Полли Блоссом. Несколько секунд ушло у него на формулировку разумного ответа, и он сказал:
- Я не знаю, кто еще владеет этими сведениями, и не знаю, как именно их узнал Джон. - Можно ли это назвать ложью, если он понятия не имеет, о каких сведениях говорит Кипперинг? Назовем это неизбежными домыслами. - И буду правдив, когда скажу вам, что мы с Джоном беспокоимся только о благополучии преподобного Уэйда. Покой его разума подвергается последнее время серьезному испытанию.
- И неудивительно! Вы бы на его месте неужто не разрывались бы на части?
После паузы на оценку ситуации Мэтью сказал:
- Пожалуй, да.
- То-то и оно. - Кипперинг отошел от Мэтью еще на пару шагов и стал смотреть мимо кораблей в сторону Устричного острова и открытого моря. - Честно говоря, жаль мне его. Он считал себя сильным - пока это не случилось. Но есть вещи, которых и самому сильному человеку не вынести. - Он быстро оглянулся через плечо: - И Джону скажите. А того, кто ему сказал, следовало кнутом отодрать. Джон ведь не макал фитилек в заведении Полли?
- Нет.
- А вы?
- Тоже нет. Пока что тайне ничего не угрожает. Я не думаю, что это пойдет дальше.
- В этом городе у тайн есть крылья. Я говорил Уильяму, что он должен принять все как есть и сделать то, что должно быть сделано, но он не может себя заставить. И он не послушается моего совета, который состоит в том, чтобы послать церковных старейшин далеко и надолго, если до этого дойдет. Он говорит, что ситуация сама утрясется, и это, конечно, так… только не думаю, что тогда Уильям сможет себя простить.
Уильям, подумал Мэтью. Он понятия не имел, что Кипперинг и преподобный Уэйд либо такие близкие друзья, либо соратники в каком-то деле. Он вспомнил, как говорил ему Джон Файв в "Терновом кусте", повторяя слова Констанс, как она обсуждала проблему с отцом: "В тот единственный раз, когда вообще стал об этом говорить, он сказал, что все будет хорошо и уже скоро".
"Уже скоро". Мэтью задумался над этими двумя словами. В них был фатализм - и какая-то окончательность.
- Давайте ваше чертово письмо.
Мэтью перевел взгляд на Кипперинга, который протягивал руку.
- Письмо давайте. Положу его Джоплину на стол, раз это так важно.
При всех своих подозрениях и злости на этого человека Мэтью чувствовал, что Кипперингу можно доверять.
- Спасибо большое, - сказал он, отдавая письмо.
Кипперинг посмотрел на надпись на конверте.
- Джоплин мне говорил, что вы себя ведете, как… как бы это сказать…
- Горластый петух? - подсказал Мэтью.
- Скорее сообразительный парень, который умеет сложить два и два. - Кипперинг опустил руку с письмом. - Джоплин говорит, что вы метите в главные констебли. Это и есть ваша честолюбивая цель?
- Едва ли. Одно время мне хотелось стать юристом. А теперь… - Он в последний момент решил про агентство не говорить. - Теперь у меня другие планы.
- Но верное ли у меня впечатление, что вы выбрали какую-то карьеру, подразумевающую правосудие? Справедливость?
- Да.
Кипперинг хмыкнул:
- Ну так вот, быть юристом - это не все это вместе плюс еще кусочек сахару. Много раз мне приходилось стоять и смотреть, как справедливость - или в мире коммерции и контрактов можно назвать ее "честной игрой" - выворачивалась наизнанку трудами лживого языка или весом мешка грязных денег. Как бы высоко вы ни начинали, такие вещи быстро низводят ваши возвышенные идеалы до размеров бутылки рома и теплого женского тела, которые можно себе позволить. Так что прошу воздержаться и не бранить меня за мой выбор пути забвения.
- Я никого и ничего не браню. Я только считаю, что профессионал в вашем положении должен держаться более прямого курса.
- А, понимаю. - Едва заметная насмешливая улыбка пробежала по лицу Кипперинга. - У профессионала должны быть чистые руки, вы об этом? Во имя чести? Прелестное чувство - если умеете жить в царстве снов. - Улыбка тут же погасла. - А я вот не умею.
Вроде бы все было сказано, потому что Кипперинг повел рукой, как бы отмахиваясь оттого, что мог бы еще сказать Мэтью о поведении джентльмена и профессионала. И Мэтью тоже решил отступить, пока не допустил какой-нибудь обмолвки, из которой ясно станет, что он ничего не знает о таинственной Грейс Хестер, кроме имени. Когда он повернулся подобрать узлы Берил, Кипперинг сказал довольно гулким голосом:
- Я надеюсь, что ни вы, ни Джон не доставите преподобному Уэйду дополнительных бед или осложнений. Вы мне даете слово?
- Даю, - ответил Мэтью без колебаний. - И за Джона я тоже ручаюсь. Он не сделает ничего, что принесет Констанс страдания.
Тут же он на миг пожалел, что не сказал просто "огорчение", но все же его блеф пока держался.
- Преподобный выйдет из этой ситуации рано или поздно. В этом можете не сомневаться.
- Не буду. Всего доброго, сэр.
Мэтью направился от Кипперинга к парусиновым мешкам, все еще лежащим там, где он их оставил. Мысли у него неслись галопом. Из подмышек по бокам ползли крупные капли пота, щекоча, как жуки. Оглянувшись, он уже не разглядел в тени Кипперинга. Подхватив с усилием мешки, он, чуть не лопаясь от вопросов, на которые не было ответов, двинулся к дому печатника.
Глава двадцать четвертая
Генеральный прокурор выделил магистрату Пауэрсу часть дел, связанных с нарушением указа, и Мэтью записывал имена нарушителей в регистрационную книгу, когда в восемь часов утра понедельника в кабинет решительно вошел Хадсон Грейтхауз.
Мэтью даже не мог сразу решить, кого это появление поразило больше - его или магистрата.
- Хадсон! - Пауэрс отложил перо и встал. Он явно не ожидал такого. - Доброе утро!
- И тебе доброе утро, Натэниел. - Грейтхауз шагнул вперед, пожал магистрату руку и крепко взял его за плечо. Мэтью он только коротко кивнул, но ничего не сказал. Мэтью подумал, что, судя по его виду, сон не был к нему благосклонен после их гробокопательской экспедиции.
- Всегда рад тебя видеть, - сказал Пауэрс. - Что я могу сделать для тебя полезного?
- Можешь выйти со мной прогуляться.
- Разумеется. - Магистрат, как и Мэтью, быстро догадался, что, какова бы ни была причина визита, положение серьезно, и обсуждение его требует тайны. Он подошел к вешалке, накинул сюртук в серую полоску, потом надел сизого цвета треуголку. - Мэтью, ты извини нас. Я вернусь как только смогу.
- Я понял, сэр.
Пауэрс и Грейтхауз вышли. Мэтью записал очередное имя и остановился прикинуть, какие у этой "прогулки" могут быть последствия. Очевидно, Грейтхауз хотел сказать магистрату о мертвом теле и о подозрениях, касающихся профессора Фелла. Если этот глава преступного мира затаил злобу на Пауэрса, вполне возможно, что Грейтхауз советует ему уйти в отставку, не дожидаясь конца сентября.
Мэтью повернулся вместе со стулом и выглянул в окно. Перед рассветом полил приличный дождь и намочил улицы, но он перестал раньше, чем Мэтью отправился получать одежду из стирки от вдовы Шервин. И сейчас дождя тоже не было, хотя облака висели низкие и непроницаемо-белые. Мэтью пожалел, что рассказал вдове про мертвеца, но она застала его врасплох со своими видящими насквозь глазами. Положив руку на стопку чистых рубашек и панталон, она нагнулась к Мэтью и спросила:
- Ну? Что принес?
Мэтью показалось, что его завертело водоворотом. Сперва он попытался прикинуться дураком:
- Мадам, мне очень жаль, но ничего у меня нет. Я был так эти два дня занят…
- Чушь собачья! - отрезала она. - Что-то у тебя есть. - Без улыбки она куда больше походила на великаншу-людоедку, чем на добродушную прачку. - Точнее говоря, - она обнюхала ту рубашку, что была на нем, - ты во что-то влез. Что там сдохло?
Мэтью дважды выстирал рубашку с мылом в субботний вечер и не чуял больше запаха могилы. Да, у этой женщины очень чуткий нос - во всех смыслах.