К удивлению Алешки, Володька повел его от реки к лесу. Было похоже, что они идут по ягоды.
- Мы на озере будем рыбачить, - сказал Володька.
Озеро лежало за лесом. Оно было большое, слегка
вытянутое в сторону деревни, и посреди озера, метрах так в пятистах от берега, высился остров, поросший ивняком я травой.
- А как мы доберемся туда? - спросил Алешка.
- Тут неподалеку от берега лодочка спрятана.
В густой прибрежной осоке Алешка разглядел маленькую высмоленную плоскодонку. На дне ее лежало короткое весло.
- Так и угнать могут, - сказал Алешка.
- Озеро - не река; куда угонишь? Но поискать - поищешь. Один раз ребята поехали на ту сторону и там бросили лодку. Целую неделю искали, насилу нашли.
Они разулись, вброд добрались до лодки и поплыли к острову. Там, обогнув песчаную отмель, зашли в небольшую бухточку и пристали к старой, наклонившейся к самой воде, иве.
- Здесь и будем ловить? - Алешка окинул глазами бухту. Тут было тихо, глубоко, и, судя по всему, сюда должна была заходить всякая рыба.
- Тут и закинем, - ответил Володька. Он привязал лодку, выпрыгнул на берег и, исчезнув в чаще, крикнул оттуда Алешке:
- Иди посмотри, какой у батьки шалаш!
Алешка последовал за Володькой и, пробравшись сквозь низкорослый ветляк, увидел сбитый из досок и кольев шалаш. Наклонив голову, Алешка вошел в шалаш и сразу почувствовал себя в лесном охотничьем жилье. Сбоку от входа стоял покрытый сеном топчан, над топчаном висел фонарь, а в углу поблескивал топор и лежала вязанка сухою хвороста.
- Смотри, и спички тут есть, - сказал Володька, достав из-под топчана небольшой ящик. - И крючки, и леска. А в другом ящике котелок, пшено, сухари и даже постное масло. Хоть целую неделю живи.
Они взяли удочки и пошли ловить. Солнце садилось, рыба брала хорошо, и вскоре ее было уже достаточно, чтобы сварить уху.
Они сидели у костра и хлебали из обыкновенного солдатского котелка свое продымленное варево.
- Хорошо здесь, - сказал Алешка.
- Тут батька дня по три, бывает, живет.
- Я бы все время жил, - сказал Алешка и подумал: "Ну кто бы меня здесь разыскал? Сюда никогда ни директор МТС, ни Шугай не заглянули бы".
Уже темнело, когда Володька залил костер. Пора возвращаться домой. Но разве есть у Алешки свой дом? Он должен возвращаться к Форсистову. И пусть нет дома, в Черепановке у него есть друзья - Володька, его отец, Глаша. Ведь она тоже хорошая, хотя и жена Форсистова.
Лодка скользила по темной озерной глади. Вечерняя тишина нарушалась лишь всплесками кормового весла. Чудилось, - сзади за ними гонится какая-то большая рыба.
Золотая жила
Алешка перегнал трактор на паровое поле, - его утренняя смена кончалась. Но, когда на краю поля появился Форсистов, Алешке стало ясно, что и на этот раз ему придется работать за своего покровителя. Харитон Дорофеевич был в новом сером костюме и щегольских красных полуботинках. Опять куда-то собрался!
- В район вызывают, - сказал Форсистов, осторожно открывая дверцу кабины и следя за тем, чтобы не испачкать брюки. - Может, тоже хочешь поехать? - И улыбнулся. - Знаю, нельзя, тебе. Но ты не горюй. Вот твоя зарплата. Расчет-перерасчет - получай пятьсот!
Алешка взял деньги. Пять сотен! Выходит, Харитон Дорофеевич и не думал обманывать его. Опять попал впросак Алешка. Сам-то не очень хорош, вот и кажется, что кругом плохие.
- Доволен?
- Ясно, Харитон Дорофеевич!
- Только не подумай, что это всё. Я еще тебе должен… За мной твоя копейка не пропадет. А теперь пойдем в сельмаг, выберешь себе костюм.
В деревне Форсистова окликнули из окна правления:
- Харитон Дорофеевич, скоро поедешь? Машина давно ждет.
- В сельмаг только загляну.
- Вы езжайте, Харитон Дорофеевич, - сказал Алешка, - костюм не к спеху.
- Ничего, и им не к спеху. А потом надо, брат, поставить себя: требуется лошадь из леса дрова привезти, - возьмите, сделайте одолжение, товарищ тракторист! Захотел поросеночка купить по сходной цене, - смело иди в правление. А уж ежели мне надо куда ехать, то хоть час, хоть два - подождут! Тракторист - это тебе не библиотекарь какой-то. Мы землю пашем, план выполняем, мы соль земли, Алешка! - И он хлопнул его по плечу.
- Вы уж поезжайте, Харитон Дорофеевич, еще опоздаете.
- Ладно, смотри, сам не покупай. Пусть Глаша с тобой сходит. Скажи, я велел.
Алешка с помощью Глаши купил костюм. Приоделся, вышел на улицу. Ну чем не тракторист! И галстук в три цвета: зеленый, желтый, красный. Как взглянешь, - круги перед глазами ходят. Вот только горло давит. А впрочем, какая ему радость от нового костюма и красивого галстука?
Вон кто-то смотрит на него из окна дома. Наверное, думают: скажи пожалуйста, как приоделся наш тракторист. Эх, пройтись бы вот так по Серебрянке! И новый костюм сразу потерял всякую ценность в глазах Алешки. Ну чего вырядился? В поле трактор на простое, а ты расхаживаешь по деревне, что петух. Алешка вернулся домой, переоделся и направился в поле. Там его друг - трактор, а для трактора самый лучший костюм - промасленный комбинезон.
Солнце клонилось к закату, когда Алешка увидел из кабинки остановившуюся на дороге грузовую машину. Из кузова выпрыгнул Форсистов. Если не проехал прямо домой, - значит, есть что-то важное. Алешка остановил трактор.
- Зачем вызывали, Харитон Дорофеевич?
- Из области начальник управления сельского хозяйства приезжал. Захотел со мной познакомиться… Ничего мужик! Здоровый такой, плечистый… Лучший, говорит, тракторист в МТС Шугай, но надеюсь, говорит, - догоните и перегоните. И часы мне! Вот погляди, - и протянул руку. - Я, брат, сначала обрадовался, а потом обида меня взяла. Ты пойми, - всего мы с тобой отстали от Шугая на сорок гектаров. Шесть смен! Ну не обидно ли?
- А Шугаю что дали?
- Мотоцикл, - с горечью ответил Форсистов. - Мой мотоцикл! Значит, не смогли еще использовать золотую жилу.
- Золотую? - переспросил Алешка.
- Это, парень, особая жила, - с азартом стал объяснять Форсистов. - Вот говорят, - деньги, деньги великая штука! Один украл десять тысяч и в тюрьму попал. Выходит, - не деньги, а тюрьма. А другой славу за хвост уцепил. А рубль славы - сто рублей денег! Слава - вот она, наша золотая жила! Схватим, так обоих осияет. Не мотоцикл - свою легковушку заимеем. В Москву на выставку поедем, золотую медаль отхватим. Тогда только пусть попробуют не дать нам запасных деталей. Это мне-то, лучшему трактористу? Держись, Шугай! Мы ему покажем! Осенью сместим с первого места! Хватит! Выковыривайся…
- Нехорошо получается, Харитон Дорофеевич, - неожиданно перебил Алешка.
- Все хорошо, - возразил Форсистов. - Все, что нам хорошо, стало быть, вообще хорошо!
- Мы двое, а Шугай один.
- И у Шугая есть стажер, - тряхнул головой Харитон. - А ты по бумагам кто при мне?
- Но ведь я не стажер.
- Был бы не стажер, - давно бы отобрали тебя. Ты это учти…
Алешка хотел крикнуть, что он не позволит обманным путем одолеть Шугая, но чувство осторожности подсказало ему, что пока лучше не спорить с Форсистовым. Ишь ты, славы захотел, легковой машины! А как лягушки квакают, видал? Алешка выпрыгнул из кабинки и, оставив Харитона у машины, зашагал к дороге. Нет, не возьмет Форсистов верх над Шугаем. Пусть Харитон что-то мудрит там с трудоднями, - не жалко! Пусть он заставляет работать на себя, - ладно, ничего не поделаешь. Но заставить Алешку предать своего друга - никогда! Алешка шел к дому с одной мыслью: с первым ночным поездом добраться до Шугая и все ему рассказать. У калитки кто-то окликнул его:
- Алешка, это ты?
Алешка оглянулся и увидел Кольку.
- Колька! Лопата! - Алешка был так зол в эту минуту, что набросился и на своего серебрянского товарища. - Предал меня? Зачем все рассказал Форсистову?
- А ты не ярись, - остановил его Лопатин. - Тебе же лучше сделал. Ведь работаешь?
- Гнус этот Форсистов!
- Где он?
- В поле… А зачем потребовался?
- Дело есть…
- А училище?
- Бросил… Опасно стало… Боялся, дядя Иван все узнает…
- Как же теперь мы обменяемся документами? - приуныл Алешка. - Помнишь уговор - станешь трактористом и обменяемся…
- Я уже получил… Пришел в сельсовет и заявил, что потерял метрики, - мне новые выдали. Я теперь опять Николай Лопатин…
- Постой, постой, - встревоженно спросил Алешка. - А где же я? Ты же был - я.
- Выходит, нет тебя, - развел руками Лопатин.
- Это как так нет меня? - возмутился Алешка. - Значит, ты - это я…
- Ты - это ты, - признал Лопатин. - Ну, а с другой стороны…
- А где же мои документы? Давай сюда! - потребовал Алешка.
- Я их в реку бросил… С ними беды не оберешься… А теперь и ты Колька, и я Колька. Ты Лопатин, и я Лопатин. У нас полдеревни Лопатиных - и что ни двор, - свой Николай!
И все-таки утонул ты, Алешка. Не сам, - твои документы. Официальный утопленник! Но признать себя утопленником он не хотел и решил, что раз Колька вернул свою фамилию, то и он отныне должен стать Алешкой Левшиным. Как это сделать, - Алешка еще не знал. Но во всяком случае он начнет возвращать себе свое настоящее имя с того, что все расскажет Шугаю. Ну, берегись, Харитон Дорофеевич! Не выйдет по-твоему. Алешка не стал даже допытываться, зачем Форсистов потребовался Кольке, забежал в горницу, переоделся и, захватив ломоть хлеба, направился к станции.
Он шел ночной дорогой, не чувствуя усталости после многих часов работы. Как неожиданно все обернулось! Он вернет свое имя! Он останавливался и громко кричал:
- Алешка, это ты?
"Ты!" - отвечало ему лесное эхо.
Он был счастлив. Он предупредит Шугая об опасности. И грозил Форсистову:
- Я тебе покажу золотую жилу!
Отверженный
Алешке удалось незаметно забраться на тормозную площадку товарного вагона, и через несколько часов он уже был в родной деревне. Задами он пробрался к дому Шугая и осторожно постучал в окно. В предрассветной темноте Шугай не сразу узнал Алешку. Алешка ждал, что Никита Иванович обрадуется, сразу проведет его в горницу, но тот даже не поздоровался с ним и встал в дверях, словно загораживая дорогу незваному гостю.
- Думаешь, ничего мне не известно про твои мошеннические дела? Все известно! Что натворил? По какой дороге пошел?
- Никита Иванович…
- Нет, ты скажи - верно это? - перебил тракторист. - Смошенничал?
- Верно…
- А теперь ко мне? Думаешь, я обороню, не дам в обиду? Нет, я мошенникам не защитник. Был ты честным парнем, - дружили. А на худую дорогу свернул - и дружбе конец. Не знаю, где ты и у кого прячешься, только один мой тебе совет: ступай и заяви о себе в милицию! Вот пришел такой-сякой Алешка Левшин!
И не успел Алешка объяснить, зачем пришел, как Шугай уже скрылся в сенях.
Алешка побрел вдоль деревни. Выходит, не легко вернуть свое имя, - не признают тебя, Алешка. Никто ты теперь. И даже, когда хотел поступить честно, тебе не верят, с тобой говорить не хотят.
Не позвал к себе Шугай, не спросил: "Какая у тебя беда, Алешка?" А после этого хоть бы и в милицию.
Алешка не заметил, как очутился перед домом, в котором еще совсем недавно жил с бабушкой. Тот же палисадник, под окнами кусты сирени, старая рябина. И дом такой же, как прежде: с почерневшей от дождей драночной крышей и слегка покосившийся, словно слушает, что там говорят в соседнем дворе. И казалось странным, что он не может, как прежде, зайти в этот дом и что в этом доме не живет больше бабушка. Чужой Шугай, чужой дом, чужая деревня. Вот уж не думал он, что у себя в родной деревне будет таким одиноким.
Но нет, есть один человек, который поймет его, не прогонит. Какой сегодня день? Вчера было воскресенье. А число какое?
По старой, знакомой дороге Алешка зашагал к усадьбе МТС. Неужели Таня еще в городе? Но ведь учебный год окончен, она хотела приехать сразу же к отцу.
Уже светало, когда Алешка добрался до усадьбы. Вон и директорский дом.
Подкравшись к крайнему окну, Алешка заглянул в комнату. Таня спала. Он осторожно постучал. Таня проснулась. В ее глазах мелькнул испуг, потом она улыбнулась и сказала:
- Я сейчас. Иди в парк, к переправе.
Алешка спрыгнул на землю и поспешил в парк. Через несколько минут туда прибежала Таня.
- Алеша, какой ты молодец, что пришел! - она протянула ему руку. - А я только вчера приехала. У тебя все хорошо?
Алешка безнадежно махнул рукой.
- Работаю с Форсистовым, помогаю ему славу добывать. А когда хотел обо всем рассказать, так Шугай меня прогнал.
- Прогнал?
- Да. В милицию, говорит, иди!
- Странно… Тут что-то не то, Алеша. Не знает Шугай, что ты Лопатин. Вчера вечером он заходил к нам и ничего не сказал Георгию Петровичу. Тут что-то другое… Но что бы ни было, Алеша, нельзя больше быть под чужой фамилией. Хочешь, пойдем вместе и все расскажем папе.
- Не пойду! Шугай прогнал и Георгий Петрович прогонит. Нет, вернусь к Форсистову, а там будь что будет!
- Алеша, ты совсем запутаешься…
- Уже запутался.
- Я прошу тебя, ну пойдем к папе.
- Не пойду.
- Ты мне друг, Алеша?
- Все равно не пойду.
- Значит, не друг!
- И не надо! - крикнул Алешка и побежал через парк к станции. Он был зол на себя. У него просто нет воли пойти и во всем сознаться. И чем больше Алешка презирал себя, тем был упрямее. Пусть он трус, пусть обманщик. Ему даже хотелось, чтобы кто-нибудь его схватил и доставил в милицию. Вот будет дело на весь район, на всю область! Ишь, чего захотел - в пятнадцать лет стать трактористом!
Харитон встретил Алешку настороженно.
- Ты где ночь пропадал?
- На рыбалке.
- Поешь да спать иди. А на меня не сердись. Нам надо друг за дружку держаться.
Форсистову везет
Алешка наблюдал за Форсистовым. Что, Харитон Дорофеевич, приходится крутиться? Работай, крепче работай! Шугая не так-то легко обогнать, даже если приписывать себе выработку сменщика.
Форсистов старался использовать каждый час, каждую минуту. Теперь они жили в поле, в шалаше. Глаша приносила завтрак, обед и ужин. Алешка отрабатывал свою смену и, кроме того, вел уход за трактором. Но он был доволен. В шалаше у лесной опушки Алешка чувствовал себя в большей безопасности, чем в деревне. Пусть ищет милиция! А найдет, - не поймает. Он убежит! В лес? Нет, не в лес… Он знает, куда бежать, где никто его не разыщет. Но вот что удивительно: его ищут, а найти не могут. А ведь чего проще: вот черепановская бригада, вот тракторист Форсистов, а он, Алешка, у него в стажерах. Он, да не он. Он ведь Николай Лопатин, а ищут Алексея Левшина. Ну и что же? Разве Шугаю не известно, что они обменялись документами? Нет, тут что-то другое. Недаром Таня сказала, что Шугай про фамилию ничего не знает. Но в чем же тогда дело?
Июньским вечером Алешка сидел в шалаше и издали наблюдал, как Харитон огибает край делянки. Потом он закрыл глаза и на слух представил себе, что делает старший тракторист. Легкий гул сменился тяжелым рокотом, - значит, включил автомат плуга, начал пахоту. Первая скорость, вторая. Полегче, Форсистов, переключай скорость! Куда рвешь? Иль не чувствуешь, что под лемех попал камень-топляк! Трактор все ближе и ближе. Против березы, идет ложбинкой, опять на горку. Угадал? Алешка открыл глаза. Ну, конечно! Харитон шел прямо на него.
Но эта игра скоро наскучила. Не сходить ли в деревню? Нет, Форсистов не отпустит. А вдруг с трактором что-нибудь случится? Пока бежишь туда и обратно, - сколько времени пройдет. Хоть бы Володька пришел. Как на тракторе ездить, - все тут, а когда ему, Алешке, скучно, - никого. Днем хоть почитать книжку можно. А вечером? В шалаше темно. Только виден в прорези кусок сумеречного летнего неба. Алешка ложится на ворох сена и закрывает глаза. Где Таня? Почему она не приезжает? Обиделась! Ну хорошо. А если бы он сознался, пошел к Георгию Петровичу, - лучше было бы? Прогнали бы - и вся недолга! А может быть, она решила: что дружить с обманщиком! Ты же ей чужой! Она и знать тебя не хочет.
Его разбудила непривычная тишина в поле. Может быть, Форсистов кончил смену? Нет, в шалаше старшего тракториста не было. Меняет свечу, вот и заглушил машину. А то, может быть, побежал за водой? Алешка поднялся и откинул полог. И тут он увидел Харитона. С искаженным лицом тот полз вдоль борозды. Совсем, как раненый, которого Алешка видел в какой-то военной картине.
- Харитон Дорофеевич, что с вами? - Алешка бросился на помощь.
- Оступился, жилу растянул, - со стоном ответил Форсистов.
- Вы обопритесь на меня, - может, сумеете пойти?
- Нет, беги в правление и звони в больницу.
Алешка побежал в деревню, позвонил в больницу, и вскоре Форсистова увезли. Утром Глаша принесла Алешке завтрак.
- Обедать будешь дома?
- Некогда мне взад и вперед ходить.
- Не майся ты, отдохни немножко…
- А Харитон Дорофеевич вернется, спросит, почему мало вспахано, - что я ему скажу?
- Обед в то же время носить? - спросила Глаша.
- Обед у всех в одно время.
- Кто вас знает с Харитоном! Вам больше всех надо! - И запылила по дороге широкой юбкой.
В конторе МТС не знали, что произошло с Форсистовым. Учетчик из-за реки наведывался в Черепановку редко, а Алешка не только побаивался звонить в МТС и сообщить о происшествии со старшим трактористом, но и всю выработку записывал на него. Раз он, Алешка, стажер, - какая же у него может быть выработка? Иного выхода не было. Таким образом, ни диспетчер, ни директор МТС не могли знать о болезни Форсистова. Тем более, что Алешка работал за двоих. Ему помогал Володька. Правда, оставить мальчонка в кабинке он побаивался, но, как ни говори, одно дело - вести машину самому, а другое - сидеть да присматривать. А надоест, - и подремать можно.