- Что по-старому? - спросил удивленно Джеймс.
- На кольцах, сынок. Требуется медное кольцо. Можешь его добыть?
- Кажется, могу, - сказал Джеймс.
Он бегом спустился вниз, вбежал в гостиную, порылся в рабочем ящике матери, нашел то, что искал, и был уже снова наверху, а Эллен все еще жалобно повторяла:
- Закрой же дверь, ужасный сквозняк!
- Берт надел медное кольцо на старый конец ветки, и она скользнула вниз, до развилки. Потом Берт вышел из круга, знаком отодвинул и Джеймса, громко откашлялся и сказал:
- Томас Кемпе! Ты здесь?
Джеймс, не ожидавший такого прямого обращения, удивился. Это было совсем непохоже на сложную церемонию, которую провели тетушка Фанни и Арнольд, а впрочем, и на первую попытку самого Берта привлечь к себе внимание колдуна.
Полная тишина. Берт снова откашлялся, поправил один из клочков бумаги и сказал:
- Вступи в круг, мы хотим говорить с тобой.
- Что будет, если он вступит в круг? - шепотом спросил Джеймс.
- Тут ему и конец. Все дело в рябине. Для таких, как он, хуже рябины ничего нет. Но сперва надо заманить его в круг.
Внизу хлопнула дверь, и где-то снаружи залаял Тим.
- Томас Кемпе! Я призываю тебя! - строго сказал Берт.
Один из бумажных клочков приподнялся, точно в него заглянул любопытствующий ветерок. Что-то скрипнуло, хотя это мог быть просто скрип старой балки. Берт сказал шепотом:
- Клюет! Ясно, что клюет. Вот тут и нужна осторожность. Все равно как на рыбалке…
Джеймс, весь напрягаясь, мысленно позвал Арнольда поскорее прийти, и Арнольд явился - то ли с речки Ивенлод, то ли с яблони, то ли с поля, где охотился с Пальмерстоном на кроликов, то ли еще откуда-то - явился, встал возле Джеймса и разделил с ним все его чувства и мысли, а также успокаивающее присутствие Берта Эллисона и, наверное, тревожное присутствие Томаса Кемпе.
Внизу звякнула задвижка калитки и кто-то прошел по дорожке.
- Твоя мама? - спросил Берт.
- Нет, - сказал Джеймс. По шагам, как и по голосам, людей узнают сразу. - Верно, кто-нибудь насчет сбора или еще что. Эллен откроет. - Он смотрел на рябиновую ветку, и та как будто дрогнула, шевельнулась.
- Заговори с ним, - сказал Берт. - Ведь это, кажется, ты его выпустил на свободу.
В прошлый раз, подумал Джеймс, это у меня вышло, не слишком удачно. Может быть, в сегодняшней обстановке их отношения наладятся? Не отрывая глаз от ветки (в этот миг медное кольцо заметно повернулось), Джеймс застенчиво спросил:
- Ты здесь?
Ветка затряслась. Один из гвоздей скатился с бумажного клочка.
- Ого! - сказал Берт. - Давай, говори!
- Можно мне говорить с тобой? - спросил Джеймс уже более уверенно. Ток воздуха, плотный словно кулак, прошел у него по спине. Ветка опять задрожала, толкаясь о стул. Внизу открыли и закрыли входную дверь. Из прихожей послышались голоса - Эллен и еще чей-то, но Джеймсу некогда было прислушиваться.
- Отлично! - сказал Берт. - Так держать! Глядишь, я останусь без работы.
- Я хочу просить… - настойчиво сказал Джеймс, и ветка снова стала дергаться вверх и вниз, а кольцо сверкнуло, поймав на себя узкий лучик солнца. Голоса стали слышнее. - Мне только надо…
Голоса вдруг оказались уже внизу лестницы; по ней стали подниматься. Это были Эллен и миссис Верити, и миссис Верити говорила:
- …если можно, милочка, я загляну и скажу ему два слова, пока он здесь…
Ветка с шумом упала. Занавеска вздулась под сильным порывом ветра, распахнувшим окно. Миссис Верити и Эллен вошли в комнату; Берт едва успел ногой затолкнуть прут под кровать, а рукой собрать с пола бумажные клочки.
- Я не хотела бы мешать, но я уверена, что миссис Харрисон извинит меня, - говорила миссис Верити. - А я увидела ваш велосипед, Берт, и хочу попросить… Не выберетесь ли ко мне в конце недели? Окно у меня разбито в задней стене. Думаете, можно починить? Очень буду благодарна.
- Посмотрим, что можно сделать, - сказал Берт. Он вынул из кармана стальной метр и с задумчивым видом приложил его к стене. Джеймс стоял неподвижно, стараясь подавить бурю чувств, потому что они грозили толкнуть его к действиям, о которых он позднее мог пожалеть. Миссис Верити с интересом оглядывала комнату.
- Какая у тебя хорошенькая комнатка, милый.
- Угу, - пробормотал. Джеймс, обращаясь к полу.
Миссис Верити, видимо, обиделась:
- Надеюсь, я не помешала. Ни за что не хотела бы мешать.
- Да ничуть. Мы не прочь, если кто нас навестит, - сказал весело Берт, а Джеймс сделал глубокий вдох и тоже сказал:
- Ничуть.
Миссис Верити просияла. Она села на стул Джеймса и минут пять говорила. Берт тем временем прилаживал полки, вставляя, где требовалось: "Да, да", или: "Подумать только!" Джеймс горестно глядел в окно. Вдруг миссис Верити сказала:
- Помнится, милый, мы с тобой на днях как раз говорили о Берте.
- Разве? - сказал Джеймс. - Не помню.
- А может, о ком-то другом. Стареешь и становишься забывчивой. Ну, мне пора. Так вы не забудете, Берт?
- Можете на меня положиться, - сказал Берт.
Когда она ушла, Джеймс сказал с тоской:
- Ведь мы его почти поймали, верно?
- Может, да. А может, и нет. Сказать трудно.
- А может, попробовать еще?
- Ту же самую штуку? Нет, не выйдет. Я уже говорил, что эти типы набираются опыта.
- Черт бы побрал миссис Верити! Он ее не выносит, понимаете. Уверяет, что она ведьма.
- Ну, это уж слишком, - сказал Берт.
- Да, конечно.
Берт ладил полки, а Джеймс подавал ему гвозди и старался ни о чем не думать. Бесполезно винить кого-то, если тот даже не знает, что он натворил. Правда, Берт сказал, что могло и не получиться. Но Джеймс все равно был мрачен и тяжело переживал неудачу.
Наконец Берт покончил с полками, и они сошли вниз. У калитки Берт сказал:
- Жаль, конечно, что опять ничего не вышло. О плате мы забудем, раз я не сумел с ним сладить.
- Да, - сказал Джеймс. - Большое спасибо, что попробовали.
- Не унывай! Может, мы еще что-нибудь придумаем. Я буду это дело держать в уме, а ты меня извещай, если что новое. Чем больше об этом типе будем знать, тем лучше. У меня сейчас работа в церкви, недели на две. Так что где меня найти, ты знаешь.
- Спасибо.
- Ну, бывай!
- До свидания, - сказал Джеймс.
Вечер выдался ужасный. Отчасти можно было винить в этом. Томаса Кемпе, который до ночи бродил по дому, хлопал дверьми, опрокинул в прихожей стол и опять испортил телевизор. Все это сделало мистера и миссис Харрисон очень раздражительными. Но часть вины лежала на Джеймсе, который был слишком расстроен, чтобы вести себя прилично, и дождался наконец того, что был отправлен спать раньше обычного и вдобавок предупрежден, что в зимние каникулы не поедет на экскурсию.
У себя наверху он пожаловался на свои беды Арнольду, который согласился, что все это чертовски несправедливо (он и сам кое-что знал о таких вещах; тетя Фанни, та все понимала, это самый лучший на свете человек и, кажется, никогда ни на что не сердится, а вот отец у Арнольда совсем не таков). Они переговаривались, пока Джеймс наконец не заснул. Во сне он увидел долгий и жаркий летний день, речку, ивы, пикники с корзинками самых вкусных вещей и, конечно, Арнольда. Тетушка Фанни тоже была поблизости и добродушно им улыбалась.
10
На следующий день произошло нечто ужасное. Эта выходка колдуна, быть может менее разрушительная, чем прежние, была самой злобной.
Первой это увидела Эллен. Она пошла в школу на несколько минут раньше Джеймса и тут же прибежала назад. Она вбежала в кухню и казалась на размер больше обычного, как бывает с людьми, которые первыми приносят ошеломляющие известия.
- Идите посмотреть, что написано у миссис Верити на заборе.
Харрисоны вышли на улицу.
Томас Кемпе явно перенял кое-что у фанатов футбола и других мастеров уличных надписей, иногда украшавших стены Лэдшема своими комментариями и призывами. Вдоль садовой ограды миссис Верити он крупно написал мелом:
"Вдова Верити вѣдьма".
Один-два ранних прохожих остановились и с любопытством разглядывали надпись. Что-то услышав, вышла и сама миссис Верити. Она вышла из своей калитки в тот самый момент, когда Харрисоны спешили к ней через дорогу. Они надеялись опередить ее и не дать ей увидеть надпись. Выражение ее лица наполнило Джеймса бессильным гневом против колдуна.
- Нехорошо, - дрожащим голосом произнесла миссис Верити. - Очень нехорошо.
- Идемте к нам, - сказала миссис Харрисон. - Выпьем чаю. А дети сейчас принесут ведро воды и все смоют раньше, нем вы вернетесь.
Джеймс и Эллен принялись смывать и оттирать. Надпись смывалась довольно легко. Какое счастье, думал Джеймс, что Томас Кемпе еще не знает о красках в аэрозолях. Вот тогда он наделал бы дел! - сказал он себе мрачно. Казалось, что неумолимый ход событий приведет и к этому дню.
- Вот наглость! - сказала Эллен. - Как ты думаешь, кто это? Протри "ведьму", там еще проглядывает.
- Не знаю, - сказал Джеймс, работая тряпкой. - Вандалы, - добавил он немного погодя.
Эллен сказала рассудительно:
- Вот именно, недаром и написано с ошибками.
Когда они вернулись в дом, миссис Верити понемногу оправлялась, подкрепляемая чаем и общим сочувствием.
- Очень тяжело видеть, - говорила она жалобно, - что люди за моей спиной так дурно обо мне думают.
Миссис Харрисон издавала успокаивающие звуки и наливала еще чаю.
- Что бы такое сделать! Просто страшно становится…
- Хулиганы! - сказал мистер Харрисон.
- Ведь я всегда со всеми ладила.
- Какие-нибудь молодые мерзавцы. На это надо отвечать презрением. Игнорировать.
- Всегда старалась быть хорошей соседкой. - Из кармана фартука миссис Верити появился большой белый платок, а ее голос опять задрожал.
- Конечно, конечно! - сказала миссис Харрисон. - Это какие-нибудь подонки. Никто даже не обратил внимания.
- А сейчас уже ничего не видно, - сказала Эллен.
- Спасибо тебе, милочка. Очень благодарна. - Белый платок отправился на свое место.
Джеймсу тоже хотелось выразить участие, но в кармане у него была только ириска, к тому же вся в пуху. Такое подношение показалось ему неподходящим.
- Я пойду, - сказала миссис Верити. - У меня посуда еще не помыта.
- А я зайду попозже, посмотреть, как вы, - сказала миссис Харрисон.
- Вы очень добры. Я, конечно, понервничала. Пожалуй, прилягу.
Когда миссис Верити ушла, мистер Харрисон прочел краткую лекцию о хулиганстве, вандализме и об опасностях, подстерегающих праздную молодежь, лишенную руководства. Дети обиделись, потому что лекция, казалось, метила в них. Да так оно и было; отец прямо сказал, что его целью было строго предупредить их о его решимости немедленно и твердо искоренять у них подобные наклонности. Остановило его только кроткое напоминание Эллен, что они уже на четверть часа опаздывают в школу.
- Несправедливо! - сказала она, выходя за калитку. - Мы не такие. Даже и ты не такой. Ну, может быть, нечаянно разобьешь стекло.
- Спасибо, - сказал Джеймс.
- Во всяком случае я так думаю. А те, наверное, писали ночью. Странно, что ты ничего не слышал. Ведь это как раз напротив твоего окна.
- Вандалы орудуют так же, как воры, - сказал Джеймс. - Совершенно неслышно.
В течение дня думать об этом было некогда. Школа готовилась отпраздновать свой столетний юбилей, и мистер Холлингс решил устроить большую выставку, посвященную ее истории. Она называлась "Сто Лет Государственной Системы Образования". Старейшие жители Лэдшема усердно искали у себя все, что имело отношение к ранним дням их школы. Они принесли в школу множество старых учебников, огромных классных журналов, переплетенных в черную кожу, растрепанных тетрадей и пожелтевших фотографий, которые запечатлели мальчиков в холщовых блузах, в черных башмаках и круглолицых девочек, уставившихся на фотографа, под строгим присмотром дам в длинных платьях и соломенных канотье. Все это надо было разложить по длинным столам, установленным на козлах, а рядом поместить образцы работ нынешних школьников. Немало хлопот досталось и Джеймсу: надо было делать надписи к экспонатам и устилать столы листами белой бумаги. Выставку собирались открыть уже через два дня, и ее сможет осмотреть весь Лэдшем.
Мистер Холлингс полдня просидел на краю стола, углубившись в чтение школьного журнала за 1873 год. Время от времени он читал оттуда вслух всем, кто оказывался поблизости.
- Вот, послушайте: "Сентябрь, 12-е. По случаю жатвы никто из учеников не посещает школу уже две недели".
- Повезло! - сказал кто-то.
- Совсем не то, - строго сказал мистер Холлингс. - Большинству из них предстояло работать в поле всю жизнь. "Январь, 12-е. Эллен Гибсон снова опоздала и была высечена. На дальних окраинах снег лежит слоем в 2 фута, и у детей весь день мокрые ноги. Мисс Фанни Спенс принесла мешок угля для печи".
- Что? - переспросил Джеймс и уронил ножницы.
Мистер Холлингс перевернул страницу журнала.
- Пожалуйста, - сказал Джеймс торопливо. - Еще раз про мисс Фанни Спенс.
Мистер Холлингс прочел еще раз.
- И это все?
- Да. Но она упоминается еще где-то, насколько я помню. Вот: в июне она принесла для детей корзинку кексов. Как видно, добрая была душа.
Может быть, в корзинке были ее особые кексы со сливами и пряностями, которые так любил Арнольд. Может быть, Арнольд и подсказал ей, он знал, что именно понравится детям. И вдруг, вспомнив даты, Джеймс с удивлением понял, что это было почти на двадцать лет позже дневника, а значит, тетушка Фанни стала совсем старенькая, а Арнольд - Арнольд был уже взрослый.
- Твоя родственница? - спросил мистер Холлингс.
- Нет. Собственно говоря, нет.
К тому времени, когда Джеймс вернулся из школы, миссис Верити более или менее пришла в себя. Харрисоны обещали зорко следить за улицей, в особенности ночью. Тим будет за калиткой, в качестве сторожевой собаки.
- Сколько волнений! - сказала миссис Харрисон. - А ты куда собрался, Джеймс?
- С Саймоном. Удить рыбу.
- Не опоздай к ужину.
Джеймсу было тревожно. Он рассказал Саймону про надпись на ограде.
- Подлая штука, - сказал Саймон.
- Конечно. Поэтому я ужасно тревожусь. Теперь он не только за меня, теперь он и за других взялся.
Саймон сказал дружелюбно:
- Но теперь-то уж на тебя не подумают. И я не думаю, что это ты.
- А в другие разы думал?
- Понимаешь… - Саймон смутился. Еще бы не смутиться. - Сперва я думал… ну, что это, может быть, шутки.
- Ах, до чего смешные! Особенно для меня.
- Это все потому, что я по-настоящему не верил в привидения. Так, наполовину. На кого же думают теперь?
- На хулиганов. Которые ломают телефонные будки и все такое.
Саймон радостно подхватил:
- Может, действительно они?
Джеймс внезапно почувствовал усталость. Он сказал:
- Ладно, пусть они. Пусть будет по-твоему.
Во всем, что касалось Томаса Кемпе, он мог полагаться только на себя, это ясно. А дело становилось все хуже. Тот взялся теперь и за других, вроде безобидной старой миссис Верити. Если бы она могла знать, думал Джеймс, что она наделала вчера, когда поднялась в мою комнату. Если бы она не вошла, мы с Бертом могли от него отделаться. А теперь? Теперь Томас Кемпе укрепился. Укрепился, стал независим и опасен.
Все эти мысли мешали получать удовольствие от рыбалки. К тому же у них была всего одна удочка - Саймона. Делиться удочкой при всем желании трудно. Спустя полчаса Джеймс расстался с Саймоном и пошел бродить по полям в обществе Тима.
День стоял золотой. Живые изгороди четкими темными линиями расчерчивали выцветшие поля, покрытые жнивьем. Сквозь изгороди пробивались солнечные лучи. От вязов, с вершины холма, тянулись длинные темные пальцы тени, и весь горизонт был окаймлен грациозными силуэтами деревьев на бледном фоне неба. Джеймс шагал по заросшей дороге вдоль обочин, покрытых ржаво-красным щавелем и тонким узором из сухих головок бутеня.
Вскоре к нему присоединился Арнольд, и они вместе вошли в рощицу возле фермы и ели чернику; Тим с Пальмерстоном рыскали в подлеске, а на ветках сидели голуби. Арнольд знал одно место, где прежде была каменоломня, а теперь - зеленые заросли; там можно было сидя съезжать с крутых склонов или, ухватившись за ветки, перебрасываться, как Тарзан, с одного края ямы на другой (про Тарзана Арнольд не знал, но Джеймс объяснил, и он сразу понял). Все это они проделывали, пока небо за деревьями не стало апельсиновым, потом бледно-лимонным и, наконец, зеленоватым. В лесу еще оставался бледный свет; с полей слетались грачи. Джеймс сказал, что пора домой, а то там поднимут шум, и они вместе пошли по тропе, а где-то на краю деревни Арнольд ушел, и Джеймс пошел домой один.
Дома было тепло, душно и пахло печенкой и беконом, которые готовились на ужин. Джеймс вошел тихо, потому что с его джинсами и свитером не все было в порядке и необходимо было почиститься прежде, чем его увидит мать.
Он пошел наверх все еще полный простором и небом и мелькающими узорами листвы, ощущая ладонями жесткую и нежную поверхность древесных стволов. На середине лестницы он столкнулся с Эллен. Она уставилась на него и спросила:
- Почему ты сейчас назвал Тима Пальмерстоном?
А он взглянул на нее, не слыша, и прошел в ванную.