В соседнем саду между деревьев проглядывал большой дом - из тех, что с башенками. Качели наверняка там, просто их не видно, решила Мария и вернулась к своему дому как раз когда отец отпирал дверь. Они вошли внутрь.
- Боже мой! Вот это вещь! - воскликнула миссис Фостер. - Прямо в 1880 год попали.
Если снаружи преобладали нежные тона - зеленый, голубой, золотистый, то внутри все было сплошь коричневое. Стены, по крайней мере в холле, обшиты деревом. На столе, покрытом коричневой бархатной скатертью, тикал коричневый будильник. ("Господи, еще и с кисточками", - изумилась миссис Фостер, приподнимая край скатерти. Она разжала руку, и край упал.) Пол, выложенный коричневой плиткой, застилал ковер с коричневым рисунком. Тяжелые портьеры на застекленных донизу дверях, выходивших в сад, тоже были коричневые. Сад виднелся сквозь дверь комнаты, скорее всего, самой большой в доме. Так вот что в книжках называется гостиной, сказала про себя Мария, такого я еще не видывала. Все трое вошли в комнату и остановились, не говоря ни слова.
- Гостиная, надо полагать, - констатировала мама.
По комнате друг против друга стояли стулья с выпуклыми сиденьями и спинками и неудобные на вид диваны. И громадный рояль, затянутый скроенным по фигуре коричневым чехлом. На камине под стеклянным колпаком удрученно сидели на веточках чучела птиц; похоже, воробьи, но нужно их потом получше разглядеть, подумала Мария. Поищу их в энциклопедии, решила она с воодушевлением. Она любила рыться в энциклопедиях. Вдруг они окажутся редкими певчими или вообще исчезнувшим видом.
Она обошла комнату. На одной стене висела огромная картина, написанная маслом: у подножия горы - человек в шотландском костюме, а вокруг него - несметное множество мертвых птиц и животных. У другой стены стоял стеклянный шкафчик, набитый китайскими безделушками. Книжный шкаф, заставленный книгами, блестел золотыми буквами аккуратно подобранных корешков. Такую книгу никогда не возьмешь с собой в кровать - никогда-никогда, или в туалет, подумала она. Нужно сначала вымыть руки, одеться во все самое лучшее и сесть на такой вот тяжелый стул.
- Ну, что ты об этом думаешь? - спросила миссис Фостер.
- Я не думала, что летний дом может быть таким, - ответила Мария.
- Честно говоря, я тоже, - признался отец.
Они осмотрели весь дом. Внизу, в столовой, в окружении восьми стульев с кожаными сиденьями, стоял очень длинный стол. Над сервантом висела еще одна картина - художественно разложенные на стуле мертвые зайцы, кролики и фазаны. В дальней комнате - Мария сразу же окрестила ее кабинетом - стояли такие же коричневые стулья и диваны, а по всем стенам от пола до потолка - стеллажи. Кухня оказалась относительно нормальной. Наверху располагались спальни и ванная комната. Мария с удовольствием отметила, что ножки ванны сделаны в форме звериных лап с когтями. Она еще немного поглядела на них и спустилась следом за родителями.
Когда она снова очутилась в холле, их ждал сюрприз. Край скатерти с бахромой зашевелился, и из-под него вылез огромный полосатый кот; он важно вышел на середину ковра, уселся и окинул их взглядом. Потом начал умываться.
- "Полная обстановка", по-видимому, включает и постояльца кота, - заметил мистер Фостер. - Меня об этом никто не предупреждал.
Кот зевнул и вышел через открытую парадную дверь. Бросив задумчивый взгляд на машину, он торжественно удалился в кустарник.
Мистер и миссис Фостер начали деловито разгружать машину, вносить вещи в дом, проверять плиту и электроприборы, явно из двадцатого века. Мария ходила за ними и помогала, когда ее просили.
- Какую ты выбрала комнату, дорогая? Вот эту, с видом на море?
Мария подошла к окну. Она уже любовалась этим видом из сада - море, бухта, горизонт, облака, но теперь сад раскинулся перед ней. Окно заскрипело от порыва ветра, и снова ей показалось, как где-то скрипнули качели.
- Да, эту, - ответила она.
Комната была небольшая, но заставленная - маленькие круглые столики с гофрированными краями, довольно высокая просторная кровать с медными спинками в ногах и в изголовье, множество унылых картин и на одном из столиков - миниатюрный комодик дюймов восемнадцати в высоту с кучей крошечных ящичков. Мария открыла один и увидела три ряда голубовато-серых окаменелостей, похожих на маленькие ребристые колесики; они лежали на выцветшей материи типа фетра и были подписаны мелким убористым почерком. Promicroceras planicosta, прочитала она. Asteroceras obtusum.
- Так, надо отнести чемоданы наверх, - скомандовала мама. - Ты идешь?
- Сейчас.
Мария задвинула ящичек, решив оставить окаменелости на потом. Залезла на кровать и подпрыгнула. Кровать оказалась бугристой, но уютной. Большой комод был пуст и пах нафталином. Она подошла к окну и выглянула в сад. Там, в глубине, росло громадное темное дерево (как она его раньше не заметила?), старое мощное дерево, не такое, как другие, обычные - их сразу узнаешь - вон они, раскачиваются и дрожат на морском ветру. Казалось, сад прилепился на холме, как будто завис над морем - дикий, неухоженный, почти без цветов. Однако деревья и кустарник манили. Вот уж где можно полазать.
В комнату проскользнул кот, от неожиданности Мария подпрыгнула и наткнулась на маленький столик. Какая-то безделушка свалилась на пол. Она подняла ее, виновато обнаружила, что отбился край, и поставила обратно на место.
- Дура, - брякнул кот.
- Что?
- Я сказал: дура. Надеешься, тебе это сойдет с рук?
- Может быть, - ответила Мария.
Кот зевнул.
- Может быть, а может быть, и нет, - передразнил он и изящно лизнул лапку, сидя в пятне солнечного света.
- Надо заметить, здесь очень приятная викторианская атмосфера.
- Все для вас, - отозвался кот.
- А где качели? - спросила Мария.
- Нет тут никаких качелей.
- Я же слышала, как они скрипят.
- Не веришь - не надо, - отрезал кот. - Сама увидишь.
Он покосился на нее из-под полуопущенных век и продолжал:
- И не вздумай меня тискать. Я этого не выношу. Предыдущая компания все время меня гладила, трепала: "Ты наш хороший. Ты наш дорогой". Уф-ф!
- Я не люблю кошек, - сказала Мария.
- А я не в восторге от детей. Сколько тебе лет? Девять?
- Одиннадцать, - холодно ответила Мария.
- Небольшого росточка, верно?
- А что, я виновата?
- И вообще - не производишь впечатления. Так, серая мышка. То ли дело твоя соседка Каролина и две ее сестрички. Вечно они носятся, смеются, толкаются. А какие у нее длинные белые волосы!
- Откуда ты знаешь про Каролину? - спросила Мария.
Кот тщательно осмотрел свою лапку и потянулся.
- Твоя мать хорошо готовит?
- Очень, - ответила Мария.
- Щедрые порции, куча объедков. В таком духе?
- Думаю, ты будешь доволен.
- Отлично! - обрадовался кот. - А то прошлая неделя была жидковата. Семья большая. Только и просят добавки. Маленькое потомство куда как лучше.
Он задумчиво оглядел Марию:
- Или ты не согласна?
- Откуда я знаю? Я сама одна. Они и меня-то не хотели. Мама однажды сказала об этом своей подруге - я слышала. А теперь рады.
- Ничего себе! Воображаю, - протянул кот, но так, будто его не убедили. - Ну ладно, еще увидимся.
Он вышел из комнаты ленивой походкой и спустился по лестнице, элегантно виляя хвостом.
Теперь, когда повсюду распространились их вещи: на столиках в гостиной - книги в мягких обложках, на кухне - зелень, в холле - пальто, - сильная личность дома слегка растворилась. Он стал чуть более покладистым, словно уже немного принадлежал им и не был просто сам по себе. Они пообедали на кухне - столовая еще не впускала, по крайней мере с холодными пирогами со свининой и салатом. Вошел кот и терся о ноги мистера Фостера, пока не получил объедки. Прихлебатель, молча заклеймила его Мария, лизоблюд… Кот злобно глянул на нее и улегся спать возле плиты.
Последние жильцы оставили по себе след в виде полупустых коробок с хлопьями на кухонной полке (они были любителями "Хрустящего риса", заметила Мария, только один семейный бунтарь предпочитал "Фростиз"), пластмассовой утки под ванной, лопнувшего воздушного шарика, нескольких комиксов в корзине для бумаг в Марииной комнате, остатков "Лего" у дивана в гостиной и разбитого самосвала за плитой. Миссис Фостер смела все богатство и выбросила в мусорное ведро. Марии стало жаль: глядя на эти останки, она пыталась представить себе невидимую семью. Похоже, в ней были и девочки и мальчики, все разного возраста. Наверное, в доме на прошлой неделе здорово шумели, подумала она. А сейчас, после обеда, стало очень тихо - мама мыла посуду, отец читал газету, а она стояла и глядела в сад.
- Пойдем посмотрим пляж?
- С удовольствием, - ответила Мария.
Пляж находился в двух милях от города. Мария сразу его оценила - ведь у нее за плечами уже имелся пляжный опыт нескольких сезонов. Во-первых, он был непритязательный: пара пляжных кабинок - вот, пожалуй, и все его оборудование. У автостоянки кучки людей покрывали берег довольно густо, а дальше, в обе стороны, пляжные кабинки встречались все реже, и пляж становился менее суматошным - разве что собака или ребенок бегали по краю воды или какая семья стояла лагерем под утесом.
Утесы-то и привлекли ее внимание. Они тоже были без больших претензий - не чета скалистому величию Корнуолла или Уэльса. Необъяснимо, но они казались мягкими, а не твердыми. Их сланцевый синевато-серый цвет так гармонировал с облачным небом, что море, из молочно-зеленого ставшее бледно-бирюзовым, лежало, как цветная лента между серыми утесами, яркой галькой пляжа и серым небом. И все же Мария заметила, как цвет меняется от подножия к вершине. Вершины венчал золотисто-коричневый пласт с зеленью на макушке. И там, где трава и деревья так зримо съезжали вниз зеленым языком, эти три цвета мешались и путались. Она стояла и завороженно глядела на чудный предел, где, грациозно соскальзывая в море, кончается не только Дорсет, но и вся Англия.
- Давайте здесь, - предложила миссис Фостер.
Они расстелили подстилку и сели.
Вскоре Мария обнаружила, что сидят они не на серо-голубой каменной плите, а на чем-то другом, большем. И вообще, это был не камень, а твердая сухая глина. Она лениво поковыряла ее, и кусочек распался у нее под пальцами. Потом легла на живот и стала приглядываться, ее лицо было в нескольких дюймах над землей, и вдруг земля ожила прямо на глазах. Там, на глине, Мария увидела изощренные каракули - витки и спирали маленьких раковин. Она их узнала - точно такие же хранились в ящичке миниатюрного комода в ее комнате в глубине дома. Только эти были мельче, некоторые не больше дюйма, но какие совершенные края и изгибы! Она ухватила одну за краешек, и та рассыпалась в пальцах голубой пылью, но внизу под ней лежала другая, и еще и еще. Земля источала окаменелые призраки.
- Смотрите, - позвала Мария.
- Окаменелости, - откликнулась мама. - Аммониты. Это побережье славится окаменелостями. Можешь их пособирать.
Она легла на спину, положив голову на бугорок из свитеров, и перевернула страницу.
Не, больше я не хочу их портить, подумала Мария. Они такие славные. Они пролежали здесь миллионы лет, и глупо посвятить эту пятницу выкапыванию и ломанию. Вот если бы я умела хорошо рисовать, я бы их нарисовала.
Она продолжала разглядывать глину, пытаясь ее запомнить, и затем побрела между соседними камнями посмотреть, нет ли и там окаменелостей. Большинство оказались пустыми и гладкими, но в одном-двух поблескивала далекая жизнь, хотя и не слишком ярко. Вскоре она обнаружила: если хорошенько покопаться в гальке и осколках утеса, валявшихся по всему пляжу, можно насобирать кусочки окаменелостей, похожие на обломки маленьких серых колес, а порой попадалось и целое колесико. Один раз она наткнулась на голубовато-серый камень дюймов девяти-десяти: две окаменелости застыли в нем одна над другой, призрачные существа в небольшом куске затвердевшего древнего моря, и она держала его в руках. Мария решила взять их с собой и завернула в куртку.
Ближе к вечеру они потянулись по пляжу назад к автостоянке. Море отступило, оставив огромные пространства сверкающего песка. Там кричали и носились дети. По краю далекого моря, убегая от волн, взад и вперед сновали морские птицы. Отдыхающие начали подниматься, собирать ведерки, лопатки, корзины для еды, складные стулья. Интересно, какие пляжи ночью, подумала Мария, когда здесь пусто?
- Надеюсь, ты скоро с кем-нибудь подружишься, - предположила мама.
- Да, наверное, - ответила Мария без особой уверенности.
Вернувшись в дом, она уединилась в своей комнате и разложила окаменелости на комоде. Комната еще не успела стать ее. Ведь всего неделю назад кто-то другой называл ее своей, а две-три недели назад - еще кто-то. Теперь она казалась безликой: и не отталкивала, но и не принимала. Окаменелости помогут мне обжиться, почувствовала Мария. Найду о них книгу, подумала она, посмотрю, что за виды, сделаю подписи, как тот, кто давным-давно положил свои в маленький комодик. Неужели он нашел их там же? Они были настолько лучше ее разбитых обломков. Вынимая окаменелости из ящичков одну за другой, чтобы получше разглядеть, она снова услышала скрип качелей и подошла к окну: не видно ли их в соседнем саду? Но все загораживали деревья.
Мимо комнаты по коридору проходил отец и остановился у открытой двери.
- Ну что, устроилась?
- Да, - ответила она.
Ее отец был старше многих отцов; он уже начал лысеть, на голове у него осталась лишь аккуратная подкова из волос. Мария заметила: он сменил выходную рубашку на особый выходной свитер. Они смотрели друг на друга, не зная, что сказать, как у них часто бывало.
- Ну, все уже разведала? - спросил мистер Фостер.
- Не, сад еще не до конца осмотрела.
Мистер Фостер с легким беспокойством выглянул в окно, не зная, чего ему ждать от этого сада. В Лондоне у них сада не было.
- Что ж, сад - вещь полезная, - изрек он.
Наступило молчание.
- Ну, кажется, пора ужинать, - сказал мистер Фостер и спустился вниз.
Вечер они провели в тишине и рано легли спать. Мария, упоенная ветром и морем, заснула глубоким сном и просыпалась всего лишь раз от пронзительного лая маленькой собачонки где-то за окном.
2
Каменный дуб и мальчик
В саду на следующий день обнаружилось много интересного. Самое главное, там не было цветочных клумб, зато кругом росли кусты и деревья - казалось, мало что могло их разрушить. В таком саду тебе не станут постоянно выговаривать: не наступай на цветы, не лазай по деревьям. Высокий буйный кустарник, отделявший его от соседнего сада, был настоящим кроличьим садком из лиственных шатров и туннелей - туда так и тянуло поиграть. Только вот играть не с кем. Мария бесцельно проползла садок насквозь, обошла вокруг и решила полазать по деревьям. Одно дерево ее особенно привлекло - то самое, большое и темное, которое она заметила из окна, - густая крона, блестящие темно-зеленые листья, мощный ствол и серые ветки, морщинистые, как ноги у слона. Такое величественное и, главное, просто создано для лазания: ветки заманчиво ведут одна к другой и встречаются у ствола размашистыми излучинами, образуя естественные сиденья. Вот это и будет отличный наблюдательный пункт, решила Мария, заметив одно такое кресло - невысоко, совсем не страшно, зато сквозь листья видно соседний сад.
Там она и устроилась и, скрытая для постороннего глаза, смотрела, как из соседнего дома выходили и входили люди; этот громоздкий нелепый дом служил теперь частной гостиницей. Аккуратно подстриженный газон украшали железные столы и стулья с зонтиками от солнца. Похоже, качелей нет и там, зато есть маленькая лужайка для игры в шары и бадминтонная сетка.
Появился кот и начал шумно точить когти о ствол дерева.
- Как ты говорила тебя зовут? - спросил он.
- Мария.
- В смысле Мэри?
- Нет. Мария.
- Модное имечко, нечего сказать, - фыркнул кот.
- Маме нравятся старомодные имена.
- Я бы сказал, вычурные.
Он напряженно глядел на пучок травы, поводя хвостом.
- Послушай, а где живет собака, которая лает по ночам? - спросила Мария.
Кот вздрогнул.
- Тебе-то что? Пусть себе лает.
- Я просто спросила.
В соседний сад вышли дети и с криками принялись энергично играть в бадминтон.
- Веселая компания, - заметил кот. - Не хочешь пойти к ним?
- Можно.
- Тогда давай.
- Сейчас.
- Боишься, не примут? - подковырнул кот.
Мария соскользнула с дерева и медленно направилась к дыре, выломанной в кустарнике, разделявшем их сады. Кот следил за ней из-под полуопущенных век. С минуту она постояла, глядя на детей, потом сказала:
- Вообще-то мне пора домой. Маме надо помочь.
- Как же, - съязвил кот.
На кухне мама деловито наполняла шкафы и полки фостеровскими продуктами и расставляла посуду.
- Зачем ты прогнала кота?
- Много важничает!
- Не выдумывай. Он все утро урчал и терся о мои ноги.
Неужели она не замечала, подумала Мария, что люди никогда не бывают со всеми одинаковыми? Животные, наверное, тоже. Вот, например, наша классная - миссис Хейворд: как придут родители, она рассияется, рот до ушей, зубы блестят, а как снова останется одна с детьми, лицо у нее вытягивается, прямо худеет на глазах, зубов уже не видать, да и голос совсем другой - резкий, раздраженный.
В парадную дверь позвонили.
- Кто-то пришел, - сказала миссис Фостер. - Но ведь мы здесь никого не знаем.
Она направилась к холлу. Из-за распахнутой двери донеслись голоса - чей-то незнакомый и мамин (это ее голос для чужих, подумала Мария). Голоса то нарастали, то стихали, тикали кухонные часы, вышло солнце и положило аккуратный золотой квадрат на край стола, ножки и пол. Мария вдруг спохватилась, что ее зовут, и неохотно направилась в холл.
- Это Мария, - представила ее мама, - а миссис Шэнд - наша хозяйка. Она живет через дорогу.
Миссис Шэнд была очень старая. И одета старомодно, но как настоящая леди, признала Мария, - атласное платье, броши, ожерелье и чулки, уходящие почему-то в парусиновые туфли. Она глянула на Марию и сказала:
- У моих последних жильцов было четверо. Один ребенок - это совсем другое дело. Вообще-то я не против детей.
Мне никогда еще не встречались хозяйки, не знаю, за них я или против, подумала Мария. Надеюсь, пойму со временем.
- Ну что ж, - продолжила миссис Шэнд. - Для троих здесь несомненно хватит места.
- Да, вполне, - откликнулась миссис Фостер. - Мы и не думали, что дом такой большой.
- Жильцы часто удивляются. Обстановка тоже вызывает недоумение.