- Здесь что? Ты ничуть не лучше тогдашних людей, во времена колдунов. Про которых рассказал мистер Холлингс. Веришь, что все так и есть, как ты вбил себе в голову. А оно, может быть, совсем не так.
- Правда? Я и сам не рад.
- Раз большинство людей говорит, что привидений нет, ты тоже считаешь, что их нет.
- Я просто не уверен.
Они шли дальше.
- На моем месте, - с горечью сказал Джеймс, - ты очень крепко уверился бы.
- А может, не все такие, как я, - сказал Саймон. - Может, кто и верит в полтергейстов и в разных там… Даже взрослые. Только не говорят про это. Может, и твои родители тоже.
Это была новая мысль. Джеймс ухватился за нее. А может, и в самом деле? Верил же Священник, твердо и без колебаний. Когда Джеймс дошел до дома, эта мысль в нем укрепилась, и ему стало казаться, что он все время поступал не так. Быть может, с самого начала надо было рассказать родителям про Томаса Кемпе. Он вспомнил свою разгромленную комнату и как они были (мягко говоря) недовольны, а он безропотно дал себя обвинить. Не говоря уж об истории с рецептом и о прочем. Может, следовало им все объяснить. И объяснение было бы принято. А он напрасно лишил себя пудинга и карманных денег. И может, они знают, что делать с полтергейстом. Может, есть какое-нибудь совсем простое, современное и научное средство, о котором он не знает. Может, это обычное домашнее дело вроде засора канализации или мышей. Такое обычное, что о нем даже не говорят. И Джеймс совсем приободрился.
Однако он решил подождать до вечера. Сообщать что-нибудь важное - это он знал по опыту - надо не днем, когда приходят с работы, готовят обед и едят его и все, что ты пытаешься сказать, не будет услышано, потому что хлопают двери, звенит посуда и все спрашивают, куда делась газета. Он однажды проверил это. Встал посреди кухни и сказал: "Сегодня в школе я сломал ногу". А мать пустила горячую воду, поставила в раковину еще одну стопку тарелок и сказала: "Да, милый, я завтра же этим займусь". Нет, лучше подождать, пока в доме все утихнет и уляжется, пока родители расслабятся и станут более восприимчивы.
Постаравшись в течение часа помогать и отнюдь не мешать, выказав особо дружественные чувства к Эллен и участливо спросив ее, как она провела день, чтобы она не настроилась поминутно, назло, прерывать его, Джеймс влез на яблоню отдохнуть и сосредоточиться. Он взял с собой Личный Дневник и стал его заполнять; жизнь должна продолжаться, какие бы трудности у тебя ни были. В графу "КАРМАННЫЕ ДЕНЬГИ" он вписал: "Все по-прежнему. В аварийном запасе всего два леденца и одна ириска. ПОГОДА: сильный ветер и на дворе, и дома. Тараканы стали выползать раньше. Наверное, потому, что раньше темнеет. Примечание: провести над ними научный опыт. Можно ли помечать их белой краской? Нет, это будет жестоко. Остается просто тщательно наблюдать их. ПЛАНЫ НА БУДУЩЕЕ: если возможно, побольше узнать о полтергейстах". Тут он спохватился, что пишет слишком откровенно. Если Томас Кемпе умеет писать, следовательно, умеет и читать. Джеймс зачеркнул "полтергейсты" и написал: "известно что". "Водятся ли они в других домах, если да, то как от них избавляются". Он опять передумал, зачеркнул "избавляются" и написал "как их переделывают". Это было, быть может, чрезмерной осторожностью, но нельзя вызывать у него подозрений. Джеймс перевернул страницу и продолжал писать: "Раскопать кучу мусора, выброшенного рабочими. Возможно, привлечь к этому Саймона. Запасти яблок, чтобы зимой не голодать. Позже захватить из кладовой сухарь и попробовать приручать мышей. Учить их переносить письма. Выяснить, возможно ли залезть на большой каштан на кладбище. Если да, то залезть". Джеймс закрыл дневник, поудобнее устроился в развилке дерева и погрузился в сладостную мечту. Он был первым, кто совершал восхождение на еще не открытую горную вершину между Оксфордом и Берфордом, высотой в тридцать тысяч футов над уровнем моря. Саймон тоже шел и нес кислородные приборы.
После обеда, когда все были в сборе, Джеймс затронул тему полтергейста. Он старательно подготовил то, что собирался сказать.
- Папа…
Мистер Харрисон перевернул газетный лист.
- Да, Джеймс?
Джеймс прочистил горло и начал:
- Что бы ты сказал, если бы в доме началось что-то странное? Вещи сами двигаются и непонятно отчего разбиваются, - книги падают с полок, покрывала слетают с кроватей, а двери сами по себе вдруг хлопают. И все такое…
- Я бы сказала, что в доме есть мальчик, - отчетливо произнесла миссис Харрисон. - Лет десяти.
Джеймс взглянул на нее с укором.
- Не могу такого вообразить, - сказал мистер Харрисон. - А почему ты спрашиваешь?
- Ты не думал бы, что в доме завелось, ну… какое-нибудь привидение? Полтергейст?
- Кто? - переспросила Эллен.
- Разумеется, не подумал бы, - сказал мистер Харрисон, опуская газету на колени. - Потому что они не существуют. Я поискал бы естественное объяснение. Если бы такое началось. Но оно не начнется.
- А все-таки если бы?.. И ты точно знал бы, что никакого объяснения нет?
- Тебя что-то тревожит, милый? - спросила миссис Харрисон. - Может быть, ты вообразил какие-нибудь глупости о нашем доме? А это просто очень старый дом.
- Но про полтергейстов даже есть книги. Значит, это правда?
- Нет, Джеймс, - сказал отец. Газету он сложил так, чтобы было удобно решать кроссворд, и стал искать карандаш. - Я считаю, что все подобные верования просто фантазии: привидения, полтергейсты и прочее. О них интересно рассказывать. И это нравится некоторым людям. Кому непременно хочется слушать про чудеса. Но никаких научных доказательств их существования нет; это уже выяснялось, и не раз. Для подобных вещей всегда находится какое-нибудь простое объяснение, или же они оказываются плодом чьего-то разгоряченного воображения. Так что выбрось все это из головы. - И он начал заполнять клетки кроссворда неторопливыми и точными движениями карандаша.
- Спать! - сказала миссис Харрисон. - Обоим спать. И никаких глупых мыслей, Джеймс, а то тебе привидится кошмар.
Поднимаясь по лестнице, Эллен спросила:
- О чем это ты сейчас говорил?
- Ни о чем, - устало сказал Джеймс. Он понял, что здравый смысл непробиваем, как каменная стена.
6
На следующее утро мистер и миссис Харрисон были необычно раздражительны. Оказалось, что ночь прошла у них очень неспокойно. Начиная с полуночи, будильник начинал звонить через разные промежутки времени.
- С чего это он, папа? - спросил Джеймс. Ему тоже досталось. С него три раза срывалось одеяло. Но какой смысл говорить об этом?
- Должно быть, испортился, - сердито ответил мистер Харрисон.
Джеймс больше ничего не сказал. Если люди так упорствуют в своих взглядах, остается только махнуть на них рукой.
В школе день прошел без особых событий, не считая еще одной-двух шуток мистера Холлингса насчет чародеев и их учеников, который Джеймс покорно снес.
По дороге домой Саймон спросил:
- Ну, как они?
- Что "как"?
- Верят в полтергейстов?
- Как же, дожидайся! - хмуро сказал Джеймс.
- Ой! - сказал Саймон. Он поднял из канавы палку и стал трещать ею по оградам, мимо которых они шли. Все дома были старые, прочные, основательные, они стояли в Лэдшеме уже очень давно, может быть еще с тех пор, когда сам Томас Кемпе шагал по этой улице и в уме у него было полно хитрых замыслов против соседей и рецептов от подагры, судорог и черной оспы. Мимо этих стен год за годом проходили люди, разные люди, в разное время и с самыми разными мыслями в голове. Сейчас в одном из окошек висело объявление, что здесь продается мороженое, а на одной из дверей кто-то написал мелом: "Кубок выиграет "Арсенал"". Каминные трубы ощетинились телевизионными антеннами.
- Никто, кроме меня, не верит, - сказал Джеймс. - И я бы рад не верить, да приходится.
- А может быть, - сказал задумчиво Саймон, - это только для тебя?
- То есть как?
- Может, он твой личный призрак. Существует, но только для тебя.
Джеймс задумался. Что ж, возможно.
- Но даже если так, его штуки видны и другим тоже. Иначе от него не было бы всех этих бед.
- Что если тебе опять с ним поговорить?
- И опять получить энциклопедией по голове? - сказал Джеймс. - Нет уж, спасибо!
Минуты две они шли молча. На церковной башне стоял рабочий. Он чистил каменную резьбу и громко переговаривался с товарищем, стоявшим внизу. Речь у них шла о субботнем футбольном матче.
- Вся беда в том, - сказал Джеймс, - что он не из нашего времени. Он до сих пор в своем времени. И думает так, как тогда думали люди. С ним не объяснишься, как мы объясняемся друг с другом.
- Ему, наверное, неприятно, - сказал Саймон. - Все равно как проснуться и увидеть, что все кроме тебя сошли с ума. Или как увидеть страшный сон.
- А я думаю, что ему наплевать, - сказал мрачно Джеймс. - Ему это даже нравится. И ведь ничего нельзя с ним сделать, верно? Его вроде как и нет. Вот он и проделывает все, что ему вздумается.
Им представились все более пугающие возможности. Колдун будет безнаказанно буйствовать, а Джеймсу достанутся все последствия и расплата за то, чего он не сможет объяснить, потому что никто не станет и слушать…
- А все-таки что-то сделать НАДО, - сказал Джеймс.
Но тут внимание Саймона отвлекло незаконное вторжение группы мальчишек с другого конца Лэдшема, которые обстреливали камнями каштан на чужой улице. Он ринулся туда. Джеймс тяжело вздохнул. Ясно, что Саймон не так уж захвачен проблемой Томаса Кемпе. Конечно, интересуется, готов кое в чем помочь, но не погружен в нее, как Джеймс, целыми днями, хочешь, не хочешь.
Осознав это, Джеймс ощутил свое одиночество, но, вместе с тем, некую избранность: подобно героям древности, он стоял перед задачами неодолимой трудности. Так он дошел до дома миссис Верити. Она сидела в дверях на стуле, грелась на послеполуденном солнышке и наблюдала за всем, что происходило на улице Ист-Энд.
- Угостить тебя мятной карамелькой, милый?
- Да, пожалуйста, - сказал Джеймс.
- Где же они у меня? Были в кармане фартука. А, вот они. Твоя мамочка только что прошла с покупками, сейчас уже, наверное, дома. Я заметила у нее в корзинке пакет из кондитерской, значит, будет вам к чаю что-то вкусненькое. А вон проехала медицинская сестра. Куда это она? - Миссис Верити слегка передвинула свой стул, чтобы лучше видеть улицу. - А у дома Брэдли все еще стоит машина из мастерской телевизоров. Чинят уж почти час.
Джеймс разглядывал соломенную крышу на доме миссис Верити, посередине выложенную узором, и думал, как должно быть скучно жить, если интересуешься только тем, что делают другие. На краю крыши сидели скворцы и насвистывали; казалось, они заняты тем же, что и миссис Верити.
А миссис Верити заговорила о школе. Она спросила Джеймса, нравится ли ему там; он сказал, что нравится, и немного рассказал о том, какие они готовят сообщения.
- Подумать только! - сказала миссис Верити. - В мое время учились совсем не так.
И тут, к удивлению Джеймса, начала длинный рассказ о Воскресной школе, которую посещала в детстве; рассказ сперва не обещал ничего интересного, но неожиданно стал очень занимательным. Оказывается, Воскресная школа была еженедельной пыткой. Все тогдашние дети Лэдшема должны были два часа подряд высидеть в холодной и пыльной церкви, слушая чтение Священного Писания, не разговаривая и не двигаясь, под страхом немедленного и ужасного наказания. Но в один незабываемый день дети с восторгом увидели, что суровая сестра викария, которая подвергала их этой пытке, сама засыпает…
- Мы переглядывались и едва смели дышать, пока она совсем не уснула, прямо на стуле, с Библией в руках. Тогда мой брат Роберт - ужасный был шалун, и вечно ему попадало за проделки, потом он, правда, преуспел, заведовал в Рэгби кооперативом и так до самой пенсии, - и вот Роберт подал нам знак, и мы все встали и вышли тихо, как мыши, и заперли за собой дверь на ключ. А потом мы выбежали на солнышко с криком и визгом, точно орда маленьких дикарей, и затеяли шумную игру на кладбище, вокруг могил. До сих пор помню. Хоть и странно такое вспоминать, не верится, что это была я. Говорится, правда, что в ребенке взрослый уж заложен.
Тут она с беспокойством взглянула на Джеймса, точно не могла решить, кто же в нем заложен, а Джеймс смотрел на нее с внезапно пробудившимся интересом. Где-то глубоко внутри толстой пожилой миссис Верити с ее ревматическими руками, распухшими так, что не снималось обручальное кольцо, с больной спиной, докучавшей ей в сырую погоду, таилась память о маленькой девочке, которая так возмутительно вела себя в Воскресной школе. И если вдуматься, это действительно очень странно.
Джеймс уже собирался спросить, что произошло, когда сестра викария проснулась, как вдруг сильный порыв ветра смахнул с крыши всех скворцов, а платье миссис Верити вздулось вокруг нее точно парус.
- Боже мой! Какой ветер! Придется мне идти в дом.
Окружающий воздух уплотнился и сильно нажал на правое плечо Джеймса, оттесняя его от дверей миссис Верити. Следующий воздушный вал погнал его по улице, к Коттеджу Ист-Энд. Миссис Верити одной рукой придерживала подол платья, а другой втаскивала в дом свой стул.
- До свидания, милый.
- До свидания! - крикнул Джеймс, а ветер еще раз толкнул его к противоположному тротуару и стих. Джеймс прибежал домой, кипя негодованием. Наглец! Всюду он суется! Да кто он такой? Нельзя уж и поговорить с миссис Верити? Кто он мне? Хозяин, что ли?
Насчет пакета из кондитерской миссис Верити оказалась права. К чаю были пирожные с кремом, значительно поднявшие настроение Джеймса. Немного спустя он настолько оправился, что стал дразнить Эллен, которая появилась в новом платье.
- Что бы это мог быть за странный предмет? А, понял! Футболка, которую оставили под дождем. Она вся намокла, растянулась и никуда уже не годится…
- Это полосатое платье-рубашка. У Джулии такая же.
- Платье-рубашка? Ах, вот оно что! Ну, значит, рубашка растянулась во все стороны, и не понять, где рубашка, а где ты.
- Мама! - простонала Эллен.
- Довольно! - сказала миссис Харрисон. - И пожалуйста, поскорее допивайте чай. Мне надо убрать со стола. Сейчас придет викарий.
- Викарий?
- Да, насчет хора.
Однако викарий явился раньше, чем миссис Харрисон навела на кухне порядок. Он был одним из тех людей, которые прежде всего заявляют, что они на редкость непритязательны и всем довольны. Он отказался пройти в гостиную.
- Прошу вас! Я так не люблю доставлять беспокойство! Прошу вас, продолжайте, как будто меня здесь нет.
Легко сказать, подумал Джеймс. Викарий был шести футов росту и к тому же толст. Входя, он уже стукнулся головой о притолоку и изо всех сил старался не морщиться от боли.
- Боже! - сказала миссис Харрисон, быстро ставя посуду в раковину. - Уж эти наши потолки! Я очень сожалею. Чашечку чаю? Сейчас я заварю свежего.
Входная дверь хлопнула так сильно, что викарий подскочил.
- От чашечки чаю я никогда не отказываюсь… но прошу вас… только если не доставлю хлопот…
- Никаких хлопот! - сказала миссис Харрисон. - Джеймс, уйми собаку. Она точно взбесилась.
Тим вел себя уже знакомым Джеймсу образом, означавшим, как он с ужасом понял, что Томас Кемпе где-то недалеко. Он схватил пса за ошейник. Викарий также обратил внимание на Тима, но, очевидно, по другой причине.
- До чего похож на бездомного пса, который на прошлой неделе утащил у нас из кладовой кусок мяса. Удивительно, как дворняги похожи одна на другую! Ну-с, как дела в школе, молодой человек?
- Отлично, благодарю вас, - сказал Джеймс.
Тим яростно вырывался. Оскалив зубы, он стремился к какой-то точке, находившейся позади викария. Оконные рамы затряслись.
- Эти осенние ветры! - сказал викарий. - Я всегда при этом думаю о тех, кто в плавании.
- Что? - переспросила миссис Харрисон. - О да, конечно. - Она раздраженно прихлопнула чайник крышкой.
Электрический свет замигал. Наверху прозвенел будильник. Одна из чашек на буфете стала подпрыгивать на своем блюдце.
- Прошу вас, садитесь, - сказала миссис Харрисон. - Джеймс, пододвинь викарию стул.
Джеймс подвинул к столу стоявшее в углу кресло. Он еще держал его за одну из ручек, а викарий уже садился, как вдруг кресло вырвалось и рванулось в сторону. Викарий, получив сильный удар в бедро, качнулся и едва не упал.
- Джеймс! - гневно крикнула миссис Харрисон. - Надо же смотреть, что делаешь!
- Виноват, - сказал смущенный Джеймс, ставя кресло куда следовало. Викарий сел, потирая бедро и также извиняясь. Тим истерически лаял.
- Выведи ты эту собаку! - крикнула миссис Харрисон.
Когда Тим был выдворен, стало тише, если не считать хлопавшей задней двери. Викарий потирал то лоб, то бедро, стараясь делать это незаметно.
- Такова семейная жизнь. Что-то все время происходит.
- Да уж, скучать некогда, - мрачно подтвердила миссис Харрисон. - Вам с молоком?
- Да, пожалуйста, если можно… Вы очень любезны… Надеюсь, я не помешал, ведь вы так заняты. Все мы в наше время очень заняты, не правда ли?
- Нет, что вы! - сказала миссис Харрисон. - Джеймс, передай викарию чашку.
Джеймс с величайшими предосторожностями понес через комнату чашку на блюдце. Он уже стоял перед викарием, а тот уже взялся за край блюдца, как вдруг чашка подпрыгнула, наклонилась под углом в сорок пять градусов и опрокинулась. Чай полился на блюдце, а оттуда хлынул на брюки викария.
- Джеймс! - проговорила миссис Харрисон сдавленным голосом.
Стали ахать и вытирать. Викарий снова и снова извинялся. Джеймс тоже извинялся. Лицо миссис Харрисон приняло то сосредоточенное выражение, которое сулило грозу, как только позволят обстоятельства. Наконец викарий, насухо вытертый и получивший новую чашку чаю, перестал извиняться и заговорил о спевках хора. Миссис Харрисон любила иногда попеть; это позволяло ей, как она говорила, выпускать пары. Она считала также, что и Джеймса хорошо было бы занять пением. Джеймс знал это и надеялся вовремя улизнуть. Он уже стал пробираться к двери.
- Мой сын, - сказала миссис Харрисон, грозно глядя на него, - тоже некоторым образом поет.
- Дорогой мой! - сказал викарий. - Приходи обязательно. У нас есть мальчики примерно твоих лет.
Джеймс пробормотал, что он бы с удовольствием, или что-то в этом роде. И был пригвожден к месту неумолимым взглядом матери.
- Отлично! - сказал викарий. - Вот что. Я прямо сейчас напишу тебе расписание наших спевок. - Он похлопал себя по карманам.
- Джеймс, - сказала миссис Харрисон. - Принеси, пожалуйста, телефонный алфавит и карандаш.