* * *
С утра Тиберий бродил по набережной, прислушиваясь к говору легионеров, дожидавшихся погрузки на корабли. Одни воины, сидя, на земле, играли в кости, другие пили вино и пели, иные с жаром рассказывали о своих похождениях.
Удаляясь, Тиберий слышал взрывы хохота.
Тиберий наблюдал за погрузкой легионеров на корабли. Погрузка производилась быстро, корабли тотчас же снимались с якоря и выходили в море.
Был уже вечер, когда подошёл он к портовой таберне. Из неё доносились пьяные песни.
Спустившись по скользким ступенькам в тёмную яму, Тиберий увидел в глубине её круглое светящееся отверстие и пошёл вперёд. Вскоре он очутился в полутёмном помещении.
Крики оглушили его. Две тусклые светильни, чадя нагоревшими фитилями, слабо освещали стол, уставленный кружками, взлохмаченные головы с осовелыми глазами. Несколько человек лежали на полу и храпели. Тиберий споткнулся, чуть не упал. Кто-то схватил его за ногу, выругался.
Оглядевшись, Тиберий увидел среди воинов, сидевших за столом, Мария и Тита и кивнул им. Они узнали Тиберия и с недоумением смотрели на него. Наконец Марий встал и, пошатываясь, подошёл к нему:
- Ты, господин, пришёл к нам? Зачем? Уж не пить ли с нами?
Тиберий уловил насмешку в его голосе.
Подошёл и Тит. Глаза его не смеялись. Таберна затихла, точно насторожилась, готовая загореться ярким пламенем гнева и ненависти к нобилям. Тиберий почувствовал это, поднял руку.
- Римляне, - заговорил он, - я такой же воин, как вы, как Тит и другие, а обучал нас в строю этот строгий примипил, - указал он на Мария. - Одних он хлестал виноградной лозой, другие избежали этого, но спины, вкусившие сладости лозы, чешутся до сих пор. Хвала богам, я избежал ударов, а мог бы их получить, если бы был нерадив. Не правда ли, господин центурион?
Марий опешил от такого обращения: шурин консула назвал его, деревенского плебея, господином! И Марий растерянно произнёс:
- Клянусь Марсом, ты не получил ни одного удара.
- Друзья, - продолжал Тиберий, - я зашёл к вам, как воин к воинам. В боях мы будем сражаться рядом, получать удары не лозой, а мечом и копьём, и, отражая их, будем бить врага, гнать навстречу нашей коннице. Но если в боях вместе, то и за столом вместе, не так ли?
- Садись, садись! - послышался чей-то голос. - Но у нас нет ни асса.
- Эй, хозяин! - закричал Тиберий. - Две амфоры вина!
Тучный пожилой вольноотпущенник в фригийском колпаке, с огромной медной серьгой в левом ухе, услужливо поклонился Тиберию:
- Господин прикажет разбавить вино водой?
Тиберий обернулся к Марию:
- Решай как старший.
Центурион усмехнулся:
- Мы не нобили, чтобы разбавлять вино водой. Так ли, детки?
- Верно, отец, верно! - загремела таберна.
Одутловатое безбородое лицо вольноотпущенника приняло выражение тонкого лукавства.
- Ты мудр, отец, как Нума Помпилий, - вымолвил он, еле сдерживаясь от смеха. - Пусть никто не скажет, что вы уподобились варварам.
- Ты считаешь нас варварами? - крикнул Тиберий.
Лукавые глазки вольноотпущенника сверкнули смехом, голос приобрёл медоточивую сладость:
- Пусть не прогневается господин мой за неточное выражение… Пусть гости пьют, как решено, и храбрый центурион подаст всем пример… Но это вино, - продолжал хозяин, - крепкое, старое карфагенское из погребов самого Ганнибала - да будет проклято его имя!
Когда амфоры были распечатаны и кружки наполнены, Тиберий провозгласил тост за доблестных легионеров, моряков и военачальников. Громкие голоса, хлопанье в ладоши, топот - всё слилось в единый гул. Он видел раскрытые рты, белые и жёлтые зубы, блестящие хмельные глаза, обращённые к нему с радостью, лаской, гневом, злобой, и недоумевал, почему некоторые смотрят на него, как на врага. А когда шум стал утихать, он понял по долетавшим обрывкам речей, что ему, нобилю, не доверяют.
- Ты шурин консула, - услышал он чей-то голос и оглянулся, но сказавшего не увидел.
- Разве Сципион Эмилиан - не друг народа? - возразил Тиберий. - Сам плебс избрал его консулом для завершения войны с Карфагеном!
Наступила тишина. И в ней медленно прозвучали слова, падая тяжёлыми каплями в души:
- Избрал городской плебс, а не деревенский. Сципион мало знает о наших нуждах. Моё хозяйство разваливается, скоро землю продадут за долги…
Тиберий поднял голову, встретился глазами с Титом. Обычно весёлые глаза плебея были печальны, в них отражалась тоска встревоженного сердца. И Тиберий понял, что эти люди не могут быть расположены к нобилям.
"Но почему земледельцы обречены на голод и нужду? - мелькали мысли. - Так началось после войны с Ганнибалом…"
Вспомнились речи Блоссия, который говорил о разорении деревенского плебса. Философ доказывал, что большая часть общественной земли находится в руках сенаторов и всадников. Они отнимают у бедняков силой или скупают за бесценок участки, пришедшие в упадок. На вопрос Тиберия, отчего захирел деревенский плебс, Блоссий отвечал, что войны оторвали его от земли, налоги задушили, ввоз в Италию дешёвого заморского хлеба подорвал его благосостояние. В областях, разорённых Ганнибалом, многие земледельцы стали нищими. На полях богачей работают рабы, вытесняя всюду свободных пахарей.
Что же делать разорённым беднякам? Они уходят в города искать счастья, заработка.
Тогда Тиберий не обратил большого внимания на речи учителя, но теперь, когда он услышал слова о нуждах плебеев, ему представились опустевшая деревня и поля, на которых работают рабы: так же, как всегда, светит яркое солнце, но не слышно родного языка, только чужеземная речь рабов режет ухо, и не знаешь, где находишься - в Африке или Азии.
Очнувшись, Тиберий услышал слова Мария. Центурион говорил:
- Я думаю, что ты, Тит, преувеличиваешь: дела твои не так плохи, но могли бы быть лучше - ты не умеешь вести хозяйство.
- Что ты говоришь, Марий? - вскипел Тит. - А разве в твоём хозяйстве дела лучше моего? Там осталась твоя Фульциния, и если Деций не поможет ей…
- Знаю, пахота и сев - не женское дело, но если моя жена…
Тиберий перебил Мария:
- Не надо, друзья, отчаиваться, справедливость восторжествует, но не раньше, чем окончится война. Верьте, наступят лучшие времена, и Рим позаботится о нуждах бедных квиритов. Выпьем же, друзья, за лучшие времена!
Звенели, чокаясь, кружки - воины пили за величие Рима и благосостояние плебса.
Когда Тиберий уходил из таберны - казалось, златокудрый Феб-Аполлон выезжал на сверкающей колеснице на голубые просторы неба.
Колесница поднималась над лазурным морем, и эти две голубизны - голубизна неба и лазурь моря - казалось, раздвигались, образуя сияющую дорогу, по которой катилась огненная колесница с огненными конями и румяным смеющимся богом.
Тиберий задумчиво глядел вдаль.
- Какое тихое море! - сказал он, обернувшись к провожавшим его легионерам. - Если консул закончит сегодня свои дела, завтра мы отплывём в Африку!
Глава VI
Сервий не представлял себе, что такое большая война, и был удивлён по прибытии в Утику лихорадочной деятельностью Сципиона Эмилиана. Даже Марий и Тит, участники нескольких походов, были поражены грандиозными приготовлениями полководца.
Не успели воины высадиться на берег и наскоро развести костры, чтобы сварить себе похлёбку, как консул приказал снова готовиться к посадке на корабли вместе с ополчением Утики.
Сервий недоумевал, что случилось. Поднимаясь на корабль, он спросил Тита, куда направляются войска, но Тит тоже не знал. И только Марий, подошедший к ним, объяснил:
- Римский отряд занял крутую скалу в Магалии, предместье Карфагена, и едва держится. Он ворвался было в ворота и устремился в Магалию, но карфагеняне отрезали его от наших войск. Надо спасать отряд, иначе он погибнет.
Марий, ожидавший приступа или морского сражения, был разочарован.
"Стоило ли посылать столько войск на помощь отряду? - думал он. - Пуны едва ли будут отстаивать эту бесплодную скалу". Но Марий ошибался.
Карфагенян у скалы оказалось много, и, хотя Сципион опрокинул их в стремительной схватке и отряд был спасён, а скала удержана римлянами, карфагенский полководец Газдрубал возобновил нападения на магалийскую скалу.
Приказав начать осаду Магалии, Сципион Эмилиан стал наводить порядок в лагере.
"Вот он, римский Геркулес, очищающий Авгиевы конюшни!" - думал Тиберий, наблюдая за изгнанием, из лагеря певиц, флейтисток, арфисток, предсказателей, мелких торговцев; в лагере вводилась строгая дисциплина. Легионер, уклоняющийся от военных занятий и захваченный за игрой в кости или за кружкой вина, получал известное число ударов на виду у выстроенного легиона, у него отнимались оружие и обувь. Безоружный, босиком, он часами простаивал на форуме лагеря, вызывая у воинов презрение. Случалось, что провинившийся умолял центуриона выдать ему оружие и отправить на скалу, в самое опасное место, но получал суровый отказ.
В один из дней Тиберий, проходивший по лагерю, увидел на форуме нескольких легионеров, сплетавших верёвку из полос разорванных плащей.
- Что вы делаете? - обратился к ним Тиберий.
Воины молчали. Юноша смотрел на потные лица людей, стоявших босиком, с непокрытыми головами на солнцепёке, и думал: "Так наказывают строптивых, непокорных легионеров, не радеющих о доблести войска и славе великого Рима".
И вдруг, вглядевшись в воинов, он узнал среди них Тита.
- А ты как сюда попал? - удивился Тиберий.
Тит вспыхнул, быстро отвёл от него глаза.
- Что молчишь?
- В кости играл с Сервием. Марий хлестал нас виноградной лозой…
- Но Марий - ваш сосед по участку.
- Что ж, что сосед? А служба?
Тиберий задумался: "Да, служба. Она не знает ни родства, ни дружбы".
- А что вы делаете?
- Разве не видишь?
- Зачем вам верёвка?
Тит молчал. И Тиберий, поняв, растерянно взглянул на него:
- В уме ли ты?
- Лучше смерть, чем такой позор.
Легионеры молча слушали. Лица их были хмуры.
А Сервий, стоявший в стороне, думал: "Они плетут верёвку… Нет, я не хочу умирать, меня ждёт Тукция".
Он видел, как Тиберий протянул руку, слышал его слова: "Отдайте верёвку, с ней я пойду к консулу просить за вас".
Слова Тита не удивили Сервия, это были слова благодарности, и он, Сервий, сказал бы так же: "Господин мой, если ты спасёшь нас, все мы - твои слуги".
Сервий не спускал глаз с Тиберия, направившегося к шатру полководца. Вот Тиберий прошёл мимо часовых, вот входит в шатёр, над которым развевается белое знамя…
* * *
Сципион Эмилиан стоял в кругу военачальников и что-то говорил. Энергичное лицо его светилось уверенностью, глаза поблёскивали. Тиберий успел увидеть красное круглое лицо Мария, резко выделявшееся среди бледных лиц военачальников.
- Итак, решено, - сказал Сципион Эмилиан и, заметив Тиберия, подозвал его к себе: - Почему ты не пришёл на совет?
- Не успел. Осмотр стен Магалии занял больше времени, чем я предполагал. Возвращаясь, я увидел наказанных воинов и…
- Об этом потом… Каковы стены? Можно ли взять предместье приступом?
Тиберий помолчал.
- Ты ставишь меня, консул, в затруднительное положение. Разве у тебя нет мнения более сведущих людей?
- Я хочу знать твоё мнение.
- К стенам можно придвинуть осадные башни…
- Слышите? - повернулся Сципион к военачальникам. - И ты, Тиберий, уверен в успехе?
- Дай мне людей, и я первый пойду на приступ.
- О приступе и была речь во время твоего отсутствия. Решено напасть на Магалию чуть свет. В начале ночи начнём подготовку.
- Хорошо, но мне нужны надёжные воины.
- Выбирай. С тобой пойдёт примипил Марий.
Отпустив военачальников, полководец прошёлся по шатру, остановился.
Потом, взглянув на Тиберия, Сципнон сказал:
- Когда выберешь себе помощников…
- Я выберу из числа наказанных.
- Нет, Тиберий, эти люди должны отбыть наказание.
- Эти воины, Публий, должны участвовать в бою, чтобы искупить свою вину, и они пойдут со мною! - волнуясь, говорил Тиберий. - Нельзя доводить людей…
- Повторяю, Тиберий…
- Выслушай меня, Публий, а потом делай, что нужно.
И Тиберий рассказал о беседе с Титом, и решении легионеров умереть.
- Вот эту верёвку я отнял у них. Люди доведены до отчаяния: они разорвали свои плащи и стали вить верёвку. Боги видят раскаяние воинов, сам Марс сжалился бы над ними и послал их в бой! И я поклялся в душе Юпитером, что если ты не дашь мне этих людей, то я…
- Не пойдёшь в бой? - сверкнул глазами Сципион.
- О нет, Публий. Я пойду, но не стану выбирать помощников - ведь, кроме этих людей, других не знаю, а положиться могу только на них.
Сципион взглянул на Мария:
- В чём они провинились, примипил?
- Они играли в кости, пренебрегали службой. Я разогнал их. Пришлось сечь, как приказано тобой, отнять оружие и обувь, поставить их на форуме, в назидание другим.
- Когда это было?
- Завтра будет ровно неделя.
- Выдать им оружие и обувь - слышишь, Марий?.. А ты, Тиберий, можешь вести их в бой.
Схватив в волнении руку Сципиона, Тиберий прошептал:
- Я знал, что ты великодушен!
И он выбежал из шатра вслед за Марием.
Глава VII
Чёрная, как сажа, африканская ночь помогала римлянам. В темноте медленно двигались осадные башни, но, как ни тихо подступали они к стене, бдительный враг уловил лёгкий скрип колёс, и стены мгновенно ожили: между зубцами вспыхнули яркие огни, и отблеск их выхватил из темноты очертания огромных передвижных башен. На стенах появились катапульты и баллисты. Зажигательные снаряды ударялись о башни и с треском падали на землю, обжигая людей, следовавших за башнями. Римляне быстро тушили огонь, уносили раненых, настойчиво двигались вперёд.
Тиберий шёл во главе отряда, следовавшего за передовой башней.
- Как только башня упрётся в стену, - приказывал он, - пусть воины взбираются за мной на её верхний ярус! Тит и Сервий перебросят на стену мостик. А ты, Марий, будешь подгонять отстающих, следить за баллистами и катапультами.
- Я - примипил…
- Делай, как сказано. Каждая минута дорога.
- А таран?
- Таран должен немедленно начать работу.
Со стен сыпались стрелы, свистели камни, ударяясь о башню, и Тиберий кричал в нараставшем шуме:
- Быстрее, быстрее!
Таран, находившийся в нижнем ярусе, тяжело бухал. Тиберий бросился в башню. За ним Тит и Сервий, увлекая за собой легионеров. Ощупью, в темноте они быстро поднимались по дощатой лестнице, содрогавшейся от ударов тарана. Вскоре свежий воздух пахнул им в лицо. Поспешно был перекинут мостик, и железные крючья, зацепившись за зубцы стены, зловеще заскрежетали.