Чудеса в Гарбузянах - Нестайко Всеволод Зиновьевич 3 стр.


- А из Дедовки парень "Москвичом" КРАЗ решил протаранить. Так от этого "Москвича", верите, только подфарник остался…

- …А я піду-у в лоте-рею-у-у "Запорожца" виграва-ать…

…На землю опустилась ночь.

Разошлись по хатам Бамбуры.

Уснули уставшие от переживаний ребята.

Только Бровко сидел у будки, смотрел на звёздное небо, о чём-то думал и раз за разом вздыхал. Что-то неспокойно было на сердце.

А когда солнышко снова улыбнулось нашим Гарбузянам, то оно увидело, что Семен Семенович Байда, колхозный бухгалтер, разговаривает со своим заспанным сыном Марусиком.

- Ты не думай ничего, сынок, - придавая своему голосу как можно больше мягкости, говорил Семен Семенович. - Прост мне интересно. Как там было с этим лотерейным билетом? Подробности некоторые…

- Да я уже не помню, папа, подробностей, - раскрыв только один глаз, сонно бормотал Марусик.

- А ты вспомни, сынок, вспомни. Что вы покупали? Когда? Почем? Кто платил деньги?

- А какая разница!.. Ну… ну… конфеты покупали. И лимонад. На праздники это было. Майские, кажется.

- А деньги? Деньги чьи были?

- Общие деньги. Немного моих. Ты мне перед праздником дал. Помнишь? Немного Цыгана. Журавля немного.

- А сколько, сколько чьих? Вспомни, сынок.

- Да… да разве это важно? Разве это имеет значение?

- Просто интересно… Припомни, припомни…

- Ну… Моих два рубля, кажется… Цыгана, кажется, рубль с копейками. А Журавля копеек, наверно, сорок…

- О! Ясно. Я же хорошо помню, что дал тебе тогда два рубля. Ясно! Ну, иди, сынок, иди! Досыпай. Извини, что разбудил. Иди!

- А… а зачем тебе это?

- Просто интересно. Иди!

И сонный Марусик, не очень что-то понимая, упал на подушку и сразу уснул.

Понятно, что на следующий день после таблицы в сберкассу нечего еще и соваться. Тем более, сберкассы в селе не было. Сберкасса была в районе. Семен Семенович не волновался. Спокойно пошел на работу.

Глава пятая, в которой вы узнаете, что такое два рубля, а что такое рубль с копейками (не говоря уже про сорок копеек). Родители и дети

Чем занимались в этот день наши герои, пересказывать не буду. Тем более, что ничем особенным они не занимались. Ходили, слонялись по Бамбурам, стараясь никого не встретить из односельчан. Потому что им уже надоело рассказывать о своём везении и показывать счастливый билет. Да и показывать, честно говоря, было нечего. Павел Максимович еще вчера забрал у сына билет и спрятал. Чтобы нечаянно не потерялся. Оставим на некоторое время юное поколение и дадим слово их родителям. Именно они в этот день (а точнее, вечер) стали главными действующими лицами.

После ужина Семен Семенович глянул выразительно на жену. Она молча одобряюще кивнула. Семен Семенович решительно кашлянул и направился к Непорожним.

Павел Максимович, поужинав, сидел на крыльце и курил, задумчиво смотря вдаль. То и дело изо рта его выпуская круглые кольца дыма, чем-то похожие на автомобильные колеса. Так во всяком случае показалось Семену Семеновичу…

- Добрый день, или скорее добрый вечер, сосед! Добрый вечер, дорогой! - начал Семен Семенович, улыбаясь ослепительно и приветливо.

- Вечер добрый, сосед! - учтиво ответил Павел Максимович. - Как поживаете?

- Да ничего, спасибо… А вы?

- Спасибо, тоже ничего…

- Вы знаете, сосед, - словно между прочим сказал Семен Семенович. - Я завтра как раз еду в район, в финотдел. Так могу заодно этот ребячий билет в сберкассу завести. Чтобы времени не терять. Ведь его же еще в Киев на проверку посылать будут. Давайте!

Павел Максимович как-то странно посмотрел на Семена Семеновича и сразу стал красным, как мак.

- Хм… - он опустил глаза, насупил брови, потом снова внимательно взглянул на соседа. - Хм… Не волнуйтесь, дорогой. Не волнуйтесь. Я на мотоцикле рано утром отвезу. Мне не трудно…

- Да зачем же, сосед, собственный бензин жечь? Когда я на колхозном "бобике"…

- А мне в район всё равно надо. В сельхозтехнику.

- Оп-па! Чего это вдруг, сосед?

- За тем самым, сосед, за чем и вам в финотдел.

Наступила напряженная тишина.

- Усматриваю в вашей настойчивости, сосед, скрытый смысл, - сузил глаза Семен Семенович.

- И я усматриваю. В вашей, сосед, настырности.

- Жалко, сосед, жалко, что вы так говорите.

- И мне очень жаль.

- Между прочим, если уж на то пошло, должен сосед, напомнить, что, когда дети покупали конфеты и тетка Галя, продавщица, дала им на сдачу лотерейный билет, то в общих деньгах было два рубля моего сына, а вашего - рубль с копейками. И только потому, что мой сын добрый и уступчивый, билет взял домой ваш сын.

- Ну, знаете, это, сосед, смешно. Причём тут два рубля и рубль с копейками? Не понимаю!

- А при том, что два рубля, извините, больше, чем рубль с копейками. Это еще в первом классе проходят. Жалко, что вы не понимаете.

- Но билет стоит пятьдесят копеек. И на рубль с копейками много купить не один даже, а по крайней мере, извините, два билета. Это тоже проходят в первом классе.

Снова наступила минута молчания.

- Так не даёте?

- Дураком бы был, если бы дал.

- Наоборот, сосед, наоборот… Был бы умным. Эх! Сколько живу рядом с вами и не знал, что вы, извините, такой!

- Это я, значит, такой?! Я?! Это я, значит, пришел к вам и начал выцыганивать билет! Ха! Ну, красиво! Кра-си-во!.. Вы, сосед…

- Это… Это не я, сосед, а вы, сосед… Вы! Вы! - даже захлебнулся Семен Семенович.

- Что?.. Что?.. - Павел Максимович сузил глаза. - Вы, кажется, хотите что-то сказать!.. Ну, говорите, говорите!

- Пусть вам ваш Бровко скажет! Я такого говорить не умею…

Они уже не говорили, а кричали.

Бровко, услышав, что хозяин, повысил голос, и сам зло загавкал на Семена Семеновича.

Бамбуры притихли.

Еще вчера горячо поздравляли они соседей с выигрышем и пели "Распрягайте, хлопцы, кони…", а сейчас, услыхав перебранку, уже тихо хихикали.

И не подумайте, пожалуйста, что у нас на Бамбурах живут люди плохие, недоброжелательные. Нет! Все люди хорошие. Только вы знаете, как развито у нашего народа чувство юмора. И это чувство ну просто заставляло в данный момент хихикать. Нельзя было удержаться.

Ребята как раз сидели у Цыгана в саду и ели яблоки. Минуту назад они оживленно обговаривали маршрут первого путешествия на собственном "Запорожце". Сашка Цыган настаивал на южном варианте: Херсон - Одесса - Крым. Марусик склонялся к западному: Львов - Ужгород - Закарпатье. А Журавль отстаивал восточный: Урал - БАМ - Владивосток.

Теперь они примолкли и, затаив дыхание, слушали родителей.

Слушали, опустив глаза, не решаясь посмотреть друг на друга.

Марусик вздохнул и положил надкушенное яблоко на траву. Журавль помедлил и тоже положил, хотя это уже был огрызок, а не яблоко. Сашка Цыган густо покраснел и закусил губу. В удрученном молчании выслушали они весь разговор до конца.

- Ну, я пойду, - не поднимая глаз, тихо сказал Марусик.

- И я… - вздохнул Журавль.

Сашка Цыган молча отвернулся.

У Семена Семеновича были белые глаза и темные пятна на лице.

- Чтобы… чтобы… чтобы ты больше не смел водиться с этим Цыганёнком! Слышишь! - запинаясь выкрикнул он, увидев сына.

У Марусика мелко задрожал подбородок, он хотел что-то сказать, но не смог, захлебнулся и громко заплакал.

- Вот-вот! Только и умеешь нюни распускать! - как чайник, кипел Семен Семенович. - Каждый может тебя обдурить. Никогда, никогда из тебя ничего не выйдет! Ничего ты в жизни не достигнешь. Никогда ничего иметь не будешь. Проживешь, как горох у дороги. Кто идёт, тот и сорвёт.

Долго еще извергался, как вулкан, Семен Семенович, пока мать Мария Емельяновна не остановила его.

- Хватит уже! Хватит! Доведешь его до того, что он заикаться начнет.

Совсем другая картина наблюдалась в хате Непорожних. Там наступательный бой вёл сын.

- Мне… мне… мне стыдно! - закричал он, вбегая в хату.

- Оп-па! - спокойно поднял голову отец и прищурил один глаз. - Что такое? Чего это вдруг застыдился? Ишь, какой стыдливый стал!

- Зачем… зачем вы так говорили с Семеном Семеновичем? Разве можно?..

- А как мне было надо говорить, если он…

- Надо было отдать ему этот билет! Отдать! Правда, у Марусика было больше денег… И однако это наша общая машина… Общая! Всех трёх.

- Ты смотри! - повернулся отец к жене. Наш козленок встаёт на дыбки. Наверно, хочет, чтобы я ему всыпал хорошенько, - и мгновенно переменился в лице, прикрикнул на сына: - А ну цыц! Оно мне… оно меня еще учить будет!.. А ну!

Дальше разговор с сыном передавать не будем, чтобы не травмировать впечатлительных читателей.

Скажем только, что после этого разговора, лежа на чердаке и тихо всхлипывая, мальчик думал: "Нет! Нету правды на земле! Нету!.. И зачем я желал, зачем я выигрывал эту машину? Чтобы только считалось, будто бы она наша, а по-настоящему отец не позволит и пальцем притронуться, как к мотоциклу. "Подождите, пока вырастите, пока права получите. Тогда будете кататься сколько влезет". Спасибо вам в шапочке! Нет! Не хочу!"

Эх, какая же это страшная мука, когда ты видишь, когда ты чувствуешь, что родители твои что-то не так делают, что они не правы!..

И какая же это безысходность!

Родителей же не поменяешь. Родители же даются человеку раз и на всю жизнь.

С самого рождения они для тебя… Они для тебя - самые умные, самые добрые, самые справедливые люди на Земле.

И вдруг…

Если эти родители знали! Если бы они только знали! Так нет! Считают, что они непогрешимы. Не докажешь им, не убедишь.

Ты не можешь быть прав, потому что ты ребенок.

Эх, какие же они взрослые, эти родители! Какие они безнадёжно взрослые!

Вот в муках и переживаниях и заснул Сашка Цыган…

И не слышал он, конечно, лежа на чердаке, как в своей комнате кряхтели и бормотали его родители.

- Ну… ну, скажи, а? Разве я не прав?! Ну…

- Ага…

- Я тебе честно говорю, я же хотел… Хотел… Вот, думаю, покурю и пойду к нему. Честное слово!.. Пойду и скажу: "Сосед, - скажу, - а сядем, сосед, на мотоцикл да поедем в район. Сдадим билет на вашу фамилию. Вот же, сосед, бухгалтер, образованный человек, дело имеете с финансами, пусть будет на вас записана, пока ребята не подрастут…". Честное слово, вот так думал… А он!.. Эх!.. Пришёл и - будто я себе!.. Ну!

- Не волнуйся, Павлуша, хватит. Снова до утра не уснешь.

- Я не волнуюсь, но… Вот тут… - Павел Максимович стукнул себя тяжелым кулаком в грудь, даже в матрасе звякнула пружина. - Вот тут… будто кто мне нож воткнул и поворачивает, поворачивает… Заподозрить меня, что я… себе!.. Ну!

В матрасе снова звякнул пружина.

И, словно эхом прокатившись через два сада и два огорода, звякнула её в ответ пружина в тахте соседской хаты. Там тоже не спали.

- Сколько лет жили душа в душу! Сколько лет! - драматично шептал Семен Семенович.

- Эх-хе-хе! - вздохнула Мария Емельяновна.

- И я всегда… Ты же помнишь, как я… на правлении, и… А он…

- Эх-хе-хе! - снова вздохнула Мария Емельяновна.

- И что же я - себе, что ли? Я же хотел как лучше всего… по-человечески хотел. Хотел зарегистрировать. Оформить официально, чтобы… он же в этом не смыслит ничего… чтобы нотариально записано было… в документах… что машина, дескать, принадлежит всем троим. И до совершеннолетия поставить на консервацию… А он… Вот!

- Да не кури, Сенечка! Ты же бросил. Сердце будет болеть снова. Я тебя прошу. Не кури.

- Да обидно же! Обидно! - ударил себя в грудь Семен Семенович. - Словно я себе!.. Ну!..

И звякнула пружина в тахте, покатилось эхо через два сада и два огорода. И тонко зазвенела в пружине кровати родителей Цыгана.

Ну и сложные же эти взрослые! Ну и сложные же они люди. Ничего иногда не поймешь.

Глава шестая, в которой наши герои задумывают и проводят блестящую операцию. "На! Теперь ты загадывай…"

Заснул Сашка Цыган и… сразу же проснулся. Словно и не спал вовсе.

Солнышко, как всегда, улыбалось с неба. Весело щебетали на деревьях птицы. Хрюкала в хлеву свинья. Жизнь была прекрасна.

Но мальчик мгновенно вспомнил вчерашние события, и свет померк для него, как в самую неистовую непогоду.

"Нет! Так дальше жить нельзя!" - подумал он, и неожиданная решимость охватила его.

Он быстро спустился с чердака и, даже не позавтракав, отправился к Марусику.

Марусик еще спал. Во сне его лицо было печальное и скорбное.

- Алё! - тронул его за плечо Сашка Цыган.

- А? - испуганно открыл глаза Марусик.

- Вставай! Хватит спать. Надо решить, как нам дальше жить.

- Что? - не понял спросонья Марусик.

- Ты как хочешь, а я думаю убежать из дома, - тяжело вздохнул Сашка Цыган.

- Как?!

- Обыкновенно. Убегу да и всё. Пусть себе ездят на этой машине сколько влезет. У меня вчера с отцом… разговор был.

- И у меня, - вздохнул Марусик.

- Неинтересно мне стало дома. Понимаешь? Неинтересно.

- А куда же убежишь?

- Не знаю еще…

- Слушай, - неожиданно взбодрился Марусик. - Надолго убежать, конечно, трудно. Всё равно милиция найдёт и вернет. А вот на несколько, чтобы проучить их, - это можно. Тогда и я с тобой. А?

- Давай! Хоть на несколько дней… - Сашка Цыган даже повеселел. Откровенно говоря, он и сам не представлял, как он убежит.

- Ну, а куда убежим, как ты думаешь? - спросил Марусик. Он привык, что идеи исходят от Сашка Цыгана.

- Ну… я думаю… - Сашка Цыган насупил брови, что должно означать раздумье, - я думаю… лучше всего… в лес.

- В лес? - скривился Марусик.

- А что? В македонском шалаше спрячемся.

- А есть что будем?

- Что-нибудь со мной возьмём. А потом Журавль принесет. Грибы будем собирать, ягоды…

- Грибы-ы… - снова скривился Марусик. - Уже собирали… Чтоб они пропали! Может, всё-таки не в лес? А? Как-то оно в лесу всё-таки…

- Ну, ты всё-таки!.. И убежать хочешь, и чтобы всё было, как дома на печи. Уже выяснили, что тот незнакомец абсолютно не страшный. Даже наоборот. Может, что-то нам ещё и посоветует. Хорошо… Если встретится…

- Ну, хорошо! - махнул рукою Марусик. - В лес, так в лес.

…Журавль возился со скособоченными дверями сарая, которые он так и не отремонтировал ни позавчера, ни вчера. Поэтому так рано и встал.

Увидев друзей, он вздрогнул, очень уж решительный вид у них был. А когда друзья изложили ему суть дела, Журавль печально вздохнул.

- А я? Меня, значит, бросаете?

- А тебе убегать незачем. У тебя нет причин. Да и еду носить нам будешь, - сказал Сашка Цыган. - И тебе же надо… вон сарай… и дрова, и воду…

Журавль еще раз вздохнул, но спорить не стал. Не умел он спорить.

Македонский шалаш ребята нашли в прошлом году совершенно случайно, когда ходили за грибами.

Он стоял на краю впадины среди густых кустов и был почти незаметен. Сплетенный из мощных веток, покрытый толстым слоем почерневшей слежавшейся листвы, он, казалось, стоял тут целую вечность.

- Ого! - посмотрел Журавль. - В нём, наверно, еще Александр Македонский жил.

Он как раз тогда читал книжку про Александра Македонского.

Так и назвали они его - македонский шалаш. И как-то, когда их застала в лесу гроза, они прятались в шалаше от дождя. Было тихо, пахло грибами, прелыми листьями и хвоей. Где-то вверху шуршал дождь в кронах деревьев, сверкало и гремело, но в шалаш не попадала ни одна капля.

Потом долго ребята с удовольствием вспоминали македонский шалаш.

Его поставили, наверно, туристы-грибники, которые частенько наведывались на машинах в наш Губановский лес.

Самый короткий путь к македонскому шалашу проходил вдоль Бакая. Но ребята, не сговариваясь, свернули в сторону и дали хороший крюк, обходя озеро. Будь оно неладно! Никто его, конечно, не боится, но просто неприятно смотреть на наго. А зачем, спрашивается, делать то, что неприятно?!

Как всегда в решительный переломный момент жизни, настроение было тревожно-торжественное. Не хотелось ни говорить, ни слушать.

Шли молча.

Сашка Цыган и Марусик несли по большой сумке с едой. Журавль нёс два одеяла.

В лесу было тихо, слышно как комар пролетает, словно лес вместе с ними переживал торжественность момента.

Они едва разыскали шалаш. Дважды проходили мимо и возвращались потом назад. Где-то тут должен быть, а не видно…

- Не найдут, - убежденно сказал Сашка Цыган. - Раз мы не сразу нашли, никто нас тут не найдут.

- Ага, - сказал Марусик, и в голосе его было не столько радость, сколько спрятанной грусти.

Журавль мялся, переминаясь с ноги на ногу. Ему не хотелось расставаться с друзьями.

- А может… может, давайте грибы поищем, - несмело предложил он.

- А что, давайте, - поддержал Сашка Цыган. И пошли ребята за грибами.

Тот, кто собирал когда-нибудь грибы, знает, какая это заразительная штука, - только начни. И как это успокаивает. Все мысли из головы - фить! - и нету. Все чувства из сердца - прочь. Ни о чём не думаешь. Одно только на уме гриб! Где ты, голубчик, прячешься - то ли этим приподнятым опавшим листом, то ли под этою кучкой хвои? А когда улыбается удача тебе, ты уже ничего не слышишь, ничего не видишь, не замечаешь. Голову к земле и - как пёс охотничий.

Сегодня ребятам везло, как никогда. А когда везет, и время летит как на крыльях. Солнце уже повернулось на вечерний круг, когда они опомнились. Грибов у каждого - полные сумки.

Назад Дальше