Глава 12
ОБЪЯСНЕНИЕ
Динка заводит сестру в дальний уголок сада и быстрым шепотом рассказывает ей о том, что случилось в палатке. Про Алину молчит. "Знает один - знает один, знают два - знают двадцать два", - всегда говорит дедушка Никич, и Динка помнит его слова. Да ей сейчас и не до Алины.
- Катя плакала, ой, как плакала!
Мышка, потрясенная неожиданной новостью, цепляется за соломинку:
- Динка! Может, ты все это придумала? Скажи? Я не буду сердиться, но у меня сердце разрывается!
- Ничего я не придумала! Говорю тебе: сейчас приедет жених! - сердится Динка.
- Так пойдем за калитку! Может, он уже идет! - волнуется Мышка.
Динка, волоча за собой длинную веревку, бежит вперед; Мышка - за ней… Калитка хлопает, и Катя, выглянув из своей комнаты, испуганно кричит:
- Алина! Кто-то идет…
Алина хватает со стола мамино письмо и мчится по дорожке.
- Что вы бегаете? - набрасывается она на сестер. - Играйте где-нибудь в другом месте!
- Мы сейчас уйдем! - говорит Мышка. Алина, выглянув на дорогу, возвращается.
- Там никого нет. Это дети, - говорит она тетке.
Катя вздыхает и молча удаляется в свою комнату.
"Вот еще несчастье! - расстроенно думает она. - Сиди и жди как дурочка… И о чем говорить? Нет, я запрусь, пусть Алина его принимает!"
Алина чувствует волнение тетки и, заложив руки за спину, деловито прохаживается по дорожке, держа наготове мамино письмо.
- А сколько времени? - спрашивает она высунувшуюся в окно Катю.
- Уже десять, - упавшим голосом отвечает Катя.
- Смотри, уже десять… - шепчет сестре Динка. - Пойдем сядем у дороги, подальше от дома. Там все видно!
Мышка растерянно оглядывается по сторонам и следует за Динкой.
Усевшись на обочине дороги и зарывшись босыми ногами и теплую пыль, девочки зорко вглядываются в даль.
- А когда приезжают женихи, ты не знаешь? - спрашивает сестру Динка.
Мышка зябко поводит плечами.
- Я думаю… к обеду, - почему-то предполагает она и, морщась, как от зубной боли, просит: - Только ты не кричи сразу. Надо все-таки вежливо…
- Он вежливо - я вежливо, он драться - я драться, - выпятив губу, говорит Динка и, сложив вдвое смоченную в кадушке веревку, шлепает ею по траве. - Вот этим как дашь по спине, так всякий жених вверх тормашками опрокинется!.. Лучше любой палки!
- А какой он вообще. Катя не говорила? - со вздохом спрашивает Мышка. Она так подавлена всем случившимся и той неизвестной ролью, в которой ей сейчас придется выступать, что бледное личико ее совсем поникло, а серые глазки смотрят испуганно.
Но испуг сестры только прибавляет Динке воинственный жар, и фантазия ее разыгрывается.
- Какой жених? - широко раскрывая глаза, переспрашивает она и, смешивая вместе все впечатления вчерашнего дня, шепотом описывает: - У него борода как веник. И зубы длинные, желтые, а на шее такой бугор, а голова просто череп… И кулачищи! А из носа все время идет дым…
- Ой, что ж это! - боязливо подбирая под себя ноги, шепчет Мышка. - И такой жених хочет жениться на нашей Кате?! Ну нет! - В глазах ее, против ожидания сестры, вдруг появляется отчаянная решимость и тоненький носик взлетает вверх. - Чтоб никакой ноги его даже не было! Я прямо ему скажу: "Сейчас же уходите! Мы Катю не отдадим!"
На повороте появляется какая-то фигура, и девочки замолкают. Фигура приближается, и за деревьями уже виден высокий человек в белой рубашке с отложным воротником и в серых брюках. Он идет медленно, вдыхая полной грудью свежий запах леса и обмахивая шляпой круглое вспотевшее лицо. Мягкие черешневые глаза его еще издали замечают девочек и, щурясь от солнца, приветливо улыбаются…
- Смотри! Сахарная голова! - радуется Мышка. - Бежим к нему навстречу!
Но Динка хватает сестру за руку. Быстрая мысль мелькает у нее в голове.
- Подожди… Может, это он - жених? Мы же не знаем! - возбужденно шепчет она.
- Ну, если он, так это хорошо! Тогда Катя не будет плакать! - порываясь вперед, говорит Мышка.
- Молчи, глупая! Катя все равно заплачет, потому что они любит Костю… Но, может быть, это не он? - сомневается Динка. - Конечно, не он! - убеждает Мышка. - Ты же говорила желтые зубы и дым из носа…
- Мало ли что я говорила… - бормочет Динка, озабоченно морща лоб.
- Эй, вы! Босоножки! Что вы тут делаете? - кричит неожиданный гость и, подойдя к девочкам, протягивает им обе руки. - Здравствуйте, лисички-сестрички!
- Здравствуйте, Виктор Николаевич! - смущенно и радостно здоровается Мышка.
Но Динка быстро вырывает свою руку и, подозрительно оглядывая гостя, серьезно спрашивает:
- Это не вы называетесь "жених"?
- Так нельзя спрашивать, - тихонько толкая сестру, смущается Мышка.
Нo Виктор Николаевич громко смеется.
- А ты что-то пронюхала уже? - весело шутит он. Динка быстро выталкивает вперед сестру.
- Вы приехали к Кате? - сильно краснея и волнуясь, спрашивает Мышка.
- Да! И к вам!.. А что, Катя здорова? - тревожится вдруг Виктор Николаевич.
- Да, она здорова. Мы тоже здоровы. Но если вы Катин жених, то мы не пустим вас в дом, - решительно выступает Динка.
- Вы не пустите меня в дом? За что же такая немилость? - удивляется гость, глядя на обеих девочек.
- Виктор Николаевич… Сахарная голова… то есть наоборот… - совершенно запутавшись от смущения, шепчет Мышка.
- Ха-ха-ха! - громко хохочет Виктор Николаевич. - Это кто же окрестил меня так? Ах вы насмешницы!
- Я нечаянно… - бормочет Мышка. - Но вы не смейтесь, потому что нам нужно сказать вам одну тайну.
- Тайну? Так пойдемте домой, и там вы мне все расскажете! - добродушно предлагает Виктор Николаевич.
- Э, нет! Мы пойдем вот куда! Пойдем, пойдем! - хватая Виктора Николаевича за руку и увлекая его за собой, говорит Динка.
Мышка идет сзади. Она совершенно не уверена, что Сахарная Голова - тот самый жених, о котором говорила Динка. Мышке очень страшно обидеть взрослого человека, приехавшего к ним в гости. Динка всегда может наделать глупостей… Ну куда она тащит его?
- Динка! Надо же раньше узнать хорошенько… - шепчет Мышка, забегая вперед.
- Подождите! Куда это вы меня тащите? Здесь уже глухой лес… Взяли меня в плен и тащат, как связанного медведя! Ну, выкладывайте ваши тайны! - усаживаясь на пень, говорит Виктор Николаевич.
Но девочки нерешительно переглядываются, и Мышка, набравшись храбрости, поясняет:
- Если вы правда Катин жених, то мы вам скажем, а если нет, то вы идите, а мы будем еще ждать.
- Хорошо, я вам сознаюсь. Я и правда Катин жених, только, чур, пока никому не говорить! - лукаво грозит он пальцем.
- Мы не будем говорить, потому что вы больше не жених… Катя вчера из-за вас плакала… Они с Костей хочут друг на друге жениться. Они даже подрались, наверное потому, что Костя сказал, что Катя нанесла ему удар… - бойко рассказывает Динка.
- Что ты врешь! Катя никогда не дерется, - быстро перебивает ее сестра.
- Подождите, девочки… - медленно говорит Виктор Николаевич, проводя рукой по лбу. - Я хочу знать, откуда ты все это знаешь? - спрашивает он Динку.
- Я сидела за палаткой, а они говорили…
- Динка нечаянно подслушала, - краснея, вставляет Мышка.
- Я не подслушивала, я просто услышала, потому что Костя сразу закричал: "Зачем ты это сделала?" А Катя говорит: "Мне жалко Марину и ее детей…" И сразу начала плакать, а Костя ушел…
Мышка толкает сестру и, указывая глазами на Виктора Николаевича, трясет головой. Динка замолкает. В лесу становится тихо-тихо. Только какая-то птичка, весело перепархивая с ветки на ветку, шуршит листьями. Взрослый человек изо всех сил старается справиться со своим горем… Он поднимает с земли тоненькую веточку и, медленно обламывая ее, для чего-то складывает на коленях короткие, как спички, обломыши… Здоровый загар его щек бледнеет, и прикушенная нижняя губа нервно вздрагивает. Мышка пытается поймать его отсутствующий, уходящий куда-то вдаль взгляд… Ей кажется, что мягкие черешневые глаза полны слез…
- Хорошо, девочки, спасибо… - говорит Виктор Николаевич. - Я сейчас уеду… - Он поднимает НА Динку глаза и, пытаясь улыбнуться, тихо добавляет; Я больше не жених, ты не беспокойся…
Динка ежится и, не зная, что сказать, опускает голову.
- Я сейчас уеду, - повторяет Виктор Николаевич и, достав из кармана блокнот, вырывает из него листок.
Мышка широко раскрытыми, испуганными глазами следит, как Виктор Николаевич встает, подходит к дереву и, приложив к стволу свой блокнот, медленно пишет на листке какие-то слова…
Перед Мышкой вдруг, как страшное видение, возникает большой газетный лист с жирным, черным заголовком "Происшествия". Она вспоминает короткие сообщения о самоубийцах, которые всегда оставляли записку: "Прошу никого в моей смерти не винить".
Изнемогая от жалости и тревоги, она дрожащими губами прижимается к Динкиному уху и прерывающимся голосом сообщает ей свою догадку. Динка смотрит на брошенную в траве веревку, на сестру, на Виктора Николаевича, который, задумавшись, что-то пишет, зачеркивает, отрывает новый листок и снова пишет. Потом, медленно складывая его, поворачивается к девочкам. - Вы передадите Кате эту записку, - говорит он.
Но Динка со страхом отступает назад и прячет за спиной руки.
- Вы хотите повеситься? - тихо спрашивает она. Мышка с громкими рыданиями бросается к Виктору Николаевичу и, обнимая его обеими руками, жалобно просит:
- Не надо… Не надо… Мы найдем вам другую… такую же хорошую… Мы будем всех… спрашивать…
Виктор Николаевич растроганно поднимает девочку, гладит ее волосы:
- Успокойся, успокойся… Мышка, голубчик… Посмотри, я же не плачу… Ну конечно, мы найдем другую, хорошую…
Слезы Мышки глубоко трогают его; ему хотелось бы долго и неутешно плакать вместе с ней или, наоборот, скорей утешить ее и уйти…
- Мы найдем другую, и тогда никто не будет плакать, а сейчас я пойду! - мягко улыбаясь, повторяет он и, наклонившись к Мышке, берет в обе руки ее тонкие пальчики. - Спасибо тебе, голубчик… Прощай, девочка…
- Прощайте! - всхлипывает Мышка. Виктор Николаевич медленно рвет на мелкие кусочки свою записку.
- Я потом напишу Кате… - говорит он и, кивнув девочкам головой, быстро удаляется.
Динка, опустив руки, смотрит вслед уходящему… Виктор Николаевич идет не оглядываясь; этот большой человек словно бежит от чего-то, плечи его согнуты, и голова так напряженно поднята вверх, как будто он собирается раздвигать лбом нависающие над дорогой ветки.
- Пойдем, - трогая за руку сестренку, тихо напоминает Мышка.
Но Динка до тех пор не двигается с места, пока высокая фигура Виктора Николаевича не скрывается за поворотом дороги. И странно, она не ощущает ни радости, ни торжества от изгнания Катиного жениха.
Глава 13
НОВЫЕ ПЛАНЫ
Динка сидит на утесе и весело болтает:
- К нам дядя Лека приезжал! Он сказал, что мы с Мышкой молодцы и что Виктор Николаевич на нас не сердится!
- А чего ему сердиться! На чужой каравай рта не разевай! Дружбу разбивать нельзя! - серьезно говорит Ленька.
Заходящее солнце освещает большой камень Стеньки Разина. На камне сушится сорванная трава, а внизу, у входа в "пещеру", горит маленький костер и в котелке варится картошка. Ленька, сидя на корточках, подкладывает в огонь щепки.
- А я вашего Костю видел… у Митрича… И дедушка Никич твой там был, говорил Ленька.
- Зачем? - удивляется Динка.
- Так, верно, зашли… Никича-то я часто у рыбаков вижу, а вот Костю в первый раз… Я испугался да скорей, ушел! - тыкая ножом картошку, говорит Ленька.
- Костя ничего не сказал. Они с Катей уже совсем помирились. Катя такая веселая стала и ко мне ничуточки не придирается… А мама вчера опять с последним пароходом приехала! - рассказывает Динка.
Ленька стягивает рукава и, захватив, ими котелок, снимает его с огня.
- Сейчас картошку есть будем! - сглатывая слюну, говорит он.
- Давай! - весело соглашается Динка и, усевшись поудобнее, ждет.
Ленька выливает воду из котелка и кладет на камушек жестянку с солью.
- Ну, давай мне! - заглядывая в котелок, говорит Динка.
- Погоди, она горячая… Пальцы обожжешь!
Ленька вынимает одну картошку и кладет не камушек.
- Вот остынет, тогда и будешь есть.
- А ты?
- Сейчас и себе остужу, - говорит Ленька, вытряхивай из котелка еще три картошки.
Ленька не ел со вчерашнего вечера. Утром, потолкавшись на пристани и не заработав ни копейки, он пошел к Митричу. Но у Митрича были Костя и дедушка Никич. Договориться насчет продажи рыбы не удалось, и Ленька снова пошел на пристань. Утренние пароходы уже прошли, и никто не нуждался в его услугах, а голод начинал мучить все сильнее… Базарная площадь тоже опустела, торговки разошлись, и только кое-где одна-две еще сидели с семечками. Ленька вспомнил, что вчера мужики грузили на лодку картофель и у одного из них лопнул мешок. Пошарив около мостков, он нашел завалявшиеся в песке четыре картофелины и пошел на утес.
Слушая болтовню Динки и подкладывая щепки в огонь, мальчик нетерпеливо ждал, пока сварится картошка, и думал о том, что завтра надо во что бы то ни стало проехать "зайцем" в город и постараться заработать себе на хлеб.
- Ну, ешь, - сказал он, придвигая к Динке картофелину. Динка, обжигаясь, неумело чистит кожуру и, макая картошку в соль, спрашивает:
- А хлеба у тебя нет?
- Да вот… не купил я… - вздыхает Ленька. Динка тревожно вглядывается в бледное лицо товарища и, вспомнив тот день, когда он обещал ей накупить всякие подарки, тихо спрашивает:
- Ты еще не забогател, Лень?
- Нет еще. Вот завтра поеду в город… может, работу какую найду… Иной раз привезут чего-нибудь в лавку, ну, лавочник и зовет: кто, мол, хочет таскать. А то просто на базаре кухарка али барыня накупит всякой провизии, а нести ей тяжело, и тоже просит: "Поднеси, мальчик"… Работа найдется… Вот поеду завтра… - глотая горячую картошку, говорит Ленька.
- А сегодня никто тебе не сказал: "Поднеси, мальчик"? - задумчиво спрашивает Динка.
- Сегодня я поздно пошел. Раз - то, что ночью не спал, захолодал, как лягушка, а два - то, что к Митричу ходил; думал, он рыбу пошлет продавать, а Митрич ничего не сказал… Ну, и пароходы прошли… - рассказывает Ленька.
Динка заглядывает внутрь Ленькиной пещеры и мысленно представляет себе, как, съежившись, сидит тут ночью захолодавший, как лягушка, Ленька.
- Лень! - быстро говорит она. - Я тебе дам свое одеяло. Оно у меня под простыней лежит. Это старое одеяло, я ещё родилась в нем…
- Что ты! Из дому вещи таскать… Я вон травы высушу и подстелю себе. А заработаю, так куплю на толкучке и одеяло, - решительно отказывается Ленька.
- Нет, я принесу все равно! И ты мне даже не говори! Что ты все поперек да поперек! - сердится Динка. - Не хочу, я, чтоб ты как лягушка был! Идем сейчас!
- Куда? - оторопело спрашивает Ленька.
- Домой! Я одеяло тебе вынесу! Идем! - вскакивает Динка.
- Да что ты как смола… Вот привяжется с чем-нибудь… Что ты за человек такой? - удивляется Ленька и, вдруг подавившись картошкой, заразительно хохочет: - Ой, не могу! Картина!
- Чего ты? Ну, чего ты? - тормошит его Динка.
- Ой, я… - хохочет Ленька и, опрокинувшись навзничь, дрыгает ногами. Ой, я… вспомнил, как ты… на бороде… повисла… Ха-ха!
- Хозяина, да? - фыркает Динка.
- Ой… ой… сама повисла… а сама кричит: "Робя… робя…" Ха-ха-ха! - задыхаясь от смеха, вспоминает Ленька.
- Ну, а что ж! А что ж! Ведь я же долго висеть не могу!
А потом он меня за волосы схватил… - трясет его за плечо Динка.
- Ой, погоди! Слышь… - Ленька вдруг садится, и лицо его сразу делается серьезным. - Слышь, Макака: я вчера того Васю видел. Ну, грузчик, который в тельняшке был… Они пароход "Надежду" разгружали, а я так стоял…
- Ну, и чего этот Вася?
- Он узнал меня и спрашивает: "Ну, как живешь, Воробей? Где, грит, сестренка твоя?"
- Сестренка! - смеется Динка.
- Ну да! Это он про тебя. И тоже посмеялся насчет бороды, а потом и говорит: "Твой хозяин сюда боле не заявится…";
- Не заявится? - радуется Динка. - А куда же он заявится?
- Да ничего он больше не сказал… Тут как раз капитан подошел… Хороший капитан! Все грузчики его хвалят. Сроду он с ними не торгуется… Ну, я постоял да пошел… Вот бы и правда не вернулся мой хозяин!.. - мечтательно протянул Ленька.
- А тебе что? - вскинулась вдруг Динка. - Ты ведь на утесе теперь… Как увидишь баржу, так и спрячешься. А придет он, я eгo опять за бороду! - расхрабрилась Динка.
- Сюда не придет… - усмехнулся Ленька. - Только ВОТ бумаги у него на меня, он мне вроде как отчим приходится полицию не заявил бы…
- В полицию? Тогда, значит, у тебя будет обыск? - с испугом спросила Динка.
- Да нет, какой тут на утесе обыск… Меня самого зацапать могут: ведь я то на базаре, то на пристани шатаюсь, - озабоченно сказал Ленька. - На бродяг часто облаву делают.
- А разве ты бродяга?
- Ну, а кто ж я? Живу как птица, ни рабочий, ни што… Вот если бы нам с Федькой лодку купить, мы бы к рыбакам пристали… Тогда ищи-свищи ветра в поле!
- Лень… - подумав, сказала Динка. - Я завтра начну с шарманщиком ходить. Нам с ним много денежек будут давать… Я заработаю, и мы купим лодку, хорошо?
- А что ж! Походи с неделю… Ты заработаешь, да я… может, и накопим! Только гляди, чтоб мать не узнала… А так бы хорошо! - оживился Ленька.
- Никто не узнает! Я на Учительских дачах петь буду! - весело сказала Динка. - А сейчас пойдем, одеяло вынесу!
- Ну, давай уж! - нехотя поднялся Денька.
Глава 14
ЛИНИН БОГ И ГРЕЧНЕВАЯ КРУПА
Утром Динка долго копается, разыскивая свое рваное платье и переодеваясь в укромном уголке около забора. На пристани уже никого нет, день будний, и торги идут скучно. Динка заглядывает во все уголки, открывает дверь в чайную, бежит к булочной, но старика шарманщика нет…
- Вы не знаете, где живет шарманщик? - вежливо спрашивает она торговку семечками.
- А мне что до его? Где хочет, там и живет, - лениво отвечает торговка.
"Опоздала, - думает Динка. - Он уже, наверное, пошел по дачам… Что ж теперь делать? И Ленька уехал, незачем идти на утес". Девочка медленно плетется домой, нехотя переодевается в кустах и ныряет в лазейку. Маленькая дача кажется ей пустой и неуютной. Мама приезжает поздно. Теперь они часто обедают и ужинают без нее. На террасе уже не слышно веселых голосов, как будто все живущие разошлись по разным дорожкам сада и никогда не сходятся вместе.
Алина уже не кладет на стол круглые папины часы и не объявляет, что пароход "Гоголь" вышел из Самары… Никто не знает, когда ждать маму, и от этого стало так скучно за обедом, так пусто во всем доме. А между тем каждый занят своим делом. Из сада доносится голос Анюты… Алина обязательно хочет научить Анюту читать, она даже заявила маме, что на время откладывает занятия с детьми.
- Когда мы уедем, Анюта будет очень скучать. Пусть она научится читать книги. Мы с Мышкой оставим ей много книг, - сказала Алина.
Анюте трудно вырваться из дома, но она тоже очень хочет научиться читать и, как только мать отпускает ее, бежит к Алине.
- Мы-а… мы-а… - вытягивает Анюта.