Это история о том, как сто лет назад, а может быть, даже больше, одна маленькая девочка из сельской глуши должна была уехать в город, чтобы получить достойное образование. Именно так раньше и было. Девочки не ходили в школу, отправлялись на несколько лет в институт. Как трудно было малышке оставить маму и не видеть ее долгие-долгие месяцы, как нелегко было привыкать к чужой комнате, строгим учителям и вредным подругам. Но именно так и закалился девичий характер, а долгие грустные дни сменились солнечными.
Содержание:
-
ГЛАВА I - Отъезд 1
-
ГЛАВА II - Новые лица, новые впечатления 1
-
ГЛАВА III - Уроки 2
-
ГЛАВА IV - В дортуаре 3
-
ГЛАВА V - Немецкая дама. Гардеробная 4
-
ГЛАВА VI - Сад. Тайна Нины. Ирочка Трахтенберг 4
-
ГЛАВА VII - Суббота. В церкви. Письмо 5
-
ГЛАВА VIII - Прием. Силюльки. Черная монахиня 6
-
ГЛАВА IX - Вести из дому. Подвиг Нины 7
-
ГЛАВА X - Первая ссора. Триумвират 8
-
ГЛАВА XI - Невинно пострадавшая 9
-
ГЛАВА XII - В лазарете. Примирение 11
-
ГЛАВА XIII - Печальная новость. Подписка 12
-
ГЛАВА XIV - 14 ноября 13
-
ГЛАВА XV - Итог за полгода. Разъезд. Посылка 14
-
ГЛАВА XVI - Праздники. Лезгинка 15
-
ГЛАВА XVII - Высочайшие гости 16
-
ГЛАВА XVIII - Проказы 18
-
ГЛАВА XIX - Пост. Говельщицы 19
-
ГЛАВА XX - Больная. Сон. Христос Воскресе! 20
-
ГЛАВА XXI - Экзамены. Чудо 22
-
ГЛАВА XXII - Болезнь Нины 24
-
ГЛАВА XXIII - Прости, родная 25
-
ГЛАВА XXIV - Выпуск. Сюрприз 26
Лидия Чарская
Записки институтки
Моим дорогим подругам, бывшим воспитанницам Павловского института выпуска 1893 года, этот скромный труд посвящаю.
Автор
Когда веселой чередою
Мелькает в мыслях предо мною
Счастливых лет веселый рой,
Я точно снова оживаю,
Невзгоды жизни забываю
И вновь мирюсь с своей судьбой…Я вспоминаю дни ученья,
Горячей дружбы увлеченья,
Проказы милых школьных лет,
Надежды силы молодые
И грезы светлые, живые
И чистой юности рассвет…
ГЛАВА I
Отъезд
В моих ушах еще звучит пронзительный свисток локомотива, шумят колеса поезда - и весь этот шум и грохот покрывают дорогие моему сердцу слова:
- Христос с тобой, деточка!
Эти слова сказала мама, прощаясь со мною на станции.
Бедная, дорогая мама! Как она горько плакала! Ей было так тяжело расставаться со мною!
Брат Вася не верил, что я уезжаю, до тех пор пока няня и наш кучер Андрей не принесли из кладовой старый чемоданчик покойного папы, а мама стала укладывать в него мое белье, книги и любимую мою куклу Лушу, с которой я никак не решилась расстаться. Няня туда же сунула мешок вкусных деревенских коржиков, которые она так мастерски стряпала, и пакетик малиновой смоквы, тоже собственного ее приготовления. Тут только, при виде всех этих сборов, горько заплакал Вася.
- Не уезжай, не уезжай, Люда, - просил он меня, обливаясь слезами и пряча на моих коленях свою курчавую головенку.
- Люде надо ехать учиться, крошка, - уговаривала его мама, стараясь утешить. - Люда приедет на лето, да и мы съездим к ней, может быть, если удастся хорошо продать пшеницу.
Добрая мамочка! Она знала, что приехать ей не удастся - наши средства, слишком ограниченные, не позволят этого, - но ей так жаль было огорчать нас с братишкой, все наше детство не расстававшихся друг с другом!..
Наступил час отъезда. Ни я, ни мама с Васей ничего не ели за ранним завтраком. У крыльца стояла линейка; запряженный в нее Гнедко умильно моргал своими добрыми глазами, когда я в последний раз подала ему кусок сахару. Около линейки собралась наша немногочисленная дворня: стряпка Катря с дочуркой Гапкой, Ивась - молодой садовник, младший брат кучера Андрея, собака Милка - моя любимица, верный товарищ наших игр - и, наконец, моя милая старушка няня, с громкими рыданиями провожающая свое "дорогое дитятко".
Я видела сквозь слезы эти простодушные, любящие лица, слышала искренние пожелания "доброй панночке" и, боясь сама разрыдаться навзрыд, поспешно села в бричку с мамой и Васей.
Минута, другая, взмах кнута - и родимый хутор, тонувший в целой роще фруктовых деревьев, исчез из виду. Потянулись поля, поля бесконечные, милые, родные поля близкой моему сердцу Украины. А день, сухой, солнечный, улыбался мне голубым небом, как бы прощаясь со мною…
На станции меня ждала наша соседка по хуторам, бывшая институтка, взявшая на себя обязанность отвезти меня в тот самый институт, в котором она когда-то воспитывалась.
Недолго пришлось мне побыть с моими в ожидании поезда. Скоро подползло ненавистное чудовище, увозившее меня от них. Я не плакала. Что-то тяжелое надавило мне грудь и клокотало в горле, когда мама дрожащими руками перекрестила меня и, благословив снятым ею с себя образком, повесила его мне на шею.
Я крепко обняла дорогую, прижалась к ней. Горячо целуя ее худенькие, бледные щеки, ее ясные, как у ребенка, синие глаза, полные слез, я обещала ей шепотом:
- Мамуля, я буду хорошо учиться, ты не беспокойся.
Потом мы обнялись с Васей, и я села в вагон.
Дорога от Полтавы до Петербурга мне показалась бесконечной.
Анна Фоминишна, моя попутчица, старалась всячески рассеять меня, рассказывая мне о Петербурге, об институте, в котором воспитывалась она сама и куда везла меня теперь. Поминутно при этом она угощала меня пастилой, конфектами и яблоками, взятыми из дома. Но кусок не шел мне в горло. Лицо мамы, такое, каким я его видела на станции, не выходило из памяти, и мое сердце больно сжималось.
В Петербурге нас встретил невзрачный, серенький день. Серое небо грозило проливным дождем, когда мы сходили на подъезд вокзала.
Наемная карета отвезла нас в большую мрачную гостиницу. Я видела, сквозь стекла ее, шумные улицы, громадные дома и беспрерывно снующую толпу, но мои мысли были далеко-далеко, под синим небом моей родной Украины, в фруктовом садике, подле мамочки, Васи, няни…
ГЛАВА II
Новые лица, новые впечатления
Было 12 часов дня, когда мы подъехали с Анной Фоминишной к большому красному зданию в Х-й улице.
- Это вот и есть институт, - сказала мне моя спутница, заставив дрогнуть мое и без того бившееся сердце.
Еще больше обомлела я, когда седой и строгий швейцар широко распахнул передо мной двери… Мы вошли в широкую и светлую комнату, называемую приемной.
- Новенькую-с привезли, доложить прикажете-с княгине-начальнице? - важно, с достоинством спросил швейцар Анну Фоминишну.
- Да, - ответила та, - попросите княгиню принять нас. - И она назвала свою фамилию.
Швейцар, неслышно ступая, пошел в следующую комнату, откуда тотчас же вышел, сказав нам:
- Княгиня просит, пожалуйте.
Небольшая, прекрасно обставленная мягкой мебелью, вся застланная коврами комната поразила меня своей роскошью. Громадные трюмо стояли между окнами, скрытыми до половины тяжелыми драпировками; по стенам висели картины в золоченых рамах; на этажерках и в хрустальных горках стояло множество прелестных и хрупких вещиц. Мне, маленькой провинциалке, чем-то сказочным показалась вся эта обстановка.
Навстречу нам поднялась высокая, стройная дама, полная и красивая, с белыми как снег волосами. Она обняла и поцеловала Анну Фоминишну с материнской нежностью.
- Добро пожаловать, - прозвучал ее ласковый голос, и она потрепала меня по щечке.
- Это маленькая Людмила Влассовская, дочь убитого в последнюю кампанию Влассовского? - спросила начальница Анну Фоминишну. - Я рада, что она поступает в наш институт… Нам очень желанны дети героев. Будь же, девочка, достойной своего отца.
Последнюю фразу она произнесла по-французски и потом прибавила, проводя душистой мягкой рукой по моим непокорным кудрям:
- Ее надо остричь, это не по форме. Аннет, - обратилась она к Анне Фоминишне, - не проводите ли вы ее вместе со мною в класс? Теперь большая перемена, и она успеет ознакомиться с подругами.
- С удовольствием, княгиня! - поспешила ответить Анна Фоминишна, и мы все трое вышли из гостиной начальницы, прошли целый ряд коридоров и поднялись по большой, широкой лестнице во второй этаж.
На площадке лестницы стояло зеркало, отразившее высокую, красивую женщину, ведущую за руку смуглое, кудрявое, маленькое существо, с двумя черешнями вместо глаз и целой шапкой смоляных кудрей. "Это - я, Люда, - мелькнуло молнией в моей голове. - Как я не подхожу ко всей этой торжественно-строгой обстановке!"
В длинном коридоре, по обе стороны которого шли классы, было шумно и весело. Гул смеха и говора доносился до лестницы, но лишь только мы появились в конце коридора, как тотчас же воцарилась мертвая тишина.
- Maman, Maman идет, и с ней новенькая, новенькая, - сдержанно пронеслось по коридорам.
Тут я впервые узнала, что институтки называют начальницу "Maman".
Девочки, гулявшие попарно и группами, останавливались и низко приседали княгине. Взоры всех обращались на меня, менявшуюся в лице от волнения.
Мы вошли в младший класс, где у маленьких воспитанниц царило оживление. Несколько девочек рассматривали большую куклу в нарядном платье, другие рисовали что-то у доски, третьи, окружив пожилую даму в синем платье, отвечали ей урок на следующий день.
Лишь только Maman вошла в класс, все они моментально смолкли, отвесили начальнице условный реверанс и уставились на меня любопытными глазами.
- Дети, - прозвучал голос княгини, - я привела вам новую подругу, Людмилу Влассовскую, примите ее в свой круг и будьте добрыми друзьями.
- Mademoiselle, - обратилась Maman к даме в синем платье, - вы займетесь новенькой. - Затем, обращаясь к Анне Фоминишне, она сказала: - Пойдемте, Аннет, пусть девочка познакомится с товарками.
Анна Фоминишна послушно простилась со мной.
Мое сердце екнуло. С ней уходила последняя связь с домом.
- Поцелуйте маму, - шепнула я ей, силясь сдержать слезы.
Она еще раз обняла меня и вышла вслед за начальницей.
Лишь только большая стеклянная дверь закрылась за ними, я почувствовала полное одиночество.
Я стояла, окруженная толпою девочек - черненьких, белокурых и русых, больших и маленьких, худеньких и полных, но безусловно чужих и далеких.
- Как твоя фамилия? Я не дослышала, - спрашивала одна.
- А зовут? - кричала другая.
- Сколько тебе лет? - приставала третья.
- А ты любишь пирожные? - раздался голос со стороны.
Я не успевала ответить ни на один из этих вопросов.
- Влассовская, - раздался надо мною строгий голос классной дамы, - пойдемте, я покажу вам ваше место.
Я вздрогнула. Меня в первый раз называли по фамилии, и это неприятно подействовало на меня.
Классная дама взяла меня за руку и отвела на одну из ближайших скамеек. На соседнем со мною месте сидела бледная, худенькая девочка с двумя длинными, блестящими, черными косами.
- Княжна Джаваха, - обратилась классная дама к бледной девочке, - вы покажете Влассовской заданные уроки и расскажете ей правила.
Бледная девочка встала при первых словах классной дамы и подняла на нее большие черные и недетские серьезные глаза.
- Хорошо, мадмуазель, я все сделаю, - произнес несколько гортанный, с незнакомым мне акцентом голос, и она опять села.
Я последовала ее примеру.
Классная дама отошла, и толпа девочек нахлынула снова.
- Ты откуда? - звонко спросила веселая, толстенькая блондинка с вздернутым носиком.
- Из-под Полтавы.
- Ты - хохлушка! Ха-ха-ха!.. Она, mesdames, хохлушка! - разразилась она веселым раскатистым смехом.
- Нет, - немного обиженным тоном ответила я, - у мамы там хутор, но мы сами петербургские… Только я там родилась и выросла.
- Неправда, неправда, ты - хохлушка, - не унималась шалунья. - Видишь, у тебя и глаза хохлацкие и волосы… Да ты постой… ты - не цыганка ли? Ха-ха-ха!.. Правда, она - цыганка, mesdames?
Мне, уставшей с дороги и смены впечатлений, было крайне неприятно слышать весь этот шум и гам. Голова моя кружилась.
- Оставьте ее, - раздался несколько властный голос моей соседки, той самой бледной девочки, которую классная дама назвала княжной Джавахой. - Хохлушка она или цыганка, не все ли равно?.. Ты - глупая хохотунья, Бельская, и больше ничего, - прибавила она сердито, обращаясь к толстенькой блондинке. - Марш по местам! Новенькой надо заниматься.
- Джаваха, Ниночка Джаваха желает изображать покровительницу новенькой… - зашумели девочки. - Бельская, слышишь? Попробуй-ка "нападать", - поддразнивали они Бельскую.
- Куда уж нам с сиятельными! - с досадой ответила та, отходя от нас.
Когда девочки разошлись по своим местам, я благодарно взглянула на мою избавительницу.
- Ты не обращай на них внимания; знаешь, - сказала она мне тихо, - эта Бельская всегда "задирает" новеньких.
- Как вас зовут? - спросила я мою покровительницу, невольно преклоняясь перед ее положительным, недетским тоном.
- Я - княжна Нина Джаваха-алы-Джамата, но ты меня попросту зови Ниной. Хочешь, мы будем подругами?
И она протянула мне свою тоненькую ручку.
- О, с удовольствием! - поспешила я ответить и потянулась поцеловать Нину.
- Нет, нет, не люблю нежностей! У всех институток привычка лизаться, а я не люблю! Мы лучше так… - И она крепко пожала мою руку. - Теперь я тебе покажу, что задано на завтра.
Пронзительный звонок не дал ей докончить. Девочки бросились занимать места. Большая перемена кончилась. В класс входил француз-учитель.
ГЛАВА III
Уроки
Худенький и лысый, он казался строгим благодаря синим очкам, скрывавшим его глаза.
- Он предобрый, этот monsieur Ротье, - как бы угадывая мои мысли, тихо шепнула Нина и, встав со скамьи, звучно ответила, что было приготовлено на урок. - Зато немец - злюка, - так же тихо прибавила она, сев на место.
- У нас - новенькая, une nouvelle eleve (новая ученица), - раздался среди полной тишины возглас Бельской.
- Ah? - спросил, не поняв, учитель.
- Taisez-vous, Bielsky (молчите, Бельская), - строго остановила ее классная дама.
- Всюду с носом, - сердито проговорила Нина и передернула худенькими плечиками.
- Mademoiselle Ренн, - вызвал француз, - voulez-vous repondre votre lecon (отвечайте урок).
Очень высокая и полная девочка поднялась с последней скамейки и неохотно, вяло пошла на середину класса.
- Это - Катя Ренн, - поясняла мне моя княжна, - страшная лентяйка, последняя ученица.
Ренн отвечала басню Лафонтэна, сбиваясь на каждом слове.
- Tres mal (очень плохо), - коротко бросил француз и поставил Ренн единицу.
Классная дама укоризненно покачала головою, девочки зашевелились.
Тою же ленивой походкой Ренн совершенно равнодушно пошла на место.
- Princesse Djiavaha, allons (княжна Джаваха), - снова раздался голос француза, и он ласково кивнул Нине.
Нина встала и вышла, как и Ренн, на середину класса. Милый, несколько гортанный голосок звонко и отчетливо прочел ту же самую басню. Щечки Нины разгорелись, черные глаза заблестели, она оживилась и стала ужасно хорошенькая.
- Merci, mon enfant (благодарю, дитя мое), - еще ласковее произнес старик и кивнул девочке.
Она повернулась ко мне, - прошла на место и села. На ее оживленном личике играла улыбка, делавшая ее прелестной. Мне казалось в эту минуту, что я давно знаю и люблю Нину.
Между тем учитель продолжал вызывать по очереди следующих девочек. Предо мной промелькнул почти весь класс. Одни были слабее в знании басни, другие читали хорошо, но Нина прочла лучше всех.
- Он вам поставил двенадцать? - шепотом обратилась я к княжне.
Я была знакома с системой баллов из разговоров с Анной Фоминишной и знала, что 12 - лучший балл.
- Не говори мне "вы". Ведь мы - подруги, - и Нина, покачав укоризненно головкой, прибавила: - Скоро звонок - конец урока, мы тогда с тобой поболтаем.
Француз отпустил на место девочку, читавшую ему все ту же басню, и, переговорив с классной дамой по поводу "новенькой", вызвал наконец и меня, велев прочесть по книге.
Я страшно смутилась. Мама, отлично знавшая языки, занималась со мною очень усердно, и я хорошо читала по-французски, но я взволновалась, боясь быть осмеянной этими чужими девочками. Черные глаза Нины молча ободрили меня. Я прочла смущенно и сдержанно, но тем не менее толково. Француз кивнул мне ласково и обратился к Нине шутливо:
- Prenez garde, petite princesse, vous aurez une rivale (берегитесь, княжна, у вас будет соперница), - и, кивнув мне еще раз, отпустил на место.
В ту же минуту раздался звонок, и учитель вышел из класса.
Следующий урок был чистописание. Мне дали тетрадку с прописями, такую же, как и у моей соседки.
Насколько чинно все сидели за французским уроком, настолько шумно за уроком чистописания. Маленькая, худенькая, сморщенная учительница напрасно кричала и выбивалась из сил. Никто ее не слушал; все делали, что хотели. Классную даму зачем-то вызвали из класса, и девочки окончательно разбушевались.
- Антонина Вадимовна, - кричала Бельская, обращаясь к учительнице, - я написала "красивый монумент". Что дальше?
- Сейчас, сейчас, - откликалась та и спешила от скамейки к скамейке.
Рядом со мною, согнувшись над тетрадкой и забавно прикусив высунутый язычок, княжна Джаваха, склонив головку набок, старательно выводила какие-то каракульки.
Звонок к обеду прекратил урок. Классная дама поспешно распахнула двери с громким возгласом: "Mettez-vous par paires, mesdames" (становитесь в пары).
- Нина, можно с тобой? - спросила я княжну, становясь рядом с ней.
- Я выше тебя, мы не под пару, - заметила Нина, и я увидела, что легкая печаль легла тенью на ее красивое личико. - Впрочем, постой, я попрошу классную даму.
Очевидно, маленькая княжна была общей любимицей, так как m-lle Арно (так звали наставницу) тотчас же согласилась на ее просьбу.
Чинно выстроились институтки и сошли попарно в столовую, помещавшуюся в нижнем этаже. Там уже собрались все классы и строились на молитву.
- Новенькая, новенькая, - раздался сдержанный говор, и все глаза обратились на меня, одетую в "собственное" скромное коричневое платьице, резким пятном выделявшееся среди зеленых камлотовых платьев и белых передников - обычной формы институток.