Он пошел в ближайший бар, где выпил два бокала пива и сделал из бумажной салфетки тончайший очаровательный орнамент. Когда прошло полчаса, он зашел в телефонную будку, позвонил в общежитие и попросил телефонистку соединить его с комнатой Дороти.
Она ответила после двух звонков:
- Алло!
- Привет, Дороти. - Молчание. - Дорри, ты приняла капсулы?
Пауза.
- Да.
- Когда?
- Несколько минут тому назад.
Он облегченно вздохнул:
- Детка, а телефонистка не подслушивает разговоры?
- Нет, они уволили за это ту, что была до нее.
- Ну так слушай. Я не хотел тебе говорить, но тебе может стать плохо… - Она молчала. - Герми сказал, что тебя, наверно, вырвет. В горле появится жжение, и ты почувствуешь боль в желудке. Но не пугайся. Это просто значит, что капсулы возымели действие. И не зови никого на помощь. - Он сделал паузу, ожидая, что она что-нибудь скажет, но она молчала. - Извини, что я не сказал тебе сразу, но не бойся - это будет не так уж больно. И быстро пройдет. - Пауза. - Ты сердишься на меня, Дорри?
- Нет.
- Увидишь, что так будет лучше.
- Я знаю. Извини, что я упрямилась.
- Ничего, детка. Не извиняйся.
- Увидимся завтра.
- Конечно.
Она помолчала, потом сказала:
- Ну что же, до свидания.
- До свидания, Дороти, - произнес он в ответ.
Глава 9
Утром в пятницу, придя в университет, он словно плыл в эйфории, ощущая себе высоким красавцем и светлой головой. День выдался замечательный: в окна лился солнечный свет и, отражаясь от металлических сидений, расцвечивал зайчиками стены и потолок. Сев на свое место в последнем ряду, он вытянул ноги, скрестил руки на груди и благосклонно смотрел, как аудитория заполняется студентами. Все они как бы отражали сияние солнечного утра: завтра должен был состояться первый матч университетского чемпионата по бейсболу, а вечером состоится традиционный Весенний вечер танцев. Кругом звучали возбужденные голоса и смех.
Две девушки стояли в сторонке и о чем-то возбужденно перешептывались. Может быть, они из общежития и говорят о Дороти? Нет, ее еще, наверно, не нашли. Какая надобность у студенток заходить к ней в комнату? Они просто подумают, что она решила хорошенько выспаться. Он рассчитывал, что ее не найдут еще несколько часов. Однако сидел насторожившись, пока девушки вдруг не рассмеялись.
Нет, вряд ли ее найдут раньше чем в час-два дня. Кто-нибудь скажет: "Дороти Кингшип не была за завтраком и на обед тоже не пришла". Они начнут стучать ей в дверь и ответа не получат. Скорее всего, они пойдут за дежурной по общежитию или за кем-нибудь, у кого есть ключи. Да даже и днем этого может не случиться. Девушки из общежития часто просыпали завтрак, а обедали где-нибудь в городе. У Дорри не было близких друзей, которые сразу бы ее хватились. Нет, если ему повезет, ее могут так и не найти, пока из Колдвелла не позвонит Эллен.
Прошлым вечером, попрощавшись с Дороти по телефону, он вернулся к общежитию. На углу он бросил в почтовый ящик конверт, адресованный Эллен Кингшип. В конверте была "предсмертная записка" Дороти. Почту из ящика в первый раз вынимают в шесть часов утра. До Колдвелла всего сто миль, и письмо доставят Эллен во второй половине дня. Если Дороти найдут утром, то, наверно, сразу известят отца, а тот сообщит Эллен. Тогда она может уехать в Блю-Ривер до получения письма. В результате полиция начнет дознание, потому что Эллен получит письмо Дороти, только когда вернется в Колдвелл. Это представляло собой некоторый риск, но он был невелик и неизбежен: не мог же он пробраться в общежитие и подложить записку на стол Дороти, и было бы еще опаснее незаметно положить ее в карман ее пальто или в какой-нибудь из учебников. Риск тут был гораздо больше: Дороти могла бы найти записку до того, как примет капсулы, и выбросить ее или - того хуже - догадаться о его плане.
Он решил, что опасный срок - это до полудня. Если Дороти найдут до двенадцати часов, администрация успеет связаться с Лео Кингшипом, а тот - известить Эллен до того, как та получит письмо. Но если ему действительно повезет, Дороти найдут только часов в пять, когда из Колдвелла позвонит перепуганная Эллен. Тогда все устроится наилучшим образом.
Разумеется, Дороти подвергнут вскрытию и обнаружат большую дозу мышьяка в ее организме. А также двухмесячного эмбриона - это и сочтут причиной самоубийства. Этот факт и записка должны убедить полицию. Само собой, они обойдут местные аптеки, но это им ничего не даст. Может быть, они даже догадаются осмотреть университетский склад химикалий. Они будут показывать студентам ее фотографию и спрашивать, не видели ли они эту девушку на складе или вообще в здании факультета фармацевтики. Но никто не сообщит им ничего полезного. Это останется загадкой, но не особенно важной: даже если они не смогут узнать, где Дороти достала мышьяк, они все равно не усомнятся, что она покончила жизнь самоубийством.
Станут ли они искать отца ребенка? Он считал это маловероятным. Откуда им знать, была ли Дороти порядочной девушкой или спала с каждым встречным? Это их не касается. А как поведет себя Лео Кингшип? Полный благородного возмущения, не наймет ли он частного детектива? "Найдите человека, который погубил мою дочь!" Однако из того, что ему рассказала об отце Дороти, вытекало, что он, скорее всего, подумает: "Этого следовало ожидать. Яблоко от яблони недалеко падает…" Однако надо быть готовым к дознанию.
Он, конечно, окажется втянутым в дознание. Их видели вместе, хотя и не очень часто. Поначалу, когда не был уверен, что сможет добиться любви Дороти, он старался не водить ее в места, где собираются студенты. В прошлом году у него был роман с одной богатой девушкой, теперь с другой… Если с Дороти ничего не выйдет, он будет искать третью и четвертую, и ему вовсе не хотелось заработать репутацию охотника за богатыми наследницами. Когда же Дороти в него влюбилась, он стал водить ее в кино, в кафе Гидеона или к себе домой. Они гораздо чаще встречались на скамье в парке, чем в гостиной общежития.
Его, конечно, будут допрашивать, но Дороти никому не говорила, что они собираются пожениться, так что будут допрашивать и других студентов. Например, того рыжего, которого он застал за оживленным разговором с Дороти в тот день, когда впервые заметил медный вензель на ее спичечной коробке, потом того, для которого она связала носки, да и вообще каждого, с кем она хоть раз была в кафе или кино. И догадаться, кто из этой толпы "погубил" ее, будет нелегко, потому что все будут это отрицать. Какое дотошное расследование ни организовал бы Кингшип, он никогда не будет уверен, что настоящий виновник не избежал его сети. Подозревать будут всех, но улик не найдется ни против кого.
Все обойдется. Не надо будет уходить из университета, не надо будет искать работу какого-нибудь клерка, не надо будет обременять себя женой и ребенком и не надо будет бояться мести Кингшипа. Одно только его немного тревожило: вдруг студенты укажут на него, как на человека, с которым дружила Дороти. И вдруг девушка, которая открыла ему дверь на складе, повстречает его, узнает, кто он такой, а еще узнает, что он не имеет ни малейшего отношения к фармацевтическому факультету… Однако это маловероятно. В университете двенадцать тысяч студентов… Но допустим, произойдет худшее. Допустим, что девушка его увидит, узнает и пойдет в полицию. Все равно никаких улик против него не будет. Ну да, он заходил на склад. Он придумает какую-нибудь отговорку, и им придется ему поверить, потому что все равно остается предсмертная записка Дороти, написанная ее собственной рукой. Какое объяснение они смогут этому найти?
Тут боковая дверь аудитории открылась, и сквознячок пошевелил страницы его тетради. Он повернул голову и увидел Дороти.
Его словно окатил поток раскаленной лавы. Он привстал, к лицу прилила кровь, в груди все заледенело. Поливший из всех пор пот пополз по коже, как миллионы насекомых. Он знал, что на его лице написан шок - в расширенных глазах, в пылающих щеках, - что она не может этого не видеть. Но ничего не мог с собой поделать. Закрывая за собой дверь, она с изумлением смотрела на него. Все как всегда: под мышкой стопка книг, зеленый свитер, клетчатая юбка. Вот она подходит все ближе, испуганная выражением его лица.
Его тетрадь свалилась на пол. Он нагнулся за ней, радуясь, что на секунду может спрятаться от испытующих глаз Дороти. Он задержал голову внизу, пытаясь наладить дыхание. Что случилось? А, понятно! Она не стала принимать капсулы! Ну конечно! Она солгала! Ах, стерва! Ах, проклятая лгунья! А письмо уже едет к Эллен. Проклятие! Что делать?
Он услышал, как она села на свое место. Услышал ее испуганный шепот:
- Что с тобой? Что случилось?!
Он подобрал тетрадь и выпрямился, чувствуя, что кровь отлила от лица, что все его тело похолодело и по нему льется пот.
- Ради бога, что случилось?
Он посмотрел на нее. Такая же, как всегда. В волосах зеленая лента. Он попытался заговорить, но ему показалось, что внутри у него пустота и говорить ему нечем.
- Что с тобой?
К ним стали поворачиваться головы. Наконец он прохрипел:
- Пустяки. Сейчас пройдет….
- Ты болен! У тебя лицо как у мертвеца!..
- Все в порядке. Это… это шрам… - Он потрогал место, где у него, как она знала, остался шрам от ранения. - Иногда прихватывает…
- Господи, а я уже подумала, что у тебя инфаркт или что-то в этом роде, - прошептала она.
- Нет, все уже проходит.
Он не сводил с нее глаз, стиснув руки между колен и пытаясь сделать нормальный вдох. Боже, что же делать? Сука! Она все сделала по-своему - ей, видишь ли, надо выйти замуж!
Он увидел, что выражение обеспокоенности уходит с ее лица и на нем появляется напряженность. Дороти вырвала страничку из блокнота, нацарапала на ней строчку и передала ему:
"Пилюли не подействовали".
Лгунья! Проклятая обманщица! Он скомкал записку и стиснул ее в кулаке так, что ногти впились в ладонь. "Думай! Думай!" - приказывал он себе. Над ним нависла такая страшная опасность, что он даже не мог объять ее сознанием. Эллен получит записку - когда? Часа в три? В четыре? И позвонит Дороти. "Что это значит? Почему ты написала такое?" - "Такое что?" И тогда Эллен прочтет Дороти записку… и она вспомнит, откуда она взялась… Придет ли она к нему за объяснением? Что можно придумать? Или она сразу поймет, что это значит, - расскажет Эллен про капсулы и вызовет отца. Если она не выбросила капсулы, они будут свидетельством о попытке убийства. Хватит ли у нее ума отнести их в аптеку и отдать на анализ? Кто ее знает. Он понятия не имеет, как она себя поведет. Раньше он думал, что может предсказать каждую жалкую мыслишку в ее проклятом мозгу, а теперь…
Он чувствовал, что она смотрит на него, ждет какой-то реакции на свою записку. Он вырвал листок из тетради и снял с ручки колпачок. Он писал, загородившись рукой, чтобы она не видела, как у него дрожат пальцы. Он едва мог писать, и ему пришлось рисовать печатные буквы, так сильно нажимая на перо, что оно прорывало бумагу. Надо написать что-нибудь успокаивающее:
"Ну и пусть. Попытка не пытка. А теперь, как и собирались, поженимся".
Он подал Дороти записку. Она прочла, и ее лицо засияло счастьем. Он попытался улыбнуться. Только бы она не заметила, какого усилия ему стоит эта улыбка!
Но еще не поздно! Многие писали предсмертные записки, а потом тянули время. Он посмотрел на часы: 9.20. Эллен получит письмо самое раннее… в три часа. У него есть еще пять часов и сорок минут. Теперь уже нечего рассчитывать на то, что в определенное время она совершит определенное действие. Никакого яда. Как еще люди кончают с собой? Через пять часов и сорок минут она должна быть мертва.
Глава 10
В десять часов они вместе вышли на прозрачный свежий воздух, в котором звенел разговор и смех вырвавшихся на перемену студентов. Мимо них прошли три девушки в форме капитанов болельщиков: одна из них била деревянной ложкой по оловянной миске, две другие несли огромный плакат, возвещавший о сборе болельщиков университетской бейсбольной команды.
- У тебя все еще болит бок? - спросила Дороти, заметив мрачное выражение его лица.
- Немного, - ответил он.
- И часто случаются подобные приступы?
- Нет. - Он посмотрел на часы. - Не беспокойся - ты выходишь замуж не за инвалида.
Они сошли с дорожки на траву.
- Когда мы туда пойдем? - спросила она, сжимая его руку.
- Сегодня. Часа в четыре.
- А почему не раньше?
- Зачем?
- Но ведь процедура занимает какое-то время, а часов в пять они, наверно, уже закрываются.
- Это совсем недолго. Мы заполняем форму лицензии, и потом кто-то на этом же этаже совершает церемонию брака.
- Надо, наверно, принести какое-то доказательство, что мне уже исполнилось восемнадцать лет.
- Да.
Она вдруг повернулась к нему с виноватым выражением лица. "И соврать-то толком не умеет", - подумал он.
- Ты очень огорчен, что пилюли не подействовали? - озабоченно спросила она.
- Да нет, не очень.
- Ты ведь, правда, преувеличивал ожидающие нас трудности?
- Немного. Все будет хорошо. Я просто хотел, чтобы ты приняла эти пилюли для своего же блага.
Она еще гуще покраснела. Он отвернулся - ему было противно: ну до чего же бесхитростна! Когда он опять к ней повернулся, она уже забыла про свои угрызения совести и светилась счастьем. Обхватив себя руками и широко улыбаясь, она сказала:
- Не пойду я на следующую лекцию. Прогуляю сегодняшний день.
- Я тоже. Проведем день вместе.
- Как?
- До того, как пора будет идти в муниципалитет, давай побудем у меня.
- Не получится, милый. Во всяком случае, не весь день. Надо вернуться в общежитие, собрать чемодан, одеться… А тебе разве не надо собираться?
- Я оставил чемодан в отеле, когда заказывал номер.
- Но одеться-то сообразно случаю тебе ведь нужно. Я надеюсь увидеть тебя в синем костюме.
Он улыбнулся:
- Слушаюсь, мадам. Но какое-то время ты можешь мне уделить? До обеда.
- А что мы будем делать?
Они не спеша шли по полянке.
- Не знаю, - сказал он. - Может быть, погуляем вдоль реки.
- В этих туфлях? - Она подняла ногу, на которой были мягкие кожаные туфли. - У меня заболит подъем. В них особенно не нагуляешься.
- Ну ладно, - сказал он. - На реку не пойдем.
- Слушай, мне пришла идея. Пойдем в клуб, послушаем пластинки.
- Не знаю, в такой прекрасный день не хочется…
Он замолчал, увидев погасшую на ее лице улыбку.
Она смотрела на видневшуюся вдали телевизионную башню над зданием муниципалитета.
- В последний раз я была в здании муниципалитета, когда ходила к доктору по поводу беременности, - серьезно проговорила она.
- На этот раз все будет иначе, - сказал он. И вдруг остановился.
- Что такое?
- Дорри, ты права. Зачем нам ждать пяти часов? Пошли туда сейчас!
- Прямо сейчас пойти и пожениться?
- Ну, после того, как ты оденешься и соберешь чемодан. Иди в общежитие и собирайся. Что ты на это скажешь?
- С удовольствием! Мне так хотелось пойти туда с утра!
- Я тебе немного погодя позвоню и скажу, где буду тебя ждать.
- Конечно, давай так и сделаем!
Дороти приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
- Я тебя так люблю, - прошептала она.
Он широко ей улыбнулся.
И она поспешила в общежитие, напоследок оглянувшись со счастливой улыбкой.
Он смотрел ей вслед. Затем опять повернулся и посмотрел на телевизионную башню, которая возвышалась на крыше муниципалитета города Блю-Ривер. Это было самое высокое здание в городе - четырнадцать этажей, - а у подножия каменные плиты тротуара.
Глава 11
Он зашел в вестибюль факультета искусствоведения, где под главной лестницей пряталась телефонная будка. Позвонив в справочную, узнал телефон бюро бракосочетаний.
- Бюро брачных лицензий.
- Доброе утро. Я хочу узнать, в какие часы вы сегодня работаете?
- До двенадцати и после часу до пяти тридцати.
- А между двенадцатью и часом у вас перерыв?
- Да.
- Спасибо. - Он повесил трубку, вынул из кармана еще одну монету и позвонил Дорри в общежитие. Однако ему никто не ответил. Он повесил трубку на место, недоумевая, где она могла задержаться? Она так быстро пошла к общежитию, что уже должна была бы быть у себя.
У него больше не было мелочи, и он пошел в кафе на территории университета, где разменял доллар, и свирепо уставился на девушку, засевшую в телефонной будке. Когда она наконец освободила место, он вошел в пахнувшую духами будку и закрыл за собой дверь. На этот раз Дороти взяла трубку.
- Да?
- Привет. Почему ты так долго шла домой? Я звонил минут пять назад.
- Я зашла в магазин купить перчатки, - ответила она немного запыхавшись, но счастливым голосом.
- A-а. Слушай, сейчас двадцать пять минут одиннадцатого. Ты будешь готова к двенадцати?
- Не знаю. Я хотела принять душ…
- Ну к четверти первого?
- Ладно.
- Надеюсь, ты не собираешься записывать в журнале, что тебя не будет весь уик-энд?
- Я должна. Ты же знаешь правила.
- Если ты запишешь, то тебе ведь надо будет написать, где ты будешь. Разве не так?
- Так.
- Ну и что ты напишешь?
- Я напишу "гостиница "Нью-Вашингтон"". Если дежурная спросит, я объясню ей, что выхожу замуж.
- Послушай, лучше сделай это позже. Нам все равно придется возвратиться в общежитие. Узнать про домик-прицеп. Надо будет за этим вернуться.
- Да? А почему?
- Они сказали, что не могут принять заявление, пока я не покажу им свидетельство о браке.
- Ну, если мы сюда все равно вернемся, я оставлю здесь чемодан.
- Нет, чемодан возьми с собой. Сразу после бракосочетания мы поедем в гостиницу, вселимся в наш номер и пойдем в ресторан обедать. Она всего в двух шагах от здания муниципалитета.
- Тогда почему не сделать запись в журнале сейчас? Какая разница?
- Послушай, Дороти, мне кажется, что в университете не очень-то одобряют, чтобы студентки из общежития поспешно выходили замуж. Воспитательница обязательно придумает какие-нибудь препятствия. Спросит, например, известила ли ты отца. Станет тебя убеждать подождать до конца семестра. Для этого они и существуют.
- Ладно, я выпишусь потом.
- Вот и умница. Я буду ждать тебя около входа в общежитие в четверть первого. На Университетской авеню.
- Университетской?
- Но ты же все равно выйдешь через боковую дверь - а то как ты объяснишь дежурной, что уходишь с чемоданом, но не оставляешь записи в журнале?
- Да, верно, я об этом не подумала. Вот смех: все равно что сбежать с женихом в Гретна-Грин.
- Как в кино.
Раздался теплый смех.
- Значит, в четверть первого.
- Да. К половине первого мы будем на месте.
- До свидания, жених.
- До свидания, невеста.