Вскоре оленьи следы привели их к неширокой речке. Темная вода у берега предупреждала, что речка глубокая. Миша срезал с куста тальника самую длинную ветку, попробовал глубину - ветка не достала дна.
- Вот и завернули! - опечалился Саша. - Придется ни с чем возвращаться.
Миша срезал еще одну ветку и, привязав ее к первой, опять принялся измерять глубину воды. Теперь ветка уперлась в дно.
- Неглубоко, - сказал он. - Разденемся и перейдем.
- Ничего себе - неглубоко! - недовольно фыркнул Саша и опустил в воду руку. - И холодная…
- Что ж ты, не пойдешь дальше? - нахмурился Миша.
- Почему, я бы пошел. Если бы не эта речка, я сколько хочешь шел бы, хоть сто дней, - начал было разглагольствовать Саша, но тревожный голос Миши остановил его.
- Медведь! - испуганно крикнул Миша, сбрасывая с себя кухлянку. - В воду! Раздевайся!
Саша даже не оглянулся, чтобы посмотреть, откуда несется на них медведь. Он сорвал с ног торбаса, сбросил брюки и малахай и кинулся за Мишей в воду.
Они уже достигли середины речки, когда Саша, держа в руках над головой одежду, наконец, догадался посмотреть назад: Медведя пока не было видно.
- Иди, иди, сейчас появится! - перехватив его взгляд, по-прежнему испуганно проговорил Миша.
Спустя несколько минут. Миша что есть мочи хохотал на берегу.
- Ох, разыграл! - говорил он. - Да какой медведь воды боится?
Поняв, что Миша хитростью заставил его перейти речку, Саша пробовал отшутиться.
- Подумаешь, разыграл! Может, я просто не подал виду! - не моргнув глазом, сказал Саша. - Не хватало еще медведя бояться. Что у меня ножа нет? Да я бы его знаешь как?..
И Саша пустился рассказывать, как бы он лихо расправился с медведем, если бы тот вздумал напасть на них. Даже если бы и не вздумал нападать, а только попался ему на дороге. Клочья бы летели от медведя. Косточек бы своих не собрал.
- Конечно, разве я не знаю, что ты храбрый, - как можно серьезнее сказал Миша, пряча в уголках губ смешинки, и спросил:
- Так пойдем дальше?
- А ты как? - спросил в свою очередь Саша.
- Я, как ты, - ответил Миша.
- Тогда пошли! - распорядился Саша.
Там, где начиналось кочковатое болото - немереное в ширину и длину, - оленьи следы неожиданно разошлись. Небольшое стадо раскололось на две части: одни олени пошли влево, другие - вправо.
- Что же делать? - озадаченно спросил Миша, разглядывая отпечатки копыт на земле.
Саша устало опустился на камень. Миша сел рядом, начал переобувать торбаса.
- Придется поворачивать - все равно не догоним. Столько прошли - и напрасно. Вон и дырка у тебя на пятке, - сочувственно сказал Саша и сунул свой палец в дырявый Мишин торбас. - Еще совсем разлезется. Лучше вернуться. Куда с такой дыркой?..
Но Миша не соглашался.
- За болотом мы их обязательно догоним, - сказал он, искусно залатав торбас жгутиком травы. - Дальше, чем за те сопки, они не пойдут. И расходиться нам не надо. Пойдем по следам, которых больше.
И они пошли по болоту. Миша впереди, Саша за ним. Саша был тоньше Миши, выше его, но не такой ловкий. Перепрыгивая с кочки на кочку, он нередко оступался и по колено проваливался в вязкую жижу. Торбаса промокли, в них чавкала вода. Потом Саше захотелось есть, да так сильно, что стало поташнивать. К счастью, на болоте росла морошка. Ягода еще не созрела, была жесткая и терпкая на вкус, но, увидев, что Миша часто наклоняется за ней, Саша тоже стал срывать и есть морошку, пока не наелся.
Но даже это необозримое болото имело конец. Когда они очутились в сухой, травянистой долине, начиналось утро.
Они так устали, что решили немного поспать.
- Только сначала позавтракаем, - сказал Миша и вытащил из-за пазухи свой малахай, в котором была морошка.
Саша с отвращением посмотрел на ягоды и скривился.
- Ты чего? - спросил Миша. - Ешь, она почти спелая. - Миша с аппетитом уплетал незрелую морошку, а Саша только изредка кидал в рот ягоды, казавшиеся ему теперь кислыми и противными.
Спали они недолго. Проснувшись, Саша первым делом спросил:
- А теперь куда? Дальше?
- Ага, - сказал Миша. - Чуть поищем в сопках, а как нету - домой.
До сопок было километров тридцать.
Саша уныло спросил.
- Ты есть хочешь?
- Ага, - кивнул Миша.
- И я. Как же туда пойдем?
- А как же Павка Корчагин голодал? - спросил в свою очередь Миша. - Ты ведь только читал про это.
- Когда это он голодал? - изумился Саша.
- Когда! А когда белых разбили, еды не было, а они дрова для паровоза пилили. Читал, называется!
- Так то когда было! Тогда революция шла. И что он, Павка, за оленями гонялся, что ли?
- А может, и погнался, если бы надо было. Но если ты не хочешь, не ходи, я один могу.
- Ты как старик Кергин, не понимаешь, когда я в шутку говорю, - ответил Саша.
И он проворно подхватился и решительно направился к сопкам.
Теперь они шли по-другому: Саша впереди, Миша за ним. Шли и молчали.
Первым заговорил Саша, и не заговорил, а закричал:
- Сошлись! Миша, скорей, следы сошлись!..
Трава на том месте, где стоял Саша, была вкруговую выбита копытами. Оленьи следы подходили сюда с двух сторон: с той, откуда пришли ребята, и с боку, но тоже от болота. На траве валялись клочья шерсти…
- Бились здесь, - сказал Саша. - Сошлись и бились, а потом вместе пошли.
Миша потрогал рукой примятую копытами землю, каплю засохшей крови на траве.
- Часа три прошло, как дрались, - определил он. - Если б мы не спали…
Подъем на сопку был тяжелый. Сыпучая щебенка уплывала из-под ног и тащила вниз. Помогали массивные камни, как наросты, торчавшие на склоне. Цепляясь за них, можно было подниматься выше. Почти у самой вершины Мишины руки неожиданно соскользнули с камня, острый камень глубоко порезал правую ладонь. Кровь сразу пропитала носовой платок. Глядя, как он морщится от боли, Саша не выдержал и сказал:
- Ты меня Павкой попрекал, а теперь, верно, сам не рад. Этот Белый прямо к Ледовитому океану идет. Еще день походим - как раз на берег выйдем. А нужен он нам!
- Ни к какому не к Ледовитому, - ответил Миша. - Вот доберемся до вершины и увидим их.
- А как не увидим, тогда зачем шли?
- Зачем, зачем! - рассердился Миша.
Он хотел сказать еще что-то и не сказал, потому что Саша вдруг заплакал.
- Не плачь, Саша, ну не плачь, - уговаривал его растерявшийся Миша. - Давай так: если не увидим их, сразу спустимся, поймаем евражку, и домой. Тымкилен, когда заблудился, тоже евражек ел…
Саша нехотя поднялся и, все еще всхлипывая, поплелся за Мишей.
С вершины сопки оленей они не увидели. В километре от них, строго на север, ручей, казавшийся с высоты тоненькой ниточкой, поворачивал и скрывался за соседней сопкой - более крутой и более высокой, чем та, на которой они находились.
- Надо возвращаться, - сказал Миша. - Мы не найдем их.
По гребню сопки они пошли назад. И вдруг оба остановились. По другую сторону сопки лежала поросшая разнотравьем ложбина. По ней в сторону открытой тундры медленно брели олени.
- Ура! - заорал Саша. - Они возвращаются в тундру! Ура!..
Миша сложил трубочкой ладони и громко позвал:
- Крр, крр-ро, крр-ро!..
Белый олень остановился, повернул к сопке голову.
- Вот видишь! - радостно вскрикнул Саша. Потом, погрустнев, добавил: - А послушал бы, что я говорил, так и не нашли бы их.
- А что ты говорил? - притворно удивился Миша.
- А что искать не надо, назад тебя звал, ревел даже…
- Ну так что, все равно вместе нашли, - рассудил Миша.
Они проворно стали спускаться с сопки. И, конечно, не подозревали, что на их поиски вышли из бригады пастухи, что они идут по их следам и вот-вот их встретят.
Первый пионер
Ужин окончен. Костер потушен. Вход в палатку плотно закрыт, и в нее совсем не проникает свет белой ночи. Длинный переход по тундре утомил ребят. Они тихонечко лежат на оленьих шкурах и слушают, как где-то внизу бьет в скалистый берег холодное море.
Но тишина в палатке коротка. Вот уже Митя Номынкау толкает своего соседа, Васю Седова, и шепотом спрашивает:
- Не спишь?
- Нет…
- И я…
Вася поворачивается к Мите, поправляет рюкзак под головой. Вася здорово устал сегодня, потому что всю дорогу тащил на плечах тяжелый груз - позвоночник моржа, который нашел на песчаной отмели. Он решил, что эта штука пригодится для уголка юного натуралиста. У Васи ноет спина, болит поясница, но спать ему все равно не хочется.
Две подружки из седьмого "Б", две Гали - Соколова и Чайвына о чем-то шепчутся в другом конце палатки.
Вдруг ветер донес из низины протяжный вой.
- Что это? - тревожно спрашивает Галя Соколова.
- Наверно, волк, - спокойно отвечает лесник Андрей Тантикин, который возглавляет группу юных натуралистов. И строго приказывает: - Все, ребята, спать! Завтра рано подниматься.
- Не хочется, - не соглашается Галя Соколова.
- И мне не хочется, - поддерживает ее подружка.
- Да никому не хочется! - говорит за всех Вася и просит Андрея: - Расскажи что-нибудь интересное.
- Про страшное, - требует Галя Соколова.
- Не надо про страшное!.. - хором протестуют ребята.
Понимая, что теперь ребята все равно не отстанут, Андрей сдается.
- Ладно, - говорит он, - расскажу вам про одного мальчика эскимоса.
В палатке начинается короткая возня: каждый устраивается поудобнее. Потом сразу стало тихо.
- Было это давным-давно, еще в те времена, когда шхуны белых купцов с Аляски свободно приходили к нам на Чукотку, - начинает Андрей тоном сказки. - Вот тогда-то жил да проживал один охотник, звали его Итты. Яранга его на самом берегу Ледовитого океана стояла. Итты был молодой охотник, и такой сильный и ловкий, что чаще других приносил в стойбище мясо и шкуры зверя. Но как ни старался Итты, его семья все равно жила голодно, потому что большую часть добычи он отдавал хозяину стойбища - богатому Инеу. Иначе Инеу не дал бы ему ни оленьих шкур для одежды, ни патронов для охоты.
Однажды Итты убил большого моржа. Убил, поделил на равные части мясо и раздал всем людям стойбища. Жена Итты понесла Инеу его долю мяса. Но Инеу этого было мало.
- Пусть отдаст мне половину добычи, - сказал он жене Итты и прогнал ее из яранги.
Тогда Итты сам понес Инеу мясо.
- Я разделил все мясо охотникам, потому что они голодают, - сказал Итты. - В другой раз я принесу тебе больше.
Увидев, что это тот же самый кусок мяса, Инеу рассвирепел.
- Вон! - закричал он Итты. - Пороху и патронов больше не получишь! Я посмотрю, как ты будешь охотиться! Может, тогда научишься уважать хозяина!
Много раз приходил после этого Итты к Инеу, просил у него патронов, а Инеу все прогонял его. Наконец, надоело Итты унижаться. Наточил он получше свой охотничий нож и пошел с этим ножом в торосы. Долго ли, коротко ли бродил он в торосах - никто не знает, но когда вернулся, люди всего стойбища сошлись в его ярангу есть свежую медвежатину. Через несколько дней Итты снова ушел в торосы и снова принес тушу белого медведя.
Но вот пригрело солнышко, стал таять лед в океане, и по разводьям подошла к стойбищу шхуна белого купца с Аляски. Купец поставил палатку возле яранги Инеу и повел с ним торговлю. На чай, табак и патроны менял купец у Инеу шкурки песцов и красных лисиц. Ни один охотник не мог отнести свой товар прямо купцу. Инеу следил за охотниками, забирал у них пушнину, а платил куда меньше, чем получал за нее от купца. Американец обманывал Инеу, а Инеу - охотников.
Как-то раз пришел купец в ярангу к Итты и говорит ему:
- Я слышал, у тебя есть шкуры белого медведя, не пробитые пулями. Покажи мне.
Итты достал из полога белую шкуру и разостлал ее на земле. Шкура была так велика, что едва вмещалась в яранге.
- Такого медведя ты убил ножом? - удивился купец.
- Да, - сказал Итты, - одним ножом.
- Ты смелый охотник, - похвалил его купец. - Если ты принесешь мне десять таких шкур, я дам тебе столько патронов, чая и муки, сколько сможешь унести. Моя шхуна простоит здесь две недели, так что торопись…
У берега лед еще лежал крепкий, торосистый, и Итты пошел на охоту. Но на этот раз он взял с собой и сына Ателькуна. Сыну было всего двенадцать лет, но Итты считал, что ему пора начинать самому добывать себе пищу.
Прошло десять дней. И вот Итты отнес купцу десять белых, как снег, медвежьих шкур, не пробитых пулями. В то время в палатке купца сидел Инеу, попивал чай вприкуску.
Купец долго рассматривал каждую шкуру, потом сказал, кивнув на Инеу.
- Завтра он отдаст тебе все, что я обещал. А теперь иди.
Назавтра Итты пошел к Инеу за расчетом. Он удивился, не увидев возле яранги палатки купца. Посмотрел на море - шхуны на рейде тоже не было.
- Нет его, в тундру уехал, - ответила Итты жена Инеу. - Да он тебе ничего и не даст. У купца надо было брать.
Печальный шел домой Итты. А войдя в свою ярангу, увидел незнакомых людей. Сперва он подумал, что приехали новые купцы, но когда один из них, тоже эскимос, у которого на лице был шрам от медвежьих когтей, заговорил с ним, он понял, что люди эти такие же, как и он, охотники. Эскимос со шрамом задавал странные вопросы: сколько оленей у Инеу и сколько у Итты, сколько муки и пороха у Инеу и сколько у Итты? Потом попросил Итты, чтобы тот созвал в ярангу всех охотников стойбища.
Вскоре стойбище облетела удивительная весть: в тундру пришла новая власть, она заберет у Инеу все товары и раздаст всем охотникам.
Уезжая, незнакомые люди обещали скоро вернуться и все сделать так, как они говорили.
Но не успели они отъехать за сопки, как в стойбище вернулся Инеу. Он тоже созвал в свою ярангу всех мужчин.
- Не верьте этим людям, они хуже полярных волков, - сказал он. - Если они опять придут к нам, то убьют всех нас, а наших жен увезут с собой. Я дам вам патроны и порох. Этих людей надо встретить огнем.
- Неправда! - крикнул Итты. - Люди, которые приезжали, сказали правду. Ты обманываешь нас! Мы больше тебе не верим!
- Ты обиделся потому, что я не рассчитался с тобой, - ласково сказал ему Инеу. - Но ведь я уезжал в тундру. Сейчас ты получишь все, что обещал купец. А если завтра принесешь мне такую шкуру, я заплачу тебе больше, чем стоят все десять шкур.
И Инеу вправду дал Итты много чая, муки и патронов. Поверил Итты Инеу и на другой день пошел в торосы добывать ему шкуру. Но больше в стойбище он не вернулся. Его ждали три дня, потом все поняли, что Итты погиб. Только сын его Ателькун не хотел этому верить. Он сам отправился искать отца и нашел его мертвым в торосах. Ателькун прибежал в стойбище и, обливаясь слезами, стал просить у Инеу упряжку.
- Зачем тебе упряжка? - ласково спросил Инеу.
- Отец лежит в торосах, его надо скорее забрать.
- Мне очень жалко твоего отца, - сказал Инеу и вытер ладонью заслезившиеся узкие глаза. - Но он сам виноват. Я дал ему патроны. Зачем он пошел в торосы без ружья?
- Но ты хотел, чтоб он убил медведя ножом и принес тебе шкуру, - сказал Ателькун.
- Я этого не хотел, - вздохнул Инеу и добавил: - И у меня нет свободной упряжки. Все мои упряжки заняты.
Ателькун вышел из яранги и остановился, не зная, что же делать. И вдруг услышал голос Инеу в яранге.
- Ты стрелял в спину? - спрашивал Инеу у своего взрослого сына.
- Нет, сбоку, - ответил тот. - Но я не смотрел, куда попала пуля. Он сразу упал.
- Хорошо, - сказал Инеу. - Пусть теперь лежит, пока не сожрут волки.
- А если узнают, кто убил? - спросил сын.
- Когда узнают, мы уже будем в Ледяной долине. Потом перейдем на Аляску.
"Так вот почему не вернулся отец! - екнуло сердце у Ателькуна. - А теперь они хотят удрать к белым купцам!"
Он вспомнил, что говорил отец о людях, которые к ним приезжали. Они живут в большом стойбище. Туда можно попасть, если все время ехать прямо на Голубую звезду.
Ателькун побежал к старику Какле. Отец очень любил Каклю и рассказывал, что когда-то он был самым лучшим охотником в стойбище.
Теперь же Какля редко выходил из яранги, а больше спал в своем пологе, завернувшись в теплые шкуры.
- Дай мне твои нарты, Какля, - попросил старика Ателькун. - Мне очень нужно.
- Возьми, - ответил старик, выглядывая из полога. - Но они старые, могут рассыпаться в дороге, я давно не ездил на них.
- Я поеду осторожно, - ответил Ателькун.
Голубая звезда зажглась, когда упряжка Ателькуна во весь дух неслась по тундре. Собак не приходилось понукать. Они словно чувствовали тревогу Ателькуна и мчались, как ветер.
Ателькун ехал всю ночь и весь следующий день и наконец попал в большое стойбище. Он остановил собак и стал спрашивать у каждого прохожего, где найти эскимоса со шрамом на лице. Люди удивленно смотрели на мальчика, пожимали плечами и уходили своей дорогой. Но одна женщина взяла Ателькуна за руку и повела с собой. Они пришли в необычную, каменную высокую ярангу, и Ателькун увидел того, кого искал.
- К вам, Иван Иванович, - сказала женщина, подведя Ателькуна к столу, за которым сидел эскимос со шрамом.