- Не надо злиться на меня, детектив, о'кей? - Он снова сосредоточился на работе, открыв длинным металлическим щупом рот у трупа. - Наличие у жертвы женского пола адамова яблока говорит лишь о том, что у нее в горле находится какой-то посторонний предмет.
Алисия шагнула к анатомическому столу. Доктор Петрак прав: это и впрямь становится интересным.
- Уверен, что рентген только подтвердил бы мой диагноз.
Он посветил жертве в рот острым направленным лучом своего похожего на лазер устройства. Передние зубы отсутствовали, но на первый взгляд трудно было сказать, следствие ли это нанесенных ей травм или многолетнего наплевательского отношения к уходу за полостью рта. Выбитые коренные зубы однако можно было отнести только на счет свинцовой трубы, раздробившей ей скулы. Доктор Петрак бестрепетной, как у всех квалифицированных хирургов, рукой наведался длинным пинцетом в пищевод жертвы. По мнению Алисии, в горле у трупа находились те самые отсутствовавшие во рту коренные зубы. Так и оказалось, но доктор Петрак, похоже, искал что-то другое. Наконец ловким поворотом кисти он зафиксировал искомый предмет, осторожно вытащил его пинцетом наружу и положил в никелированный лоток.
- Что это? - спросила Алисия.
Доктор Петрак поднес лоток полицейским, чтобы те могли получше рассмотреть находку.
- Как по-вашему, на что это похоже?
Алисия некоторое время исследовала вещицу взглядом.
- Вроде металлическая бусина, - сказала она. - Из таких делают ожерелья, которые любят студентки подготовительных курсов.
- За исключением того, что эта изготовлена из свинца, а не из золота, - заметил доктор Петрак. - Я нашел еще шесть точно таких же у нее в желудке.
- Вы хотите сказать, что она их проглотила? - уточнил детектив Барбер.
- Похоже на то, - кивнул доктор.
- Но с какой стати? - поинтересовалась Алисия.
- Полагаю, вы в состоянии ответить на этот вопрос также, как и я, - сказал доктор. - Просто надо думать об этом в самых простых выражениях. И не отклоняться от очевидного. Итак, она проглотила их, потому что…
Алисия, к своему стыду, не понимала, куда клонит доктор.
- Ну же, думайте, - ободрил Петрак, - подключайте здравый смысл. Почему мы вообще что-то делаем в жизни?
- Потому что хотим этого? - наудачу бросила Алисия.
- Очень хорошо, - похвалил доктор. - Или?..
Алисия обдумала возможные варианты ответа.
- Потому что кто-то нас заставил?
- Правильно, - кивнул доктор.
- Но кому могло прийти в голову заставить ее глотать металлические бусины? - спросила Алисия.
- А вот на этом, - сказал доктор Петрак, выключая свое осветительное устройство, - моя работа заканчивается и начинается ваша.
ГЛАВА 13
Фэлкон был в бегах. Или в данном случае лучше сказать "в свободном полете"?
Шаг вперед, потом еще шаг - и так без конца. Это была его мантра. Он должен был продолжать двигаться. Ночной воздух леденил, но он этого не чувствовал, более того, сильно потел, несмотря на холод. И неудивительно: он натянул на себя все свои одежки - две футболки, свитер, ветровку и даже зимнее пальто. Одежда не только защищала от холода, она была его достоянием, его имуществом. Надев ее, он как бы носил при себе дорожный чемодан со всем необходимым и чувствовал себя готовым к странствиям - в те края, где жизнь и люди были бы по отношению к нему добрее. Он знал, что больше никогда не увидит своего автомобиля - возвращаться к реке ему нельзя. Стоять на месте тоже непозволительная роскошь. Он должен идти все дальше и дальше - пока силы окончательно не оставят его и он не сможет больше двигаться. Фэлкону вспомнилась бытовавшая у бомжей мудрость: "Даже если ты параноик, это не значит, что злые люди не будут охотиться за тобой". Может, настало время вовсе убраться из Майами? Может, даже из этой страны? Но как это сделать?
Для этого нужны деньги. И они у него есть. В его депозитной ячейке в банке на Багамских островах хранится достаточно денег, чтобы отправиться куда душе угодно. С другой стороны, он дал себе слово никогда к ним не притрагиваться. Много раз за последние несколько месяцев он даже пытался вернуть их законному владельцу. Однако тот факт, что Свайтеку удалось снять с его счета десять тысяч долларов, чтобы внести залог, говорил о том, что его предложение отвергнуто и деньги по-прежнему находятся в банке и записаны на его имя. Если, конечно, их не украл Свайтек. Ха! Разве можно устоять перед подобным искушением? Особенно зная наверняка, что тебя невозможно разоблачить?
"Где деньги, Свайтек?" - "Какие деньги?" - "Наличность в депозитной ячейке". - "Не было там никакой наличности". - "У меня там лежало двести тысяч баксов!" - "Правда? А ты попробуй расскажи об этом в полиции, приятель".
- Что б тебя черти взяли, Свайтек! Ты украл мои деньги!
Фэлкон пересекал парковочную площадку ночного ресторана, когда увидел женщину, которая вышла из него и направилась к своей машине. Выражение ее лица свидетельствовало, что тираду, адресованную адвокату, он произнес вслух. Женщина торопливо достала из сумочки ключи - возможно, вместе с перцовым аэрозольным баллончиком - и прыгнула в салон.
"Похоже, мне не следует разгуливать по улицам, - подумал он. - И побыстрей найти пристанище, где никто не сможет меня отыскать".
Темная аллея привела его на задний двор еще одного ресторана. Находившаяся рядом помойка показалась удобным местом, чтобы опорожнить мочевой пузырь. Он было пристроился у контейнера, но обнаружил, что его опередили: кто-то уже побывал здесь недавно с той же целью.
- Ублюдок, - только и сказал Фэлкон, переступая через зловонную лужу и удаляясь от испоганенного контейнера.
Он шел по аллее, а в мысли снова вторглась она. Он не осмеливался произнести ее имя даже про себя. И хотя на нем была вся его одежда, чувствовал себя голым и беззащитным без привычного ожерелья из металлических бусин. Теперь у него не было против нее никакой защиты. Часть его сознания уверяла, что ожерелье больше ему не нужно - ведь она исчезла. Но другая его часть - куда более настырная - настаивала, что она не может исчезнуть навсегда, а следовательно, защита требуется ему, как и прежде.
С каждым шагом в аллее становилось все темнее. По обеим сторонам тянулись неприглядные задворки бара, аптеки, прачечной самообслуживания. Впереди, на расстоянии в полквартала, горели огни Восьмой улицы, напоминавшие фары идущего навстречу локомотива. Стены строений, мимо которых проходил Фэлкон, некогда были выкрашены бежевой и белой краской, приобретшей стечением времени одинаковый пепельный оттенок. Выходившие на аллею окна и двери были забраны железными решетками или перекрывались металлическими полосами запоров. Стоило только прищуриться, и Фэлкону мерещилось, как к этим запорам и решеткам тянутся руки призрачных существ, которые за давностью лет не имели уже лиц и имен, запертые в тайниках его подсознания. Это были призраки прошлого, воспоминания, которые постоянно его тревожили и с которыми он вел бесконечную войну. Решетки и запоры напомнили ему о том месте, где правили бал демоны. Он побывал там много лет назад. Четверть века - почти вечность. А с другой стороны, как будто вчера. Все зависело оттого, как близко подбиралась к нему Мать исчезнувших.
- Заключенный номер три ноль девять, - сказал охранник на испанском языке.
Никто не пошевелился. Их было примерно семьдесят пять человек - мужчин и женщин, находившихся в помещении, рассчитанном не более чем на две дюжины. Большинство этих людей вне зависимости от того, спали они или бодрствовали, сидели на полу, опустив головы и обнимая руками колени. Некоторые лежали на боку, свернувшись калачиком. Так они пытались совладать с болью, не позволявшей им подняться или даже присесть. Многих доставили из находившегося поблизости университета - студенты, преподаватели, технический состав, - их возраст варьировался между двадцатью и тридцатью годами. Самым старшим был шестидесятилетний руководитель профсоюза, а наиболее известным и узнаваемым - журналист одной из крупнейших газет. Среди заключенных находилось и несколько подростков шестнадцати-семнадцати лет, учившихся в средней школе. Некоторые пленники томились в заключении уже несколько месяцев, а другие - всего несколько дней. Никто из них не мылся с того дня, как их сюда привезли. Тюремные робы им тоже не выдавали. Они носили одежду, бывшую на них, когда их арестовали - кого дома, кого на работе, кого на улице - и доставили в место заключения. Платья и рубашки с короткими рукавами в нетопленой камере не спасали от холода. Ни заключенным, ни их родственникам не назвали ни адреса тюрьмы, ни дней посещений, лишив их даже этой малости. Равным образом им не дозволял ось звонить по телефону и писать письма своим близким. Иными словами, у них не имелось никакой связи с окружающим миром, даже радио или телевизора. Узники ели черствый хлеб и отвратительную похлебку, вонявшую гнилой капустой. А иногда им и вовсе не давали никакой пищи. Жалобы не принимались. Заключенным также не разрешалось разговаривать - ни с тюремщиками, ни между собой, даже просто подавать голос. Нарушителей режима жестоко наказывали.
- Заключенный номер три ноль девять, - громче повторил охранник. Это был мощного сложения мужчина с широкими плечами и выпиравшим брюшком. Он походил на боксера-тяжеловеса, ушедшего на покой. Из-за росших на загривке и предплечьях жестких черных волос его прозвали Эль Осо - Медведь. Но это была не унизительная кличка, а вполне официальное прозвание. В силу необходимости все охранники в тюрьме имели прозвища, и никого из них не называли по имени и фамилии. Такое здесь существовало правило.
Средних лет мужчина поднялся с места и заковылял к двери. Он делал короткие неуверенные шажки, стараясь опираться на пальцы ноги переднюю часть стопы, словно наступать на подошву целиком было для него слишком трудно или болезненно. Он подошел к железным прутьям, отделявшим камеру от коридора, и, избегая смотреть охраннику в глаза, тихо произнес:
- Она плохо себя чувствует.
Охранник протянул сквозь прутья руку, схватил его за волосы и резко дернул на себя - так, что узник ударился лбом о железо решетки.
- Ты заключенный номер три ноль девять?
Лицо узника болезненно сморщилось, полбу потекла струйка крови.
- Нет.
- Тебе дали разрешение говорить?
- Нет.
- Тогда иди и сядь на место. - Эль Осо с силой толкнул его на каменный пол. Потом обвел камеру злым взглядом своих маленьких глазок, остановив его на женщине, лежавшей в позе эмбриона в углу помещения.
- Номер три ноль девять. На выход. Немедленно!
И опять никто не сдвинулся с места. Однако через минуту, когда Эль Осо уже готовился разразиться очередной гневной тирадой, женщина пошевелилась. В камере освещения не было - флуоресцентные лампы горели только в коридоре, так сказать, на половине охранников. Но и этого света хватало, чтобы он мог видеть очертания ее тела. Медленно поднявшись с Места, она подошла к решетке, воплощая собой смирение и покорность. Эль Осо прищурился и скривил губы в зловещей ухмылке.
- Три ноль девять?
- Да, - ответила она.
Эль Осо едва сдерживал рвавшееся наружу возбуждение. Он не мог пройти мимо ни одного смазливого личика. Одна только мысль о хорошенькой женщине вызывала у него эрекцию.
Он поимел множество женщин, но среди них не было ни одной беременной.
"Bienvenidos, chica. Bienvenidos a la Cacha - la casa de la bruja". - "Добро пожаловать, молодка. Добро пожаловать в Ла-Кача - подземелье ведьмы".
- Эй ты, грязный пожиратель кошачьих консервов! Проваливай отсюда!
Фэлкон повернулся на голос и увидел помощника официанта, стоявшего в проеме задней двери ресторана. Его окрик и злобный взгляд вывели Фэлкона из прострации, в которой он пребывал, но полностью сосредоточиться на реальности ему не удавалось. Он даже не заметил, что облил свой левый ботинок, когда мочился.
- Я сказал - проваливай! - снова крикнул парень и запустил в него луковицей.
Та попала Фэлкону в грудь и упала к ногам. Фэлкон поднял ее с земли и осмотрел со всех сторон. С одного бока она подгнила, но другой выглядел неплохо. Фэлкон откусил кусочек с хорошего бока, знаком поблагодарил официанта за угощение и засунул остаток луковицы в карман. Потом, даже не озаботившись застегнуть молнию на брюках, побрел дальше по аллее. Отсчитав двадцать шагов, он повернулся, чтобы выяснить, смотрит ли официант ему вслед, но тот уже ушел и захлопнул за собой дверь.
В следующий момент Фэлкон заметил старую пожарную лестницу, черную и ржавую. Ее нижний пролет был поднят и прикреплен скобой к вмурованным в стену опорам. Стена была сложена из шлакоблоков. Фэлкон принялся считать их, пока не остановился на третьем снизу и десятом от угла. Он наклонился и толкнул его, проверяя правильность своих расчетов. Блок шевельнулся. Фэлкон раскачал его, вынул из стены и положил на асфальт. С обратной стороны шлакоблока имелись овальные углубления, в которых лежали пластиковые пакеты. Фэлкон вынул их из тайника, открыл и улыбнулся. Они все еще лежали там - денежки, припрятанные на черный день.
Похоже, что этот день настал.
Распихав деньги по карманам, он начал строить планы: купить новую одежду, принять ванну, даже, возможно, подкрасить волосы. Пистолет или два и несколько коробок патронов также не помешают. На улицах Майами можно приобрести любую карманную артиллерию - а уж он знал эти улицы как никто другой.
А потом настанет время разобраться с Джеком Свайтеком. С этим проклятым вором.
ГЛАВА 14
Джек и Тео посетили баскетбольный матч в "Американ эйрлайнз арена", иначе говоря, в "Трех A" как называли этот стадион в городе. "Три А" являлись классическим примером нерационального спонсорства. Авиакомпания выложила несколько миллионов долларов только за то, чтобы ее название красовалось наверху роскошной баскетбольной арены, хотя большинство жителей города пребывали в уверенности, что это спортивное сооружение спонсирует известный автомобильный клуб с аналогичными заглавными "А" в эмблеме.
- Жрать хочется, - сказал Тео.
Они с Джеком шли по "пурпурному" сектору забитого машинами и людьми подземного гаража; при этом Джек лихорадочно пытался вспомнить, где оставил свою машину.
- Слушай, ты съел три хот-дога, порцию жареной картошки, крендель и половину пломбирного брикета у сидевшего рядом пацана. Не понимаю, как после этого можно испытывать голод?
Тео пожал плечами:
- Так это ж было час назад.
Они нашли машину в "оранжевом" секторе и по пути к дому Джека заехали в закусочную. После долгих разговоров и споров Джек наконец согласился встретиться на Южном пляже с подругой Катрины, которую та называла "горячей штучкой". Джек до сих пор был в деловом костюме, в котором ходил в суд, поэтому приятели решили заскочить к нему, чтобы он мог переодеться. Поездка к мысу Кей-Бискейн заняла всего двадцать минут, хотя казалось, что прошло значительно больше. В машине Тео сразу же узурпировал радиоприемник Джека и настроил его на станцию, передававшую рэп, так что зубодробительные звуки, пока они ехали, перемежались с чавканьем Тео: тот пожирал взятый в забегаловке "на десерт" двойной шоколадный батончик.
- Тебе необходимо срочно сократить количество жиров, которое ты потребляешь, - заметил Джек.
- Да это же всего-навсего диетическая шоколадка.
- Кто сказал?
- Так написано на обертке. "На сорок пять процентов меньше жира".
- Меньше, чем где? В горбу у полосатого кита?
Неожиданно Джеку захотелось, чтобы сломалась машина. Лучше сидеть в гараже, чем провести ночь с Тео и его подругой, имевшей обыкновение извиваться словно в пароксизме страсти даже на танцплощадке. Кроме того, придется встретиться с незнакомой женщиной и разговаривать с ней, напрягая голосовые связки, чтобы перекричать музыку. Джек не любил ходить в клубы и на шумные вечеринки - особенно ночные развлекательные мероприятия на берегу моря. Но так уж повелось, что на Южном пляже Майами именно полночь являлась временем отдыха и расслабления.
- Даже не думай об этом, - предостерег Тео, когда машина покатила по подъездной дорожке к дому Джека.
Тот остановился на парковке и выключил мотор.
- О чем это я не должен думать?
- О том, чтобы увильнуть от вечеринки.
Джек удивленно посмотрел на него. Казалось, Тео обладал способностью читать чужие мысли.
- Не беспокойся. Сказал, поеду - значит, поеду. Возможно, я еще тебя за это поблагодарю. Когда-нибудь. Во сне.
Они вошли в дом. Джек быстро принял душ и надел другую одежду - черного цвета, разумеется. Пока он приводил себя в порядок, Тео смотрел по телевизору поединок боксеров. Вообще-то он хотел посмотреть фильм, но запутался в системе символов платного кабельного телеканала, на который подписался Джек. К одиннадцати тридцати оба в полной готовности уже стояли у порога, собираясь отправиться в путь.
- Итак, как зовут подругу? - спросил Джек, запирая входную дверь.
- Сабрина.
Джек замер.
- Значит, нам предстоит провести вечер с Сабриной и Катриной?
- А что? Неплохо звучит, верно?
- Это звучит смешно.
- Ладно, ее зовут не Сабрина.
- Уже легче. - Джек зашагал к машине. - Как в таком случае ее настоящее имя?
- А что - ее имя имеет для тебя такое большое значение?
- Надо же как-то ее называть.
- О'кей. Ее имя - Синди.
Джек терпеть не мог ворошить прошлое, но ответ Тео на удивление его успокоил.
- Ты хочешь свести меня с женщиной, которую зовут как мою бывшую жену?
- Если честно, у них, помимо имени, есть еще кое-что общее.
- Только не говори мне, что она на нее похожа.
Тео с минуту помолчал.
- Даже больше, чем это.
- Что, к примеру?
Тео, словно извиняясь, виновато пожал широкими плечами.
- Говори, хватит ходить вокруг да около…
- Неужели ты еще не понял? - хмыкнул Тео, сдаваясь.
- Не смешно, - сказал Джек, шумно выдохнув.
- Не смешно. Но по крайней мере позволяет увидеть перспективу, не так ли, братец?
Джек посмотрел вдаль поверх машины, потом открыл дверцу и уселся за руль. Тео, устраиваясь на месте для пассажира, все еще сдавленно хихикал. Джек вставил ключ в замок зажигания и завел мотор.
- Следует ли из этого, что ты…
- Не двигаться, - послышался голос с заднего сиденья. - К тебе, чернокожий, это тоже относится.
Джек почувствовал возле уха холодное прикосновение металла. Тео быстро оглянулся.
- Смотреть прямо, руки держать на приборной доске. Если шевельнетесь, мозги адвоката разлетятся по всему салону.
Джек вслушался в спокойный голос говорившего.
- Делай, как он велит, Тео.
Тот, долю секунды поколебавшись, подчинился. Джек украдкой бросил взгляд в зеркало заднего вида. Сквозь тонированные стекла в салон проникало ровно столько света, чтобы рассмотреть пистолет и сжимавшую его руку. Однако заднее сиденье и сам стрелок полностью скрывались во мраке. Приятели были слишком заняты разговором о предстоящей вечеринке, чтобы заметить, что в салоне, когда они садились в машину, не зажегся свет. Кроме того, отсутствовало привычное свечение приборной доски. Должно быть, этот тип основательно поработал с проводкой.