- Вторая премия - Лидия Броневицкая!
Та же процедура.
Броневицкая держалась с достоинством. Её не хватил инфаркт. Как бы случайно оказавшись поближе к микрофону, она сказала во всеуслышание:
- Танюша, я покушаюсь на вашу песню. - И поцеловала Таню.
- Она покушается! - вполголоса возмутилась знаменитая певица. - Эту песню буду петь я!
- Не потянешь, Галя! - пока гремели аплодисменты, грустно сказал председатель. - Тут ведь главное не в песне…
Всё-таки председатель был хорошим музыкантом и знал толк в своём деле.
С гитарой на ремне Таня шла по закулисному коридору и тащила за руку Светку. Фоторепортёрские блицы преследовали её всю дорогу.
Знаменитые певицы набросились на Таню, когда она вошла в комнату с роялем:
- У вас много песен?
- А ноты есть?
- Клавир или только мелодии?
- Вас кто-нибудь обрабатывал?
- Где вы учились пению?
- Вот, - сказала Таня, вытащив из портфеля, лежавшего на рояле, помятую нотную тетрадку. - Всё, что у меня есть.
Певицы тут же начали бегло проигрывать Танины мелодии, ахать и охать, поправляя друг друга.
- У вас только один экземпляр?
- Как бы переписать?
- Оставьте себе. Я всё наизусть помню.
- Тань! Я спать хочу… - захныкала Светка.
- Сейчас, миленькая, сейчас…
Укрытая пледом, Светка спала на тахте в квартире Сергея Лаврова.
- У тебя хорошо. А главное, тепло. Я в Москве промёрзла, - сказала Таня, поёживаясь в глубоком кресле.
- Сейчас я и тебе плед дам, - сказал Сергей, - а то ты совсем скисла от волнения… Вот так. Плечи, главное. Плечи и спину. Теперь стакан чайку - и всё в порядке.
- Эту лампу я бы на твоём месте в тот угол поставила.
- Непременно. А телевизор куда?
- Телевизор к той стене.
- Умница. Всё так и будет.
- Шторы, на мой вкус, чересчур пёстрые.
- Сменим их к чёртовой бабушке!
На кухне засвистел чайник.
- Я мигом, - сказал Сергей и скрылся.
Таня сильно закашляла. Приложила ладонь ко лбу и безнадёжно махнула рукой.
Появился Сергей с подносом, на котором стояли чашки, чайник, блюдца с печеньем и конфетами.
- Это было изумительно, Таня! Неонила права. У неё безошибочное чутьё. Ты рада?
- На седьмом небе.
- Нет, я серьёзно.
- Серёженька, милый, конечно, рада. Но только мне не верится, что всё это было.
- Я свидетель. И ты знаешь, со мной рядом две девки плакали.
- Наверное, тоже сестрички.
- Слушай, а ведь у тебя температура, - сказал Сергей, пощупав Танин лоб.
- Угу! - сказала Таня, прихлёбывая чай и грея руки о чашку. - Ещё мне не верится, что я в Москве и в твоей квартире.
- Она теперь и твоя. Перед тобой открывается такая дорога! Ты станешь серьёзным композитором. И прекрасной камерной певицей.
- Из медицины не уходят, Серёжа.
- А Броневицкая?
- Она в ней, наверно, и не была.
- Ну хорошо. Ты операционная сестра. А что в перспективе?
- Хорошая операционная сестра.
- Дальше?
- Отличная!
- И всё?
- Ты не имеешь представления, что такое отличная операционная сестра. Ей цены нет. А потом я могу стать хирургом.
- Будь кем хочешь, только выходи за меня замуж.
- Другой разговор. Знаешь, когда я за тебя замуж выйду?
- Когда?
- Когда буду уверена, что ты любишь меня так же, как я тебя.
- А как ты меня любишь?
- Так, что мне всё равно, есть у тебя эта квартира или её нет. Защитил ты диссертацию или работаешь сантехником, как Машин Славик. Если бы я сегодня провалилась, что бы ты делал?
- Утешал тебя.
- Как?
- Сказал бы, что ерунда, что у тебя есть другие достоинства.
- А я бы от этих слов в окно выбросилась. Ты должен был бы мне сказать, что все кретины и не способны понять, как я гениальна. Ведь если бы тебя завалили на защите, я про твоих оппонентов думала бы именно так. А ты, когда микрофон зафонил и все засмеялись, стал пробираться к выходу. Почему? Видела я, Серёженька, видела!
- Я не мог этот смех вынести!
- И хотел оставить меня одну? А если б ты стоял у микрофона, я бы на сцену полезла!
- О чём мы говорим, Таня? Бред какой-то! Давай лучше будем тебя лечить!
- Нет, Серёженька, нет, миленький, нет, мой хороший… Лечиться я буду в Синегорске.
Бывший лётчик-истребитель Анатолий Егорович Карташов в своей московской квартире смотрел телевизор. Его пятилетний внук расхаживал по комнате с пластмассовой игрушечной саблей в руке.
- Выполняя многочисленные просьбы наших зрителей, мы снова включили в нашу программу песню "Марш милосердия". Исполняет автор - Татьяна Ищенко, медицинская сестра из города Синегорска.
Внук бывшего лётчика в это время с криком "ура" вступил в рукопашную с диванной подушкой.
- Тихо, Петя! - прикрикнул на внука Анатолий Егорович.
- Ты что внуку рта не даёшь раскрыть? - вошла в комнату жена Карташова. - Ведь он тебя любить не будет.
- Тихо! - прикрикнул и на жену Анатолий Егорович. - Видишь эту девушку? Она меня спасла в Синегорске.
На экране телевизора Таня Ищенко кивнула ансамблю. Зазвучали маршевые аккорды. И опять Таня долго не вступала.
Под аккомпанемент ансамбля "работала" её виртуозная гитара.
- Знаем мы, как они спасают! Вместо того чтобы с внуком поиграть, он девиц в телевизоре рассматривает. Постыдился бы на старости лет. И ничего в ней особенного. Только что молоденькая.
- Тише!
- Я, когда мне столько же было, получше выглядела… Да посмотри хотя бы на Петеньку! Другие бы на такого внука не нарадовались!
- Тише!
Жена Карташова запричитала:
- Не настоящим отцом был: всё дела, дела, и дед не настоящий. Другие бы на твоём месте…
И вдруг пятилетний Петя крикнул:
- Деда! Бери мою саблю! Руби ей голову!
На миг жена Карташова лишилась речи. А потом зарыдала:
- Вот она, детская благодарность! Я с Петенькой днём и ночью вожусь, и кормлю, и пою, а он, кровожадный, за тебя заступается…
Сергей Лавров тоже смотрел телевизор. Но не у себя дома, а в витрине радиомагазина. Звука не было слышно, и Сергей просто заглядывал Тане в глаза. Шёл крупный снег. Никто, кроме него, не останавливался у витрины.
Таня допела последний куплет своей песни на экране телевизора в маленькой комнате деревянного дома на окраине города. Трубач постарался и при бисировании ещё эффектнее выдал свой щемящий сигнальчик. Загремели аплодисменты. Операторы начали показывать зрительный зал.
- Всё! Выключи, Люся! - послышался хриплый Танин голос. И экран погас.
Девушка лежала в кровати. Её пришли навестить Маша и Люся.
- А кто за меня дежурит?
- Новенькая.
- И как?
- Перемелется - мука будет, - ответила Маша неопределённо.
- Я твою песню всё время пою. Здорово, Таня! Не преувеличиваю, - сказала Люся.
- Светка, покажи им, где что, чаю попьём… Девки, я скоро встану? Надоело.
- А кто лёгкие в последний раз слушал?
- Николай Александрович. Сказал, что уже порядок, но велел ещё полежать. Я сама себе тетрациклин вкалывала. Светка мне ставит банки.
- Неужели научилась?
- А что, я хуже вас? - обиделась Света. - Только один раз маленько обожгла.
Маша предложила:
- А давай я тебе сейчас по-настоящему поставлю!
- Ты к Неониле ходишь? - забеспокоилась Таня.
- Хожу. Говорит - золотые ручки! Сейчас я тебе по одному старинному способу такие банки вкачу! Где спирт?
- Кончился, - сказала Света. - У нас другое есть. - И она вытащила из холодильника начатую бутылку "Столичной".
- Пойдёт, - сказала Маша.
Тем временем Люся уже приготовила всё необходимое для предстоящей процедуры.
- Значит, так. Берёшь в руку сразу четыре, - колдовала Маша, - и одна за другой - хлоп, хлоп, хлоп!
- Ого! - удовлетворённо вздохнула Таня.
- А мне Серёжа Лавров письмо прислал! - объявила во всеуслышание Светка.
- Опять печатными буквами, а про себя пароходик? - спросила Люся, которая была посвящена в тайну затянувшейся переписки.
- Никакими не печатными и никаких пароходиков! - ответила Света. - Он пишет, что не может без нас жить…
1977 г.