И вот, когда председателем совета стал Никита, Ленька уговорил некоторых ребят не подчиняться ему. "Пусть Якишев девчонками да мальками командует, - торжествовал он. - С Аленкой пусть носится! Никто вас за это ругать не будет: всем, да и вожатой известно, что вы за него не голосовали. Мы и сами с усами, одни проживем!"
Никита затянул покрепче лыжные крепления, прокатился для пробы от крыльца до поленницы и, убедившись, что лыжи скользят хорошо, тронулся в путь.
- Ты что долго? - спросил Костя, встречая друга в условленном месте. - Я продрог уже.
- Пилу сломал. Так на две половинки и разлетелась. Новую ленту ставить придется.
- Это из-за Леньки!
- Сам виноват: нажал сильно.
- Не говори, знаю, что из-за Колычева. У меня примета есть: встречу утром Леньку, завсегда тройку получаю. Проверено!
- Вчера тоже его встречал?
- Нет.
- А по арифметике тройку заработал. Не сваливай-ка!
Остались позади приземистые домики птицефермы, березовая роща, овощехранилище и колхозная водокачка. Обогнув зимний выгон для овец, друзья свернули в поле. Справа из-за частого ельника, что виднелся вдалеке черной гребенчатой полоской, чуть доносился приглушенный расстоянием рокот машин: там располагалась Зареченская МТС.
Звуки моторов напомнили Косте про удивительный сон. Он представил себя опять могучим богатырем, знатным комбайнером. "Вот было бы! Никита бы помер от удивления, что я - герой. Может, рассказать ему про сон?" Эта мысль целиком завладела Костей. Какой-то внутренний голос настойчиво твердил: "Другу надо рассказать. Надо делиться с ним и радостями и печалями".
- Никитка, хочешь узнать одно интересное дело? Только, чур, никому… Дай слово!
- Говори!
- Сперва дай слово!
- Ладно, даю слово молчать.
- Такой сон мне приснился, такой сон! Привиделось мне, будто я Героем Социалистического Труда стал, как Илья Васильевич Глухих! Золотая Звездочка у меня! Орденов - вешать некуда! Здорово, а? Иду я по деревне, а на меня все смотрят, в гости приглашают. Отбою нет. Хорошо бы было взаправду так. - Костя помолчал и менее восторженно добавил: - Тебя тоже видел: будто козон свинцовый мне насовсем подарил…
- С козоном не выйдет.
- Так то во сне… Главное, про Героя. Вот сны! Почему, думаешь, они такими бывают?
- Не знаю.
- А по-моему, Никитка, у каждого человека в голове машинка имеется, вроде кинопередвижки. Ляжет человек в постель, заснет, а машинка сны начинает крутить…
- Кинопередвижка?.. В голове - хоть у кого спроси - мозг. Понял? Никаких кинопередвижек!
- Я говорю вроде…
- Все равно! Мозг в голове. Левое полушарие и правое. Ученые доказали.
- Ну, хорошо! - Костя привычным жестом сдвинул на затылок сползший до глаз треух и стал горячо возражать: - Ответь мне, почему я себя героем видел? Это было, как в настоящей кинокартине. И деревья кругом были зеленые, и люди живые. Все-все как наяву! Молчишь?
- Костик, я ведь тоже сны вижу. Такие же сны, как и ты. Подрастем - узнаем, как они появляются…
- Сон у меня был стоящий, - продолжал Костя. - За то, чтобы сбылся он, я все отдал бы! Вырасту большой - стану комбайнером. Сейчас пошел бы, да в школу механизаторов с неполным средним принимают. На прошлой неделе в эмтээсе узнал… Ты чего?
Никита затормозил.
- Правильно! - просветлев, заговорил он. - Не станем, значит, ждать, в школе кружок комбайнеров организуем. Попросим у Герасима Сергеевича разрешения и организуем. Ребята согласятся ходить в кружок. Герой Социалистического Труда Илья Васильевич Глухих над нами шефствовать станет, учить.
- Ой ли?
- Знаю, что говорю. Герасим Сергеевич еще и похвалит. Жизнь будет - лучше не надо. Семилетку закончим - и на комбайны!
Радость озарила скуластое лицо председателя совета отряда. Никите захотелось немедленно передать, выразить чувства, волнующие его. Выразить не скупыми словами, а чем-то другим. Свернув с лыжни, он понесся к отлогому оврагу, скатился вниз и, крикнув отставшему Косте, чтобы тот поторапливался, зашагал вперед, громко распевая:
Дорогая земля без конца и без края,
Принимай капитанов степных кораблей!
Принимай сыновей - мастеров урожая,
Что росли под заботливой лаской твоей…
- Никита! - проговорил запыхавшийся Костя. - Хорошо у нас получается. Ой хорошо!
- Сон это твой надоумил. Вовремя приснился.
- Очень даже!
От деревни до Лысой горы - километров пять - пять с половиной. Дорога тянется через поля, покрытые чистым искрящимся на солнце снегом. У отлогого холма лыжня, как бы испугавшись чего-то, шарахается под прямым углом в сосновый бор и долго юлит меж стволами. Вырвавшись на опушку, она падает с обрыва на лед круглого, как блюдечко, озера и, разделив его на равные половинки, упирается в подножие Лысой горы. Склоны этой горы вдоль и поперек расчерчены нитями лыжных следов, по которым можно судить о высоком мастерстве людей, покоривших скалистые кручи. Вон лыжня, вьющаяся через препятствия и ловушки. Ее называют "дорогой крутых поворотов". А огромный трамплин, что навис над широкой поляной, обрамленной кустами шиповника с красными продолговатыми ягодами на колючих ветках, именуется "школой мужества".
Ленька Колычев любил сильные ощущения и свободное время, которого, кстати сказать, было у него хоть отбавляй, проводил на Лысой горе. Порывистый и бесшабашный, он мог, не задумываясь, скатиться по склону где угодно. Он проложил первый след через трамплин "школа мужества".
Никита с Костей приближались к горе. У подножия Костя остановился и, заслонясь от солнца рукавицей, посмотрел на вершину.
- Гляди, гляди! - закричал он. - Ленька с большого прыгает!
Воткнув палки в снег, они наблюдали за лыжником. Секунда, вторая, третья… Прыжок! Словно птица с распростертыми крыльями, Ленька, раскинув руки, взлетел кверху.
- Здорово! - вырвалось у Кости.
- Прилично, - поддакнул Никита, - мастер он на эти штуки.
Колычев, поднимая лыжами снежную пыль, сделал крутой разворот, с шиком подкатил к прибывшим.
- Салют, начальство! - Он взмахнул кубанкой. - Дома-то не сидится? С большого прыгнуть захотелось? - на губах вспыхнула и тотчас угасла презрительная усмешка, а в черных глазах замерцали злые огоньки. - Милости просим, храбрецы!
Наглый тон, которым были произнесены эти слова, возмутил Костю. Хотелось ответить резко, так резко, чтобы Ленька понял все свое ничтожество, понял, что давным-давно его никто не боится. Но Ленька обращался к Никите. Костя украдкой метнул взгляд на друга: тот был спокоен. Никита сразу разгадал хитрый маневр противника: Ленька надеялся получить отказ. Тогда бы ребята убедились в трусости пионерского вожака, и он, Ленька, мог бы всем рассказать о слабодушии соперника.
- Кататься и приехали, - проговорил Никита. - С большого прыгнуть попробую.
- С большого?
- Прыгаешь же ты, и я, значит, смогу.
- Расшибешься с непривычки! Тренировка нужна, а ты…
- Привыкать буду.
Лыжники стали подниматься на вершину. Никита печатал на снегу аккуратные "елочки", Ленька шел "лесенкой". Костя, чтобы поскорее завершить подъем, спешился, взял под мышку лыжи и бодро затопал в гору. Толя Карелин, тот, что выкупал его в сугробе, фыркнул в кулак и, прищурив плутовские, с искрой, глаза, громко возвестил:
- К нам губошлеп пожаловал! Эй, младенчик, почему веревку из дома не прихватил? На буксире в гору легче!
И, повернувшись к приятелям, обступившим его тесным полукольцом, дополнил:
- Куда малявки лезут? Подует ветер, снесет младенца с кручи, кости перемелет, как на мельничных жерновах. Родители совсем не смотрят за ними.
- Как-нибудь на ногах удержусь, - ответил Костя, бросил на снег лыжи и стал распутывать ремни креплений. - Не бойся, не сдует.
- То-то и видно, что устоишь. Показал, как на ногах держишься. Высох уже? За воротником, небось, сыро?
- И просох! А вывалять в снегу любого можно. Подобрался-то сзади. Со спины зашел, как трус.
- Может, силой померяться хочешь? - Толя гневно сверкнул глазами и расправил плечи. - Давай!
- Давай, не запугаешь…
- Взвесь-ка и знай, кого трусом обзываешь! - Ленька поднес к самому Костиному носу кулак.
- Чуть побольше моего, - ответил Костя, проделывая то же.
Препирательства продолжались. Противники, как два петуха, наскакивали друг на друга. И вспыхнула бы настоящая драка, но подоспел Никита. Не обращая внимания на колычевцев, он протянул Косте палки.
- Подержи! Останешься здесь. Я с большого трамплина прыгну.
- Костя рвется за тобой следом, - съязвил Толя. - Не печалься, подержим его, чтобы рекорды не перекрыл. Будь спокоен!
Никита подъехал к лыжне, круто срывающейся вниз, и окинул взглядом окрестности.
На западе тянулись снежные поля. На востоке, начиная от озера, раскинулся безбрежный зеленый таежный океан. Слева, за оврагом, тонули в сугробах домики родной деревни. Из труб к прозрачному, раздольному небу вздымались зыбкие нити дыма. По дальней полевой дороге, извиваясь змейкой, двигалась тоненькая цепочка обоза. Лошади были величиной с муравьев, а люди и того меньше. Высоко!
Якишев неторопливо снял рукавицы, на все пуговицы застегнул телогрейку, натянул поглубже цигейковую шапку и, пригнувшись, ринулся с горы.
Упругий обжигающий ветер напористо бил в лицо, посвистывал в ушах. Неумолимо приближалась, росла прогнувшаяся спина гигантского трамплина. Недаром назвали трамплин "школой мужества". Это было и на самом деле так. Никиту подмывало свернуть с лыжни, избежать опасности. Собрав все свои силы, он гнал прочь малодушие. "Только б не упасть, только б удержаться!" Каждый мускул напрягся до предела. Раз! Могучая сила инерции взметнула тело вверх. "Главное - удачно приземлиться!" И удача пришла. Лыжи коснулись утрамбованной площадки, Никита описал на снегу широкий полукруг и затормозил. Все тревоги остались позади. Он не ударил в грязь лицом, показал, что не только Ленька, а и другие при желании могут прыгнуть с большого трамплина… "Далеко ли прыгнет Колычев?.."
Но что это? Не стройная, гибкая фигура Леньки, которую можно было распознать среди тысяч других, неслась к грозному трамплину, а круглая, низенькая. Красный шарфик развевался на шее лыжника, словно вымпел на мачте корабля. "Неужели Костик? - подумал Никита. - Конечно, он!"
Сорвав с головы шапку, Никита отчаянно замахал ею:
- Сворачивай! Сворачивай! Левее бери! Левее…
Костя не взлетел, а ракетой врезался в небо. Никита зажмурился: наверняка произойдет ужасная катастрофа.
- Никитка! - взволнованный, захлебывающийся от восторга голос звучал рядом. - Я думал, что упаду! Вот кидает! Метров, поди, на десять! Давай еще по разику, а?
- Зачем прыгал? - с застенчивой лаской, с нескрываемой гордостью за друга спросил Никита. - Чудак, зашибиться мог. На ровном-то месте плохо на лыжах ходишь, а тут…
- Ленька с Толяном смеяться начали, - затараторил Костя, - губошлепом дразнят. "Трус, говорят, заячья порода!" Вот и прыгнул: пусть знают! Сперва страшно было, а после… Гляди, гляди!
Ленька был уже на середине горы. Похваляясь ловкостью, он приседал, раскачивался из стороны в сторону. Неподалеку от финиша захотелось ему удивить зрителей, показать свой коронный номер - горизонтальный наклон вперед. Здесь-то и получился просчет. Неловко взмахнув руками, Ленька откинулся назад так сильно, что потерял равновесие и упал на спину. Облако снежной пыли, вихрясь, взметнулось на трамплин и обрушилось вниз. Из облака выкатилась барашковая шапка-кубанка и, мелькая малиновым верхом, заколесила к озеру. Снежная пыль осела. Никита и Костя бросились к неподвижно чернеющей на снегу фигуре.
- Ленька! Сильно разбился?
Лыжник, упираясь руками в снег, приподнялся, сел, сплюнул розовую слюну - во время аварии он рассек губу - и зло проговорил:
- Довольны? Везет дуракам!
- Помочь хотим…
- Не требуется. - Он встал и, припадая на правую ногу, побрел за шапкой. - Чем-пе-ёны! - презрительно бросил через плечо.
Подоспели колычевцы. Гоша Свиридов, болезненного вида мальчуган, в длинном коричневом пальто, перехваченном в поясе вязаным кушаком, спросил у Кости:
- Прыгать боязно?
- Чуток.
- А я не могу, - чистосердечно признался Гоша, - доберусь до трамплина, настроюсь прыгать, а ноги сами с лыжни воротят.
- Ты, Гоша, губу прикуси, когда страх найдет. Прикуси, чтобы аж больно стало: не своротишь - прыгнешь. Только когда приземляться будешь, губу выпусти.
- Если бы у него такая, как у тебя, губа была, - заметил Толя Карелин, - можно было бы не только прикусить, а и пожевать.
Костя, чтобы не затевать спора, пожал плечами и отвернулся.
Прихрамывая, подошел Ленька.
- Принесите лыжи! - ни на кого не глядя, распорядился он.
Толя отправился выполнять приказание. Ленька сел на выставлявшийся из-под снега валун, спустил шерстяной носок, завернул штанину и, вытащив из кармана носовой платок, стал перевязывать разбитое колено, посматривая в сторону Якишева и прислушиваясь к разговору.
- Ведь не кататься ты приехал, - наконец проговорил он, обращаясь к Никите. - На сбор звать пришел.
- И на сбор звать.
- Не пойдем, не зови!
- Не ты, так другие пойдут, - спокойно возразил Никита.
- Ихнее дело, - Ленька закончил перевязку, для проверки несколько раз согнул и выпрямил ногу, встал и, прихватив услужливо протянутые лыжи, по тропке направился на вершину Лысой.
- На сбор кто пойдет? - спросил напрямик Никита.
- Покатаемся, - откликнулся Толя.
- За всех не говори, - вмешался Костя.
- Не шлепай губами, - угрожающе проговорил Толя. - Это, губошлеп, не стенгазета. Ты намалевал меня на бумаге: от этого ни жарко, ни холодно. А я тебя вот этой кисточкой размалюю, - перед Костей появился кулак, - до лета с шишками ходить будешь.
- Ты мне сегодня кулак уже показывал!
- Повторенье - мать ученья…
- Может, заодно и меня поколотишь? - спросил Никита. - Заметку писал я.
- А-а… Идите вы подальше! - Толя, демонстративно насвистывая, зашагал вслед за Ленькой.
Несколько человек решили ехать на сбор.
- Нашего полка прибыло! - не утерпев, выкрикнул Костя. - Слышь, Толян?!
- Наплевать на вас и на них тоже!
- Слюны не хватит!
- Перестань, - одернул Костю Никита. - Спешить надо, а не то на сбор опоздаем.
ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЙ И ПОЛНОМОЧНЫЙ ПОСОЛ
Сбор, посвященный дню 8 Марта, прошел интересно. Пионеры декламировали стихи, пели песни, играли в литературное лото. Когда репертуар был исчерпан и все настроились расходиться по домам, Никита поднялся из-за стола.
- Отдохнем немного, - сказал он. - После перерыва поговорим о важном деле… Костик, выйди на пару слов.
Подхватив друга под руку, Никита повел его по коридору. Место для беседы выбрал на лестничной площадке у окна. Сюда редко заглядывали даже любопытные. Костя уселся на подоконник и, болтая ногами, приготовился слушать. Веснушчатое лицо его светилось задором.
- Как я стихи прочитал? Хорошо? Я готовился…
Никита медлил, подыскивая для делового разговора слова. Костя нетерпеливо ерзал на подоконнике.
- Чего молчишь, - не выдержал он, - говори.
В это время на школьном дворе, как раз под окном, раздался истошный поросячий визг. Прокладывая в снегу глубокие борозды, по занесенной спортивной площадке метался поросенок Фунтик. За ним, ругаясь и размахивая лопатой, трусила мелкой рысцой тетя Дуня, школьная сторожиха.
Поросенок был неуловим. Взметая всеми четырьмя копытцами снег, он проносился мимо распахнутых дверей низенького, крытого свежим тесом бревенчатого хлевушка.
- И навязался ты на мою голову, аспид несусветный! - честила тетя Дуня непокорного Фунтика. - Ужо настигну!
Костя, забыв обо всем, приник к стеклу и с азартом наблюдал за поединком.
- Никитка, смотри, Фунтик за склад прячется. Видишь, видишь?
- Брось!
Костя схватил друга за рукав гимнастерки и подтащил ближе к окну.
- Смотри, теперь Фунтик станет вокруг колодца бегать.
- Расскажешь ребятам про свой сон?
- Что-о-о? - Костю с подоконника будто ветром сдуло. - Что ты! Ни в жизнь! Засмеют. Тебе, как другу, рассказал.
- Послушай…
- Не буду! Не стану себя на смех выставлять! Ленька тогда проходу не даст, героем дразнить начнет.
- Не дразнят героем.
- Леньке все нипочем.
- Неволить не собираюсь. Расскажешь, лучше будет. Победим тогда Леньку, наверняка победим. Понял?
- Ничегошеньки…
- Помнишь о кружке комбайнеров?
- Еще бы!
- Расскажи про сон, а я предложу кружок организовать. Сон вроде художественного вступления будет.
Костя махнул рукой и, понуро склонив голову, побрел по коридору, забыв досмотреть, в чью пользу закончился поединок между тетей Дуней и неуловимым Фунтиком. У дверей классной комнаты Костя задержался. Никита легонько подтолкнул его в спину.
- Не робей, шагай смело!
И вот Клюев стоит у доски. Пионеры с любопытством ждут его слова. Никита, устроившись за столом председателя, кивнул:
- Начинай.
Костя кашлянул в кулак, нахмурился и предупредил:
- Не смеяться и не перебивать. Кончу, тогда делайте, что хотите! Я, ребята, сон ночью видел. Разудивительный сон, интересный…
Все слушали затаив дыхание. Ни одного смешка, ни одной улыбки, ни одной реплики. Но как только прозвучало последнее слово рассказчика, грохнул дружный хохот, посыпались шутки.
- Золотая Звездочка где?
- Ордена дома забыл?
- Слава знатному комбайнеру!
- Нас выучи комбайны водить!
Демка Рябинин, ближайший друг Леньки Колычева, расшумелся на всю ивановскую. Верткий, как угорь, с космами рыжих волос, по которым давным-давно стосковались ножницы, и плутоватыми смышлеными не то светло-синими, не то светло-зелеными глазами, удачно подражая манерам Колычева, выскользнул из-за парты, подошел к смущенному рассказчику и церемонно поклонился ему в пояс:
- Рубашку осмотреть дозвольте? - И принялся придирчиво исследовать синюю сатиновую косоворотку. - Дырочек от орденов нет! - громогласно заявил он. - Проверяйте, если не верите!
В припадке буйного восторга, вызванного этой выходкой, кто-то стукнул крышкой парты и затопал ногами. По комнате прокатился грохот. Костя, сгорая от стыда, бросал на Никиту красноречивые умоляющие взгляды: "Видишь, что получилось. Я предупреждал!"
Никита поспешил вступиться за друга.
- Потешаетесь над Костей зря. То, что рассказал он, будет не во сне, а наяву. Предлагаю организовать при школе кружок комбайнеров!
- Кружок?
- Дело Никита говорит! Даешь кружок!
- Ура Клюеву!
Пионеры повскакали с мест, рукоплескали.
Несколько мальчиков бросились к Косте, схватили его, и первый комбайнер, беспомощно болтая руками и ногами, взлетел к потолку.
- Пустите! Упаду!.. Хватит!