Повесть писателя рассказывает о воспитанниках Суворовского военного училища, о том, как они сегодня постигают особенности своей будущей профессии - кадрового военного.
Содержание:
-
На Иртыше 1
-
Признание 2
-
Всё останется в памяти 3
-
Незабываемое 4
-
Единое мнение 6
-
Первые дни 6
-
Выяснение отношений 8
-
Похищенная тетрадь 9
-
Разговор под музыку 9
-
В ожидании гостей 10
-
Письмо другу 10
-
Жить без дружбы нельзя 11
-
Соревнования 11
-
Значок 12
-
День полководца 13
-
Прекрасная идея 14
-
Весенние дни 14
-
Урок истории 15
-
Тайна фамилии 16
-
Честь и совесть 16
-
Победи себя 17
-
Военная игра 18
-
Живые из легенды 19
-
Смена 19
-
Письмо немецкого пионера 20
Андрей Дмитриевич Жариков
Сказание о суворовцах
Андрей Дмитриевич Жариков - полковник, участник Великой Отечественной войны. Он автор многих произведений для детей и юношества о замечательных советских людях - защитниках нашей Родины, о юных героях, помогавших ковать победу на фронте и в тылу.
Его перу принадлежат книги: "Солдатское сердце" - о выдающемся полководце, Маршале Советского Союза Г. К. Жукове, "В землянках не гасли светильники" - о Маршале Советского Союза С. С. Бирюзове. Повести "Юногвардейцы", "Невидимки", "Орден отца" рассказывают о смелых и отважных пионерах военных лет.
За повесть "Солдатское сердце" А. Д. Жариков удостоен звания лауреата премии имени А. А. Фадеева и награждён серебряной медалью.
"Сказание о суворовцах" - новая повесть писателя, посвящённая жизни и учёбе суворовцев в наши дни.
Издательство признательно командованию Московского суворовского военного училища за содействие в создании этой книги.
На Иртыше
Маленький, ещё короткохвостый, горластый сорочонок разбудил Сашу и Мишу до восхода солнца. Птенец не замолк, пока Миша не вынес ему кусок размоченной булки.
- Всегда так? - спросил Саша.
- Каждое утро. Раньше я брал его на ночь на террасу и оставлял мокрые крошки на столе, на рассвете он схватит завтрак и летает из угла в угол. Бабушка сердится. Знаешь, сколько "визиток" наделает…
Соседские девчонки прозвали сорочонка Галей, и он охотно отзывался. Улетит куда-нибудь, притаится в тени, а как позовут: "Галя! Галя! Галя!", появляется и смотрит, чем угостят.
Днём сорочонок любил сидеть на крыше среди породистых голубей. Важничал, словно он - жар-птица. Голуби - птицы добродушные, не трогают малыша. А больших сорок гонят прочь, потому что те крадут яйца и птенцов.
Миша вспомнил, как говорил дедушка на покосе: "Не бери малыша, оставь на копне, не пропадёт". Но Миша сжалился: лиса может съесть, здесь, в кустарниках у Иртыша, много лис водится.
- Конечно, - согласился Саша, - пусть живёт, кому мешает…
Казалось, Миша жаловался своему московскому гостю, а на самом деле восхищался птенцом.
- Хитрый. Если позовёт кто-нибудь, он сразу на плечо не сядет. Издали посмотрит, есть ли что-нибудь в руках, а уж потом садится.
До появления сорочонка даже голуби, воркующие с самой рани, Мишу не будили, а теперь, едва Галя подаст голос, внук лесничего мгновенно просыпается и идёт кормить приёмыша. Заодно и голубям водички нальёт в корытце. Зерно голуби клюют на элеваторе - рядом, через дорогу. И летом и зимой от хозяина дома ничего не требуют. А у Мишиного деда одна забота: закрыть на ночь чердак, чтобы кошки не забрались и не утащили птенцов.
Удивительная птица голубь. Приживётся на чердаке какого-нибудь дома и ни к кому не улетает. Местные сельские ребята попросят у лесничего пару-другую почтарей, по неделе держат у себя в голубятнях, а как выпустят на волю, птицы всё равно улетают домой.
Саша сбросил одеяло, встал с койки и, подойдя к столу, посмотрел на Мишины ручные часы.
- Собираться надо. Уже пять. И хорошо, пока не палит солнце.
- Рано, - поленился Миша. - Пусть просохнет. Когда роса - и ежевика сырая, не сладкая, и вымокнем до ушей. Там трава - во!
- Ну, тогда поспим. - Саша опять лёг и набросил на себя одеяло.
Миша стал объяснять, когда лучше собирать ежевику. То и дело щеголял местными словечками.
- Тут утром роса - лёд, и ежевика водянистая. Бррр! А как поднимется солнце, всё просохнет в момент. Обратно пойдём - в Иртыше искупаемся. Красотища! Я каждый год у деда в гостях. Раньше ежевики было уйма. Теперь - ёк, курсак не набьёшь.
"Ек" - значит "нет", "курсак" - "живот". Зачем Миша щеголял этими казахскими словами, он и сам не знал.
Миша закончил седьмой класс. Он на год моложе Саши. А ростом выше. Любит модно одеваться. Носит протёртые до дыр с заплатами джинсы и широкий ремень с медной пряжкой. А того, что он в этих джинсах выглядит карикатурно, не понимает.
В это лето Мише повезло. К его дедушке Петру Никитовичу Лынову приехал из Москвы фронтовой друг - Василий Александрович Суворов с сыном Сашей. Дедушка не раз рассказывал, как лейтенант Суворов водил солдат в атаку под пионерским знаменем. Необычайно интересная история. И вот сейчас фронтовой товарищ со своим сыном в гостях у деда.
Тридцать пять лет отец Саши не знал, что старшина Лынов остался в живых. После ранения они оказались в разных госпиталях, искали друг друга.
Уже после войны Василий Александрович получил ответ из штаба полка, что старшина Лынов погиб. И только в восьмидесятом году Сашин отец увидел по телевизору передачу о ветеране лесного хозяйства из далёкого казахстанского райцентра и сразу же узнал в нём своего боевого старшину Петра Лынова, полного кавалера орденов Славы. Написал ему письмо, пригласил в Москву.
Пётр Никитович тут же ответил телеграммой: "Безмерно рад. Приехать не могу. Не позволяет здоровье. Жду тебя в любое время. Очень жду". И подписался, как его звали на фронте: "Никитыч".
Два дня с утра до ночи и в саду, и за домашним столом не смолкали воспоминания боевых друзей. У мальчишек свои дела: рыбалка, поход за ежевикой, купание в Иртыше.
Накормив сорочонка, ребята поговорили немного и незаметно опять заснули. Утром всегда хороший сон. Заснули и проспали.
Разбудил голос Мишиного деда:
- Эге-ей, юногвардейцы! Подъём!
Дедушка стоял у раскрытой двери и ласково улыбался.
- Ну, и гвардия нынче пошла! Бабушка парного молока принесла, сорочонок все подушки перепачкал, а они, так-скать, досматривают сны.
- А мы уже не спим, - попытался вывернуться Миша. - И сорочонка уже кормили.
- Ну тогда, так-скать, умывайтесь - и завтракать. Поедем к нашему леснику, так-скать, в лес. Вот там и ежевика, и орехи, и рыбалка, а глядишь, и грибочки появились. На сборы полчаса! Форма одежды - походная. Мешки, вёдра, удочки - с собой! Живо! - скомандовал Пётр Никитович.
Бабушка Паша уже поставила на стол большую сковороду жареной картошки, миску с яйцами, помидоры, огурцы.
- Садитесь, дорогие гости, прошу. Путь дальний. С собой возьмите яйца. Запекла в золе, так что долго не испортятся и вкусней, чем в воде сваренные.
- Да что ты, мать! - отмахивался Пётр Никитович. - Там нас накормят. У лесника рыбы полно. А вот баранины надо прихватить. Жинка его такой бишбармак делает!.. Так-скать, не нарадуешься.
Ещё не закончили пить чай, заваренный душистыми травами, как подкатил "газик". За рулём сидел скуластый парень, с виду мрачноватый.
Когда уложили всё, что было приготовлено, дедушка сказал водителю:
- Ну, Аманжол, поедем на кордон к твоему тестю. Хочу показать дорогим гостям ореховую рощу. А ты доставь нас "с ветерком".
Аманжол сразу заулыбался:
- Это можно. Мигом там будем…
Но "миг" длился часа два. Старенький "газик", полученный лесничеством ещё в первые годы освоения целины, тарахтел, "чихал", распугивая птиц, дымил, как дизельный грузовик, и с трудом выдавал не более сорока километров в час.
В пути дедушка жаловался:
- Донимают браконьеры, так-скать, владельцы собственных машин. Им сюда час езды. Не то что на нашем "вездеходе". Налетают как саранча. Орехи тащат, лещину на удилище вырубают, пугают птицу и зверей. Боюсь, от орешника ничего не останется.
- Охранять надо, - сказал Василий Александрович.
- Да их, так-скать, уйма, а лесник один. Правда, теперь появился у нас помощник. Откуда-то забрёл медведь. Намедни одного браконьера заикой сделал. Ушёл парень рвать орехи, а медведь к машине. Упёрся лбом и толкает "Жигули" под откос… Повалил набок.
- Неужели? Откуда здесь быть медведям?
- Сам не пойму, - ответил Никитыч. - Но, так-скать, свидетель есть. Тот парень видал, как убегал в кусты проказник.
- Он, говорят, открыл багажник и сожрал полмешка огурцов, - добавил Аманжол. - А вчера соседка жаловалась, за девчатами гнался и ревел, как бык…
Вдали показалась тёмная тополиная роща. Заблестела река, и повеяло прохладой. Справа и слева в низинах зеленели берёзовые лесочки, которые лесничий называл "околотками".
- В этих околотках бывает много грибов. Прекрасные грузди.
Подъехали к дому на берегу Иртыша. Лесника не было. Он ушёл искать какую-то корову с телёнком. Жена хотела бежать в лес - позвать мужа, но лесничий отговорил.
- Мы привезли баранину. Приготовьте с Аманжолом бишбармак. А мы пока в ореховую рощу сходим.
В километре от дома был густой и высокий орешник. Саша впервые видел на кустах гроздья орехов.
- Ну вот, так-скать, хозяйничайте, только ветки не ломать. А мы в сосновый питомник сходим.
Ребята поначалу срывали орехи с нижних веток и с удовольствием их щёлкали, потом стали бросать горстями в мешок. Но вскоре убедились, что неочищенные орехи занимают много места, и тогда решили рвать их с верхних веток: там орехи более зрелые и легко выскакивают из шершавых ячеек.
Незаметно углубились в самую гущу, а потом, спускаясь по склону вниз, вышли на лужайку. Трава была здесь густая, как камыш. Напрямик не пробьёшься. Стали обходить её, придерживаясь тенистых кустов, и неожиданно впереди себя услышали зловещий хруст.
- Смотри, медведь! - испугался Миша.
Саша замер. Навстречу им, прямо через кусты, ломился кто-то огромный, бурый. Зверь шёл, низко опустив голову, выискивая что-то на земле, вздыхал и громко чавкал. За кустами и высокой травой невозможно было разглядеть его морду, зато отчётливо виднелась широкая спина и холка со вздыбленной шерстью.
- Притаимся! - шепнул Саша. Он где-то читал, что убегать от зверя опасно: догонит и задерёт.
Оба легли вниз лицом на колкую, засохшую траву.
- Не дыши. - Саша вспомнил рассказ об охотнике, который, встретив медведя, притворился мёртвым и спасся от звериных когтей.
Сколько прошло времени, Саша не помнил. В голове гудело, он почти не дышал. Потом над ухом кто-то посопел, и послышался хруст высохшей травы. Не иначе медведь. Саша затаил дыхание. Стало тихо.
Саша чуточку приподнял голову, покосился по сторонам и пришёл в ужас: Миши рядом не было, мешок смят, орехи разбросаны по траве.
Он вскочил и побежал что было духу к дому лесника. Издали увидел хозяйку:
- Скорее туда! Медведь!..
Женщина улыбнулась, но, заметив, как не на шутку испуган приезжий мальчик, стала успокаивать его.
- Не волнуйся, Мишка только что прибежал. Кричит, что тебя медведь задирает… Умчался с Аманжолом туда.
Саша присел на ступеньки крылечка, вытер вспотевший лоб.
- Давно бы его прогнать надо. Ведь задрать может.
- Ты прав. Сколько лет жили тихо. И на тебе…
Вскоре послышались голоса, и на дорогу из-за кустов вышел Сашин отец с ружьём через плечо, Пётр Никитович и лесник в форменной фуражке, а за ними Аманжол и Миша.
Саше почудилось, что Аманжол ведёт на поводке медведя. Протёр глаза, присмотрелся: никакой это не медведь, просто бурый бычок с маленькими рожками.
Миша как ни в чём не бывало шагал позади с хворостинкой, подгонял пойманного бычка.
Уехать от лесника в тот день не удалось. Остались на утреннюю рыбалку. За ужином дедушка заметил, что Саша обиделся на Мишу. Ещё бы: бросил друга, убежал…
- Как же ты, так-скать, внук полного кавалера орденов Славы, отважного разведчика, испугался телёнка?
- Кабы знал… Мы оба решили, что это тот самый медведь-разбойник.
- Эх ты! "Оба решили"! Сам струсил и всех перепугал. Простительно бы москвичу, который, так-скать, видит телят по телевизору, а внуку лесничего пора бы уметь отличать бычка от медведя.
- Ничего удивительного, Никитыч, - сказал Василий Александрович.
И вспомнил, как зимой за Днепром Лынов встретил старушку, укутанную в платок и тёплое одеяло. "Помочь тебе, бабуля, до хаты дойти?" А "бабуля" в ответ: "Их нихт шпрехе руссишь". По-русски, мол, не понимаю…
- А помнишь, как мы ворвались в Измаил и я написал донесение: "Русские чудо-богатыри штурмуют крепость. Прошу подкрепления. Суворов". Что тогда тебе сказал начальник штаба полка? "Это, - говорит, - исторически важный документ. Где вы его нашли?" Так что не ругай внука. Курьёз может случиться с каждым. Миша, в общем-то, решил правильно: побежал за подмогой.
У Миши отлегло от сердца. "Конечно же, я побежал за помощью… - подумал он. - В самом деле, не предатель же я, чтобы бросить друга в беде…" Признавать свою оплошность ему не хотелось.
Ребятам постелили в телеге с сеном.
Ночь была звёздная. Долго рассказывали о себе, о школе, о товарищах, вспоминали разное из жизни, а потом Миша чуть ли не крикнул:
- Смотри, Медведица!
Саша вздрогнул, приподнялся.
- Где?
- Вон на небе Большая Медведица…
- А я думал, тебе всё медведь мерещится. Давай спать: завтра рано на рыбалку.
Саша прислушивался к непривычной для него тишине и лишь изредка улавливал голоса ночных птиц, доносившихся с Иртыша, да писк комара, проникшего под лёгкое одеяло. Вспоминал разноголосую шумную Москву, маму и её наказ: "Смотри, чтоб тебя звери там не задрали". Вот будет смеяться, когда он расскажет ей, какого "зверя" они встретили. Он уже засыпал, когда Миша спросил:
- Я вот так и не пойму, откуда у твоего отца на фронте пионерское знамя оказалось? Дед говорил об атаках, боях, а о знамени ни слова, не знает, что ли?.. Ты спишь?
Саша не ответил.
- Ну, спи, спи, - сказал Миша.
Признание
Миша стоял, нагнувшись над удилищами, и не спускал глаз с поплавка. Издали он был похож на вопросительный знак, залезший в широкий резиновый сапог. Иногда он мгновенно распрямлялся, хватал с рогатулек удилище, вытягивая руку, и вытаскивал рыбёшку на берег. В его ведре бились уже десятка два чебачков, похожих на серебристых плотвичек.
Саше не везло: Он и червяка менял, и поплавок передвигал, и так же, согнувшись, следил за поклёвкой, но вытащил всего одного скользкого и колючего ерша. Подумал, что место не подходящее, и переместился правее за кусты, где на отмели щука гонялась за мелюзгой. Но там оказалось совсем мелко, носки резиновых сапог едва скрывались в воде. Саша шёл по отмели дальше от берега, шёл до тех пор, пока не зачерпнул голенищем холодную иртышскую воду. Немного попятился, нащупал под водой камень и, удобно встав на него, закинул удочку. Поплавок очень скоро утонул, тут же выпрыгнул на поверхность воды и замер. Потом его потащило против течения, и Саша почувствовал, как в руке завибрировало бамбуковое удилище. Он потянул удилище на себя и ощутил сопротивление рыбы. Сообразив, что подтащить пойманную, видимо крупную, добычу да снять её с крючка здесь, в воде, не удастся, он поднял над головой удилище, как это делал Миша, и побежал к берегу на песок. Придерживая рукой леску, бежал быстро и шумно. Рыба уже не сопротивлялась, но туго натягивала леску, и рыбак догадался, что это не мелкий чебачок.
Выбежав на берег и бросив рыбу на песок, Саша крикнул:
- Стерлядка попалась! Сюда, скорее!
Миша подбежал и подтвердил: самая настоящая и очень крупная стерлядь.
Оба заняли место, где попалась редкая и вкусная рыба. Но ловился опять только чебак. Чтобы не бегать туда-сюда после каждой пойманной рыбки, Миша брал ведро и держал его за дужку зубами. Клёв продолжался до восхода солнца. А как только оно взошло над тополиной рощей, поплавки на мелких волнах задремали, наводя на рыбаков скуку. Уже припекало. Можно сгореть. Даже Миша, ставший совсем бронзовым, то и дело поворачивался к солнцу то спиной, то лицом, то боком.
- Идём? - спросил Саша. - Не клюёт.
- Идём. Но сначала искупаемся.
Миша, хотя и был на вид щуплый, узкоплечий, превосходно плавал и глубоко нырял. Заплывал на середину реки. Только длинные волосы мешали ему хорошо видеть всё перед собой, и однажды он чуть не напоролся на корягу.
Саша плавал гораздо хуже и далеко не заплывал.
- Боишься? - спросил Миша. - А ещё хочешь быть офицером.
- Боюсь, - признался Саша. - В Москве редко приходится плавать. А уходить из группы лучников в секцию плавания не хочется. Там я уже первый разряд имею.
- Вот здорово! Не врёшь? - удивился Миша. - У нас стрельбой из лука негде заниматься. Хорошо тебе в Москве.
- Что же хорошего? Вон как ты плаваешь. И всё потому, что Иртыш рядом. Тебе бы толкового тренера - и готовый чемпион.
- Ну, ты даёшь! Где тут тренеры? Вот махнуть бы в Москву… А что, я, пожалуй, к тебе приеду, если отец и мать разрешат.