Похищенная тетрадь
Преподаватель русского языка и литературы Лев Львович после трёх дополнительных занятий с суворовцами, сделавшими в контрольном диктанте непростительные грамматические ошибки, пригласил Сашу Суворова на беседу. Спрашивал, что Саша читает, посоветовал читать не торопясь и лучше вслух и обязательно каждый день писать не менее странички на любую тему. Писать и сверять по орфографическому словарю и учебнику правильность написания слов. Лев Львович сказал, что полезно вести дневник и выписывать понравившиеся мысли, изречения, афоризмы.
Саша с увлечением принялся выполнять совет опытного учителя.
Первый рассказ "для себя" Саша назвал: "Журавлиный плач".
"Ранней весной мы поехали с папой в пойму Рузы. Недалеко от Москвы. Косяком летели журавли, извещая о пробуждении весны. Журавли летели в родные места.
Было ещё холодно. Птицы опустились на заливной луг, покрытый наледью. В поисках пищи они ушли к лесной опушке, где темнели проталины. Одна пара отделилась от всех и приблизилась к стоявшему поодаль шалашу. Раздался выстрел. Журавль взмахнул крыльями и взлетел, но тут бабахнул другой выстрел - и журавль упал на обледенелую кочку. Из-за шалаша вышел какой-то человек, за длинный клюв поднял с земли птицу и перекинул через плечо.
Журавль, оставшийся в живых, поднялся над поймой, сперва полетел к испуганной стае, но вскоре поотстал и возвратился на то место, где оставил журавушку. Он долго кружил над поймой, опускался почти до земли, но, не найдя подруги, взмыл вверх. С тревожным криком стал набирать высоту…
Неужели у того браконьера, который убил журавля, нет сердца?"
Второй рассказ был о том, как Саша подрался с Зубовым. Он заканчивался словами: "Зубов нехороший человек, но я не нарушил данного слова, не выдал его".
Саша вёл свои записи в свободное время, оставляя тетрадь в ящике тумбочки в спальной комнате, никуда не брал её с собой. И вдруг обнаружил, что тетрадь исчезла. Кому она понадобилась? Кто взял её?
На следующий день после обеда, в час отдыха, Суворова пригласил в учебный класс воспитатель Лейко.
- Садитесь, Саша Суворов. - Капитан достал из портфеля пропавшую тетрадь. - Ваша?
Саше стало жарко.
- Так точно, моя, - ответил суворовец. - Где вы нашли её?
- Это не имеет значения, - сказал капитан. - Я считаю себя обязанным возвратить вам ваши личные записи. Но поскольку они попали ко мне, я, не зная, чьи они, невольно прочитал их. У вас прекрасное сердце, суворовец Суворов. Я рад знакомству с вами. Но об одном всё же спрошу: почему вы не доложили мне о драке с Зубовым? Знаете ли вы, что, покрывая дурной поступок Зубова, вы наносите вред и ему, и себе, обманываете командира.
Сашу в эту минуту нельзя было узнать. Вместо того чтобы ответить на вопрос, доложить спокойно, как всё случилось, он вскочил со стула и, не сдержав себя, выкрикнул запальчиво:
- А брать тайком личные вещи суворовца, по-вашему, честно?
Капитан не успел объяснить, что эту тетрадь он обнаружил в своём портфеле, и не знает, как она там оказалась. Саша выбежал из класса и как был - без шинели, без головного убора - оказался где-то за стадионом и, прижавшись к стене, заплакал навзрыд.
Сначала он задумал перелезть через забор и уйти домой, чтобы переодеться и принести в училище обмундирование, но не стал этого делать, потому что знал, как его встретит отец. Отец скажет: "Ты дезертир!.. Ты поступил скверно. Не мог же Всеволод Николаевич взять у тебя тетрадь!"
"Тут что-то не так…" - подумал Саша. Он возвратился в спальную комнату, хотел взять мыло, полотенце, привести себя в порядок и идти к капитану, но появился прапорщик Котов.
- Где был? Ты отдаёшь себе отчёт в своих действиях?
Саша не ответил.
- Что молчишь? - спросил Котов. - Ты думаешь, капитан Лейко взял у тебя дневник? Нет. Ему подбросили твою тетрадь, и я догадываюсь, кто это сделал. Капитан хотел с тобой поговорить по-человечески… Эх, Суворов!..
- Простите… Я не знал, - еле выговорил Саша. - А где товарищ капитан?
- Тебя, глупого, ищет. Поехал к родителям…
- Разрешите, я позвоню? - попросил Саша.
- Не разрешаю. Я уже позвонил. Приказываю: в постель! В постель немедленно!
Саша разделся. Поправляя подушку, он увидал свою стостраничную тетрадь. Полистал и обратил внимание: фамилия Ильи Зубова везде залита тушью.
Согревшись в постели, Саша заснул. Проснулся от прикосновения холодной руки ко лбу. Открыл глаза: в комнате полумрак. Все уже спят. У койки стоит капитан Лейко.
- Простите меня, товарищ капитан, - шёпотом произнёс Саша.
- Ладно, ладно, спи. И забудь… - тоже шёпотом ответил Лейко и тихо, на цыпочках, пошёл к двери.
Разговор под музыку
В Суворовском военном училище ежегодно обучается шестьсот ребят. Три роты девятиклассников и три роты десятиклассников. Шестьсот мальчиков-подростков - почти полк! И все они кажутся одинаковыми, похожими друг на друга, как братья-близнецы. Особенно в парадном строю на Красной площади. Но это лишь издали, со стороны. Суворовцы разные и внешне, и по характеру, и у каждого из них пусть ещё короткая, но своя биография, своя судьба.
Уже на пятый-шестой день учёбы ребята называют друг друга по имени, знают, кто откуда приехал, кто родители, каковы способности каждого в учёбе и спорте. И это не удивительно, суворовцы постоянно вместе: в классе, в спортгородке, в комнате отдыха и в столовой. С первых же дней в училище у ребят появляются симпатии и антипатии, дружба и взаимная привязанность.
Шестьсот вчерашних школьников, шестьсот разных характеров. В большом и дружном коллективе легко обнаруживаются и хорошие, и дурные привычки, о которых родители и не подозревали. Для пап и мам, бабушек и дедушек их наследник - идеал. Так по большей части и бывает. И если у этого "идеала" есть что-то легкомысленное, оставшееся от детства, то, думают родители, это должны устранить в Суворовском училище и воспитать подростка, чтобы вышел из него безупречный офицер.
И участник Великой Отечественной войны Василий Александрович Суворов тоже имел на этот счёт своё твёрдое мнение. Он хотел, чтобы Саша был прежде всего человеком честным, верным, истинным патриотом. С детства прививал сыну любовь к Советской Армии, уважение к участникам войны, внушал, что быть защитником Родины - самая высокая честь и обязанность советского человека. Много раз рассказывал о себе, о своих боевых друзьях, об отважных и мужественных людях, совершивших в бою подвиг. Читал Саше сызмальства книги о героях и полководцах, не скрывал своего желания видеть сына офицером. Но не принуждал поступать в Суворовское училище. Куда пойти учиться, какую выбрать дорогу в жизни, Саша определил сам.
Убеждённый в безупречном поведении сына, Василий Александрович подумал, что неожиданный гость - командир роты майор Палов затем и пришёл, чтобы выразить своё удовлетворение Сашей. С учёбой всё в порядке, оценки хорошие и отличные, на здоровье не жалуется, чего же ещё желать?
- Я к вам, можно сказать, не по плану, - осторожно начал майор. - Надо бы в другой раз, а я некстати в выходной. Извините. В рабочий день боялся не застану вас.
- Очень рады, очень рады, - помогая раздеться гостю, приговаривал Василий Александрович. - Сам хотел как-нибудь зайти, да как-то считал неудобным. Я рад, проходите.
- А разве Саша сегодня дома? - удивился Палов, увидев шинель суворовца на вешалке. - В мои планы входило поговорить с вами наедине. Может быть, отложим? Или вы к нам зайдите… У нас разговор долгий.
- Нет, нет, проходите, - удерживал хозяин гостя. - Прошу, мы рады, садитесь.
Майор поздоровался с матерью Саши, подал руку и суворовцу.
Хозяйка тут же ушла готовить чай, а Саша удалился в другую комнату, закрыв за собой дверь.
- Приходится навещать своих воспитанников? - спросил Василий Александрович. - Долг службы или ещё что?
- Как вам сказать, - усаживаясь в кресло, сказал майор. - Вроде в обязанность это не вменяется, уставом не предусмотрено, но я когда-то тоже был суворовцем, знаю, что есть вопросы, которые легче разрешить с родителями, самому убедиться, особенно когда в чём-нибудь сомневаешься. Суворовец не солдат, а по существу ещё ребёнок. Наша общая цель воспитать его.
Донеслись звуки пианино. Майор различил "Лунную" сонату Бетховена, но того, что в соседней комнате играл Саша, не знал. Саша решил не мешать разговору майора с отцом.
"Вероятно, командир роты расскажет отцу о драке с Ильёй и о разговоре с капитаном, - подумал он. И всё это из-за Зубова".
Не будь этого ловкача, не обрушились бы на Сашу неприятности. Даже преподаватель математики думает, что Суворов не самостоятельно решает задачи по алгебре. Не будет же он доказывать, что Зубов списывает у него решения, а не он у Зубова. Был даже такой случай. Как-то Саша замешкался у доски и допустил ошибку. Илья тут же поднял руку и исправил ошибку.
Саша играл вдохновенно, хотя мысли его были сосредоточены на одном: как доказать, что он ни в чём не виновен. Играл он хорошо, не предполагая, что майор отличный музыкант и с удовольствием слушает его.
- Я хотел пригласить вас к себе, - сказал майор Василию Александровичу, - но генерал-майор отсоветовал. А дело очень серьёзное. Саша на грани отчисления из училища…
- Неужели?! - удивился отец. - Что же он натворил?
- Драка. Подрался с суворовцем - сыном погибшего лётчика-испытателя, - майор вздохнул. - Но это ещё не всё. Саша курит. Мы курильщиков отчисляем. И это ещё не всё. Саша неискренен, склонен ко лжи. Он покрывает дурные поступки товарищей, а это в армейских условиях злейшее зло. Он несдержан, запальчив.
Василий Александрович не мог поверить, что Саша способен на всё это.
- Мой сын не курит. В этом я уверен. А драка… Что это же за драка, как она произошла?
- Это было почти месяц назад, во время уборки двора. По рассказам ребят, ваш сын выбил граблями у суворовца Зубова метлу, свалил его на землю, ударил по лицу. И что меня удивляет, не захотел рассказать об этом.
- Давайте спросим у Саши, - предложил Василий Александрович. - У него не было от меня тайн. Всё же драки без причины не бывает.
Майор согласился.
Саша вошёл в комнату побледневший и на вопрос отца отчётливо сказал:
- Я не должен был первым нападать на Зубова. Но он оскорбил фронтовиков. Опозорил наше знамя. Паясничал с метлой.
Сашины слова были искренние: в них слышалась боль за проступки товарища.
- Почему же вы не доложили об этом мне?
- Не хотел быть ябедой, товарищ майор.
Василий Александрович спросил сына о курении.
- Нет, я не курил. Курит Зубов, но свалил на меня.
Василий Александрович был очень огорчён всем случившимся. С дрожью в голосе он сказал Саше:
- Там, в училище, ты суворовец, а здесь мой сын. Ты поступил скверно: никому не разрешается любой конфликт выяснять силой. И никто никогда не считал и не будет считать ябедой того, кто не хочет мириться с безобразиями. Умалчивание, укрывательство - трусость. Ты испугался Зубова и решил польстить ему, прикрыв его. Я нисколько не буду сожалеть, если тебя отчислят из Суворовского училища. Нисколько!
Глянув на часы, пробившие восемь вечера, Саша обратился к командиру роты:
- Товарищ майор, время моего увольнения истекает. Разрешите идти в училище?
- Идите, - ответил майор, слегка приподнявшись в кресле.
Саша тут же ушёл, а майор и отец за чаем продолжали беседовать. Незаметно перешли на дела фронтовые, и выяснилось, что отец майора Палова был командиром полка на Первом Белорусском фронте, где воевал Василий Александрович.
Уходя, майор сказал:
- Не волнуйтесь. Если говорить откровенно, я люблю вот таких ребят. А несдержанность его объяснима. Он слишком впечатлителен и ещё не умеет постоять за правду более сильными средствами, чем кулаки. Самое серьёзное - это то, что он скрыл проступок товарища, ложное представление о предательстве. Не скрою, у нас о Зубове уже есть вполне определённое мнение. Он тайком взял у вашего сына дневник и подбросил воспитателю. Пока не сознаётся. Генерал считает нужным всё взвесить: сын погибшего лётчика, матери трудно с ним, да и учебный год ломать не хочется. - Майор собрался уходить: - Ну, а мы с вами, Василий Александрович, поговорили с пользой для обоих. Спасибо.
В ожидании гостей
К творческому вечеру-балу с нескрываемым волнением готовились все, но особенно девятиклассники. Это их первый бал с приглашением школьниц. Каким он будет, как пройдёт? Ни у майора Палова, ответственного за вечер, ни у преподавателя русского языка и литературы Льва Львовича, ни у библиотекаря Ирины Ивановны общего мнения не было.
- Нечего мудрить, - говорил майор. - Когда я был суворовцем, мы такие балы закатывали… Самые трогательные минуты для нас…
- Не ради бальных танцев хотим собраться, - не соглашался Лев Львович. - В этом году у нас необыкновенный набор. Вы почитайте, какие рассказы пишет Саша Суворов. У Юры Архипова чудесные стихи.
- Ну, какое там "творчество"? Ребята хотят потанцевать, - возражала Ирина Ивановна.
В списке Льва Львовича появились фамилии суворовцев, которые готовили художественное чтение - главы из романов, стихи поэтов-декабристов, свои произведения, нашлись и музыканты, согласившиеся сыграть на рояле, скрипке, аккордеоне.
Все сошлись в одном: провести вечер интересно и весело. Пусть будут и стихи, и песни, и музыка, и танцы.
Ирина Ивановна, которую суворовцы звали просто Ирочкой (она только в прошлом году закончила десятый класс и училась заочно в библиотечном институте), разослала в знакомые школы пригласительные билеты для девочек.
На первом этаже в фойе висело объявление, и ни один суворовец не проходил мимо, не прочитав его.
Вечером бурно обсуждали предстоящие выступления ротных талантов. Певцы пробовали голоса, чтецы заучивали стихи, музыканты бренчали на гитарах, мандолинах и басах. Чем-нибудь блеснуть хотелось многим.
Суворовцам разрешили пригласить знакомых девушек. Кого и как пригласить - вот вопрос?
Прапорщик Котов приказал всем хорошенько выгладить брюки, до блеска начистить ботинки и пришить свежие подворотнички.
- Форма парадная! - объявил прапорщик после урока химии, когда строились на второй завтрак. - А вы, Суворов, останьтесь в классе.
Когда остались вдвоём, Котов сказал:
- Я хочу предупредить, Саша, не сорваться на бале…
- Как "не сорваться"? Что-то я не понимаю…
- А так: держаться на высоте. Учишься хорошо, играешь на рояле превосходно, а несдержанностью страдаешь. Я советовал бы с Зубовым поладить, забыть старое.
- Никогда! - ответил Саша.
- Вот это и есть запальчивость. Не советую поспешно высказывать обиду, можно глупость сказать. Вообще горячиться - последнее дело. Помните, когда наши футболисты проводили финальную встречу с англичанами, один английский футболист ударил по лицу нашего защитника. Советский спортсмен не ответил на хулиганскую выходку: присел и закрыл лицо ладонями. Англичанин был тут же удалён с поля, а затем дисквалифицирован. А что было бы, если наш игрок дал сдачи?
- Драка, - ответил Саша.
- Вот именно. И готовьтесь к вечеру. Учтите, воспитатель капитан Лейко заболел, он в госпитале. По всем вопросам - ко мне.
Саше не спалось. Вспомнились детство, школа, где учился восемь лет, поездка с родителями в Сухуми, когда подолгу не вылезал из моря, и то, как перед отъездом съел чуть ли не десять сочных груш, которые мама купила для прабабушки. Отец велел попросить у мамы прощения, но Саша не соглашался: разве он виновен, что съел груши? Он ведь не знал, что они куплены для прабабушки. Тогда ему казалось, что он прав, а теперь испытывал стыд…
Или случай с учительницей музыки. Пришла она, как всегда, вечером во вторник. И как всегда, спросила, готов ли Саша заниматься, убеждённая, что он ответит: "Готов, с удовольствием". Но Саша воспользовался отсутствием мамы и солгал: "Сегодня не готов, меня мама ждёт в поликлинике. Она заняла очередь к зубному. У меня болят зубы. Давайте завтра". Зачем он так поступил, и сам не знал. Просто не хотелось заниматься. "Скорее всего, я не прав, что затеял драку с Ильёй, но извиняться перед ним меня никто не заставит".
Подумал: "Интересно, что значит "хороший человек"? Тот, кто умеет подавлять свои порывы, желания? Чем лицемер отличается от человека тактичного, чуткого? Или вот любезность - это достоинство или недостаток?"
Кто-то толкнул его в бок и потянул одеяло. Саша приподнялся и увидал Илью.
- Чего тебе? - спросил он шёпотом. - Давай отсюда!
- Ты… это… ну… Хочу тебе одно слово сказать. Выйдем в умывальную.
- Одно слово и тут можно. Не пойду. Говори или уходи.
- Ну, тогда считай, что я извинился… - прошептал Зубов. Он присел на край койки и опять зашептал: - Не нарочно я. Не подумавши. Что же я, дурак? Тоже понимаю. Мой отец погиб, а они все на меня напустились…
Тут с соседней койки соскочил Юра Архипов:
- Послушай, Зубов, а ты и впрямь подлец. "Мой отец погиб"! Видали, ширму себе нашёл! Не позорь имя отца! Ты не Сашке приноси извинения, а вот пойдём завтра в музей и там, у фронтового знамени, всем скажешь!
- Оба хороши, - сонливо сказал ещё кто-то.
- Тише вы! - это уже вице-сержант Куц. - Хватит. Ни звука!
- А я, ребята, извиняюсь перед всеми, - во весь голос сказал Илья. - Слово даю, курить бросил. Не верите?
- Вот ты завтра всё это и доложи майору Палову, - сказал Куц. - А теперь всем спать!
Илья дотронулся до плеча Саши и, встав с койки, пошёл, опустив голову.
Письмо другу
"Привет, Михаил! Ты просишь рассказать тебе о нашем Суворовском училище? Охотно. Прости, раньше не мог написать, потому что все дни так уплотнены, что нет ни одного свободного часа. Сегодня я дневалю. Наша рота ушла в Третьяковскую галерею на выставку Чюрлёниса.
С чего же начать? В Москве уже зима. Во дворе всё побелело. Холодно. Скорее бы Новый год, каникулы.
Конечно, Миша, мечта всегда лучше действительности. Но я не разочаровался, что поступил в Суворовское, хотя здесь не всё так, как я себе представлял. Я думал, что суворовцы - необыкновенные ребята, для которых главное - изучать военное дело, ходить на парадах, совершать героические поступки, а по вечерам танцевать бальные танцы…
А здесь главное, как и в школе, - учёба. Такие же учебники, такие же преподаватели, такие же занятия, только дисциплина военная. Отстающих у нас нет и быть не может. Здесь тройка - чрезвычайное происшествие. Тот, кто не понял, не усвоил материал, занимается в часы самоподготовки с учителем. У нас с каждым суворовцем занимаются, беседуют, помогают усвоить новый материал. А перед началом каждого урока офицер-воспитатель докладывает преподавателю, что все суворовцы к занятиям готовы. Ну, а если вдруг кто-то по уважительной причине не подготовился, а бывает и так, что весь взвод был занят и на самоподготовке не был, тогда офицер так и докладывает преподавателю: "Суворов не готов" или: "Взвод на самоподготовке не был". И к доске никого не вызовут.