- Маяковский писал: "Да будь я и негром преклонных годов, и то, без унынья и лени, я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин". Но молодым неграм русский язык еще нужнее, чем старым. В Анголе - революция. Язык Ленина - язык революции.
Фома, а правильно Томаш, из Анголы. Он негр из племени амбунду из села Кашикане района Иколо-и-Бенго. Я осведомилась:
- Какой вопрос?
- Ты Шевченко любишь?
- Люблю.
- Правильно. У нас в Анголе был свой Шевченко. Нету.
- Ты имеешь в виду Агостиньо Нето?
- Да. У вас говорят его имя по-испански. А у нас его называют Агуштинью Нету. И он не только руководитель нашей революции. Он еще лучший наш поэт. Это все равно, как если бы ваш Шевченко не только написал "Кобзарь", но еще бы стал во главе украинского правительства. Я перевел на русский стихотворение Нето. Самое любимое. Прозой. Ты сумеешь по этому переводу написать стихи?
- Не знаю. Я еще никогда не пробовала. Прочти сначала.
Фома вынул из кармана сложенный лист бумаги, развернул его и стал читать:
Я здесь с тобой, друг Мусунда,
Я здесь с тобой.
С твердой победой твоей радости и твоей совести…
- А потом, - перебил себя Фома, - идет строка уже не на португальском, а на кимбунду. Это язык племени. "О, ой, калунга, уа му бангелэ!" Это, понимаешь, как бы поговорка. Как бы такой призыв. Это значит "Смерть нас не поймает". Ну, вроде, как по-русски - "Черт нас не возьмет". И дальше:
С тобою я, друг Мусунда.
Я тебе обязан жизнью,
Ты самоотверженно спас меня от объятий удава.
Я обязан твоей силе,
Которая изменяет судьбы людей.
Тебе, друг Мусунда,
Обязан я жизнью.
И я пишу стихи,
Которых ты не понимаешь.
Чувствуешь ли ты мои мученья?
Я с тобой, друг Мусунда,
И я пишу стихи, которых ты не понимаешь.
Вот и все.
- Мусунда есть на самом деле? - спросила я.
- Есть. Это простой человек. Он был крестьянином, потом солдатом во время революции, сейчас он опять крестьянин.
- Почему он не понимает стихов?
- Пять веков, пятьсот лет Ангола была под властью Португалии. Девяносто процентов населения было неграмотным. Португальский язык знали единицы.
Я никогда не думала о Тарасе Шевченко с этой точки зрения. Ведь и для него, наверное, было самой большой мукой, что стихи его не умеют прочесть люди, для которых он писал. Однако хоть они и не могли прочесть стихов, они все равно знали эти стихи наизусть и пели песни, сложенные Тарасом.
- Песни на слова Нето поют в Анголе?
- Поют.
Начиная с шестого, а может, еще с пятого класса я чуть ли не каждый год писала сочинение на тему "В жизни всегда есть место подвигу". И не очень все-таки понимала, что это в самом деле так. Но вот Фома, например, именно тот человек, который совершает настоящий подвиг. Он приехал из ужасной дали, чтобы учиться у нас физической химии, потому что его народу нужны химики. И так хорошо выучил он русский не только "за то, что им разговаривал Ленин", а еще и за то, что это для него самый прямой путь овладеть теми знаниями и той современной культурой, в которых так нуждается его Ангола.
Замечательно все-таки, что я познакомилась с Фомой. Хотя, конечно, лучше было бы, если б познакомились мы при других обстоятельствах. И лучше было бы, если бы Вика не отворачивалась так упрямо, когда Фома читал свой перевод стихов Нето. Ведь читал он эти стихи не только для меня. Прежде всего, читал он их для нее.
- Хорошо, - сказала я. - Давай свой перевод. Я попробую написать это русскими стихами.
Может быть, потому, что Наташа тоже почувствовала неловкость за Вику, а может, потому, что хотела сделать приятное Володе, она стала расспрашивать Фому об Анголе.
- Сколько человек в Анголе? Какое там население?
- Нас, - ответил Фома, - только шесть миллионов. Меньше, чем в Москве. Но территория у нас громадная - как вся Западная Европа.
- Жарко у вас? - с сочувствием спросила Юлька.
- Бывает очень жарко. Зима у нас с мая по сентябрь. И зимою средняя температура 18 градусов тепла. Это сухой сезон, он называется "касимбо". А с октября по апрель - дождливый летний сезон. Тропические грозы. Ливни, как водяная стена, как водопад. Каждую секунду черное небо пробивают длинные до земли молнии. Гром грохочет так, что слов не слышно.
- Как же люди, когда такой дождь? - нерешительно спросила Юлька.
- Человеку лучше в сухое время года. Зато растениям в дождливый сезон… Мы успеваем снять по два урожая.
- А что у вас растет? - не унималась Юлька.
- Все. Пшеница, рис, картошка, кукуруза, кофе, сахарный тростник, бананы, ананасы, даже яблоки…
- Львы у вас есть? - вдруг спросила Вика.
Она первый раз обратилась к Фоме. И почему-то с вопросом о львах.
- Есть, - с готовностью ответил Фома, словно он сам развел в Анголе этих львов. - И львы, и леопарды, и гепарды, и шакалы, и гиены. Они охотятся на буйволов, зебр, на антилоп. Есть у нас слоны и носороги, а в реках гиппопотамы и крокодилы. В редколесьях живет похожий на ящера панголин. Хоть он и млекопитающее, но покрыт панцирем из больших роговых щитков. Он двухметрового размера и в случае опасности умеет сворачиваться в клубок, как ваш ежик. Много у нас хамелеонов, ящериц, черепах. Иногда они живут в домах, как у вас кошки или ласточки.
- Ох, и здорово, - радовалась Юлька. - Не нужно никакого зоопарка.
- А полезные ископаемые?
Это уже я спросила.
- Большие запасы нефти и газа. Богатые россыпи алмазов. Ангола входит в первую пятерку алмазоносных стран мира. У нас огромные залежи железных руд. Есть месторождения меди, цинка, свинца. Имеется уран, золото, хром, никель, марганец. Обнаружены ртуть, вольфрам, титан, бериллий, тантал. В общем, дело для химика найдется.
Вот куда бы я не задумываясь поехала. Нет, я понимала, что и у нас есть все эти полезные ископаемые. И не из-за львов и панголинов, о которых я до сих пор ни разу не слышала, и в зоопарке нашем панголинов определенно нет. А из-за того, о чем Фома рассказал потом.
Жать, что в школе не учат историю Анголы. Чувствуешь себя невеждой. И, кроме того, это невероятно интересно.
Еще в конце XV века в Анголу, которая тогда состояла из нескольких государств - Конго, Луанда, Бенгела, вторглись португальские колонизаторы и стали вывозить отсюда черных рабов для сахарных плантаций Бразилии. Они превратили в рабов миллионы людей. Но ангольцы героически боролись за свою свободу. Как действовали колонизаторы, можно понять из такого примера. В 1574 году в Африку прибыл конкистадор Паулу Диаш де Новаиш. Он сжег сотни поселений, а как доказательство своих "подвигов" набивал бочки носами убитых негров.
Интересно, знал ли об этом факте поэт Гумилев, когда писал. Я конкистадор в панцире железном, и крепко верю я в свою звезду". Думаю, что не знал. В его время уж, наверное, не изучали историю Анголы.
Но в начале XVII столетия, когда конкистадоры были уверены в том, что они уже стали подлинными хозяевами Анголы, войну народа за независимость возглавила африканская Жанна д’Арк - Нзинга Мбанди Нгала. Она родилась в 1582 году, а умерла в 1633 году.
Наташа, должно быть, в самом деле, очень хорошая ученица. На вопрос Володи, не помнит ли кто-нибудь из нас, когда жила настоящая Жанна д’Арк, она сразу ответила:
- В 1431 году ее сожгли на костре в Руане.
А я этого совершенно не помнила.
Так вот, эта ангольская д’Арк сумела объединить африканских вождей и создать большую и сильную армию. Нзинга была выдающимся полководцем. Кроме того, она была очень храбрым человеком. Африканцы под ее руководством не раз побеждали колонизаторов. И длительная борьба ангольского народа во главе с бесстрашной Нзингой надолго задержала продвижение разбойников конкистадоров.
Однако в конце концов лучше вооруженные колонизаторы сумели подавить сопротивление. Но не навсегда. Сопротивление продолжалось, по сути, в Анголе длилась постоянная война. Но только в 1975 году народ окончательно победил. 11 ноября 1975 года Ангола была провозглашена народной республикой.
Когда человек рассказывает о своей любимой родине, он как-то словно меняется, Фома стал еще больше похож на свой портрет, изготовленный Юлькой.
У Юльки была какая-то особая способность. А правильнее сказать - талант. К ножницам. Она чувствовала ножницы, как художник свою кисть. Или даже, как скрипач свой смычок. Она брала кусок черной бумаги от большого конверта, в котором держат рентгеновский снимок, и маленькие острые ножницы для маникюра. Бумагу складывала, а ножницами и лезвием от безопасной бритвы начинала прорезать дырочки и вырезать кусочки. Потом разворачивала бумагу, и получалось самое настоящее черное кружево. Кружево она наклеивала на белую бумагу и дарила многим из тех, кто заходил в палату. У меня уже была целая коллекция.
Еще лучше Юлька умела вырезать из черной бумаги всякие сценки. Особенно ловко получалось из Пушкина:
Вот бегает дворовый мальчик,
В салазки Жучку посадив,
Себя в коня преобразив…
Были на этой картинке и санки, и худая Жучка, и мальчик в шапке и поддевке, похожей на украинскую свитку.
Получались у Юльки и портреты с натуры. Это было похоже на фокус. Юлька смотрит только на того, кого изображает, а на ножницы будто не глядит, они будто режут сами по себе. Проходит несколько минут, и вот уже Юлька наклеивает на белую бумагу готовый профиль.
Особенно хорошо, натуральнее всех получался у нее Фома. В действительности он, конечно, не такой черный, как бумага от конвертов для рентгеновских снимков, но все равно другие люди выглядели на Юлькиных портретах, как черная тень на белой стене, а Фома, как живой, только чуточку чернее. И так Юлька изучила Фому что могла уже вырезать его портреты даже в отсутствии Фомы, по памяти.
Фоме, по-видимому, очень хотелось получить портрет Вики. Когда Фома рассказывал о своей Анголе, он только изредка поглядывал на Вику. Но смотрел он при этом на нее так, словно был готов отдать ей все алмазы Анголы, все ананасы и даже всех панголинов.
Пока Фома говорил, Юлька вырезала Викин профиль, наклеила на листок белой бумаги и, - до чего же сообразительная девчонка! - отдала листок Фоме.
Я ожидала, что Вика будет недовольна, что она, может быть, даже потребует, чтоб Фома отдал ей портрет, но Вика, кажется, тоже уже привыкла к Фоме.
- Покажи, - сказала она. И едва заметно улыбнулась. А улыбается Вика редко.
Но Фома, наверное, побоялся, что Вика возьмет свой портрет в руки и не отдаст, и поэтому показал ей портрет издали.
- Очень красиво, - похвалил Юлькину работу Фома. А может, он похвалил не столько Юлькину работу, сколько Вику.
- Но самое красивое, что у нас есть, - улыбаясь своему воспоминанию, сказал Фома, - это Каландула. В провинции Маланже у нас есть река Лукула. И на ней водопад Каландула. Поток шириной с километр летит вниз на сто метров. Вверху вода - зеленая, а внизу - густое белое облако. И в облаке этом висят самые настоящие семицветные, сияющие радуги. Приезжайте к нам. Такого не увидишь нигде в мире. Даже на Ниагаре.
В палату пришла Олимпиада Семеновна с небольшим металлическим подносом в руках. Поднос был накрыт салфеткой. Она сказала, что Володю и Фому вызывает к себе академик Деревянко. Она даже сказала не "вызывает", а "приглашает". Чтоб поблагодарить их за инструмент для сшивания мелких сосудов и побеседовать с ними.
Но перед их уходом Олимпиада Семеновна предложила Володе и Фоме, а заодно и нам съесть по ломтику-другому пудинга. Особого. И она сняла салфетку с блюда.
Мне показалось, что ничего вкуснее я в жизни не ела.
- Что это?
- Все тот же черствый хлеб, оставшийся от завтрака.
- Чем он пропитан? Гоголем-моголем?
- Ну что ты, Оля, - Олимпиада Семеновна даже огорчилась. - Это соус мадера.
- Как его делают?
- Я тебе дам рецепт.
- Мне, как химику, тоже хочется узнать, как из черствого хлеба приготовить королевское пирожное, - сказал Володя с набитым ртом.
Все-таки, по-моему, не было для Олимпиады Семеновны ничего приятнее, чем когда ее расспрашивали о секретах пудингов. Своим поварским умением она, кажется, гордилась даже больше, чем своим умением хирурга.
- В воскресенье мы с Фомой собираемся в селе. Я хочу сделать там такой пудинг. Пусть посмотрят, что в умелых руках может получиться из черствого хлеба. У меня и у Наташи, кажется, возникла одна и та же тревога. Но Наташа ее высказала, а я - нет.
- Надолго? - спросила Наташа.
- Нет, только на день. Это близко, в Обуховском районе.
- Записывайте, - предложила Олимпиада Семеновна. - Обрезать на черством белом хлебе корку. Замочить хлеб в кипяченых сливках и через полчаса хорошо растереть. Добавить желтки, растертые со сливочным маслом и сахаром, мускатный орех, изюм, лимонную цедру, а потом взбитые белки. Все это положить в смазанную маслом сковородку, посыпать толчеными сухарями и запечь в духовке. На две городские булки - полтора стакана сливок, полтора стакана изюма, ложку сливочного масла, полстакана сахара, шесть яиц.
- А соус мадера?
- Это еще проще: растереть четыре желтка с двумя ложками сахарной пудры, добавить полстакана мадеры, четверть стакана воды, чайную ложку лимонного сока. Поставить все это в кастрюльке на слабый огонь и сбивать, пока масса не начнет подниматься. Потом усилить огонь и продолжать сбивать, пока не получится пышная пена.
- Взобьем, - сказал Володя. - Теперь весь Обуховский район будет взбивать.
Володя Гавриленко был родом из Обуховского района, из села Вчерайше. Старший брат его работал там бригадиром в колхозе.
Это ему принадлежали "Жигули-Лада". Он дал Володе доверенность. Чтоб Володя с Фомой почаще приезжали.
Из слов Володи я поняла, что Фома считается у них членом семьи, что Володины родители любят Фому и заботятся о нем.
И еще я подумала, что Вика, кажется, тоже уже привыкает к Фоме.
Глава четырнадцатая
Я думаю, что мои пещерные волосатые предки были людьми устойчивыми к болезням, предприимчивыми, способными на борьбу и победы. Иначе меня не было бы на свете.
Кое-что из того лучшего, чем они обладали, по наследству перепало и мне. Например, способность больно кусаться. Я была самой кусучей девочкой на весь наш большой детский сад.
Но, возможно, передалось не только лучшее.
Благодаря успехам археологов я могу себе представить, как далекий мой предок утром отправлялся на охоту. Он старательно вооружался луком, стрелами, каменным топором, насаженным на деревянную рукоятку. До выхода из пещеры его провожала жена. Не думаю, что она разводила особые церемонии, говорила "береги себя", "не простудись", "не попадись под ноги мамонту при переходе улицы".
Нет, наверное, она говорила прямо и откровенно: "Не убьешь медведя или, в крайнем случае, зайца - твои дети могут умереть от голода". Так что нужно было не валяться, а встать пораньше.
Но было бы просто ужасно, если б их дети умерли от голода. Тогда и меня не было б на свете, и моего папы. Ой, нет. Папа был бы. Не было бы на свете моего родного отца.
И вот только отошел мой волосатый предок от своей пещеры улучшенного типа, а навстречу ему лось. Огромный и жирный. Предок стал за дерево и пустил в лося стрелу. Выстрелил. Это в нашем представлении выстрел связан со звуком, а для тех, кто охотился с луком и стрелами, выстрел был бесшумным. И сразу же попал лосю в самую сонную артерию. Если только она есть у лося.
Он в одиночку убил огромное и опасное животное и присел, чтобы проанализировать, как это ему удалось.
И вспомнил он, что сегодня заспал, и что снилось ему, будто он умеет летать.
Он хорошо запомнил этот везучий день и потом уже, отправляясь на охоту, всегда старался вспомнить, что ему снилось. Так вот я, как этот мой предок, присматриваюсь к своим снам. Этой ночью мне снился отвратительный сон. Будто бы все люди, в том числе и я, стали телепатами. Как в фантастических рассказах, повестях и романах.
Я бы не хотела, чтоб человек обладал такой способностью. Было бы очень неудобно, если б каждый мог узнать, что ты думаешь, и ты мог узнать, что думают другие. Это, может, еще хуже, чем если выйти на улицу совсем голой.
Я, например, постоянно мечтаю. И мечты у меня очень глупые. Совсем не те, которые помогают человеку наметить пути в будущее, добиться больших производственных или еще каких-нибудь успехов. У меня совсем маниловские мечты. Я о них никому не могу рассказать. И было бы просто ужасно, если бы о них проведали путем телепатии. Я ведь уже совсем взрослая. Взрослые не могут предаваться таким глупым мечтам.
Вот, например, я сейчас очень похудела, потому что мало ем и пью мало жидкости. И я мечтаю о том, что когда нога у меня окончательно срастется, когда я начну ходить и даже прыгать, я во время прыжка так сильно втяну живот, что он прикоснется к спине. Не к спине, а, правильнее сказать, к позвоночнику.
И вдруг я почувствую, что от этого человек на какое-то мгновение, на какую-то долю секунды утрачивает всякий вес, как космонавт в своей ракете. Но ведь если подпрыгнуть в таком состоянии невесомости, то за эту долю секунды можно взлететь чуть выше, чем те, кто не знает, как нужно втягивать живот.
В прошлом году я участвовала в ответственных соревнованиях по легкой атлетике в моей старой школе. Учитель физкультуры и не скрывал, что меня поставили не за качество, а для количества. По прыжкам среди девочек я была с конца третьей. Только Надя и Софа из параллельного класса прыгнули еще ниже меня.
У нашего учителя физкультуры ужасно покраснела лысина. Конечно, он не возлагал ни на меня, ни на Софу, ни на Надю особых надежд, но даже он такого не ожидал.
Но когда я научусь на мгновение приходить в состояние невесомости, все будет совсем иначе. Я пойду тренироваться на стадион. Рядом с группой настоящих легкоатлетов. Чтоб изучить и отточить технику прыжка. Потому что если я начну прыгать без всякой техники, кустарным способом, и при этом перекрою все рекорды, то это может показаться непонятным и подозрительным.
Вначале все будут надо мной смеяться. Над тем, что я совсем неумейка. Ну и пусть смеются на здоровье. Я не стану пользоваться техникой прыжка фосбери-флоп, когда прыгун перелетает над планкой спиной и на спину же падает в яму, заполненную поролоном. А вдруг пролетишь мимо ямы и так ударишься спиной об землю, что и встать не сможешь. Нет, я буду изучать нашу передовую технику перекидного прыжка, когда прыгун как бы распластывается животом над планкой.
