- Зачем ты взял мою кровать? - спросил Сережа.
Мама сказала:
- Ты совсем спишь. Пошли мыть ноги.
Утром Сережа проснулся и не сразу понял, где он. Почему вместо двух окон три, и не с той стороны, и не те занавески. Потом разобрался, что это тети Пашина комната. Она очень красивая: подоконники заставлены цветами, а за зеркало заткнуто павлинье перо. Тетя Паша и Лукьяныч уже встали и ушли, постель их была застлана, подушки уложены горкой. Раннее солнце играло в кустах за открытыми окнами. Сережа вылез из кроватки, снял длинную рубашку, надел трусики и вышел в столовую. Дверь в его комнату была закрыта. Он подергал ручку: дверь не отворилась. А ему туда нужно было непременно: там ведь находились все его игрушки. В том числе новая лопата, которою ему вдруг очень захотелось покопать.
- Мама! - позвал Сережа.
- Мама! - позвал он еще раз.
Дверь не открывалась, и было тихо.
- Мама! - крикнул Сережа изо всех сил.
Тетя Паша вбежала, схватила его на руки и понесла в кухню.
- Что ты, что ты! - шептала она. - Как можно кричать! Нельзя кричать! Слава богу, не маленький! Мама спит, и пусть себе спит на здоровье, зачем будить!
- Я хочу взять лопату, - сказал он тревожно.
- И возьмешь, никуда не денется лопата. Мама встанет, и возьмешь, - сказала тетя Паша. - Смотри-ка, а вот рогатка твоя. Вот ты пока рогаткой позанимаешься. А хочешь, морковку почистить дам. А раньше всех дел добрые люди умываются.
Разумные, ласковые речи всегда действовали на Сережу успокоительно. Он дал ей умыть себя и выпил кружку молока. Потом взял рогатку и вышел на улицу. Напротив на заборе сидел воробей. Сережа, не целясь, стрельнул в него из рогатки камушком и, конечно же, промахнулся. Он нарочно не целился, потому что сколько бы он ни целился, он бы все равно не попал, кто его знает - почему; но тогда Лида дразнилась бы, а теперь она не имеет права дразниться: ведь видно было, что человек не целился, просто захотелось ему стрельнуть, он и стрельнул не глядя, как попало.
Шурик крикнул от своих ворот:
- Сергей, в рощу пошли?
- А ну ее! - сказал Сережа.
Он сел на лавочку и сидел, болтая ногой. Его беспокойство усиливалось. Проходя через двор, он видел, что ставни на его окнах тоже закрыты. Сразу он не придал этому значения, а теперь сообразил: ведь они летом никогда не закрываются, только зимой, в сильный мороз; получается, что игрушки заперты со всех сторон. И ему захотелось их до того, что хоть ложись на землю и кричи. Конечно, он не станет ложиться и кричать, он не маленький, но от этого ему не было легче. Мама и Коростелев все заперли и не беспокоятся, что ему сию минуту нужна лопата. "Как только они проснутся, - думал Сережа, - я сейчас же все-все перенесу в тети Пашину комнату. Не забыть кубик: он еще когда упал за комод и там лежит".
Васька и Женька подошли и стали перед Сережей. И Лида подошла с маленьким Виктором на руках. Они стояли и смотрели на Сережу. А он болтал ногой и не говорил ничего. Женька спросил:
- Ты чего сегодня такой?
Васька сказал:
- У него мать женилась.
Еще помолчали.
- На ком она женилась? - спросил Женька.
- На Коростелеве, директоре "Ясного берега", - сказал Васька. - Ох, его и прорабатывали!
- За что прорабатывали? - спросил Женька.
- Ну - за хорошие, значит, дела, - сказал Васька и достал из кармана мятую пачку папирос.
- Дай закурить, - сказал Женька.
- Да у меня у самого, кажется, последняя, - сказал Васька, но все-таки папиросу дал и, закурив, протянул горящую спичку Женьке. Огонь на кончике спички в солнечном свете прозрачен, невидим; не видать, отчего почернела и скорчилась спичка и отчего задымила папироса. Солнце светило на ту сторону улицы, где собрались ребята; а другая сторона была еще в тени, и листья крапивы там вдоль забора, вымытые росой, темны и мокры. И пыль посреди улицы - на той стороне прохладная, а на этой теплая. И два гусеничных следа по пыли: кто-то проехал на тракторе.
- Переживает Сережка, - сказала Лида Шурику. - Новый папа у него.
- Не переживай, - сказал Васька. - Он дядька ничего себе, по лицу видать. Как жил, так и будешь жить, какое твое дело.
- Он мне купит велисапед, - сказал Сережа, вспомнив вчерашний разговор.
- Обещал купить, - спросил Васька, - или же просто ты надеешься?
- Обещал. Мы вместе в магазин пойдем. В воскресенье. Завтра будет пятница, потом суббота, а потом воскресенье.
- Двухколесный? - спросил Женька.
- Трехколесный не бери, - посоветовал Васька. - На кой он тебе. Ты скоро вырастешь, тебе нужен двухколесный.
- Да врет он все, - сказала Лида. - Никакого велисапеда ему не купят.
Шурик надулся и сказал:
- Мне мой папа тоже купит велисапед. Как будет получка, так и купит.
ПЕРВОЕ УТРО С КОРОСТЕЛЕВЫМ. - В ГОСТЯХ
Загремело железо во дворе. Сережа посмотрел в калитку: это Коростелев снимал болты и отворял ставни. Он был в полосатой рубашке и голубом галстуке, мокрые волосы гладко зачесаны. Он отворил ставни, а мама изнутри толкнула створки окна, они распахнулись, и мама что-то сказала Коростелеву. Он ответил ей, облокотясь на подоконник. Она протянула руки и сжала его лицо в ладонях. Они не замечали, что с улицы смотрят ребята.
Сережа вошел во двор и сказал:
- Коростелев! Мне нужно лопату.
- Лопату?.. - переспросил Коростелев.
- И вообще все, - сказал Сережа.
- Войди, - сказала мама, - и возьми, что тебе надо.
В маминой комнате стоял непривычный запах - табака и чужого дыханья. Чужие вещи валялись тут и там: одежда, щетка, папиросные коробки на столе… Мама расплетала косу. Когда она расплетает свои длинные косы, бесчисленные каштановые змейки закрывают ее ниже пояса; а потом она их расчесывает, пока они не распрямятся и не станут похожи на летний ливень… Из-за каштановых змеек мама сказала:
- С добрым утром, Сереженька.
Он не ответил, занятый видом коробок. Они были пленительны своей новизной и одинаковостью. Он взял одну, она была заклеена, не открывалась.
- Положи на место, - сказала мама, видевшая все в зеркале. - Ты ведь пришел за игрушками?
Кубик лежал за комодом. Сережа, присев на корточки, видел его, но достать не мог: рука не дотягивалась.
- Что ты там пыхтишь? - спросила мама.
- Мне никак, - ответил Сережа.
Вошел Коростелев. Сережа спросил его:
- Ты мне потом отдашь эти коробки?
(Он знал, что взрослые отдают детям коробки тогда, когда то, что в коробках, уже выкурено или съедено.)
- Вот тебе в порядке аванса, - сказал Коростелев.
И подарил Сереже одну коробку, выложив из нее папиросы. Мама попросила:
- Помоги ему. У него что-то завалилось за комод.
Коростелев ухватил комод своими большими руками - старый комод заскрипел, подвинулся, и Сережа без труда достал кубик.
- Здорово! - сказал он, с одобрением посмотрев вверх на Коростелева.
И ушел, прижимая к груди коробку, кубик и еще столько игрушек, сколько смог захватить. Он снес их в комнату тети Паши и свалил на пол, между своей кроватью и шкафом.
- Ты забыл лопату, - сказала мама. - Так срочно она была тебе нужна, а ее-то ты и забыл.
Сережа молча взял лопату и отправился во двор. Ему уже расхотелось копать, он только что задумал переложить свои фантики - бумажки от конфет - в новую коробку; но было неудобно не покопать хоть немножко, когда мама так сказала.
Под яблоней земля рыхлая и легче поддается. Копая, он старался забирать поглубже - на полную лопату. Это была работа не за страх, а за совесть, он кряхтел от усилий, мускулы напрягались на его руках и на голой узенькой спине, золотистой от загара. Коростелев стоял на террасе, курил и смотрел на него.
Явилась Лида с Виктором на руках и сказала:
- Давай цветов насажаем. Красиво будет.
Она усадила Виктора наземь, прислонив к яблоне, чтобы он не падал. Но он все равно сейчас же упал - на бок.
- Ну, ты, сиди! - прикрикнула Лида, встряхнула его и усадила покрепче. - Глупый ребенок. Другие уже сидят в этом возрасте.
Она говорила нарочно громко, чтобы Коростелев на террасе услышал и понял, какая она взрослая и умная. Искоса поглядывая на него, она принесла ноготков и воткнула в землю, вскопанную Сережей, приговаривая:
- Вот видишь, до чего красиво!
А потом принесла из-под желоба белых и красных камушков и разложила вокруг ноготков. Она растирала землю в пальцах и прихлопывала ладонями, руки у нее стали черные.
- Не красиво разве? - спрашивала она. - Говори, только не ври.
- Да, - признался Сережа. - Красиво.
- Эх, ты! - сказала Лида. - Ничего без меня не умеешь сделать.
Тут Виктор опять упал, на этот раз затылком.
- Ну и лежи, раз ты такой, - сказала Лида.
Виктор не плакал, сосал свой кулак и изумленно смотрел на листья, шевелящиеся над ним. А Лида взяла скакалку, которою была подпоясана вместо пояса, и принялась скакать перед террасой, громко считая: "Раз, два, три…" Коростелев засмеялся и ушел с террасы.
- Смотри, - сказал Сережа, - по нем муравьи лазиют.
- Фу, дурак! - с досадой сказала Лида, подняла Виктора и стала счищать с него муравьев, и от чистки его платье и голые ноги почернели.
- Моют, моют его, - сказала Лида, - и все он грязный.
Мама позвала с террасы:
- Сережа! Иди одеваться, пойдем в гости.
Он охотно побежал на зов - в гости ходят ведь не каждый день. В гостях хорошо, дают конфеты и показывают игрушки.
- Мы пойдем к бабушке Насте, - объяснила мама, хотя он не спрашивал, - неважно к кому, лишь бы в гости.
Бабушка Настя - серьезная и строгая, на голове белый платочек в крапушку, завязанный под подбородком. У нее есть орден, на ордене Ленин. И всегда она носит черную кошелку с застежкой "молнией". Открывает кошелку и дает Сереже что-нибудь вкусное. А в гостях у нее Сережа еще не был.
Все они нарядились - и он, и мама, и Коростелев - и пошли. Коростелев и мама взяли его за руки с двух сторон, но он скоро вырвался: куда веселей идти самому. Можно остановиться и посмотреть в щелку чужого забора, как там страшная собака сидит на цепи и ходят гуси. Можно убежать вперед и прибежать обратно к маме. Погудеть и пошипеть, изображая паровоз. Сорвать с куста зеленый стручок - пищик - и попищать. Поднять с земли золотую копейку, которую кто-то потерял. А когда тебя ведут, то только руки потеют, и никакой радости.
Пришли к маленькому домику с двумя маленькими окошками на улицу. И двор был маленький, и комнатки. Ход в комнатки был через кухню с огромной русской печкой. Бабушка Настя вышла навстречу и сказала:
- Поздравляю вас.
Должно быть, был какой-то праздник. Сережа ответил, как отвечала в таких случаях тетя Паша:
- И вас также.
Он осмотрелся: игрушек не видно, даже никаких фигурок, что ставят для украшения, - только скучные вещи для спанья и еды. Сережа спросил:
- У вас игрушки есть?
(Может быть, есть, но спрятаны).
- Вот чего нет, того нет, - отвечала бабушка Настя. - Детей маленьких нет, ну и игрушек нет. Съешь конфетку.
Синяя стеклянная вазочка с конфетами стояла на столе среди пирогов. Все сели за стол. Коростелев открыл штопором бутылку и налил в рюмки темно-красное вино.
- Сережке не надо, - сказала мама.
Вечно так: сами пьют, а ему не надо. Как самое лучшее, так ему не дают.
Но Коростелев сказал:
- Я немножко. Пусть тоже за нас выпьет.
И налил Сереже рюмочку, из чего Сережа заключил, что с ним, пожалуй, не пропадешь.
Все стали стукаться рюмками, и Сережа стукался.
Тут была еще одна бабушка. Сереже сказали, что это не просто бабушка, а прабабушка, так он ее чтоб и называл. Коростелев, впрочем, звал ее бабушкой без "пра". Сереже она ужасно не понравилась. Она сказала:
- Он зальет скатерть.
Он действительно пролил на скатерть немного вина, когда стукался. Она сказала:
- Ну, конечно.
И высыпала на мокрое место соль из солонки, недовольно сопя. И потом все время следила за Сережей. На глазах у нее были очки. Она была старая-престарая. Руки коричневые, сморщенные, в шишках, большущий нос загибался вниз, а костлявый подбородок - вверх.
Вино оказалось сладким и вкусным, Сережа выпил сразу. Ему дали пирог, он стал есть и раскрошил. Прабабушка сказала:
- Как ты ешь!
Сидеть было неудобно, он заерзал на стуле. Она сказала:
- Как ты сидишь!
А ему стало горячо в середине, и захотелось петь. Он запел. Она сказала:
- Веди себя как следует.
Коростелев заступился за Сережу:
- Оставьте. Дайте парню жить.
Прабабушка пригрозила:
- Погодите, он вам себя покажет!
Она тоже выпила вина, глаза у нее за очками так и сверкали. Но Сережа крикнул ей храбро:
- Пошла вон! Я тебя не боюсь!
- Какой ужас! - сказала мама.
- Ерунда, - сказал Коростелев. - Сейчас пройдет. Сколько он там выпил.
- Я хочу еще! - крикнул Сережа, потянулся к своей рюмке и опрокинул пустую бутылку. Зазвенела посуда. Мама ахнула. Прабабушка ударила кулаком по столу и воскликнула:
- Вы видите, что делается!
А Сереже захотелось качаться. Он стал качаться из стороны в сторону. И стол с пирогами качался перед ним, и мама, и Коростелев, и бабушка Настя, разговаривая, качались на качелях, - это было смешно, Сережа хохотал. Вдруг он услышал пение. Это пела прабабушка. Держа очки в шишковатой руке и размахивая ими, пела о том, как выходила на берег Катюша, выходила, песню заводила. Под прабабушкино пение Сережа заснул, положив голову на кусок пирога.
…Проснулся - прабабушки не было, а остальные пили чай. Они улыбнулись Сереже. Мама спросила:
- Пришел в себя? Не будешь больше буянить?
"Разве я буянил?" - подумал Сережа, удивившись.
Мама достала из сумочки гребешок и причесала Сережу. Бабушка Настя сказала:
- Съешь конфетку.
В соседней комнате, за пестрой полинялой занавеской, повешенной вместо двери, кто-то храпел: хрр! хрр! - Сережа осторожно отодвинул занавеску, заглянул и обнаружил, что там на кровати спит прабабушка. Сережа чинно отошел от занавески и сказал:
- Пошли домой. Надоело в гостях.
Прощаясь, он услышал, что Коростелев назвал бабушку Настю "мама". Сережа и не знал, что у Коростелева есть мама, он думал, Коростелев и бабушка Настя просто знакомые.
Обратный путь показался Сереже долгим и неинтересным. Сережа подумал: "Пусть-ка Коростелев меня понесет, раз он мой папа". Ему случалось видеть, как отцы носят сыновей на плече. Сыновья сидят и задаются, и им, должно быть, далеко видно сверху. Сережа сказал:
- У меня ноги заболели.
- Уже близко, - сказала мама. - Потерпи.
Но Сережа забежал спереди и охватил колени Коростелева.
- Ты же большой, - сказала мама, - как не стыдно проситься на руки! - Но Коростелев поднял Сережу и усадил к себе на плечо.
Сережа очутился очень высоко. Ему ни капельки не было страшно: не мог такой великан, запросто сдвигающий с места комоды, его уронить. С высоты было видно, что делается во дворах за заборами и даже на крышах; прекрасно видно! Это увлекательное зрелище занимало Сережу всю дорогу. Гордо посматривал он вниз на встречных мальчиков, идущих на собственных ногах. И с ощущением новых крупных своих преимуществ прибыл домой - на отцовском плече, как положено сыну.
КУПИЛИ ВЕЛОСИПЕД
И на этом же плече он отправился в воскресенье в магазин за велосипедом.
Воскресенье наступило внезапно, раньше, чем он надеялся, и Сережа сильно взволновался, узнав, что оно наступило.
- Ты не забыл? - спросил он Коростелева.
- Как же я забуду, - ответил Коростелев, - сходим обязательно, вот только управлюсь маленько с делами.
Насчет дел он соврал. Никаких дел у него не оказалось, просто он сидел и разговаривал с мамой. Разговор был непонятный и неинтересный, но им нравился, они говорили да говорили. Особенно мама длинно говорит: одно и то же слово повторяет зачем-то сто раз. От нее и Коростелев этому учится. Сережа кружит вокруг них, стихший от внутреннего возбуждения, весь сосредоточенный на одной мысли, и ждет - когда же им надоест их занятие.
- Ты все понимаешь, - говорит мама. - До чего я рада, что ты все понимаешь.
- Сказать откровенно, - отвечает Коростелев, - я до тебя мало понимал в данном вопросе. Многого я не понимал, только тогда и стал понимать, когда - ты понимаешь.
Они берутся за руки, словно играют в "золотые ворота".
- Я была девочка, - говорит мама. - Мне казалось, что я счастлива безумно. Потом мне казалось, что я умру от горя. А сейчас кажется, что все это приснилось…
Она напала на новое слово и твердит его, закрыв свое лицо коростелевскими большими руками:
- Приснилось, понимаешь? Как сны снятся. Это во сне было. Мне снился сон. А наяву - ты…
Коростелев прерывает ее и говорит:
- Я тебя люблю.
Мама не верит:
- Правда?
- Люблю, - подтверждает Коростелев. А мама все равно не верит:
- Правда - любишь?
"Сказал бы ей "честное пионерское" или "провалиться мне на этом месте", - думает Сережа, - она бы и поверила".
Коростелеву надоело отвечать, он умолк и смотрит на маму. А она на него. Они смотрят так, наверно, целый час. Потом мама говорит:
- Я тебя люблю. (Как в игре, когда все по очереди говорят то же самое.)
"Когда это кончится?" - думает Сережа.
Кое-какое знание жизни подсказывает ему, однако, что не следует приставать к взрослым, когда они увлечены своими разговорами: взрослые этого не выносят, они могут рассердиться, и неизвестно, какие будут последствия. И он лишь осторожно напоминает о себе, оставаясь у них на виду и тяжело вздыхая.
И настал-таки конец его мученьям. Коростелев сказал:
- Я на часок уйду, Марьяша, мы с Сережкой договорились сходить тут по одному делу.
Ноги у него длинные, не успел Сережа оглянуться, как вот она - площадь, где магазины. Здесь Коростелев спустил Сережу на землю, и они подошли к магазину игрушек.
В магазинном окне кукла с толстыми щеками улыбалась, расставив ноги в настоящих кожаных башмаках. Синие медведи сидели на красном барабане. Пионерский горн горел золотом. У Сережи дух захватило от предвкушения счастья… Внутри магазина играла музыка. Какой-то дядька сидел на стуле с гармонью в руках. Он не играл, а только время от времени растягивал гармонь, она издавала надрывный рыдающий стон и опять смолкала, а бойкая музыка слышалась из другого места, со стойки. Празднично одетые дядьки в галстуках стояли перед стойкой и слушали музыку. За стойкой находился старичок-продавец. Он спросил у Коростелева:
- Вы что хотели?
- Детский велосипед, - сказал Коростелев.
Старичок перегнулся через стойку и заглянул на Сережу.
- Трехколесный? - спросил он.
- На кой мне трехколесный… - ответил Сережа дрогнувшим от переживаний голосом.
- Варя! - крикнул старичок.