Роза тоже делала вид, что Мишаню не замечает, даже и не смотрела на него, только изредка морщилась, когда Мишанин молоток ударял особенно сильно.
Сначала они обсуждали новое Розино платье и сравнивали его с похожим платьем у какой-то Олечки, причем вышло, что Олечкино платье не только не похоже, но и вовсе никуда не годится, смех один, а уж походка у этой Олечки, когда она, сама замухрышка, идет в больших сапожищах, как кот в сапогах! И до чего некоторые воображают, имея нос с пуговицу, зато уши торчком, как ручки у самовара, а, между прочим, хвалятся, будто глаза у них орехового цвета…
- Ой, нас сегодня лесными орехами угощали! - вспомнила Роза. - Не совсем еще поспели, но скорлупа уже твердая-претвердая! Об один я чуть зуб себе не сломала!
- Орехи, их надо есть умеючи, а не умеешь - не берись! - встрял в разговор Мишаня, но девочки ничего ему на это не ответили, и он опять смолк.
И так тяжело Мишане приходилось, а зловредная Верка уж новое мучение для него припасла.
- Покуда я тут все приготовлю, - сказала она, - Роза хочет наш сад посмотреть. Мишаня, проводи ее.
- Чего ее провожать, не заблудится, - пренебрежительно заметил Мишаня.
Роза, не взглянув на него, пошла по дорожке, и Мишаня волей-неволей поплелся сзади.
Так они молча дошли до конца сада. Дальше идти было некуда, и пришлось остановиться. Роза смотрела куда-то в сторону, а Мишаня раскапывал носкам ноги рыхлую землю.
Вырыв порядочную ямку и докопавшись до твердой земли, Мишаня проговорил:
- Интересно… сумеет Верка поставить самовар? Мне, что ль, пойти ей помочь?..
- Поставит, ничего особенного, - ответила Роза.
Просто так уйти было неудобно, а дальше молчать - еще хуже, но тут Мишаня, спасибо, заметил семейство тлей на молоденьком листке и вновь ощутил хозяйственное рвение.
- Ого, сколько их понаползло! - воскликнул он и принялся смело давить их прямо пальцем.
Покончив с тлями, он отломил сухой сучок у яблони, выдернул, два нахально выросших на морковной грядке сорняка, заметил еще сорняки и, воскликнув:
- Ого, сколько их понаросло! - приступил к прополке.
Роза немного подождала, но, видя, что сорняков на огороде тьма-тьмущая, а Мишаня так увлекся, что даже вспотел, пошла бродить одна.
Мишаня обеспокоился:
- Эй! - крикнул он. - Смотри там у меня в ловушку не попадись!
- В какую ловушку?
Роза так и остановилась с поднятой ногой, боясь ступнуть.
- Ловушки у меня поставлены на кошек, - объяснил Мишаня. - Но ты не бойся, по дорожке пройти можно.
- Тогда выведи меня отсюда, я боюсь.
- Ничего, сама выйдешь! - хихикнул Мишаня. - Они для человека не опасные.
Но все-таки вылез из сорняков и пошел вперед, изредка командуя через плечо:
- Прямо за мной! В сторону не отклоняйся!
- Каких же ты кошек хочешь ловить? - спросила Роза.
- Всяких! Они, гады, у меня мельничков съели.
- Каких мельничков?
- Каких, каких!.. Птица такая - мельяичек!.. Не знаешь, что ль? Я их теперь всех уничтожу!
- А мою Мурку?..
- А какая твоя Мурка?
- Беленькая, с черненьким хвостиком, и ушки черненькие, такая симпатичная, просто прелесть!..
- Твою Мурку я отпущу, не трону, если поймается! - пообещал Мишаня. - А остальным - секим башка! Я им докажу птиц есть!
- И не жалко их тебе будет?
- А они птиц жалеют?
Наконец-то завязался интересный разговор. Но Роза подняла голову, прислушалась и спросила:
- Что это? Кто-то кричит….
Мишаня замолчал и тоже стал слушать. Откуда-то, как из-под земли, донесся крик:
- О-ой!
Потом опять:
- О-ой!
- Кажется, Колюнька кричит! - сказала Роза. - Только где?
Они пошли назад, на каждом шагу останавливаясь и прислушиваясь.
Наконец крик раздался совсем близко. Так и есть: лучшая Мишанина ловушка, корыто, была прихлопнута, и оттуда послышалось:
- О-ой!
Мишаня приподнял корыто, и под ним оказался Колюнька, испуганный, но целый и невредимый. При виде Мишани он испугался еще больше и рванулся убегать, но Мишаня поймал его за шею.
- Пусти! - рванулся Колюнька. - Не я!
- Зачем ты залез в ловушку? - допрашивал его Мишаня.
- Не я! Она сама прихлопнулась! Я только хотел мыша потрогать!..
Мишаня уже пришел в хорошее настроение и спросил:
- Как же тебя самого-то не прибило?
- Не знаю… - жалобным голосом объяснял Колюнька. - Я тронул мыша, а она - ка-ак упадет! Я думал, это настоящий мышь…
- А почему ты не вылез?
- Я испугался…
- Раз уж ты пострадавший: корытом тебя чуть не убило, - решил Мишаня, отпуская Колюнькину шею, - то, так и быть, прощается тебе! Играй где хочешь!
И освобожденный Колюнька весело поскакал по дорожке, с радости выделывая на бегу руками, ногами и головой разные выкрутасы.
А Мишаня с гордостью сказал Розе:
- Вот какие у меня ловушки: даже люди попадаются! На что уж этот Колюнька - хитрей его нет пацаненка на всей Гусиновке, но и он не разобрал, что за такая мышь. А про котов и толковать нечего - они полезут целыми оравами. Даже не знаю, куда стану столько шкурок девать…
Но Розу, видно, ни ловушки, ни шкурки не интересовали.
- Когда я к вам шла, - сообщила она, - друга твоего, Глеба этого, встретила…
- Он мне не друг! - тотчас отрекся Мишаня. - Я его сегодня разогнал!
- Идут с Николашкой чуть не под ручку. Доска у них размалеванная. Наверно, в пост свой… Хуже маленьких.
- Ну и пускай несут… хоть доски, хоть что хотят… Мне на это наплевать, - равнодушно сказал Мишаня, хотя самого разбирало любопытство узнать, куда они шли и какие доски у них были размалеванные.
- Чудак какой-то… - фыркнула Роза. - А она дура: мало он ее срамил лягушками своими…
- Он немного полоумный, - охотно согласился Мишаня. - Маленько спятил у себя в тайге.
На этом приятный разговор с Розой закончился, потому что в саду появилась Верка и позвала:
- Роза! Пошли! Хватит вам разгуливать!.. А ты не ходи! - махнула она на Мишаню. - Теперь мы хотим без тебя побыть…
Мишаня с облегчением остался в саду.
Откуда-то опять вынырнул Колюнька и зашептал:
- Мишань, а Мишань… А я Психею знаю… Она меня не боится… Я могу ее поймать и тебе принести…
- Принеси! - обрадовался Мишаня.
- Я ее как позову: "кыс-кыс-кыс" - так она сразу и прибегает!..
- Поймай и принеси мне!
- А что ты с ней сделаешь?
- Знаю что!
- Пусть не ест птиц! - стукнул Колюнька кулаком себе по ноге.
Потом он помолчал и опросил:
- А Глеб больше сюда не придет?
- Нет!
- А вы не будете мириться?
- Ни в коем случае, - ответил Мишаня.
КАК ГЛЕБ СПАС ПСИХЕЮ
С ловушками не так все ладно получилось, как мечтал Мишаня: отец их увидел и все разорил. Ни одной не оставил! Птенца он, не сказав ни слова, вернул обратно в гнездо, а искусственную мышь долго рассматривал, но уничтожить такую красоту; рука у него не поднялась: он хмыкнул и положил ее на видном месте.
Мишаня сперва расстраивался, а потом перестал: и без этого главная кошка Психея, серая разбойница, пожирательница невинных птенчиков, попалась-таки (в его суровые руки!
Молодец Колюнька, не обманул: рано утром пришел к Мишане и, озираясь по сторонам, сообщил радостным шепотом:
- Я Психею принес!
На улице за калиткой он оставил ведро с крышкой, в ведре что-то шевелилось, царапалось и жалобно мяукало. Мишаня, чуть приоткрыв крышку, заглянул внутрь и злорадно пнул ведро босой ногой, зашибив при этом палец:
- Попалась, гадюка!
Сияющий Колюнька, размахивая руками и заглядывая Мишане в лицо, рассказывал:
- Она пришла-а… Думала, ей дадут кусочек… Я говорю: "кыс-кыс-кыс". Она подходи-ит… Я ее взял и посадил в ведро! И тебе принес! Что ты с ней сделаешь, а?
Мишаня, застигнутый врасплох, и сам еще не изобрел никакой казни для Психеи, а долго думать было некогда, так как Психея, видимо догадавшись об ожидающей ее расправе, принялась так отчаянно мяукать и царапаться в ведре, что требовалось как можно скорее унести ее подальше от дома, пока к ней на выручку не подоспели хозяева или еще кто-нибудь.
Пожалуй, самое лучшее - отнести ее на речку и там торжественно утопить.
Мишаня запасся кирпичом и веревочкой, которые дал нести Колюньке, а сам взял ведро с Психеей, и они быстро пошли к реке.
Гусиновку удалось пройти удачно, никого не встретив, если не считать, что маленькая соседка Маринка, которая, почти не выходя со двора, умудрялась все знать и все видеть, крикнула, приоткрыв калитку:
- Вы куда понесли кошку? Скажу!
Колюнька угрожающе шагнул к ней, но она с силой хлопнула калиткой и заголосила:
- Скажу! Скажу! Бабушка, они меня бьют!
Психея тем временем тоже издавала жалобные крики, но Мишаня, помня о трагической гибели маленьких мельничков, только приговаривал:
- Кричи… кричи… А как мельнички кричали, ничего было?..
Колюнька семенил за ним, взволнованный новизной и ужасом предстоящего события, и донимал Мишаню всякими вопросами для успокоения.
- Она ведь птенчиков поела, правда, Мишань?
- Всех до одного сожрала, подлая.
- Маленьких нельзя есть, правда, Мишань?
- Конечно!
- Так ей и надо, правда, Мишань?
- Угу!
- Тебе ее не жалко, а, Мишань?
- А чего ее жалеть!
- И мне не жалко! Так, чуть-чуть жалко. А |ты не ешь птенчиков!! - во всю мочь заорал Колюнька и пошел спокойнее.
Мишаня собирался утопить Психею без каких-либо церемоний. Но на луговой тропке повстречались Гусь, Лаптяня и Огурец.
В ожидании огнестрельного оружия разбойники вынуждены были вести мирную трудовую жизнь и сейчас брели, согнувшись под вязанками душистой луговой травы, которую с нетерпением ожидало в их домашних хозяйствах множество прожорливых ртов.
Повстречав Мишаню с ведром, они свалили вязанки наземь и устроили себе дополнительный отдых.
- Кто там сидит? - спросил Гусь, услышав крики и царапанье в ведре.
Мишаня подробно объяснил, в чем состоит преступление Психеи.
- Это я ее поймал! - гордился Колюнька.
- Ты у нас молодец! - похвалил его Гусь. - Добрый разбойник из тебя вырастает!
Колюнька надулся от гордости и, чтобы оправдать такое высокое о нем мнение, принялся свирепо сбивать головки ромашкам, росшим по краю тропки.
Слегка приподняв крышку, разбойники полюбовались, видам пойманной преступницы и начали спорить, каким наилучшим образом привести приговор в исполнение.
- Был бы поблизости какой-нибудь ненужный колодец, - сказал Лаптяня, - то интереснее всего туда кинуть. В колодцы долго приходится лететь, покуда долетишь до самого конца.
- Что-то я не слыхал, чтоб такие казни производились через утопление в колодцах, - глубокомысленно покачал головой Гусь. - Особо неисправимых преступников полагается расстреливать. Вот они пистолеты нужны когда позарез! Огурец, собака, что же вы тянете с трубками?
- А я тут при чем? - пожал плечами Огурец. - Я хоть сейчас… Братец Кролик руководит, он и отвечает.
- А куда он делся? - спросил Гусь. - Никто сегодня не видал Братца Кролика?
- Да они с Гле… - хотел что-то сообщить Лаптяня, но спохватился и умолк. Гусь ничего не заметил и скомандовал:
- Пошли к реке!
Нагрузившись вязанками, разбойники бодро зашагали обратно к реке. Впереди всех Мишаня нес ведро с Психеей.
- Всякому интересно глянуть! - говорил Гусь.
Он брякнулся на землю и начал распоряжаться:
- Вы, Мишаня с Колюнькой, доставайте Психею из ведра да хорошенько свяжите ей лапы, чтоб она прежде время не убегла! Вынайте мои шнурки из ботинок, я их потом обратно вдену. Что за важность! Спешить некуда! Меня дома отец поджидает, и то я не опешу. Он зачем-то новый погреб роет, а мне землю по огороду растаскивать. Такая ему пришла в голову мысль. Но придется им погодить, покуда я тут кошкой занят.
С того берега послышались знакомые всем гнусавые звуки Музыкантовой трубы. Оказывается, Музыкант в трусах расположился там среди веников и дудел, целясь глазом в тетрадку с нотами, громадную, как газета.
- Эй, Музыкант! - крикнул ему Гусь. - Ты чего там?
- Репетирую, а что? - недовольно отозвался Музыкант, не отрывая глаз от тетрадки.
- Иди к нам!
- Не хочу, а что?
- Иди - увидишь!
- Некогда мне с вами! А что?
- Психею будем топить! - посулил Гусь, и Музыкант оторвался от нот:
- По-настоящему?
- Нет, шутя! Эх ты, дударь беспонятный!
Музыкант заинтересовался, собрал свое имущество, поместил себе на голову и, перебредя Гусиновку, явился перед разбойниками.
Он заглянул в ведро на беснующуюся Психею, к которой Мишаня и Колюнька не знали, как подступиться, чтоб она не исполосовала их своими когтями, и спросил:
- А за что вы ее?
Ему объяснили, и он одобрительно кивнул.
- Мы зачем тебя призвали… - оказал Гусь. - Требуется, чтоб ты во время всей процедуры сыграл похоронный марш! Под который всех хоронят. Чтоб все чин-чинарем. Чтоб торжественно проходило…
- Слабо знаю… Мы его не изучали… Я самоучкой чуть-чуть осилил… Надо вспомнить…
- Садись вспоминай. Время есть. Не сейчас еще начинается. Это с виду кажется просто, а свяжись - хлопот не оберешься. Присаживайся около ведра, все меньше будет слышно ее вой, всю душу надорвала.
Музыкант согласился, и вскоре пронзительные звуки его трубы заглушили голос Психеи.
- Молодец! - сказал Гусь. - Я эту процедуру так планирую: берем Психею, отходим подальше, во-он до того поворота… Оттуда под звук похоронного марша…
Однако задуманной Гусем церемонии не суждено было состояться.
Ее сорвали двое полоумных - Глеб и Братец Кролик.
Почти все уже было готово: Мишаня и Колюныка наконец кое-как спутали Психее лапы шнурками, вынутыми из Гусевых ботинок; Музыкант уже выдувал из своего инструмента мотив, почти похожий на похоронный марш, как вдруг словно из-под земли с криком:
- Что делаете? - выскочили откуда-то Глеб и Братец Кролик.
Такими злыми и опасными их никогда не видывали!
Никто и опомниться не успел, а уж красный, яростный Глеб пихнул застигнутого врасплох Мишаню в грудь так, что тот сел на песок, и перерезал чем-то шнурки на лапах Психеи. Она, не долго думая, стрельнула вдоль берега - только ее и видели!
Братец Кролик, рассвирепевший так, что самому лютому тигру впору, метнулся туда, сюда, не зная, на кого наброситься.
Первым опомнился Гусь и взревел:
- Шнурки мои, собака! - Но было уже поздно: сложить и связать оставшиеся обрывки не удалось.
Да еще взбунтовался Лаптяня! Он загородил Глеба и грозно сказал:
- Его не трожь! Кто тронет, покушает моего бумеранга! Понятно?
- А твое какое дело? - заорал Мишаня.
- А такое, - повернулся к нему Лаптяня, - что, когда меня свинья загрызала, ты где был? На заборе сидел-посиживал? Один Глеб…
- Свинью на тебя Братец Кролик напустил! - подначил Огурец. - С него и получай…
- Я знаю, с кого!
- Ты не лезь, а то сам получишь! - пригрозил Гусь.
- Испуга-ал… аж без памяти сделался! - с презрением сказал Лаптяня, держа наготове свой бумеранг. - Я в колодцы летел, не боялся, а вас и подавно… тьфу!..
И без защитника к Глебу и Братцу Кролику боязно было подступиться, до того они освирепели и взъерошились: так глазами и сверкают, и трясутся от злости, и кулаками машут, а ногами топочут - того гляди, бросятся на кого!..
Музыкант на всякий случай спрятал свою трубу в веники, а Колюнька и вовсе куда-то исчез, не забыв прихватить ведро.
Поэтому все кончилось переговорами.
- Чего вмешиваетесь? - спросил Гусь. - Не ваша кошка!
- У нее котята! - тоненько закричал Братец Кролик. - Четыре штуки! Хорошо, Маринка нам сказала: понесли в ведре! Насилу успели…
- Она Мишаниных птиц стрескала! - объяснил Гусь.
- Ну и что! - оказал Глеб. - Она вам - человек, что ли? Это человек должен быть сознательный, а она не понимает!..
- А птиц есть понимает? - закричал Мишаня. - Значит, она всех ешь, а ее и тронуть не моги?
- А ты рыбу ешь? - спросил Глеб.
- То рыба… - ответил за Мишаяю Гусь. - Рыба затем и водится: для еды. У рыб и крови не бывает.
- А утку ты вчера ел, какую отец с охоты принес? - спросил его Братец Кролик.
Гусь подумал и ответил:
- Утка - птица охотничья…
- А для кошек все птицы охотничьи!.. Главное, котята у нее, только-только народились…
- А чем мельнички виноваты? - настаивал Мишаня.
- А котята чем?..
- Подумаешь, персоны - котята твои!..
- Ну и твои птенчата - не жар-птицы какие важные!..
Так ни до чего и не договорились.
Глеб и Братец Кролик ушли, а с ними - Лаптяня.
- Вы изменники!.. - крикнул им Мишаня на прощание.
- А ты кошкодер, завалился на забор!.. - отрезал острый на язык Братец Кролик.
Музыкант тяжело вздохнул:
- Негде репетировать!.. Дома соседи злющие, а сестра еще злей: совсем через свой институт очумела, ходит злая да косматая, как росомаха!.. Тут - вы… Никуда не скроешься, хоть в лес убеги!..
Он оделся, взял под мышку свой инструмент, нотную тетрадку и ушел неизвестно куда - в лес или в другое какое место.
- Уменьшилась наша шайка, - печально сказал Гусь. - Но ничего! Пускай будет маленькая, да удаленькая! Как наделаем поджигных, откроем стрельбу - набегут, заноют, как побирушки: прими-ите…
- А мы их не примем! - радостно подхватил Огурец. - Скажем: валите на свой пост!
- А вам, - обратился Гусь к Мишане, - нечего тянуть волынку с трубками. Завтра и приступайте.
- Даже лучше, что народ разбежался, - оказал Огурец. - Останутся лишние трубки. Мало пистолетов, мы еще по ружью сделаем.
- По ружью и по два пистолета, - уточнил Мишаня.
- А потом, - мечтал Гусь, - сядем в засаду, поставим часовых: стой, кто идет, руки вверх!.. Вы смотрите побольше трубок набирайте. Сгодятся. Даже если лишние окажутся, будут про запас.
- Лишние пустим на обмен, - сказал Огурец. - Я знаю, кому можно обменять.
- Я дам - обменять! - рассердился Гусь. - Все бы ему менять, себе оставим! А народ найдется. Вон один идет. Эй, Аккуратист!..
Аккуратист в старой одежде трусил куда-то на промысел: видно, проведать, не появились ли грибы или ягоды, а вдруг болотца в тальниковых зарослях так уже обмелели, что можно будет в одиночку взмутить их и повыловить себе всех оставшихся там щурят и карасиков.
Услышав окрик Гуся, он вздрогнул и остановился, не зная, что делать: убегать - так от длинного Гуся не убежишь, подойти - неизвестно, что у него на уме…
- Иди, не бойся, - успокоил его Гусь. - Не тронем! Дело есть.
- Да нужен он! - сморщился Мишаня. - Какой от него толк?
- Покуда пускай побудет, - сказал упрямый Гусь. - До кучи. А как хорошими укомплектуемся - можно и выгнать. Что за важность! Здорово, Вовик! - и он приветливо подал подошедшему Аккуратисту руку, чем сильно его удивил. - Куда топаешь? Озера глядеть?