Короче – Витя начал рассказывать Белке, что совсем скоро он будет сказочно богат, у него будет все, и что он сможет выполнить любой каприз своей подруги…. Он заговорил с ней о деньгах! Никто так не презирает мечты о богатстве, как тот, у кого оно есть с рождения. Вместо вожделенного идеального юного мужчины Маргарита обнаружила обычного… обычное…
Охлаждение не заметил бы разве только снеговик. Несколько раз Белянчикова порывалась уйти, но Витя чуть не силой удерживал ее и снова рассказывал, рассказывал, понимая уже совершенно ясно, что девушку он потерял и как мачо, и как собеседник. Он даже соврал ей, что такси уже вызвано, что вот-вот – еще несколько минут…
И тут аналитический ум вообще вышел из-под контроля – для того, чтобы доказать Рите правдивость своих слов, студент вытащил из кармана образцы последнего эксперимента – маленькие синенькие таблеточки, и предложил их попробовать!
…если б это было сделано в ироничной, шутливой форме, или хотя бы часом ранее, Маргарита, скорее всего, попробовала бы. Что она – наркотиков не видала? И видала, и едала….
Но стоящий на коленях с горстью таблеток на ладони, студент был жалок, мерзок и отвратителен. Маргарита пинком выбила таблетки, так что они разлетелись по всей комнате и начала поносить торговцев наркотиками, на чем свет стоит.
Ругань студент переносил покорно, потому что, как ни странно, совершенно не ассоциировал себя с наркоторговцами. Но, когда Белка в праведном гневе заявила, что она немедленно позвонит отцу, а уж он-то прикроет их уголовную лавочку, заволновался, даже начал уговаривать не делать этого, чем распалил ее еще сильнее.
Маргарита выхватила из сумочки телефон и начала судорожно тыкать пальцем в клавиатуру. Она сидела на кровати, отвернувшись от Вити, даже спина ее выражала презрение и решительность. И Витя испугался. Не всемогущего папы, нет. Он испугался, что утром не сможет объяснить Боцману…
И тогда он одним движением набросил длинную цепь, служившую ручкой сумочки, на шею девушке и стал тянуть.
Маргарита выронила телефон, вцепилась в цепь и попыталась бороться, но студент был сильнее. Процесс удушения оказался неожиданно долгим.
Когда Маргарита затихла, Витя с трудом разжал занемевшие пальцы, в несколько глотков допил шампанское и выбежал из квартиры. Благо, что его дом был рядом – уже через пять минут он лежал под собственным одеялом и напряженно вслушивался в звуки просыпающегося города. Он ждал, что сейчас за ним придут.
Около десяти утра в дверь позвонили. Полумертвый от ужаса студент открыл. Но это оказались ребята Боцмана. Увидев его в относительном здравии, они успокоились, отпустили пару шуточек, списав внешний вид на бурно проведенную ночь.
Витя сказался больным и отказался ехать с ними на дачу, где уже была готова к работе лаборатория. В общем, никто сильно и не уговаривал – воскресенье, у всех своих забот хватает. Решили отложить на завтра – а то еще растрясет похмельными руками ингредиенты…
После обеда Витя все-таки заставил себя вернуться на квартиру. Ту самую, где…. Он начал с того, что исползал весь пол, собирая таблетки. Монотонная работа принесла почти философское успокоение. После таблеток он уже совершенно без мандража приступил к Белке – уложил ее на кровать, придал рукам геометрически правильное положение, поправил одежду. Потом огляделся и понял, что в квартире может быть слишком много его отпечатков – в общем, аналитический ум вернулся в полном объеме.
До двух часов ночи он тщательно вымывал, протирал и обезжиривал квартиру. Мусор, бокалы и бутылку упаковал в мешок. Туда же сначала хотел положить и сумочку Маргариты, но передумал в последний момент.
– Не понял… – удивился Глебов, – а где же тогда эта сумочка?
Вместо ответа студент пошарил рукой под диваном и к немалому изумлению Андрея вытащил отливающую золотом женскую сумочку. На метровой цепочке цвета все того же презренного металла.
– И ты… хранил ее? Но зачем?!
– Красивая, – потупившись, объяснил свой невероятно глупый поступок Витя.
Он начал говорить что-то еще, но ошарашенный Андрей уже не слушал. Он смотрел на сумочку как удав на кролика и думал, что только что студент вытащил из-под дивана не просто выигрышный билет – он вытащил джек-пот! Пусть и не для себя, а для Глебова. С таким вещественным доказательством он, Глебов, стопроцентно выйдет от любого следователя оправданным, даже если следователь – Рогулин…
– Что, что? – его внимание внезапно привлекли совершенно нелепые слова студента, – будь добр, повтори-ка еще раз…
Студент, явно обиженный невниманием повторил:
– Я попросил у нее прощения…
Глебов не поверил ушам:
– Ты? Прощения? У нее? Когда?!
– А я потом еще раз заходил… посмотреть – хорошо ли убрался.
– И что?
– Ничего, нормально убрался. Даже полы помыл в коридоре и на кухне.
– Да нет, я… тьфу ты, черт! Ну, простила она тебя?
Витя неопределенно качнул головой, пожав при этом одним плечом. Не до конца, стало быть, уверен!
– Блин, детский сад какой-то, – растерянно пробормотал Андрей. – Сначала убил. Потом у трупа прощения попросил. Витя, ты у психиатра на учете никогда не стоял? А? Странно, что мимо проскочил.
Он поднялся с колен, подцепил сумочку стволом револьвера и аккуратно положил ее на стол. Спросил не оборачиваясь:
– Телефон в доме есть?
– Нет, – с искренним сожалением ответил Витя, – обычный все не было денег поставить, а мобильник на даче сгорел…. Мне можно встать или я еще полежу?
– Да вставай, – рассеянно сказал Глебов, – даже можешь начать одеваться.
Студент обрадовался:
– Спасибо! А телефон в сумочке есть. Батарейка еще, наверное, не до конца разрядилась. Я не звонил, только эсэмэски читал, – он хрюкнул, – прикольно так… все ищут…
– Ага, охренеть как прикольно…
– А одеваться зачем? Сейчас же ночь, все закрыто.
– Не переживай, Кулибин, отделения полиции работают круглосуточно.
Студент замер:
– Полиция? Зачем?
Глебов повернулся к нему и деревянным голосом сказал:
– Затем, что убийца Маргариты Белянчиковой должен сидеть в тюрьме. А так, как убийца не я, а ты – то и сидеть должен ты. Одевайся потеплее – в тюрьме отопление давно не чинили. На мобильнике пин-код есть?
– Нет, – что-то случилось с блестящим аналитическим умом студента, – а я это… не хочу в тюрьму!
– Куда деваться – заработал. Или мне прикажешь вместо тебя десять лет в тайге снег убирать?
– Вы же не виноваты! Вам тоже не надо в тюрьму. Вам поверят. А мне совсем туда нельзя! Я только жить начал… хорошо. А, это… вы куда звонить хотите?
– Не пешком же нам с тобой добираться, – пожал плечами Глебов, – еще смоешься по дороге. Позвоню в полицию, пусть машину с охраной присылают, следователя – надо ведь и обыск провести.
При этих словах Витя заполошенно заметался по квартире, вытащил из-за двери объемистый чемоданчик, в народе известный как дипломат, снова сунул его обратно, подобрал с пола половинки очков, зачем-то сунул их в карман, потом резко остановился, ухватив Глебова за рукав:
– Нет! Нет! – прошептал он, вложив в короткое слово максимум убеждения, – она же сама виновата! Почему я должен из-за нее калечить свою жизнь?!
– Думаю, у тебя будет возможность обсудить этот вопрос с ее отцом, – ответил Андрей и отвернулся, набирая короткий номер на усеянном блестящими кристаллами телефоне.
В следующее мгновение перед глазами мелькнула черная смазанная полоса, что-то сдавило горло так, что хрустнуло в кадыке. Он выронил телефон, вцепившись обеими руками в холодную скользкую ленту. Хорошо ухватиться мешал револьвер.
– Я не пойду в тюрьму! – радостно кричал за спиной студент, задыхаясь от прилагаемых усилий, – я не должен идти в тюрьму! Да я просто не могу идти в тюрьму, потому что не хочу!
Дышалось очень тяжело, но, однако, все-таки дышалось. Зато начало заволакивать какой-то пеленой глаза, в ушах зашумело так, что звуки слышались в сопровождении эха. Вот и Белка чувствовала то же самое – отстраненно подумал Глебов, скользя непослушными пальцами по отросшей щетине. Провод – или что там было – никак не давался и тогда последним усилием воли Андрей вывернул руку за спину, уткнул револьвер стволом во что-то упругое и нажал на спуск.
Раздался выстрел, заглушенный одеждой – а, может, это уже начал отказывать слух.
Еще через мгновение удавка на шее резко ослабла и Глебов едва не задохнулся от обилия воздуха. Хрипя и откашливаясь, он без сил повалился на пол рядом со столом, сорвал с шеи петлю – оказалось, обычный удлинитель для бытовой техники, в толстой резиновой оплетке. Пять метров – такие есть чуть ли не в каждой российской квартире.
– Вы меня ранили, – удивленно сказал Витя, – в живот. Там много жизненно важных для меня органов. Мне нужно срочно в больницу, чтобы я не умер!
Пелена медленно отступила, и Глебов разглядел, что между пальцами студента сквозь рубашку силится вырваться на свободу алый родничок. Справа, там, где печень.
– Что вы лежите? – со слезами в голосе выкрикнул Витя, – хотели звонить в полицию – так звоните! Куда-нибудь звоните – в скорую помощь, полицию, пожарным…
Совсем другая пелена внезапно затянула глаза Андрею. Он с трудом поднялся на ноги, подошел к стонущему Вите и скрипучим голосом, глотая буквы, сказал:
– Что, теперь и в полицию согласен?
– Согласен! – простонал Витя. – Уж посадят меня или нет – неизвестно, а вот вам за мою рану, точно, срок будет! Боцман сделает!
– Боцман сделает, говоришь? А я могу ему помешать. Знаешь – как? – и когда студент вскинул на Глебова круглые заплаканные глаза, приставил ствол к его лбу и нажал спуск.
А через минуту он обнимал его дергающиеся в судорогах ноги и беззвучно шептал, плача от отчаяния:
– Зачем? Дурак! Вот дурак-то! Ну зачем?!
О пользе пьянства
Это был крах всего. Надежды на справедливость, затраченные силы и многодневное напряжение ума – все пошло прахом. Глебов собственной рукой, повинуясь непривычной дикой ярости, лишил себя победы, находясь от нее в одном шаге. Что представить следствию – труп студента? Еще один труп?
Андрей пытался вспомнить каждый миг этого ужаса и не мог. Ну да, выстрелил в первый раз – так ведь его душили! Спасал жизнь. Тут все понятно. А во второй раз? Зачем?!
– Все равно он был не жилец, – пробормотал почти с раскаянием он, – пуля в печень попала – вряд ли бы скорая успела…
Найденное оправдание не подняло настроения.
– Так, хорош стенать! – крикнул он сам себе, – еще прощения у него попроси…. Сам ничуть не лучше этого урода! Давай быстро думать, что можно еще сделать?
Блуждающий по квартире взгляд остановился на лежавшем на полу телефоне. Андрей поднял его и углубился в изучение записей в телефонной книге. Среди бесчисленных Светиков, Дариков, Ежиков и Лапусь он нашел нужную запись и, не колеблясь, нажал на вызов. Через несколько секунд ожидания в трубке раздался хорошо знакомый, недоумевающий, совершенно незаспанный и явно взволнованный голос:
– Да, слушаю!
– Извините, Роман Федорович, – с трудом протолкнул слова сквозь саднящее горло Андрей, – это вам ваш недавно знакомый покойник звонит. От дел никаких не отрываю?
Роман Федорович Белянчиков долго молчал, наконец, произнес:
– Ничего, я только выпью что-нибудь сердечное… коньяка граммов двести. Откуда у вас этот телефон?
– Сначала радостная новость, Роман Федорович – я нашел убийцу. И железные доказательства его вины. Телефон, сумочка, вещи личные…
– Очень радостная новость, Андрей Иванович, – безрадостно согласился Белянчиков, – а что это у вас с голосом?
– А это грустная новость – он пытался меня задушить… как Маргариту. И так вышло, что теперь жертва действительно отомщена.
– Что? А… понял, Андрей Иванович, понял, – голос чиновника снова дрогнул.
– Так вот, Роман Федорович, – тихо сказал Глебов, – вы можете спать спокойно. А я, действительно стал убийцей. Что толку в доказательствах, если я из одной подставы влез в другую! Как мне быть? Может, поразмыслите на досуге, а, Роман Федорович?
Внезапно резко запищал домофон. Ребята с едой вернулись.
– Роман Федорович, извините, но мне пора бежать. Ответьте быстро – ждать от вас помощи?
– Да, – твердо сказал Белянчиков и отключился.
Снова запищал домофон. Андрей быстро огляделся, подхватил со стола пухлый бумажник, из-за двери достал тяжеленный дипломат и, сунув телефон в карман, рванулся к входной двери. Он снял трубку домофона и глухо произнес:
– Да…
– Витек, хорош дрыхнуть! Открывай, мы уже закоченели тут стоять! – крикнули в трубку, а другой голос добавил, – говорил же, что ключи с собой брать надо! Это мы его еще быстро разбудили…
Глебов открыл входную дверь, нажал на кнопку домофона, вышел на лестничную площадку и захлопнул дверь в квартиру. Одним махом взлетел на пятый этаж, вскарабкался по лестнице на крышу, держа тяжелый дипломат по-собачьи – в зубах, захлопнул крышку люка, наплевав на то, что шум могут услышать – да что могут! – услышали уже! Именно на этот случай он и придвинул в прошлое посещение крыши вплотную к люку неподъемную бочку с гудроном – одно движение, и бочка встала на крышку люка. Все – не вылезут…
Он не стал мешкать, пробежал до подготовленного люка, спустился вниз, трясущимися руками привел замок в рабочее положение и только после этого перевел дыхание. Потом Андрей тихо спустился и, придавив кнопку отключения звукового сигнала на домофоне, вышел на улицу. Никто его не ждал. Он пробежал вдоль стены дома и свернул за угол. Тоже никого…
Вскоре он остановился передохнуть в темном дворе далеко от проклятого дома. Горло болело и саднило, глотать было невозможно – видно, старательный студент что-то все-таки повредил.
В свете какого-то окна он раскрыл бумажник. Одни тысячные купюры – покойный явно чурался мелочи.
– Ну, Андрей свет Иванович, что делать дальше будем? – спросил Глебов у собственной тени, и ответил за нее: – Опять прятаться нужно, дорогой мой человек…. Теперь – просто тупо прятаться и ждать, когда один убитый горем чиновник сдержит обещание помочь. А не круглосуточный ли магазин светится прямо между домами? И деньги имеются. Нужно их познакомить.
Он не стал озираться при входе в супермаркет, странное безразличие к собственной судьбе накрыло его с головой.
В магазине он набрал огромный пакет хлеба, колбасы, рыбных консервов. Долго думал, потом все-таки решился и купил пять бутылок водки и блок сигарет.
Уже когда он уходил, продавщица, думая, что он не слышит, негромко сказала охраннику:
– Зарплата, что ли, сегодня в аэропорте? За ночь уже второй набрал водки, а керосином прет – дышать невозможно.
Выйдя на улицу и увидев огни приближающейся машины, Андрей поднял руку. Ну да, такси, а вы что подумали? В такое время по городу только и ездят одни такси да полиция…
– В аэропорт, сколько стоит? – спросил он у пожилого водителя. Тот задумался на мгновение, но терять среди ночи клиента не решился, поэтому жадничать не стал:
– Триста пойдет?
– Пойдет…
– Тогда садись, покатаемся, – обрадовался таксист.
Глебов расположился на заднем сиденье, то и дело звякая сползающим пакетом с бутылками. Водитель внимательно оглядел его в зеркало заднего вида и доверительно сказал:
– Вы, ребята, поаккуратнее со спиртным там, у себя. Слыхал, у вас сегодня ночью бензовоз угнали и сожгли?
– Да ну? – вяло удивился Глебов. Таксист оживился:
– Да весь город уже об этом знает! В аэропорту от полиции с прокуратурой тесно как летом на сочинских пляжах! Угнали какие-то дятлы бензовоз – прямо с охраняемой стоянки! – выехали за забор возле дач, да в одну крутую дачу и въехали! Тю-тю – сгорела крутая дача, словно самая обыкновенная.
Охраняемая, как же! – усмехнулся про себя Андрей. Полчаса бродил – даже собака не гавкнула. А за дятла, дядя, и по шее можно схлопотать.
– Спасибо, – сказал он вслух, – день рождения у друга, вот и затарились, придется отложить мероприятие до конца смены…. Кто ж знал, что бензовоз упрут.
– Да, не повезло, – согласился водитель, – теперь начальство затерроризирует. И от комиссий отбоя не будет. Разберут ваш аэропорт по косточкам – это к гадалке даже не ходи!
– Жертвы есть, не в курсе?
Таксист пожал плечами:
– Среди ваших точно нет. А на даче, говорят, охранник сгорел, что ли…
Значит, не показалось мне тогда – в подъезде. И Витя Очкун выходит у меня не первый покойник за душой. Второй. Когда истерику начинать? Прямо тут или погодим чуток? – даже думать Андрею было трудно. Кроме того, охранник в виде трупа перед глазами не стоял – потому что Андрей его вообще ни разу не видел, ни живого, ни мертвого. Короче – словно по радио о теракте в Гондурасе услыхал. Не царапнуло совершенно.
Словоохотливому таксисту что Андрей, что мешок картошки – он не нуждался в собеседнике, рассказывал и рассказывал всю дорогу, сначала о бензовозе, потом о гаишниках, в конце перешел на политику. Правда, выяснить, одобряет ли он политику правительства в сельском хозяйстве, Глебову не удалось – приехали.
По просьбе Андрея, машина остановилась не у парадного входа в аэропорт, а в тени стоявшего в некотором отдалении ангара.
– Тут перелезу, – объяснил он водителю, – а то через проходную с водкой не пропустят, раз такие дела творятся.
Водитель понимающе кивнул, получил деньги и скоренько укатил к главному входу за новыми сплетнями, а, если повезет, и пассажирами.
Глебов не торопясь огляделся и потащил себя с вещами вдоль ангара в сторону дачного поселка. Решение вернуться на обжитую дачу пришло как-то само по себе и даже не обсуждалось. Да и в самом деле – куда еще? В городе искать ночлег глупо, опасно и безнадежно. А дача за последние дни стала как родная. И не все виды консервации попробовал, кстати…
Грязи не было – ее сковал настоящий мороз. Тонкий лед в лужах лопался под ногами с оглушительным треском, трава ломалась от ударов дипломатом как карандаши – с хрустом.
Вскоре Глебов уже продирался сквозь заросли лесополосы. Тонкие и толстые ветки больно стегали по лицу, но прикрыться было нечем: в левой руке Андрей тащил тяжеленный дипломат студента, в правой – огромный пакет с продуктами.
Он вышел к дачному поселку в незнакомом месте, сначала спутал направление и пошел вправо, но скоро понял ошибку, вернулся и уже через пятнадцать минут грел закоченевшие пальцы над огоньком свечи.
– А вот, дружище, давай сегодня обойдемся без комментариев, – он смотрел как у его отражения в пыльном зеркале изо рта валит густой белый пар, – быстрый и легкий ужин, потом – крепкий и продолжительный сон, хорошо? Разбор полетов проведем завтра…
Первую бутылку водки Глебов выпил в несколько приемов, подумал немного и открыл вторую. Закусывал небрежно нарезанной колбасой, хлеб отламывал руками.
Алкоголь холодил желудок и не всасывался в кровь совершенно. Когда закончилась вторая бутылка, Глебов оскорбленно отбросил ее в сторону, пробурчав:
– Лучше бы я мороженое купил – и то меньше замерз бы…