SOS
"Ваганов", получив дополнительную сводку о силе и направлении урагана, изменил свой курс на семь румбов, почти на девяносто градусов.
"Можем отделаться лёгким испугом, - полчаса назад оптимистично предположил Гена Кудров. - Стороной пройдёт".
Капитан ещё заметил тогда: "Не загадывай, четвёртый!"
Теперь, вместо того чтобы дальше бежать от пекла, неслись к нему на высшей скорости. Машина работала на полную мощность.
Координаты бедствующего судна почти совпадали с центром штормового района. Что там произошло, неизвестно. Сигналы о помощи явно подавал автомат: SOS, позывные судна, координаты. И всё.
Николаев по справочнику определил, что гибнет "Биг Джон", торговое, Либерия. Последнее вовсе не означало, что "Биг Джон" - либериец. Под флагом маленькой страны плавают суда многих пароходных компаний.
Ветер уже не завывал - ревел тысячей сирен. Волны вздымались всё выше, и судно карабкалось наверх, словно к высокогорным снежным перевалам. На гребне судно на миг застывало, будто вывешенное на остром трёхграннике.
Весы океана могли перетянуть в любую сторону. Океан мог и разломить стопятидесятичетырёхметровый теплоход надвое, сбросить обломки в бездонный провал.
Стальные переборки стенали, скрипели, как рассохшиеся стулья. Палуба и борта гудели набатом. Надстройка содрогалась, тряслась будто в ознобе.
Взбесившийся океан захлёстывал пеной иллюминаторы.
Хлынул тропический ливень, с громом, с молниями. Сверкало, грохотало, заливало снизу и сверху.
- Всем надеть жилеты. Аварийным командам быть в полной готовности, - распорядился капитан.
Пал Палыч взял микрофон:
- Внимание всему экипажу! Немедленно надеть нагрудники! Аварийным партиям быть наготове! Внимание всему экипажу!..
Водяные громады обрушивались на палубу, расшибались о тамбучины, мачты, захлёстывали кипящими брызгами надстройку до пеленгаторного мостика.
- Завсегда в этом коридоре сквозняк, - хмуро и осуждающе сказал Зозуля. Он сделал пять "кругосветок", раз десять обошёл с юга Африку и был достаточно близко знаком с "ревущими сороковыми".
Полоса Индийского и Атлантического океанов между сороковой и тридцатой параллелями печально славится штормами и ураганами.
Вдоволь набесновавшись на раздольном океанском просторе, разбойные циклоны, словно полчища варваров после набега, собираются в колонны и с завыванием и свистом уносятся на северо-восток, в коридор между Африкой и Мадагаскаром.
- Завсегда, - повторил Зозуля.
Никто не отозвался. Матросы аварийной партии, как десантники перед высадкой, напряжённо прислушивались к штормовой канонаде. Все были в спасательных жилетах. Пенопластовые пластины распирали оранжевую обшивку. Нагрудники казались рыцарскими доспехами, высокий воротник на затылке - откинутым перед поединком забралом.
- Смирнов, - обратился боцман к Лёшке, - ты на верхотуре был, что там?
- Автомат строчит.
- А морзянка?
- Не отзывается. Только автомат.
Автоматический сигнализатор SOS висит в штурманской. Небольшая металлическая коробка с радиопередатчиком. Под стеклянной крышкой - два цифровых набора. В случае опасности надо разбить стекло, установить координаты и нажать кнопку. S-O-S и позывные судна заложены в программу заранее.
- Может, там никого и нет уже? - предположил Паша Кузовкин.
- Как это нет? - вскинулся Лёшка.
- На шлюпках спаслись, а мы зазря идём к ним…
- Ты!.. Ты думаешь, что говоришь?!
- Спокойно, Смирнов, - осадил Зозуля. - Идём мы не зря, Кузовкин. Шлюпки ещё не спасение при таком волнении и ветре. А может, у них радиостанция из строя вышла? Кто знает.
В красном уголке и столовой, как и на всём судне, иллюминаторы были наглухо задраены. Матросы ничего не видели, да и ничего нельзя было увидеть, даже из ходовой рубки. Гром не утихал. Гигантские магниевые вспышки молний, словно белые ракеты, ослепляюще били в упор.
Зозуля поднял глаза к динамику. Судовая трансляция молчала.
- Ежели не поутихнет, на спасательные шлюпки рассчитывать трудно, - высказал вслух свою тревогу старший матрос. - Опрокинет или о борта расшибёт.
- Залить может, - дополнил Зозуля. - Море - оно такое. А насчёт автомата тоже бывает. Помню, танкер один на подводные скалы наскочил. Команда на шлюпках ушла, от взрыва подальше. На борту ни души, а автомат стрекочет: не выключили.
- Летучий Голландец, - сказал Лёшка.
- То выдумка, призраки кораблей только в старых книжках и легендах плавают. А про танкер, что я рассказал, натуральный факт. - Зозуля повернулся к Паше: - Насчёт же твоего "зазря" - это брось, из головы выкинь. Когда дело жизни касается, максумальная вера нужна. И тому, кто спасает, и тому, кто помощи просит. Выдохлась вера, запаниковал - пиши пропало. Моряк завсегда до последнего стоять должен. За себя, за других. За судно - наперёд всего. Оно твой дом и главная защита.
Что-то щёлкнуло. Все, как по команде, вскинули головы к динамику.
Но оттуда - ни звука.
В ходовой рубке был почти весь командный состав: капитан, первый помощник, штурманы.
Там же находился и Николаев, пытался связаться с либерийцем по радиотелефону "Корабль".
"Корабль" - средство ближней связи с портом, другими судами, со шлюпочными радиостанциями.
- "Биг Джон", "Биг Джон", я - "Ваганов". Отвечайте. "Биг Джон", "Биг Джон"…
- Молчат, Василий Яковлевич? - спросил из темноты капитан.
- Молчат.
- Третий штурман, продолжайте вызывать. Василий Яковлевич, возвращайтесь к себе.
- Да, - сказал Николаев, - вдруг морзянка заговорит.
- На румбе?
- На румбе 108 градусов! - доложил Федоровский.
"Ваганов" двигался на юго-восток.
- Так держать. Четвёртый, есть что?
Четвёртый штурман Кудров, широко расставив для устойчивости ноги и цепко держась за поручни, не отрываясь вглядывался в экран.
Дымчато-зелёный круг сплошь в фосфоресцирующей ряби. Как озеро в ветреную лунную ночь.
По экрану кружила тонкая световая стрелка, зажигая зелёным огнём отражённые от волн сигналы. Когда стрелка отдалялась, вызывая новые всплески радиоэха, прежние затухали плавно, протяжно. Описав полный круг, стрелка опять возвращалась, притрагивалась, словно волшебная палочка, к угасшему эху и вновь возрождала его.
Волны, волны, волны…
- Пока не видно, Сергей Петрович! Волна забивает.
- Искать. Пал Палыч, за мной в штурманскую.
Они прошли в штурманскую рубку и плотно задёрнули за собой портьеру.
- Порядком ещё, - вздохнул Пал Палыч, отложив циркуль, - и волна встречная.
Он поднял глаза на контрольные приборы. Извилистая кривая на ленте барографа изменила направление.
- Давление повышается!
- Хорошо бы, - сказал капитан. - Машину загоним. При такой волне, на таких оборотах.
Капитан переживал за машину, за судно в целом, за сорок шесть жизней, которые он подверг сейчас серьёзному, быть может - смертельному риску. Но судно приняло сигнал SOS. Судно шло на помощь.
В штурманскую ворвался Кудров:
- Вижу! - и бросился обратно к локатору.
Капитан и Пал Палыч поспешили вслед. В ходовой рубке, как обычно, стояла тьма. От резкого перехода из света в темень перед глазами замельтешили золотые мухи. Капитан на ощупь добрался до камеры радиолокатора.
- Справа по курсу! - взволнованно доложил Кудров.
В густой и мелкой чешуе волновых отражений выделялась крупная точка. Впереди и правее на десять градусов от курса "Ваганова".
- Право десять.
- Есть право десять! - принял команду Федоровский.
- Не выпускать!
Последнее относилось к Кудрову: неотступно держать "Биг Джона" на прицеле локатора.
- Курс 118. Руль прямо.
- Так держать.
- Сергей Петрович… - В голосе Пал Палыча недоумение и озабоченность. Он уточнил местоположение "Ваганова" и бедствующего либерийца. Получалось что-то не то. Координаты не совпадали с теми, которые передал автомат SOS.
- Намного?
- Значительно. Их не могло так далеко снести.
- Полагаете, что они на ходу?
Раздвинулась и сомкнулась портьера. В освещенном проёме тенью промелькнула фигура Николаева.
- Автомат замолчал.
- Н-да, - протянул капитан.
- До судна двадцать две мили! - доложил Кудров.
- Хорошо, продолжайте держать.
- Пойду к себе, - сказал Николаев.
- "Биг Джон", "Биг Джон"… - устало взывал голос третьего штурмана.
Капитан выпрямился, бросил через плечо:
- Не надо больше. Поставьте на "приём", и всё.
Атмосферный треск усилился. Третий штурман, очевидно, прибавил громкость.
- Сергей Петрович, Сергей Петрович! - взволнованно позвал Николаев и умчался обратно.
Капитан проследовал в радиорубку. Возвратился он минут через десять.
- Лево руля!
- Есть лево руля.
Звякнул телеграф. Стрелка перескочила на "средний".
- Руль лево на борту!
- Хорошо. Курс 288! - приказал капитан и обратился к помощникам: - Команду приняли на борт норвежцы. "Биг Джон" затонул.
- Всех спасли?
- Кажется, всех.
- На румбе 288 градусов! - доложил Федоровский.
- Так держать.
Прижавшись щекой к наружной переборке, Зозуля с минуту прислушивался, затем уверенно объявил:
- Сдаёт, утихомиривается. А вообще шторм что радикулит: никто не знает, когда начнётся, когда кончится.
И, словно в подтверждение боцманского изречения, невидимая громада со всего маха двинула теплоход в скулу.
- Ого! Стихает! - охнул Левада.
- Напоследок огрызается.
- Напоследок ещё и голышом из каюты выскочишь, - прозрачно намекнул на недавний случай Левада к неудовольствию Зозули.
- Подумаешь, невидаль - иллюминатор вышибло. Грузовые мачты надвое ломает!
Опять замолчали. Слушали. Вроде бы переборки не так скрипели, тише.
В закупоренном помещении становилось душно. И ожидание изматывало. Клонило в сон. Но тут заговорила трансляция:
- Вниманию всего экипажа!
Все вскочили на ноги. Дремоты как не было.
- Наконец-то! - вырвалось у Лёшки.
Боцман предостерегающе поднял руку:
- Тихо!
- Вниманию всего экипажа! Бедствующему судну помощь оказана. Отбой общесудовой тревоги. Отбой тревоги. Нагрудники не снимать. Повторяю…
Люди повеселели. Даже Паша приободрился:
- Я уже думал рубаху чистую надевать!
- Ты у нас известный герой, - беззлобно пошутил боцман. - Можно разойтись. Нагрудники не снимать!
- Кто же их выручил? - спросил Лёшка.
- Океан не без добрых людей, - сказал боцман. - Расходись по каютам. - И опять напомнил: - Нагрудники не снимать!
Пластмассовое ведёрко для мусора каталось под ногами, подушки упали с коек. Лёшка и Паша навели в каюте порядок и уселись на диване.
Было два часа тридцать пять минут по местному времени.
- Кто же их выручил?
- Выручили - и ладно, - безразлично ответил Паша.
- Как это ладно? - Лёшка хотел ещё что-то сказать, но замер.
И Паша насторожился. Откуда-то с кормы донеслись странные звуки, будто трещало под ветром расколотое сухое дерево.
- Что это? - шёпотом спросил Лёшка.
- Не знаю… - Голос Паши дрогнул.
Скрежет повторился.
- На корме, - определил Лёшка. - Идём.
- Куда? - Паша побледнел.
- Посмотрим.
- Что ты, что ты! - затряс головой Паша. - И не положено…
Они были ближе всех других к кормовой части. Остальные могли и не услышать.
- Встать! - с неожиданной для себя властностью приказал Лёшка, и Паша подчинился ему.
Ветер спал значительно, но взбудораженный океан ещё буйствовал. От дверей до трапа на ют пять шагов. И у трапа всего десять ступенек, но Лёшка и Паша сразу вымокли. Клокочущая, вспененная вода свободно перекатывалась по трюмным крышам. На юте нет ограждающей стены фальшборта, лишь релинги - стойки с прутьями в четыре ряда.
В воздухе снежными вихрями носились сорванные волновые гребни, будто мела яростная пурга.
В сердце вполз и зашевелился холодный, жгучий страх.
Скрежет исчез. Паша потянул Лёшку назад. Волна ударила в противоположный борт, судно накренилось, и что-то длинное, блестящее с металлическим визгом метнулось влево.
- Стрела сорвалась! - крикнул Лёшка и бросился вперёд.
- Убьёт! - завопил Паша.
Лёшка навалился всем телом на стрелу и прижал её книзу.
- Конец давай!
- Убьёт! - Паша от страха ничего не соображал. Руки приросли к поручням трапа.
- Конец давай!
Судно повалилось на противоположный борт. Стрела, обдирая лючины трюма, потащила Лёшку с собой.
Паша зажмурил глаза. Сердце вспорхнуло к самому горлу. Показалось, что оно выскочит совсем и улетит за борт.
Крутая волна обрушилась на корму. Всё скрылось в белой кипени. Пашу тяжело ударило в лицо и в грудь. Он хлебнул горькую воду, поперхнулся и, разжав пальцы, полетел назад и вниз. Волна протащила его между надстройкой и фальшбортом почти до самого камбуза и схлынула через шпигаты в море.
Пашу стошнило, он слабо застонал и пополз на четвереньках обратно, но сразу не отважился сунуться на трап.
- Лёша, Лёш!
Он и сам не слышал своего ослабевшего голоса.
"Пропал, пропал Лёшка!" - И Паша затрясся от беззвучных рыданий. Но тут его обожгла другая мысль - о себе. Ведь это он крепил стрелу. Это он виноват, что стрела вырвалась, сбросила накладку, оборвала застропку. Он, Павел Кузовкин, в ответе теперь за всё. За аварию, за гибель…
Он полез наверх, высунулся по грудь, но высокий комингс трюмного люка закрывал палубу от глаз.
- Лё-ё-ш! - как только смог громко позвал Паша.
Никто не ответил. Паша поднялся ещё на две ступеньки.
На корме было непривычно голо. Ни рабочей шлюпки, ни бочек. Не было нигде и Лёшки Смирнова.
Приближалась новая волна. Паша кубарем скатился вниз и ужом проскользнул в помещение. Охваченный ужасом, он никак не мог отыскать защёлку и закрыл только внутреннюю, деревянную дверь.
В голове билась подлая, предательская мысль: "Я ничего не видел, ничего не знаю, я не…" Но он не спрятался в каюте, а с воплем бросился по коридору:
- Помогите! Помогите!..
И впал в истерику. От него долго не могли ничего добиться.
- А где Смирнов? - первым хватился боцман и послал матроса в каюту практикантов.
Лёшки там не было.
- Объявить по трансляции, - приказал капитан. - Обыскать судно!
Лёшки не было нигде.
- Кто-то выходил на палубу, - доложил Зозуля. - Дверь отдраена.
Паша - доктор влил ему в рот микстуру и сделал укол, - клацая зубами, выговорил наконец несколько слов: "Лёша… корма… стрела…"
- Стоп машина!
По всему судну трижды длинно просигналил звонок громкого боя.
- Тревога! Тревога! Человек за бортом! Человек за бортом!
В три часа пятнадцать минут радиостанция UNSQ начала передавать на волне SOS:
"Всем судам в юго-западном районе… долготы… широты, пропал моряк советского теплохода "Ваганов". Прошу всех включиться в поиск. Ложусь на обратный курс. Мои координаты…"
Николаев с окаменевшим лицом стучал и стучал телеграфным ключом:
"Всем судам в юго-западном районе Индийского океана…"
Всем судам.
ТРЕВОГА
Океан фосфорически вспыхивал в голубых щупальцах прожекторов, кипел, бурлил, как расплавленный металл в ковше. Океан приходил в себя медленно. Шквальные порывы ветра обдавали судно водяными зарядами.
Чёрные кучевые облака, громоздясь и толкая друг друга, неслись в одном направлении - на северо-восток. Далеко блистали молнии. Звуки грома уже не долетали сюда или, ослабевшие, заглушались ветром и шумом океана.
Оранжевый поплавок в холмистом океане и днём не просто увидеть. Тем более ночью, даже в свете прожектора. Человека за бортом не запеленговать, не засечь локатором. Проще иголку найти в стоге сена.
Затеряться в океане легче лёгкого. Тысячи смертей подстерегают человека за бортом. Тысячи! А человек - один.
Почти весь экипаж, кроме вахтенных и дежурных наблюдателей, разместился в курительном салоне и в столовой команды.
Матросы и офицеры "Ваганова" спали сидя, тяжёлым, беспокойным сном, смертельно вымотанные двенадцатичасовым штормом и тревогами. Но стоило прийти за очередной сменой, коснуться плеча, моряки пробуждались мгновенно.
Во время тревоги "человек за бортом" вахтенные не меняются.
Командиры не покидали свои посты ни на минуту. Никому не уступил штурвала и Федоровский. Чередовались только наблюдатели.
Николаев, в наушниках, неотлучно сидел в рабочем кресле. На призывы откликнулся только норвежский рудовоз, который снял моряков с утонувшего "Биг Джона". Норвежец не имел возможности включиться в поиск или считал бессмысленным это дело. С либерийца пропала одна шлюпка с моряками, и то не нашли.
- А мы найдём. Мы своего найдём! - шептал Николаев, продолжая звать на помощь весь мир.
…Костя совсем недавно получил новую квартиру. Николаев поздравил друзей с новосельем по радио и попал в новый дом, когда хозяина уже не стало.
Он вступил в дом несмело, затаив дыхание. Боялся, что увидит на вешалке Костино пальто, куртку, фуражку - что-нибудь.
Вешалка была свободна. Николаев снял плащ и поднёс к левому верхнему крючку.
- Не сюда! - с каким-то испугом воскликнула Марина.
И Николаев догадался - нет, почувствовал: это его место, Костино. Оно навсегда останется неприкосновенным, словно Костя ещё мог вернуться из своего последнего, самого дальнего рейса - рейса без "обратно".
- Осматривайся, Вася, - тихо сказала Марина и ушла на кухню.
Николаев остался в гостиной один. Во всю стену, от пола до потолка, тянулись книжные полки. Костя со школьных лет был библиоманом. В июле или в начале августа - уже шла война - они гуляли по Невскому, потом свернули на Литейный. Костя не мог пройти мимо букинистического магазина. Его там знали: постоянный клиент. Старик продавец встретил их весёлой прибауткой:
"Здрасте, здрасте, книголюбы, огольцы и мудрецы! Что из древности хотите, толстосумые купцы?"
Он, конечно, шутил. У ребят никогда не водились большие деньги. Много ли сэкономишь на школьных завтраках! О старинных книгах и мечтать не приходилось. Зато современные издания стоили у букиниста дешевле. Костя купил "Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина". Название было длинное, всё не запомнилось.
В последний раз они зашли в магазин на Литейном проспекте в декабре. Это был один из магазинов, последних, где товары не перевелись. Напротив, прибавились. А покупатели исчезли.
"Здрасте, здрасте…" - привычно начал старик, но грустно замолчал: шутить стало неуместно и тяжело. Не с чего было веселиться. Фашисты обложили Ленинград смертельным кольцом.
Денег - ни копейки. Зашли просто так, по старой памяти. Но ушли счастливыми. Добрый старик продавец одарил их редкостными книгами. Томом "Жизни животных" Брема и первым русским переводным изданием "Робинзона Крузо".