- Ба! Не стоит трудиться, чтобы угодить мне… Но я хотел бы знать: ты ходишь в этот дом как жених?
- Да.
- И они принимают тебя всерьез?
- Думаю, что да.
Отец внимательно посмотрел на него и забарабанил пальцами по столу.
- Хорошо! Очень хорошо!.. Слушай меня… Мой долг направить тебя по правильному пути. Ты понимаешь, что делаешь? Ты подумал о том, что из всего этого может выйти?
- А что может выйти?
- Да то, что ты женишься на этой девушке. Но послушай, ты уже в таком возрасте, когда человек в состоянии мыслить. Ты знаешь, кто она такая? Откуда она? Ты знаком с кем-нибудь, кто бы знал, какой образ жизни она ведет в Монтевидео?
- Папа!
- Да, что они там делают! Ба! Не делай такое лицо… Я не… невесту твою имею в виду. Она - ребенок и не понимает того, что делает. Но ты-то знаешь, на чьи деньги они живут?
- Нет! И знать не хочу, потому что хоть ты мне и отец…
- Ба, ба, ба! Погоди с этим. Я говорю с тобой не как отец, то же самое мог бы тебе сказать любой порядочный человек. И раз тебя так возмущает мой вопрос, пусть кто-нибудь другой расскажет тебе, в каких отношениях состоит мать Лидии со своим деверем.
- Да! Я знаю, что она была…
- А! Так ты знаешь, что она была любовницей Аррисабалаги и что он или кто-то другой содержит ее в Монтевидео? И тебе это нипочем!
- Да, я знаю! Я знаю, что твоя невеста не имеет ко всему этому никакого отношения. Нет более прекрасного порыва, чем твой… Но будь осторожен, пока не поздно… Нет, нет, успокойся! Я не собираюсь оскорблять твою невесту и, как я уже сказал тебе, думаю, что порочное окружение не успело наложить на нее своего отпечатка. Но если мать девушки хочет заключить между вами брачную сделку, вернее, торговую сделку, в расчете на состояние, которое ты унаследуешь после моей смерти, то передай ей, что старому Небелю эта коммерческая операция не по вкусу и что он скорее пошлет свое состояние ко всем чертям, чем согласится на этот брак. Вот и все, что я хотел тебе сказать.
Юноша очень любил своего отца, хотя у того был тяжелый характер. Он вышел из дому, не помня себя от гнева: сознание, что он не может подавить этот гнев, несмотря на всю его несправедливость, еще больше распаляло его. Он уже давно не был в неведении относительно того, что сказал ему отец. Мать Лидии была любовницей Аррисабалаги еще при жизни своего мужа и четыре-пять лет спустя после его смерти. Они еще и теперь встречались время от времени, но здоровье старого развратника, так и оставшегося холостяком, было подорвано подагрой. И он уже далеко не пользовался тем расположением своей невестки, на какое претендовал; если же он следил за тем, чтобы мать и дочь ни в чем не нуждались, то делал это из чувства благодарности, как бывший любовник, а также для того, чтобы дать пищу сплетням, которые льстили его самолюбию.
Небель думал о матери своей невесты. И его охватила дрожь отвращения ко всем замужним женщинам, когда он припомнил один случай. Как-то вечером он и сеньора листали журнал "Иллюстрейшен". Она слегка касалась его плечом. Внезапно нервы Небеля натянулись, словно струна. Юноша почувствовал, что вся она дышит страстью. Подняв глаза, он встретился с ее тяжелым, опьяневшим от желания взглядом, устремленным прямо на него.
Может быть, он тогда ошибся?
Мать Лидии была ужасной истеричкой, однако нервные припадки случались с ней довольно редко. Ее и без того расстроенные нервы подвергались внутреннему разрушительному процессу. Отсюда то болезненное упрямство, с которым она настаивала на каких-нибудь пустяках, в то время как легко поступалась серьезными, казалось бы, убеждениями; но если упрямство ее переходило пределы разумного, становилось каким-то судорожным, заставляло ее совершать невероятные глупости, это служило предвестником близкого припадка. Сеньора злоупотребляла морфием - чтобы сохранить фигуру, а главным образом потому, что в свои тридцать семь лет уже не могла обходиться без него. Она была высокого роста, с полными чувственными губами, которые без конца облизывала. Ее миндалевидные глаза, затененные очень длинными ресницами, казались большими. А игра света и тени, когда они то загорались огнем, то снова гасли, делала их прекрасными. Мать Лидии умела пустить пыль в глаза. Как и дочь, она одевалась с большим вкусом, и главный секрет ее очарования заключался именно в этом. Да, очевидно в свое время эта женщина была неотразима. Но нервный недуг подорвал в конце концов ее здоровье. Когда проходило искусственное возбуждение, вызванное морфием, глаза сеньоры тускнели, в углах губ и глаз появлялась тонкая сетка морщин. Тем не менее именно истерия, подрывавшая ее нервную систему, служила тем магическим средством, которое поддерживало в ней общий тонус.
Она искренне любила Лидию; и, согласно морали, свойственной истеричным мещанкам, не остановилась бы перед тем, чтобы унизить дочь ради ее и своего собственного счастья.
Понятно, что беспокойство отца на этот счет затронуло самые чувствительные струны в душе влюбленного юноши. И как только удалось Лидии избежать порочного влияния? Для Небеля чистота ее кожи и та по-детски искренняя любовь, что, не таясь, сияла в глазах Лидии, были уже не свидетельством ее целомудрия, а ступенью к радостному подвигу: торжествующий, он поднялся на эту ступень, чтобы сорвать с гниющего дерева цветок, который без него погиб бы.
Это сознание было настолько сильно в Небеле, что он даже ни разу не поцеловал Лидию. Однажды вечером, после ужина, проходя мимо дома Аррисабалаги, Небель вдруг страшно захотел увидеть ее, и как он обрадовался, когда застал Лидию совсем одну!.. Она была в халате, и кудри ниспадали ей на лицо. Увидев Небеля, она засмеялась и, смущенная, прислонилась к стене. Он стоял перед Лидией, почти касаясь ее… И в бессильно опущенных руках девушки вдруг ощутил восторженный трепет той чистой любви, которую он так легко мог бы осквернить!
Но когда она станет его женой!.. И Небель изо всех сил торопился с женитьбой. Недавно он достиг того возраста, когда получал право самостоятельно распоряжаться своей частью материнского наследства. Это позволяло ему пойти на некоторые расходы… Оставалось добиться согласия отца, и мать Лидии с особенным нетерпением ожидала его.
Более чем сомнительное положение сеньоры в Конкордии нуждалось в общественной санкции. И, конечно, первым должен был ее признать будущий свекор ее дочери. К тому же, сеньоре очень хотелось отплатить унижением буржуазной морали, заставить ее склонить колени перед той самой Непристойностью, которую она заклеймила презрением.
В разговоре с будущим зятем она уже несколько раз касалась и "своего свекра"… и "своей новой семьи"… Небель ничего не отвечал на это, и в глазах матери загорался тогда мрачный огонь.
И вот однажды пламя вспыхнуло. Небель назначил свадьбу на 18 октября. Впереди был еще целый месяц, но мать Лидии дала понять юноше, что в этот вечер его отец должен нанести ей визит.
- Это нелегко, - ответил Небель после напряженного молчания. - Он не выходит по вечерам… никогда не выходит.
- А-а! - только и воскликнула мать, закусив губу. Снова молчание, не предвещавшее ничего хорошего. - Но вы ведь не собираетесь держать свою женитьбу в тайне, не правда ли?
- О! - с трудом улыбнулся Небель. - Мой отец тоже не хочет этого.
- И что же?
Снова воцарилось угрожающее молчание.
- Это из-за меня ваш сеньор отец не хочет прийти к нам?
- Нет, нет, сеньора! - воскликнул наконец Небель, потеряв самообладание. - Просто у него такой обычай… Если вы хотите, я снова поговорю с ним.
- Я… хочу? - улыбнулась мать, и ноздри ее затрепетали. - Делайте, что считаете нужным… А теперь не лучше ли вам уйти, Небель? Я не совсем хорошо себя чувствую.
Небель был очень расстроен. Что он скажет отцу, который категорически возражает против этого брака? И сын уже твердо решил поступить по-своему, невзирая на его возражение.
- Можешь делать все, что тебе вздумается! Но моего согласия на то, чтобы эта содержанка стала твоей тещей, не жди! - заявил ему отец.
Спустя три дня Мебель решил так или иначе покончить с создавшимся положением и выбрал для этого момент, когда Лидии не было в комнате.
- Я говорил с отцом, - сказал Небель, - и он ответил мне, что никак не сможет прийти.
Мать слегка побледнела и сощурила свои продолговатые, молнией вспыхнувшие глаза.
- А-а! И почему же?
- Не знаю, - чуть слышно ответил Небель.
- Очевидно… Ваш сеньор отец считает зазорным прийти в мой дом?
- Не знаю! - упрямо повторил он.
- Разве вы не понимаете, что этот сеньор незаслуженно оскорбляет нас? Что он воображает? - продолжала она изменившимся голосом. Губы ее задрожали. - Кто он такой, чтобы держаться с этаким гонором?
Честь семьи Небеля была задета, и это подстегнуло Небеля,
- В чем дело, я не знаю! - возразил он в том же тоне. - Но он не только отказывается нанести вам визит, а вообще не дает согласия на мой брак.
- Что? Он не дает согласия? А почему? Кто он такой? Уж не думает ли он, что у него есть на это моральное право?
Небель поднялся.
- Вы не…
Но и она поднялась.
- Да, у него! Вы еще ребенок. А спросите, как он нажил состояние, ограбив своих клиентов! И с его-то манерами! Его семья, безупречная, незапятнанная, благоденствует за счет того, что он награбил! Его семья!.. Пусть он вам скажет, как он до свадьбы попал в постель к вашей матери! Тоже мне - его семья!.. Очень хорошо, идите; я по горло сыта этим лицемерием! Всего вам хорошего!
III
Четыре дня пребывал Небель в безысходном отчаянии. Ему нечего было ждать после того, что произошло… На пятый, под вечер, он получил записку:
"Октавио!
Лидия больна, и только твое присутствие успокаивающе подействует на нее.
Мария С. де Аррисабалага".
Несомненно, это была уловка. Но если его Лидия и вправду…
В тот же вечер он пошел к ним, и прием, который оказала ему сеньора, удивил Небеля: не слишком любезная и отнюдь не похожая на грешницу, которая ищет прощения…
- Если вы хотите видеть ее…
Небель вошел вместе с матерью и увидел свою любимую в постели. Она лежала, поджав ноги, и с таким свежим личиком, какое бывает только в четырнадцать лет.
Он сел возле нее, и напрасно мать ожидала, чтобы они заговорили: они только смотрели друг на друга и улыбались.
Вдруг Небель почувствовал, что они остались одни, и тут его осенило: "Мать все это подстроила, чтобы в порыве страсти я потерял голову… и потом вынужден был бы жениться на Лидии".
Но и в эти последние четверть часа, которые ему подарили в надежде добиться от него брачного обязательства, восемнадцатилетний юноша был бесконечно счастлив - как и в тот раз, когда он стоял с Лидией у стены, - что любовь их чиста и прекрасна в своем поэтическом ореоле.
Только Небель мог сказать, каким огромным было его счастье, воскресшее после крушения. Он уже не помнил той клеветы, которую лила ее мать в порыве бешеного желания оскорбить тех, кто не заслужил оскорбления. Но он чувствовал в себе холодную решимость порвать с сеньорой после того, как они поженятся. Сколько наслаждения сулила ему его нежная невеста, такая чистая и царственная, не ограбленная до времени, - которая лежала в постели, приготовленной и для него!
Когда на следующий вечер Небель пришел в дом Аррисабалаги, в подъезде было темно. Спустя некоторое время служанка приоткрыла окно.
- Их нет дома? - удивленно спросил он.
- Нет, они собираются в Монтевидео… И уехали в Сальто, чтобы переночевать на борту парохода.
- А-а! - в ужасе прошептал Небель. У него еще оставалась надежда.
- А доктор? Можно мне поговорить с ним?
- Его нет дома. После ужина он уехал в клуб.
Только раз, очутившись на темной улице, Небель поднял и тут же безнадежно уронил руки. Все кончено! Его счастье, только вчера обретенное вновь, потеряно, и теперь уже навсегда! Он предчувствовал, что на этот раз - выхода нет. Нервы безумной матери не выдержали… и он ничего больше не мог поделать.
Он дошел до угла и тут, остановившись под фонарем, стал тупо глядеть на выкрашенный в розовую краску дом. Обойдя вокруг него, он снова застыл под тем же фонарем. Никогда… никогда!
Так он и стоял до половины двенадцатого ночи. Наконец вернулся домой и зарядил револьвер. Но внезапно возникшее воспоминание заставило его опустить руку: несколько месяцев назад он обещал одному чертежнику немцу, что если когда-нибудь ему вздумается покончить с собой, - ведь Небель был еще совсем мальчик, - то прежде он непременно зайдет к нему. Его связывала со старым воякой из Гиллермо дружба, возникшая на почве долгих философских споров.
На следующий день рано утром Небель постучался к немцу в его бедную комнатушку. И тот все понял по выражению его лица.
- Уже? - только и спросил он с отеческой лаской, крепко сжав руку Небеля.
- А… Все равно!.. - ответил юноша, глядя в сторону.
И тогда чертежник очень спокойно рассказал ему историю своей собственной несчастной любви.
- Идите домой, - закончил он, - и если до одиннадцати вы не измените своего решения, возвращайтесь сюда, пообедаем вместе чем придется. После этого можете поступать, как вам угодно. Вы мне клянетесь?
- Клянусь, - Небель ответил ему крепким рукопожатием, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться.
А дома его ждала открытка от Лидии:
"Горячо любимый Октавио! Мое отчаяние беспредельно; но мама поняла: если мы с вами поженимся, меня ждет одно только горе; я согласилась с ней, что лучше нам расстаться. Но клянусь, я никогда не забуду вас,
ваша Лидия".
- А-а, так оно и должно было случиться! - воскликнул юноша и испугался, увидя в зеркале свое изменившееся лицо. Мать продиктовала ей это письмо, она и ее проклятое безумие! И Лидия, бедная девочка, сбитая с толку, написала его, оплакивая свою любовь. Ах! Если бы я мог когда-нибудь снова увидеть ее, чтобы рассказать, как я любил ее, как люблю ее и теперь, жизнь мою, душу мою!
Дрожа всем телом, он подошел к тумбочке и взял револьвер. Но снова опустил руку, вспомнив об обещании, данном немцу. А потом долго стоял на одном месте, упрямо счищая ногтем какое-то пятнышко, приставшее к матрацу.
Осень
Однажды вечером в Буэнос-Айресе Небель зашел в трамвай и, заняв место, погрузился в чтение. Неизвестно почему трамвай дольше обычного не трогался с места, и, удивленный, Небель наконец обернулся… Какая-то женщина, медленно и тяжело ступая, пробиралась по вагону. Мельком взглянув на нее, он снова взялся за книгу. А дама села рядом с ним и принялась внимательно изучать своего соседа. Временами Небель чувствовал на себе упорный взгляд незнакомки, но продолжал читать; наконец ему это надоело, и он в недоумении посмотрел на нее.
- Я так и думала, что это вы, - воскликнула дама, - хотя и не была уверена… А вы меня, наверное, не помните?
- Нет, помню, - ответил Небель. Он уже глядел на соседку во все глаза. - Сеньора де Аррисабалага…
Увидев, как удивился Небель, она улыбнулась ему улыбкой старой куртизанки, которая все еще старается нравиться мужчинам.
От сеньоры - какой он знал ее одиннадцать лет назад - остались одни глаза, да и те глубоко запали и потухли. Желтая кожа, в вечерних сумерках казавшаяся зеленоватой, словно пыльными бороздами, была изрезана морщинами. Щеки мелко подрагивали, а губы, по-прежнему полные и влажные, кое-как прикрывали гнилые зубы. Под оболочкой ее истощенного тела еще теплилась жизнь, и это благодаря морфию, что пробегал по жилам, разбавляя водянистую кровь и возбуждая издерганные нервы, - морфию, превратившему в скелет некогда элегантную женщину, с которой однажды вечером он листал "Иллюстрейшен"…
- Да, я очень постарела… И нездорова; у меня почки не в порядке… А вы, - добавила она, глядя на него с нежностью, - все такой же! Впрочем, вам ведь нет еще и тридцати лет… Лидия тоже не изменилась.
Небель снова взглянул на нее:
- Она не замужем?
- Нет… Как она обрадуется, когда я ей расскажу… Почему бы не доставить бедняжке эту радость? А вы не хотите навестить нас?
- С большим удовольствием… - пробормотал Небель.
- Вот и хорошо, приходите поскорее; ведь мы когда-то так много значили для вас… Наш адрес: Боэдо, 1483; квартира 14… Правда, положение наше сейчас незавидное…
- Ну что вы! - смущенно возразил он и поднялся, пообещав вскоре зайти к ним.
Двенадцать дней спустя, перед отъездом на свой сахарный завод, Небель решил выполнить обещание, данное сеньоре.
Он нашел их по адресу, в бедной квартирке на окраине города. Его приняла сеньора де Аррисабалага, Лидия тем временем заканчивала туалет.
- Итак, одиннадцать лет! - снова заметила мать. - Как бежит время! У вас с Лидией уже могла бы быть куча ребятишек!
- Конечно, - улыбнулся Небель, оглядываясь вокруг.
- О, наши дела - не слишком хороши! А вы, должно быть, живете на широкую ногу… Я столько слышала о ваших плантациях… Это ваше единственное предприятие?
- В Энтре-Риос у меня тоже плантации…
- Какой вы счастливец! Если бы у меня была хоть одна… Я всегда мечтала провести несколько месяцев в деревне, но мечты остались мечтами!
Она замолчала, бросив на Небеля быстрый испытующий взгляд. А ему одна за другой приходили на память картины прошлого, одиннадцать лет назад погребенного в сердце. И сердце больно щемило…
- А все это из-за отсутствия связей… Так трудно иметь хорошего друга в нынешних условиях!
Сердце Небеля сжималось все сильнее. В эту минуту вошла Лидия.
Она тоже сильно изменилась. Ведь наивность и свежесть, украшающие девушку в четырнадцать лет, покидают ее к двадцати шести. И все-таки она была прекрасна. В ее нежной шее, в спокойном и мягком взгляде было что-то неуловимое, говорившее об уже изведанной любви. И мужским чутьем Небель понял это. Понял он и то, что образ прежней Лидии должен сохранить навсегда.
Они беседовали о самых обычных вещах с той сдержанностью, которая присуща зрелым людям. Когда Лидия вышла на минуту, ее мать сказала:
- Да, слабенькая она у меня… И когда подумаю, что на свежем воздухе она бы в два счета поправилась… Послушайте, Октавио, вы разрешите мне быть с вами откровенной? Вы ведь знаете, что я любила вас как сына… Мы не могли бы провести некоторое время на ваших плантациях? Это было бы так полезно для Лидии!
- Но я женат, - ответил Небель.
Смятение и досада отразились на лице сеньоры, на какую-то долю секунды ее разочарование было искренним, однако уже в следующее мгновение она шутливым жестом скрестила руки.
- Женаты, вы! О, какое несчастье, какое несчастье! Ах, простите меня!.. Я сама не знаю, что говорю… А ваша жена живет вместе с вами на плантации?
- Обычно, да… Но сейчас она в Европе…
- Какое несчастье! То есть… Октавио! - воскликнула она, протягивая к нему руки, со слезами на глазах. - Вам я могу сказать, ведь вы были мне почти сыном… Мы едва сводим концы с концами! Почему бы нам не поехать вместе с вами? Я буду по-матерински откровенна, - закончила она полушепотом, с вкрадчивой улыбкой. - Вы ведь хорошо знаете, какое сердце у Лидии, не так ли?