- Ладно, сейчас как раз время открыть вам одну тайну, - спокойно начал папа Ларссон. - Из норы есть ещё один лаз, и знаю его только я один.
- Да здравствует хитрость, да здравствует папа, ура-а! - закричали обрадованные лисята.
Но мама Ларссон волновалась:
- Мы, конечно, можем вылезти через твой потайной вход. Но куда же мы потом денемся? Вполне возможно, что весь лес так и кишит этими охотниками да собаками.
- Дайте я ещё раз серьёзно подумаю, - попросил папа Ларссон.
- А я помогу, я ведь очень хороший помощник, верно же, - подхватил Лабан и, нахмурив лоб, задумался.
Но тут сам папа Ларссон сдался.
- Нет, во всём лесу не найти нам хорошего укрытия, - вздохнул он.
Лабан тоже вздохнул.
- И я так думаю. Во всём лесу не найти нам хорошего укрытия.
И тогда все в норе вдруг услышали писклявый тоненький голосок:
- Я знаю одно пи-пи-писключительное укрытие. Там вас ни одна такса и никакой пи-пи-пинчер не разнюхает.
Это сказала Тутта Карлссон. Все прямо так и выпучили на неё глаза.
- Ты шутишь, - недоверчиво промямлил Лабан. - Где же это такое укрытие, о котором даже сам папа Ларссон не знает?
Тутта гордо посмотрела на лисят:
- Наш курятник-ник! - Она запрыгала. - Ник-ник-ник!
Папа Ларссон не поверил своим ушам - спрятаться в курятнике!
- Ведь там вас ник-ник-никто не станет искать, - продолжала Тутта Карлссон. - А когда облава кончится, вы возврати-ти-титесь сюда.
- А ты уверена, что остальным курам понравится наше нашествие? - спросил осторожно папа Ларссон.
- Если я скажу, что вы папа и мама, братья и сестры Людвига Чет-чет-четырнадцатого, то вас примут с радостью, - заверила Тутта Карлссон.
- Ну что ж, благодарю вас за приглашение, - заключил папа Ларссон. - А сейчас пора выбираться через тайный лаз. Помните, никакого шума!
Вся большая семья лис незаметно прокралась через лес и через клубничную поляну. У самого двора Тутта Карлссон на минуточку исчезла в курятнике, чтобы предупредить о приходе гостей. Пока она была там, лисы прямо сгорали от нетерпения.
- А если они не согласятся? - беспокоилась мама Ларссон. - Да ещё вдруг наябедничают Максимилиану?
- Давайте пока спрячемся, - подхватили Линнеа и Лоттен, - только подальше от собачьей конуры.
Но тут в дырке появилась сначала головка Тутты Карлссон, а потом и вся она.
- Куда ты, куда ты, а ты, Лоттен, куда? - впервые в жизни закудахтала она. - Милости прошу!
Семья Ларссонов вползла в курятник. Малыши, ещё ни разу не видевшие, как выглядят эти дворцы изнутри, с любопытством оглядывались по сторонам. А папа Ларссон стоял посреди курятника и чувствовал себя немножко пристыжённым.
- Привет, карикатура! - сказал он, обращаясь к Петрусу Певуну. - Разрешите приветствовать вас!
Петух раскрыл крылья и высоко задрал клюв.
- Ку-ка-ре-ка-тура! Так они отвечают на гостеприимство! - возмутился Петрус Певун. - Надеюсь, господин Ларссон не думает, что мы станем для него ещё и обедом. Нет, вы только слышали - ку-ка-ри-ка-тура!
- Я хотел быть просто вежливым, - взял себя в руки папа Ларссон, он даже покраснел. - Давно я здесь был в последний раз, когда-то в молодости.
- Да, я помню, - поддержал разговор Петрус Певун. - Тогда я был ещё маленьким петушком. Удивительно, как мне удалось вырасти.
- Тогда у меня были другие гм-гм… заботы, - сказал папа Ларссон и пошёл на мировую. - А теперь я вообще уже не такой хитрый.
- Зато ваш сын - настоящая бестия, - заметил Петрус Певун.
Лабан вытянулся, чтобы все его видели.
- Вы слышите, - прошипел он, обращаясь к Лассе-младшему и Лоттен. - Даже эта домашняя птица знает, какой я хитрый.
- Я говорю о малыше Людвиге, - не обращая на него внимания, продолжал Петрус Певун. - Подумать только: чтобы лис явился предупреждать кур об опасности. Да ещё в шляпе. Я предлагаю троекратное кука-ре-рура-ура-ура! В его честь!
- Ура! Ура! Ура! Да здравствует Людвиг! Да здравствует шляпа! - запищали цыплята.
- Ваша дочь тоже очень способная, - похвалил папа Ларссон Тутту. - Если бы не она, нам бы туго пришлось. Я всегда говорил, что Тутта и Людвиг стоят друг друга. Они настоящие друзья.
- Ну, сколько можно стоять и расхваливать малышей, - закудахтала госпожа Наседка. - Давайте лучше позаботимся о наших гостях и устроим настоящий пир. Вы любите яйца?
Лисята так шумно запрыгали от радости, что самые маленькие цыплята, испугавшись, попрятались под крылышки своих мам.
- Конечно же, конечно, - продолжала госпожа Наседка. - Сегодня у нас будет большая яичница.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Вот это был праздник так праздник!
Никогда ещё никто не видел и не ел такую большую яичницу! После сытной еды семью лисов начало клонить в сон.
Но вскоре дети начали возню - лисята и молодые петушки затеяли борьбу и осторожненько покусывали друг друга.
А лисички и молодые курочки, собравшись у одной стены, бросались пуховыми мячиками и сплетничали о нарядах.
Мама Ларссон и госпожа Наседка сидели на мягких подушках и мирно беседовали на хозяйственные темы. Госпожа Наседка учила маму Ларссон, как нести яйца, потому что именно куры умеют это делать лучше всех. А мама Ларссон учила госпожу Наседку, как приобрести себе шубку на зиму, потому что именно это знают лучше всех лисицы.
Петрус Певун восседал на своей жёрдочке, а под ним лежал папа Ларссон. Оба чувствовали себя просто превосходно и вели мужской разговор.
- Представить себе только, как это вы, господин Петрус, управляетесь со всеми женщинами, - говорил папа Ларссон.
- Пустяки, важно только, чтобы они не слишком ку-ка-ро-лесили, - отвечал ему Петрус Певун. - Как интересно с вами беседовать! Мы расстанемся друзьями, не правда ли?
- Конечно, - заверил его папа Ларссон. - Верьте Ларссонам, как любим мы говорить у себя в семье.
Тутта Карлссон и Людвиг Четырнадцатый внимательно прислушивались. А потом подбежали к своим отцам.
- Значит, мы можем играть друг с другом! - закричал Людвиг Четырнадцатый.
- Пожалуйста, - сказал Петрус Певун.
- Конечно же, конечно, - подтвердил папа Ларссон.
Лисам было так хорошо в курятнике, что они совсем забыли о времени. И когда мама Ларссон выглянула во двор через маленькое окошечко, было уже совсем темно.
- Нам пора домой, - сказала она.
- Тихо, - сказал папа Ларссон и навострил уши. - Я чувствую, - люди возвращаются с охоты на нас.
Послышались шаги и голоса.
- Мне-думалось-что-лисы-у-нас-в-мешке, - сказал человеческий голос. - Но-лисёнок-оказался-хитрее. Целый-день-мы-провели-в-лесу-но-так-и-не-увидели-даже-лисьей-шубки.
Лисы и куры переглянулись, как заговорщики.
- Как-ты-думаешь-где-они-могли-спрятаться? - спросил другой голос. - Максимилиан-потерял-след-и-почему-то-хотел-возвращаться-прямо-домой.
Пёс сильно залаял.
- Ай-перестань! - закричал на него хозяин. - Перестань-злиться-на-лис-за-то-что-они-тебя-обманули.
Но Максимилиан не унимался.
- Твой-пёс-лает-так-словно-всё-лисье-семейство-притаилось-в-курятнике, - засмеялся какой-то человек. - Меняй-ка-ты-себе-собаку.
- От-этого-лучше-не-станет, - ответил хозяин. - Все-собаки-глупы-и-избалованны.
Чтобы не рассмеяться, молодые курочки засунули свои головки глубоко под крылышки, а лисята покусывали себе хвостики.
Наконец шаги и голоса удалились.
- Как видите, и на этот раз опасность миновала, - гордо констатировал папа Ларссон. - Я соскучился по своему креслу, сделанному из детской коляски. Пора и честь знать.
- Обещайте не забывать наш дом, - попросил Петрус Певун.
- Только сначала вы придёте к нам, - ответила мама Ларссон.
- И к нам, и к ним, - кудахтали курочки.
- Никогда ещё у нас не было таких хороших друзей, - подвывали лисята.
Над лесом стояла жёлтая, как цыплёнок, луна. Из курятника вышли папа Ларссон, мама Ларссон, Лабан, Леопольд, Лаге, Лассе-старший и Лассе-младший, Леннард, Лео и Лукас, Лаура и Линнеа, Луиза, Лидия и Лоттен. Самым последним вышел Людвиг Четырнадцатый.
Он долго махал хвостиком, пока видел Тутту Карлссон.
- Куда ты, куда ты?.. - задумчиво говорила она ему вслед.
Лисы пробежали через двор на клубничную поляну и прошмыгнули мимо пугала. Шляпа на нём покачивалась от ветра, но это никого не пугало.
Максимилиан лежал в конуре и смотрел на длинную шеренгу лис, мелькавшую в отблесках луны.
Но он даже не пошевельнулся.
- Нет, нет, нет, и ещё раз нет, - простонал он, чувствуя себя совсем одиноким. - Лисы дружат с курами. А мне не дают даже лаять. Если рассказать об этом, так никто же мне не поверит. Никто, никогда!