- Это мои друзья! - крикнул он в лицо Фалько. - Они не животные, и они ничего дурного не сделали!
- Боже, Боже! - сказала мадам Чилени с презрительной, но едва заметной усмешкой, которая еще чуть-чуть - и могла бы оказаться для нее последней. - Я знала, что не надо этого делать.
- Мэтью! - окликнула его Берри голосом слабым и больным.
Да и у любого был бы такой голос в подводном гробу, где воняет смолой и дохлой рыбой, а постоянная качка может у человека все кишки вытрясти.
- Выпустите их! - заревел Мэтью на капитана и на женщину одновременно.
У нее сползла с лица улыбка, а у Фалько будто слегка задымилась эспаньолка.
Плавно, но твердо легла на плечо Мэтью витая трость:
- Спокойствие в напряженной ситуации есть добродетель, молодой человек, - произнес капитан. - Я предлагаю вам в разговоре со мной держаться достойнее - начиная с вашего следующего слова.
Голос у него был глубокий и звучный. За такой голос любой церковный проповедник продал бы себя со всеми потрохами.
И тут Фалько повернулся и сказал Зеду несколько слов на каком-то грубом диалекте. К невероятному изумлению Мэтью, Зед издал горловой смешок.
- Вы… вы с ним говорите? - Мэтью чувствовал, как начинает испаряться пот гнева у него со лба. - Он вас понимает?
- Я говорю на языке га, - подтвердил Фалько. - И на пяти других языках. Всего я умею читать и писать на десяти языках. Я учился в Париже и жил на трех континентах. Отчего бы мне не извлечь пользу из моих странствий?
- Он понимает вас, - повторил Мэтью, на сей раз без вопроса.
- Мне кажется, это было продемонстрировано. - Фалько нахмурился. Брови у него седели, но еще не настолько, как борода. Седыми были и волосы, выглядывающие из-под коричневой кожаной треуголки. Взгляд янтарных глаз обратился к мадам Чилени. - Почему вы это допустили?
- Он настаивал.
- Если я буду настаивать, чтобы вы прыгнули к акулам, надев ожерелье из рыбьих кишок, вы прыгнете?
От его взгляда подломились бы колени у любой женщины, но Ария Чилени сама была в некотором роде зубастым зверем, и взгляд капитана на нее не действовал.
Мэтью решительными шагами подошел к камере Берри. Сказать, что ее вид был достоин сожаления, было бы все равно что сказать, что ночью ощущается недостаток солнечного света. И ее солнечный облик был затемнен этим непреходящим мраком настолько, что Мэтью ощутил, как слезы гнева выступают у него на глазах.
- Да будь оно проклято! - сказал он, берясь рукой за прут решетки, а второй все еще сжимая миску с яблоком, апельсином и лимоном.
Карцер строили для бунтарей и сумасшедших, и естественно, что железо, способное удержать воина га, не могло поддаться решателю проблем. Берри подошла ближе. Волосы падали на ее лицо, глаза были тусклые, как свет в этом трюме.
- Ты не мог бы дать мне воды? - попросила она. - Очень пить хочется.
- Да, - ответил он сквозь крепко сжатые зубы. - Через минуту. Возьми пока вот это.
Он просунул между прутьями апельсин, Берри схватила его и вгрызлась в кожуру так, будто это была первая еда от самого Нью-Йорка. Мэтью обратил к Фалько и мадам Чилени взгляд, в котором горело что-то похожее на жажду убийства.
- Я хочу, чтобы моих друзей выпустили оттуда. Капитан, я умоляю вас. Они не совершили никакого преступления, заслуживающего подобного наказания. Я хочу, чтобы их освободили и дали им приличные каюты.
- Невозможно! - ответила женщина. - Все занято.
- Мне кажется, можно использовать то, что имеется в наличии, - возразил ей Мэтью. - Например, освободить вашу каюту, если вы поселитесь со своим мужем. Я имею в виду человека, которого вы называете мужем. Несколько ночей с ним - и, быть может, к вам снова вернется очарование любви.
- Я лучше сдохну! - заверещала гарпия. Мэтью не обратил на это внимания.
- Капитан, не найдется ли у вас койки для воина га? А может быть, и работа - после того, как его нормально накормят и дадут дышать здоровым воздухом?
- Он останется здесь! - сказала мадам Чилени. - Так для всех безопаснее!
Капитан Фалько, пристально смотревший на Мэтью, при этих словах обратил янтарные глаза к женщине.
- Если я не ослышался, - сказал он ровным голосом, - вы, мадам, берете на себя смелость принимать решения, касающиеся моего корабля и моего экипажа? Если это действительно так, я напомню вам, что на этом корабле хозяин…
- Я только сказала, что лучше держать его под замком…
- Я слышал вас и ценю ваше мнение. - Он снова посмотрел на Зеда, что-то быстро проговорил, и Зед пожал плечами. - Не думаю, что он опасен, - сказал Фалько, обращаясь к Мэтью. - И уж совершенно точно не опасна девушка.
- Их следует выпустить как можно скорее, - ответил Мэтью. - Как можно скорее.
- Я возражаю. - Мадам Чилени встала между Мэтью и Фалько, намереваясь прервать это крепнущее согласие. - Напомню вам, капитан, что вам платит ваш работодатель, и очень хорошо платит, за то, чтобы вы…
- Мадам, мой работодатель - не вы, - перебил капитан, слегка приподняв губу, будто в оскале. - Да, мне очень хорошо платят. Я лоялен своему работодателю - пока мне платят именно так. И я всегда выполняю свою работу наилучшим образом, насколько позволяют мои способности и умения… но работа моя, мадам, состоит в том, чтобы принимать наилучшие возможные решения под сенью наших парусов. Так вот, я несколько дней спускался сюда, чтобы беседовать с воином га. Равным образом с этой девушкой. Когда их привели на корабль, мне было сказано, что ради безопасности и упрощения ситуации их следует заключить здесь, и я с вашей позицией согласился. В тот момент, - уточнил капитан. - Но теперь, пообщавшись с ними и приобретя несколько более… адекватное, скажем так, - понимание затронутых вопросов, я не вижу более смысла оставлять их в этих камерах. - Он потянулся к стене, где на крюке висело кольцо с ключами. - В конце концов, куда им деваться в открытом океане? И я уверен, что шпаги и пистолеты вполне решат вопрос, если воин выйдет из себя. - Он снова обратился к Зеду. Тот ответил глубоким грудным уханьем и покачиванием лысой головы. - Он клянется соблюдать достоинство, мадам, - перевел Фалько.
- Профессору это не понравится, - предупредила она, когда Фалько вложил ключ в замок камеры Зеда, и Мэтью тут же понял, что она слишком далеко зашла в своих угрозах.
Фалько отпер замок и открыл дверь под скрип заржавевших от соли петель. Жестом велел Зеду выходить.
- Я думаю, у нашего юного гостя была здравая мысль, - сказал капитан. - Касательно размещения пассажиров. Наш га вполне может работать и тем заслужить себе хотя бы одеяло на палубе, если не гамак. - Он миновал Мэтью и вложил второй ключ в замок камеры Берри. - Что до девушки, я думаю, ей следует отдохнуть в уюте - во искупление оскорбленного достоинства. Надеюсь, мадам, что вы переселитесь в каюту доктора в течение часа. Если у него возникнут по этому поводу вопросы, он знает, где меня найти.
- Нет! - Да, голос у этой женщины определенно был. От него чуть не пошли трещинами дубовые балки над головой. Глаза ее горели, словно у сумасшедшей. - Я не согласна! От его храпа стены дрожат, а ноги у него воняют, как дьяволова задница!
Повернулся ключ, щелкнул замок. Фалько открыл дверь, а Мэтью уже был на месте, чтобы подхватить пошатнувшуюся Берри.
- С радостью предложу вам ароматизированные ватные шарики, - сказал Фалько Арии Чилени. - Два в уши, два в ноздри. Не подняться ли нам теперь на свежий воздух?
Глава тринадцатая
Сегодня Мэтью был сам не свой. В это тринадцатое утро плавания на "Ночной летунье" он не находил себе места, бесился и чувствовал, будто сейчас выскочит из собственной кожи, если в ближайшее время не покажется гавань. Конечно, приход в гавань поставит новый ряд проблем. Он теперь проникся сочувствием к морякам и пассажирам, направляющимся из Англии в колонии. Но у него, по крайней мере, было чем отвлечься от постоянной качки и пылающего солнца: он становился Натаном Спейдом.
В тот день, когда Берри и Зеда выпустили из клеток, мадам Чилени очень холодно сказала ему: "Я полагаю, вы очень горды собой, выиграв эту мелкую стычку? Но впереди вас ждут настоящие битвы, Мэтью, и, надеюсь, вы готовы вести их так же доблестно, потому что вам придется сражаться за свою жизнь. Я посоветовала бы вам взять свиток, который вы так небрежно отбросили, и дочитать документ до конца. Он приготовлен для вас профессором Феллом, и не стоит относиться к нему беспечно. Запечатлейте жизнь и времена Натана Спейда в собственной памяти, милый мой. Станьте им, если вам дорога ваша шея… а заодно шея вашей подруги и этой черной вороны. Мы достигнем места назначения в конце следующей недели. К этому времени вы должны стать Натаном Спейдом. Не забывайте мой совет".
"Не забуду, - ответил ей Мэтью. - Надеюсь, вам нравится ваше новое жилище, и спасибо за гостеприимство, оказанное мисс Григсби".
Женщина покинула его каюту, оставив ощущение мороза.
Зачем надо становиться Натаном Спейдом, он не имел понятия. Но это казалось правильным, поскольку Ария Чилени настойчиво требовала, чтобы он к моменту приезда не был Мэтью Корбеттом. Да еще ее заявление насчет того, что некоторые персонажи, которых предстоит встретить, знали Лиру Такк… в общем, да здравствует Натан Спейд.
Мэтью не раз задумывался, существовал ли когда-либо Натан Спейд на самом деле, но решил не спрашивать мадам Чилени: если знать, что такое существо реально, начинаешь сомневаться во власти Бога над Злом по сю сторону Небес. Гуляя по палубе в это тринадцатое утро, когда солнце палило в полную силу, а рядом шла Берри - умытая, накормленная и избавленная от корабельной плесени, - он напряженно размышлял о жизни и временах мастера Спейда.
Натан Спейд следовал от убийства к убийству, будто поставил себе целью достигнуть самого дна извращенности. Похоже, что Спейд сделался высококлассным убийцей и был нанят бандой лондонских громил, именовавших себя "Рисковые", а так же отправил на тот свет - дай Бог, чтобы это было художественным вымыслом профессора Фелла, - к двадцати годам восемь человек. И еще двоих в день двадцатилетия - просто из спортивного интереса. Его называли "Перчик" - за манеру бросать в глаза жертвы горсть перца перед тем, как вспороть ей живот или перерезать глотку, - в зависимости от того, насколько медленная была заказана смерть. Потом он стал шанхаером высочайшей пробы и раздобывал для банды "Рисковых" проспиртованных девок, которыми те набивали свой сомнительной репутации дом на Блю-Анкор-роуд в Саутуарке. Свою работу он выполнял не хуже любого честолюбивого мерзавца и заработал у "Рисковых" отличную репутацию, выгодно эксплуатируя тот факт, что малолетки и девственницы хорошо продаются в любом экономическом климате, а на улицах Лондона всегда предостаточно бездомных малолеток, равно как и докторов, готовых за наличные восстановить иглой и ниткой гордость честной девственницы.
- Лучше бы ты мне этого не рассказывал, - заявила Берри, гуляя с Мэтью по палубе, когда он поведал ей именно об этой составляющей обаяния Натана Спейда. Но потом поправилась: - Но все-таки я хочу знать: зачем тебе нужно им притворяться? И чего хочет от тебя профессор Фелл?
У Мэтью не было иного выхода, кроме как рассказать ей все без утайки - то есть как ему это представлялось. С нею он виделся ежедневно, гуляя по палубе, но Зеда встречал лишь пару раз - в основном за работой на нижних палубах.
Мэтью решил, что держать Берри в неведении было бы не благородным жестом, а ненужной жестокостью.
- Как я уже сказал, - закончил он, - профессор хочет, чтобы я на него работал. Решил какую-то неизвестную проблему. Но я в самом деле верю его слову, что он вернет нас в Нью-Йорк, когда работа будет выполнена.
- А почему ты ему веришь?
Глядя на девушку, Мэтью с удовольствием отметил, что ее лицо уже не такое бледное, как раньше. Веснушки выступили на свежем румянце. Местное солнце за несколько дней сотворило здесь такую погоду, какая в Нью-Йорке бывает в апреле. Судно подходило к Бермудам, и Мэтью рассудил, что до конца путешествия вряд ли осталось больше нескольких дней.
- Вынужден, - ответил он. - Хотя мне случалось - как бы точнее сказать - не единожды расстроить его планы, я думаю, что он меня считает… - Мэтью задумался над окончанием мысли, - достаточно ценным работником.
- И все равно я не понимаю, почему ты никому не сказал, Мэтью! Про этих Мэллори… то есть про доктора Джентри и эту женщину. - В это слово Берри вложила все презрение, на какое была способна. - Ты же мог сказать Хадсону, почему не сделал этого?
- По той же причине, по которой не сказал тебе, - напомнил он. - Не хочу, чтобы из-за меня кого-нибудь убили. А если бы Хадсон вмешался, его вполне могли убить - потому что им нужен я, а не он. И с тобой та же история. Кстати, подумай: вот ты здесь, и что произошло? У них теперь не только я, у них Зед, как дамоклов меч над твоей головой, и ты - над моей.
- Ты это уже много раз говорил, - ответила она, сердито полыхнув голубыми глазами.
- И еще не раз повторю до того, как все закончится.
Его злость не так легко вспыхивала, но горела, пожалуй, жарче. Однако бить Берри по голове за ослиное упрямство не имело смысла, потому что Мэтью отличался тем же качеством и не раз получал за него затрещины.
Они прошли еще немного, закончив круг по палубе, переступая через свернутые канаты и обходя матросов, скребущих мокрые доски песчаником. Мэтью сказал:
- Так я продолжаю рассказ про мастера Спейда, если ты по-прежнему готова слушать.
Берри почти не колебалась - любопытство в ней без труда взяло верх над девичьей чувствительностью.
- Давай.
Мэтью стал рассказывать дальше. Натан Спейд - если он действительно когда-то существовал - отлично потрудился шанхаером, и потому в возрасте двадцати двух лет был повышен до управляющего борделя "Синий Якорь", принадлежащего "Рисковым". Еще полгода - и Перчик заправляет вторым подобным заведением в Саутуарке на Лонг-лейн. К двадцати четырем годам его репутация открывателя талантов, а также вспарывателя брюха конкурентам выросла так, что к нему обратился некий доктор Джонатан Джентри от имени некоего профессора, который осведомлялся, не желает ли вышеупомянутый мастер Спейд еще вырасти в деловых кругах? А именно: взять в управление новый дом, располагавшийся почти под стенами парламента, где джентльмены с прекрасным воспитанием и превосходными средствами общаются с дамами дурного воспитания, намерение которых - переместить денежные знаки из набитых карманов в пустые? И, что очень важно, женщины должны быть красивы и абсолютно безжалостны в умении вытаскивать информацию из своих оглушенных сексом или пораженных любовью лотарио, а также не стесняться делиться этой информацией с Натаном Спейдом - для передачи через доктора Джентри в уши профессора.
Предложение было принято.
Перчик попал в страну молока и меда. Ему уже не требовался ни перец, ни ножи, потому что такую работу (если понадобится) выполняли убийцы профессора, и Перчик теперь одевался в дорогие итальянские костюмы и небрежно разгуливал по дипломатическим коридорам как равный среди прочих богатых и отлично устроенных негодяев.
- Мерзость, - только и сказала Берри, услышав конец истории.
- Согласен, - сказал Мэтью, но все же, становясь Натаном Спейдом, почувствовал, что должен добавить: - Но нельзя не залюбоваться его целеустремленностью.
И понял, что это сказано человеком, знающим, насколько трудно сыну фермера вырасти выше кучи свиного навоза.
Выйдя к штирборту, Мэтью и Берри обратили внимание на какую-то суматоху среди матросов, проследили за указующими пальцами и направлением жадно ждущих взглядов - в переплетение снастей "Летуньи". Там карабкались вверх и перескакивали в джунглях веревок и сеток две фигуры, а паруса тем временем выгибались и надувались свежим ветром, будто рвались прочь с мачт. На палубе мрачного вида матрос держал черный ящик, и другие матросы бросали туда монеты, и стоящий рядом оборванец с деловым видом записывал взносы в бухгалтерскую книгу. А наверху двое ухватились за канаты и начали раскачиваться от мачты к мачте, и на палубе одни радостно вопили, другие же презрительно завывали. Мэтью понял, что наблюдает не только соревнование двоих в лазании по такелажу, но и ставки на то, кто из них победит, хотя непонятно было, где та финишная черта, которую надо пересечь для победы. По воплям и достаточно грубым подбадривающим крикам, полным самых грязных выражений, он решил, что если требуется обойти корабль несколько раз по обеим мачтам, то соревнуются не только в быстроте и ловкости, но и в выносливости.
Вдруг его поразило воспоминание. Воспоминание об ирокезе, которого называли Прохожий-По-Двум-Мирам и который так помог ему в охоте на Тирануса Слотера. Прохожий говорил о том, какое было когда-то пари в группе богатых англичан, чтобы…
Предложили выбрать троих детей, говорил Прохожий, и отправить их на большой облачной пироге, каких много качается на водах Филадельфии. Выбрали Проворного Скалолаза, Красивую-Девочку-Которая-Сидит-Одна, а третьим был я. Нам троим и всему племени было сказано, что мы увидим мир Англии и город Лондон своими глазами, а когда вернемся - через два года - сумеем объяснить нашему народу, что мы видели. В надежде, как сказали эти люди, создать связь между нами как братьями.
Душа моя вянет при воспоминании о том путешествии, говорил Прохожий.
Глядя на гонку, развернувшуюся в такелаже высоко над головой, Мэтью понял, что завело его мысль в эту сторону.
Проворный Скалолаз не выжил, рассказывал Прохожий. Моряки начали делать ставки, насколько быстро он сможет забраться на оснастку и принести перо чайки, привязанное кожаным ремнем к мачте. А перо вешали все выше и выше. Платили мальчику мятными леденцами. Когда он упал, у него во рту как раз был очередной.
Матросы завопили - один из гонщиков сорвался, но упал в страховочную сеть. Снова залез по ближайшему канату, безразличный к тому, что только что едва ушел от смерти.
Когда мы добрались до Англии, - вспомнил Мэтью слова Прохожего, - Красивую-Девочку-Которая-Сидит-Одна забрали какие-то двое. Я сколько мог держал ее за руку, но нас разлучили. Ее посадили в ящик с лошадьми. В карету. И куда-то увезли. Я до сих пор не знаю, куда. А меня посадили в другую карету, и я почти десять лет не видел никого из своего народа.
Мэтью вспомнил окончание рассказа. Как индеец в нескольких пьесах играл "благородного молодого дикаря", а потом его фортуна переменилась, новизна краснокожего из Америки потускнела на лондонских сценах, и он оказался Индейским Дьяволом в странствующей ярмарочной труппе, а потом вернулся к своему племени. Став грустным и мудрым. И - как он сам говорил - безумным.