Глава шестнадцатая
- Прекратить! - гневно крикнула неистовым братьям Ария Чилени.
В этот горячечный момент Мэтью хладнокровно отметил про себя, что с тем же успехом можно было приказывать ветру перестать дуть или океану перестать гнать волну: у ирландских близнецов раскраснелись лица, глаза сделались безумными. Они разыгрывали драму собственного сочинения и не собирались останавливаться, пока… пока что? Карета с Натаном Спейдом не слетит с обрыва?
Будто подчеркивая эту мысль, кнут снова хлестнул, теперь уже по краю окна Мэтью, отбив кусок черной краски.
Лишенные управления лошади понеслись еще пуще, колеса мчащейся кареты Таккеров толкнули колеса берлины Мэтью, край в край, и вся конструкция, содрогнувшись, отчаянно заскрипела.
- Вот сволочи! - вскипела Ария. Она перегнулась через колени Мэтью, высунулась в окно. - Прекратите! - заорала она братьям. - Прекратите, или вам конец, слышите?
Мэтью подумал, что угрожать Таккерам смертью - не лучший способ решить проблему. Если еще учесть, что в ответ на это обращение они захохотали, а также то, что отнюдь не они висели в экипаже над краем обрыва. Дорога поворачивала, карета стала клониться вправо, к разверзшейся пропасти. Ария втянулась обратно в карету и посмотрела на Мэтью дикими глазами. Волосы ее раздувало ветром.
- Сделай что-нибудь! - завизжала она.
- Бога ради, сделайте же что-нибудь! - взмолился таким же визгом Понс.
Морщины его лица стали коричневыми от пыли нюхательного табака, глаза за увеличительными стеклами были полны ужаса.
Что-то хрустнуло под каретой позади справа - наверняка это колесо соскочило с дороги. Берлину тряхнуло так сильно, что у Понса очки подпрыгнули на носу и повисли на одном ухе, трясущиеся щеки чуть не хлопали по лбу. У самого Мэтью сердце гудело боевым барабаном. Он чувствовал, как карета наклоняется к вратам неба… Джек Таккер нахлестывал обе упряжки, поглощенный борьбой, которая Мэтью представлялась нелепо односторонней. В нем закипал гнев при мысли, что если сейчас он полетит с обрыва в этой разваливающейся берлине, то никогда не увидит профессора Фелла, не узнает, зачем его сюда привезли, а Берри и Зеда наверняка убьют и закопают где-нибудь на этом острове, и все, вся его жизнь и вся борьба окажется напрасной.
- А вот черта с два, - сказал он себе голосом, вырвавшимся из глотки Натана Спейда.
Он выберется наружу, подберет вожжи и подчинит себе упряжку. И делать это надо немедленно.
Левая дверца берлины не открывалась, потому что колеса другой кареты уже соскребали с нее краску. Будто угадав его намерения, Джек хлестнул кнутом через окно чуть ли не по лицу Мэтью, и юношу обдало вихрем с запахом гари. Он изогнулся вправо и вышиб ногой противоположную дверь. Протолкнулся мимо двух женщин и схватился за дверцу, чтобы вылезти наверх. В шестидесяти футах внизу блестело море.
Правое заднее колесо балансировало на краю обрыва. Мэтью полез по борту кареты и увидел, что кучер изо всех сил цепляется за верх кареты, раскинув руки и ноги, хватаясь пальцами за все, что только мог достать. Насколько быстро несутся лошади, Мэтью даже думать боялся, но встречный ветер здесь, наверху, был страшный. Дорога снова начинала выгибаться. С высоким, тонким, пронзительным скрежетом колеса кареты Таккеров вновь содрали с борта краску. Брызнули щепки. Карета Мэтью качнулась вправо еще сильнее, и Огастес Понс издал тонкий, пронзительный крик ужаса.
Мэтью перелез через дрожащего кучера, у которого поперек лица багровел свежий рубец. Тут же кнут заплясал вокруг Мэтью, слева и справа - Джек Таккер пытался сбить Натана Спейда с кареты.
- Прекрати, идиот проклятый! - крикнула Ария в левое окно, но этим только подлила масла в огонь - Джек стал хлестать по разлетевшимся лошадям, а Мэк хохотал как сумасшедший и погонял свою упряжку. Мэтью, низко пригнув голову, пробирался к козлам. Он подумал, что для двоих мерзавцев это - всего-навсего грубая шутка, но при такой неистовой качке берлины туда-сюда шутка эта может обернуться очень скверно для него, Арии, Понса и Минкс Каттер. Он представлял себе, как в соседнем экипаже сидит неподвижно индейская девушка, стоически принимая свою судьбу, а Джонатан Джентри свернулся, наверное, на полу, напевая детскую песенку.
Ну, мрачно подумал Мэтью, настало время Мокрожопому показать, на что он годен.
Добравшись до козел, он встал на колени. Но где же вожжи, черт бы их побрал? Затянуло лошадям под ноги?
Четверня выбрасывала из-под копыт щебень и пыль. Мэтью видел, что впереди дорога продолжает изгибаться, и экипаж снова соскальзывает к опасному краю. Кнут Джека Таккера щелкнул почти по уху, и левую сторону шеи обожгло болью.
От этой боли потемнело в глазах, Мэтью сшибло с козел, и он вдруг стал падать вправо, дико размахивая руками и ногами.
Но даже сквозь боль и панический страх Мэтью сознавал: единственное, что отделяет его от раскинувшейся внизу пучины - это открытая и беспорядочно мотающаяся дверь экипажа. И он потянулся к ней так отчаянно, как если бы пытался ухватиться за руку самого Бога. Поймал оконный проем, вцепился в него, дергая ногами над пропастью. Послышались звуки, похожие на пистолетные выстрелы - это вылетали спицы правого заднего колеса.
- Эй! - крикнул женский голос. - Держись!
Он поднял глаза - в дверном проеме кареты стояла враспор Минкс Каттер. Правую руку блондинка протянула к нему, и пальцы ее хватали воздух.
Продев одну руку в окно, другой он ухватился за руку Минкс. Та потянула его к себе, но он решил, что в карету ему возвращаться не нужно, а надо попытаться еще раз, и черт бы побрал их, хулиганов. И когда его башмаки прочно утвердились на краю проема, он выпустил руку Минкс, полез снова по борту берлины и выбрался на крышу, где все так же, судорожно цепляясь, висел кучер. Борясь с жгучей болью в обожженной кнутом шее, Мэтью подумал, что работать на профессора Фелла в каком бы то ни было качестве - означает послать осторожность ко всем чертям.
Кнут Джека искал кожу Мэтью, который снова упорно полз к козлам. Совершенно невозможно было понять, зачем они все это затеяли. А может быть, им просто нравятся игры со смертью? Шахматы жизни и смерти, подумал Мэтью. Точнее сказать невозможно.
Внезапно карета качнулась вправо, и Мэтью с кучером были вынуждены схватиться за что попало. Из-под днища раздался дробящий, скрежещущий звук.
Мэтью решил, что оба правых колеса сошли за край. Лошади упирались, не давая берлине стащить себя вниз своим весом. Несколько страшных секунд казалось, что карета перевесит, но кони удержали экипаж, и помчалась дальше, продолжая жуткую скачку по адской дороге, и братья Таккеры скалились как дьяволы своими красными рожами.
Мэтью снова полз к козлам, и вновь щелкнул над его головой кнут. Он стал нашаривать поводья, и убедился, что они волочатся где-то под ногами коней. Разум подвел его, Мэтью понятия не имел, что делать. Без вожжей лошадей не удержать. Он подумал, что надо бы что-то сделать, чтобы замедлить бег кареты, но что он в действительности может сделать - это вопрос.
Снова щелкнул около него кнут, и Мэтью втянул голову в плечи, чтобы не лишиться глаза.
- С дороги!
Мэтью оглянулся через плечо. Минкс Каттер стояла во весь рост на крыше кареты, будто подначивая Джека Таккера ударить кнутом.
- С дороги! - снова крикнула она.
Кудрявые волосы развевались на ветру, зубы стиснуты. Устрашающее выражение непоколебимой целеустремленности.
Он отодвинулся, пропуская ее мимо себя. Глянул на Джека Таккера - старший брат сжал челюсти и отвел назад руку, готовый хлестнуть либо Мэтью, либо эту женщину.
Но Минкс Каттер оказалась быстрее. Размытым от скорости движением ее рука нырнула под жилет и появилась снова, с дополнительным пальцем из сияющего серебра. Перевернув нож в руке, она, будто и не целясь, метнула его из кареты в карету, учтя скорость, пылевые вихри и тряску поврежденного экипажа, и это было невероятно. Клинок сверкнул на солнце, стрелой пронесся к руке с кнутом, и воткнулся между большим и указательным пальцем. Джек Таккер разжал руку и взвыл, как собака.
А Минкс Каттер прыгнула мимо Мэтью и приземлилась на спину правой передней лошади. Схватившись за развевающуюся гриву, она так далеко наклонилась вниз, что Мэтью не сомневался: сейчас у нее ноги соскользнут, и она рухнет под копыта и колеса. Но Минкс появилась снова, с пылью на лице и вожжами в руке, напрягла плечи и натянула вожжи, тормозя упряжку. При этом она кричала "Тпру! Тпру!" с такой силой, будто у нее вместо легких были кожаные мехи.
Через десять секунд работы вожжами и криков, Минкс Каттер добилась повиновения. Лошади стали сбавлять ход, нападавшая карета пронеслась мимо, последний раз царапнув колесами, Мэк хлопал вожжами, а Джек прижимал к груди кровоточащую руку, как раненого голубка.
Минкс скакала на лошади до тех пор, пока берлина, наконец, с треском и стуком не остановилась. Мэтью казалось, будто вся конструкция вот-вот развалится и держится она только чудом. Лошади ржали, толкали друг друга, возбужденные скачкой, но Минкс удерживала их твердой рукой. Когда она решила, что уже навела порядок, то спешилась и обошла лошадей и карету - посмотреть на разбитые правые колеса. Ее собственные башмаки прошли в трех дюймах от пропасти.
- Боже мой! - вырвалось у Мэтью. Его переполняло восхищение. - Как вы это сделали?
Она поглядела на него, прищурившись. Этот взгляд ясно говорил, что дураков она терпеть не может, а он, Мэтью, в этом позорном списке обретается сейчас где-то на верхних позициях.
- Вылезай! Вылезай! - закричала Ария Чилени.
В ответ на эти крики Огастес Понс действительно торопливо вылез и лишь потом длинными лентами изверг свой завтрак в пропасть. Лицо его приобрело зеленый оттенок - под цвет рубашки. Минкс Каттер бросила на него весьма укоризненный взгляд, настолько суровый, что щеки его дернулись, как от пощечины. Потом она позвала кучера, который выглядывал из-за берлины как испуганный ребенок.
- Слезай и осмотри колеса! - велела она. - Можем ехать дальше или нет?
Кучер - обильно потеющий комок расходившихся нервов - повиновался, вопреки очевидному своему желанию держаться в безопасности как можно дольше. Мэтью слез с козел на землю, и его колени выразили желание подкоситься. Но Мэтью решил, что одного падения в день более чем достаточно, а выказывать слабость в присутствии блистательной Минкс Каттер - не пойдет на пользу мрачной репутации Натана Спейда.
- Я убью их! - кипела мадам Чилени, выходя из кареты. Она не сводила злобного взгляда с пыльной дороги, по которой уехали Таккеры. - Что бы они себе ни думали, они уже мертвецы!
- Кажется… можем ехать, - сказал кучер, и это, наверное, были три самых трудных слова за всю его жизнь. - Только медленно.
- Ну так волоки нас в замок так быстро, как сможешь! - Ария промокнула лицо кружевным платком. Глаза ее горели ненавистью. - Понс, хватит! Вытирай рот и залезай обратно!
Толстяк, ноги которого оказались коротки едва ли не до уродства, забрался в берлину с таким выражением на лице, будто устраивался в колючих внутренностях "железной девы". Он сел, закинул голову назад и крепко зажмурился, зажимая рот двумя руками.
- Натан! - рявкнула Ария, чтобы вывести Мэтью из задумчивости. - Залезай!
- Когда буду готов! - огрызнулся он, играя только наполовину. Колени у него еще дрожали, рукой он зажимал ожог от кнута на шее. Боль несколько стихла, но рубец непременно надо будет смазать какой-нибудь успокоительной мазью. Он встал напротив Минкс, остро ощущая всем нутром, что один лишь шаг влево даст ему возможность узнать, как себя чувствует его прежний работодатель, магистрат Айзек Вудворд, в Великом Суде. - Я спросил, как вы это сделали.
- Прыгнула, - ответила она холодно. - Как иначе?
- Я не про то. Это любой мог бы, - соврал он. - Я и сам собирался.
- Неужели?
- Конечно, - ответил он, чувствуя, что и правда мог бы решиться на прыжок. - Я про нож. Как вам удалось так точно его метнуть?
Она придвинулась вплотную, заглянула ему в глаза. Золотистый взгляд был серьезно-суров - и в то же время в нем ощущалась крупинка веселия. Хотя лицо ее осталось совершенно бесстрастным.
Несколько секунд она держала паузу, и Мэтью почувствовал себя очень неуютно. А потом она сказала, почти шепотом:
- Тут все дело в кисти.
Шагнув мимо Мэтью, женщина одним движением взлетела в карету.
У Мэтью мелькнула мысль, что он все еще пребывает в воде и, наверное, слишком глубоко, чтобы это было приятно или безопасно. Ощущение мелкой рыбешки, отданной на милость непонятно скольким хищникам.
Но ведь деться-то ему некуда, кроме как нырнуть на еще большую глубину?
Он подождал, пока кучер распутал вожжи, сел на козлах ровнее, и лошади успокоились, насколько могли после горячки жалящего кнута. Тогда Мэтью забрался в карету, с любопытством и некоторым опасением посмотрел на Минкс Каттер и закрыл глаза, чтобы привести в порядок мысли. Но перед тем, как они закрылись, женщина повернула голову, посмотрела на него, и у Мэтью возникло отчетливое ощущение, что пока он сидит и дремлет, она будет внимательно его изучать. Кажется - и это очень опасно, - она думает, будто откуда-то знает его, но не может вспомнить, где видела.
Как бы там ни было, а он чувствовал ее взгляд. Разбирающий его по деталям. И вдруг Мэтью подумал, что все больше становится Натаном Спейдом, потому что ему совсем не казалось отвратительным быть разобранным на части такой женщиной. Ни капельки.
- Н-но! - крикнул кучер почти извиняющимся голосом, и дребезжащая, разбитая берлина покатилась по дороге, как субботний пьяница, решительно настроенный вернуться домой до первых петухов.
Мэтью почти сразу перестал притворяться спящим и начал изучать проносящийся мимо пейзаж. Дорога отодвинулась от обрыва, уходя вглубь острова через густой лес, где изумрудными кружевными знаменами свисал с деревьев мох, где густо-лиловые, красные и желтые цветы слепили глаза своей невероятной яркостью. В воздухе стоял кисловато-сладкий аромат незнакомых плодов. Иногда мелькали чернокожие в ярких одеждах и соломенных шляпах, собирающие эти плоды в корзины. Мэтью заметил, что цвет кожи у этих людей не густо-черный, как у Зеда, а скорее оттенка крепкого чая с добавкой молока. Очевидно было, что смешение рас шло здесь уже не первый десяток лет. Возможно, из-за давних кораблекрушений, выбрасывавших англичан и черных рабов на этот клочок суши, бывший тогда всего лишь негостеприимным камнем. Тогда возникает вопрос: как давно заселен остров Маятник, и, естественно, сколько лет уже профессор Фелл является его… как бы это сказать? Правителем?
Только два вопроса из многих, что крутились в голове у Мэтью, а когда дорога вынырнула из леса на равнину, где колыхалась под ветром некошеная трава, возник еще один: во сколько же ему обошлась эта штука?
Этой штукой был замок из белого камня, стоящий справа, на скале, возвышающейся над бурлящим котлом атлантической пены. Массивный памятник всепобеждающей силе кошелька, и, быть может - силе как таковой. Но, как ни упражняйся в остроумии, Мэтью вдруг почувствовал себя очень маленьким. Змеиными головами вздымались башни, крытые красной черепицей. Сводчатые окна и двери завораживали взгляд, привлекая внимание к талантливой архитектуре. Дорога шла дальше, но от нее отходила гравийная дорожка, ведущая ко въезду в замок. Она вилась между причудливо изогнутых ветром сосен, раскидистых крон пальметто и клумб живописных цветов. По обе стороны главного здания стояли пристройки - конюшни или, возможно, жилища для слуг. Безмятежная картинка, будто изъятая из окружающего мира. Это воистину было царством профессора Фелла, и нужно было быть либо глупцом, либо бесчувственным чурбаном, чтобы не испытать восхищения. Мэтью, не будучи ни тем, ни другим, весьма впечатлился открывшимся ему зрелищем, но при этом никак не выразил этого на лице, потому что маскарад уже начался, и от правдоподобия его маски зависело слишком многое.
Берлина свернула на гравийную дорожку, и вскоре лошади дошли до крытого въезда с толстыми белыми колоннами, где стояла вражеская карета с братьями Таккерами. Пара туземных слуг в синих ливреях и тщательно завитых белых париках вынимали из грузового отделения багаж Джентри, а еще двое в таких же ливреях и смешных париках стояли наготове, чтобы подхватить и внести его в массивные дубовые двери. Таккеры торчали возле своей кареты. Один из них снял рубашку и обернул ею кровоточащую руку, забрызганный кровью сюртук набросил на плечи. Грудь у Джека Таккера была как низкая кирпичная стена с красными пятнами. И оба брата смотрели на приближающуюся берлину с едва сдерживаемым отвращением.
Карета Мэтью въехала под крышу. Из пассажирского отделения первой кареты полувышел, полувывалился Джонатан Джентри и рухнул на колени у самых копыт подъезжающей четверни, которую кучер успел резко остановить, натянув вожжи перед неожиданным препятствием.
- Черт побери! - рявкнула мадам Чилени, вырываясь из кареты, как фурия из ада.
На нее было страшно смотреть. Женщина осыпала Таккеров проклятиями, Мэтью выбрался из берлины, подошел и встал с нею рядом. Братья к ее угрозам интереса не проявили, а раненый Джек и вовсе широко зевал.
Тут они заметили Мэтью, и взгляды их стали остры как кинжалы.
- Мокрожопый, - сказал Джек.
- Собственной персоной, - поддержал Мэк.
- Слушайте, что я говорю! - почти заверещала мадам Чилени. Огастес Понс проковылял мимо, и на его лоснящейся красной физиономии было написано одно желание: убраться подальше от грядущей безобразной сцены. Ария вытянула руку и схватила за подбородок Джека - ближайшего к ней из братьев. - Я вас уничтожу! Слышите? Головы ваши гребаные на тарелки выложу, мать вашу растак, мудаки сраные!
- Что за выражения! - ухмыльнулся Джек.
- Ай-яй-яй! - покачал головой Мэк.
- Я доложу ему, можете не сомневаться! - пригрозила она. - И вот увидите, как он вам задаст, гады вы ползучие!
- А вот он как раз может решить, - сказал Мэк, не повышая голоса и пристально глядя на Мэтью, - что наказать надо Спейди, потому что мы его ждем на этом занюханном острове уже больше месяца. И знаешь, что он всем говорит?
- Конгресс без Спейди начаться не может, - подхватил реплику Джек, - так что все мы будем ждать. Все мы тут должны грызть ногти и яйца чесать, пока…
- …Спейди до нас не доедет, - подхватил Мэк, - а это должно было произойти уже месяц с лишним тому назад, как я понимаю. И вот я хочу знать… что тут такого важного, чтобы Спейди всех заставлял ждать…
- Когда у нас свои дела есть, и сами собой они не делаются! - закончил Джек с мощным выдохом своей кирпичной груди, сверля глазами ложного Натана Спейда.
Этот гордый выдох заставил несколько опешить мадам Чилени, которая попыталась, видимо, уязвить врага контр-репликой, порылась в своих ядовитых закромах и ничего не нашла.
- Мы еще посмотрим! - сказала она и, возвращаясь на знакомую почву, припечатала: - А вы мудаки!
Мэтью вдруг ощутил рядом еще чье-то присутствие.