Глава седьмая
Подгоняемый яростными порывами ледяного ветра, наступил вечер, и в семь часов Мэтью Корбетт уже стоял перед небольшим беленым домом на Нассау-стрит, между Голден-хилл и Мэйден-лэйн. В окнах горел свет. Похоже, много свечей. Псевдо-Мэллори, видимо, не считали нужным экономить на иллюминации.
Мэтью прижался боком к темной щели между двумя домами на противоположной стороне улицы, чтобы никто, выглянувший в освещенное окно, не увидел юношу, пытающегося решить, что же ему, ради Господа всемогущего, делать.
К сожалению, Господь не спешил высказываться по этому вопросу. Мэтью сильнее запахнул плащ, будто тепло могло как-то помочь мыслительному процессу. Однако не помогло, да и не так уж много его на самом деле прибавилось. Мэтью потер руки в перчатках и продолжал обдумывать ситуацию, ничего не предпринимая. Войти в дом, где его ждут, или… или не ждут?
Мимо прошел констебль, неся впереди себя фонарь с зеленым стеклом и тупо уставившись прямо перед собой.
Итак, профессор - специалист по ядам. Легче легкого было бы добавить сонное зелье в еду или питье, и где тогда очнется Мэтью с первым светом?
Кто-то отодвинул газовую занавеску и выглянул на улицу, но кто это был, мужчина или женщина, Мэтью не разглядел. Он стоял совершенно неподвижно, пока занавеска не опустилась и силуэт не скрылся в глубине дома - и только тогда заметил, что задержал дыхание. По его прикидкам, было где-то около десяти минут восьмого. Они наверняка гадают, придет он или нет. И все эти свечи, горящие в ожидании гостя. Надо идти, решил он. Как иначе выяснить, где может находиться письмо - если, конечно, оно до сих пор цело? Нет, идти нельзя, - подумал он тут же. Слишком опасно. Но если не пойти… какая следующая трагедия постигнет Нью-Йорк - и его друзей - из-за Мэтью Корбетта?
Надо идти.
Нет… погоди… подумай еще чуть-чуть. Там, в доме, он будет в их полной власти. Черт их побери, подумал он, они загнали меня в капкан!
Надо идти.
Он двинулся прочь из своего относительно безопасного закоулка. Силуэт вновь показался в окне - человек выглянул между занавесками и отошел. Мэтью решительно шагнул вперед, навстречу неведомой судьбе.
- Мэтью, что ты тут делаешь?
Он чуть не заорал от неожиданности. Резко развернувшись, увидел в нескольких футах от себя фигуру в темном. Но голос был хорошо знаком, и как только потрясение чуть спало, юноша сообразил, что Берри Григсби пришла с другого конца переулка. Она закуталась в черный плащ с капюшоном, но рыжие пряди на ветру разлетались свободно, и в свете из окон напротив он видел ее лицо.
- Господи! - потрясенно прохрипел он. (Нет, маловато.) - Господи Иисусе! - Лицо у него до сих пор было искажено ужасом. - Ты спятила? Что ты тут делаешь?
- Хожу за тобой, - ответила она вызывающим тоном да еще и подбородок выставила как оружие. - Я знаю, так нельзя. Может быть. Но я видела, как ты вышел из дома, потом свернул налево, хотя обычно идешь направо. Значит, ты отправился не в "Галоп", и не к Салли Алмонд. И ни в одно из тех мест, куда ходишь обычно. Я знаю, что не права. Может быть, - повторила она, словно просила его о понимании. - Мэтью, я о тебе беспокоюсь. В смысле… волнуюсь. Как друг. Ясно?
- Мне ясно одно - что тебе здесь не место! - Он быстро оглянулся через плечо на проклятые окна. Должно быть, уже зубами скрипят. Точат ножи и насыпают порох. С ума сойти, каким он становится дураком. Такое разгильдяйство могло стоить ему жизни, будь она из убийц Фелла. - Шаг назад! - сказал он ей. - Шаг назад!
Она послушалась, и он шагнул к ней - компенсировать тот шаг, что сделал, выходя из укрытия.
- Ты за мной шпионишь? Да? Берри, у меня опасная работа! Нельзя вот так подкрадываться ко мне сзади!
- Опасная? - В девичьем голосе появились стальные нотки, и Мэтью тут же понял, что снова опростоволосился. - Чем опасная? - Она взглянула ему за спину, на ту сторону Нассау-стрит. - Это дом доктора Мэллори. Что там опасного?
- Я не могу объяснить.
- Еще как можешь!
- Иди домой, - сказал ей Мэтью.
- Я теперь ни за что не уйду, даже если… если… - она запнулась, подыскивая образ пострашнее и выпалила: - Даже если бык Брут ворвется в этот переулок! Нельзя же просто заявить, что есть опасность…
- Не повышай голос, - предупредил он.
- …опасность, и после этого гнать меня домой как ребенка! - договорила она, понизив голос почти до шепота.
Она увидела движение в доме Мэллори - кто-то смотрел из окна. Потом этот кто-то отошел, и она устремила вопросительный взгляд на Мэтью.
- В чем дело?
- В чем бы ни было, дело мое. Я тебе уже сказал, чтобы ты…
Берри шагнула вперед, внезапно оказавшись с ним лицом к лицу. Мэтью вдохнул ее запах: аромат корицы и роз, ощутимый даже в такой холодный вечер. Девушка не отводила от него взгляда.
- Ты, - сказала она спокойно, но твердо, - мне не сторож. Иногда я даже сомневаюсь, друг ли ты мне. Но я тебе друг, хочешь ты того или нет. О своих друзьях я беспокоюсь, и если вам, сэр, это причиняет неудобство, то придется уж вам потерпеть. Я достаточно ясно…
Слово "выразилась" она сказать не успела.
Потому что какая-то стена внутри Мэтью Корбетта треснула и поддалась, слегка, чуть-чуть - и лучик теплого света, пробившийся в трещину, заставил его взять Берри ладонью за затылок и поцеловать прямо в губы.
Господи, что за безобразие! Таких вещей просто не делают - так вот внезапно и просто. Но Берри не отступила, губы ее под губами Мэтью стали мягкими, рот ответил на поцелуй, и тот получился дольше и глубже, чем задумал Мэтью. Как бы там ни было, а поцелуй длился и длился… Мэтью ощутил дрожь волнения. Сердце у него забилось, и он подумал, испытывает ли она то же самое. Когда наконец их губы расстались, Берри что-то тихо прошептала - возможно, это был выдох удивления, или же приглашение продолжить эту сладостную дискуссию. Мэтью заглянул в ее глаза - и ему сверкнули бриллианты. Лицо девушки стало бессмысленно-детское, будто ее вдруг потянуло в сон.
До него вдруг дошло, что же он наделал. Он снял руку с шеи Берри, но она не отодвинулась. Он сам возмутился своим безответственным поведением. Это был поступок совершенно неправильный и абсолютно неджентльменский. Но у него возникло чувство, что Берри не разделяет его возмущения, потому что она глядела на него так, будто он только что спустился со звезд.
Он сделал это только затем, чтобы она замолчала, решил юноша. Да. Она слишком громко говорила, и голос мог донестись до тех окон. Да. Вот почему он так поступил, не по какой иной причине. И сейчас стыдился своего поступка, но цель была достигнута.
- Тише, - сказал он, хотя непонятно, зачем: Берри ничего не говорила и, похоже, вообще не владела сейчас голосом.
Стукнул засов. Мэтью оглянулся через плечо и увидел открывающуюся дверь. Инстинктивно закрыл Берри рукой, защищая от опасности. Кто-то выходил из дому. Это была она, та женщина.
Ария Фамилию-Потом-Узнаем. Одета в пышное платье под лиловым плащом, а на голове - такая же лиловая шляпка с норковыми наушниками. Женщина свернула направо и быстро зашагала прочь от дома, по Нассау-стрит в сторону города. Под ботинками громко хрустели дробленые устричные раковины, потому что лорд Корнбери пока что не видел необходимости тратить общественные деньги на мощение этого района.
Чем бы ни была покрыта дорога - дроблеными раковинами, булыжниками или конскими яблоками, - но Ария Как-Ее-Там шагала весьма целеустремленно. Мэтью рассудил, что направляется она, вероятно, в "Док-Хаус-Инн", где может отдать Гиллиаму Винсенту записку для великана-индийца из четвертого номера. Как бы ни было это послание зашифровано, смысл его ясен:
Мэтью Корбетт ослушался.
Что Мэтью Корбетту на пользу, подумал он. Но, может быть, во вред владельцам зданий в Нью-Йорке?
Берри схватила его за руку.
- Что это? - Она говорила шепотом, тоже почувствовав опасность. - Мэллори замешаны?
- В чем замешаны? - Он тоже ответил шепотом.
- Не знаю, потому и спрашиваю. И в чем же они замешаны?
Мэтью наблюдал за дверью. Она больше не открылась. Доктор в такую холодную ночь остался дома. Чтобы доставить записку по назначению, вполне достаточно одной змеи.
- Я про Мэллори спрашиваю, - напомнила Берри. - Ты меня слушаешь?
- Нет, - ответил он и тут же поправился: - То есть, да. Я в смысле… - Он еще раз заглянул ей в глаза. Бриллианты стали меньше и чуть потускнели - интрига этого вечера вытеснила все остальные переживания. Но волнение, вызванное ими, было достаточно сильным. - Не могу сказать тебе всего, но Мэллори как-то связаны с этими пожарами. И с тем, что на стенах пишут мое имя, чтобы устроить мне неприятности.
- Но зачем, Мэтью? В этом же нет никакого смысла!
- Для тебя нет. И для любого другого тоже нет. Но для меня - совершенно определенный намек.
Он снова посмотрел на те окна. Хорошо, если письмо там, но даже в этом случае… как его достать? Тут две большие проблемы: одна - проникнуть в дом в отсутствие змей, и вторая - найти это письмо. Если только его не уничтожили. Если, если и еще одно если. "Такой план, - подумал он, - вполне достоин обитателей Бедлама".
- Идем, - сказал Мэтью, показывая рукой в другой конец переулка. И пошел туда вслед за Берри, надеясь, что на сей раз не сваляет дурака, что удача для разнообразия побалует его, и он не подвернет ногу, споткнувшись на какой-нибудь рытвине. Но выйти из переулка на Смит-стрит удалось без приключений, а дальше на Квин-стрит - к дому Григсби.
- Мне кажется, - сказала Берри, когда они приблизились к дому, - что ты должен мне кое-что объяснить. Я чай заварю. Расскажешь?
- У твоего деда - самые большие в городе уши, - напомнил он. - И даже когда он притворяется, что спит, все равно слушает. Так что - нет.
Она остановилась, повернулась к нему и схватила за плащ, забрав ткань в горсть.
- Послушай, Мэтью Корбетт! - воскликнула девушка, раскаляясь от гнева. Мэтью это даже понравилось, потому что он почти закоченел на ветру. - Когда ты наконец научишься мне доверять?
"Когда не придется опасаться за твою жизнь", - подумал он. Но выражение лица оставил прежним, и голос его был столь же холоден, как окружающий воздух.
- Мои дела - это мои дела. И так это должно и оставаться.
- Вовсе нет, - немедленно возразила она. - Это как ты хочешь, чтобы было.
- Да, - согласился он.
- Ты меня только что целовал. Или мне показалось?
И тогда он сказал то, что должен был сказать, но слова резали ему горло будто нож:
- Не соображал, что делаю.
Слова повисли в воздухе. Выпущенные на свободу, они вернулись к тому, кто их породил, и вдобавок к перерезанному горлу вонзились в сердце. Потому что Мэтью увидел по лицу Берри, какую боль ей причинил, и девушка заморгала, чтобы не пролились подступившие слезы, и усилием воли удержала лицо спокойным и глаза ясными. Голосом, который прозвучал, словно из далекого далека, она сказала:
- Я поняла.
Эти слова Мэтью никогда не забудет. На самом деле они значили, что ничего она не поняла, а объяснить ей он не мог.
Берри отпустила его плащ, выпрямилась, вдруг став высокой. Даже, казалось, выше его.
- Спокойной ночи, Мэтью, - сказала она и ушла. Он смотрел, как она с величайшим достоинством шагает к дому своего деда, где в окне показался фонарь. Берри вошла в дверь, ни разу не оглянувшись, а Мэтью глубоко вдохнул морозный воздух, подержал внутри, выдохнул и побрел к своему обиталищу, которое никогда еще не казалось ему меньше и обыденнее, чем сейчас.
Глава восьмая
Снова Мэтью стоял на холоде. Холодным казалось все. Мир стал морозным, и не только погода была тому виной. Он вновь стоял в переулке напротив дома, где жили фальшивые Мэллори. Трое суток прошло после его встречи с Берри, и с тех пор он ее больше не видел. Что ж, и к лучшему. Задумка его действительно опасна, потому что сегодня он твердо решил проникнуть внутрь и найти письмо, если оно по-прежнему существует.
В доме было темно - ни огонька. Мэтью стоял здесь, как и в прошлую ночь, около часа пополуночи, но сегодня коренным образом отличалось от вчера: примерно сорок минут назад перед домом остановилась карета, запряженная четверней. Наверху кареты был закреплен деревянный черный ящик пяти футов в длину, трех футов в ширину и примерно столько же в высоту. Морской рундук, подумал Мэтью. Такой привычно видеть в капитанской каюте. Двое приехавших с экипажем крупных мужчин с трудом сгрузили ящик, и оба липовых Мэллори вышли из дому, чтобы помочь им. Через некоторое время ящик удалось затащить в дом, и дверь закрыли. Внутри дома двигались фонари. Потом Мэтью остался смотреть, что будет дальше, и чувства его были обострены сознанием, что фальшивым Мэллори не нужны свидетели того, что здесь происходит. Что бы ни происходило.
Наутро серого, мрачного дня после решительного расставания с Берри Мэтью направился в офис в номере седьмом по Стоун-стрит, имея в виду некоторую работу. По крутой и узкой лестнице он поднялся на чердак, где располагался офис двух нью-йоркских проблеморешателей, а также - если кто верит - изредка появлялись призраки двух кофеторговцев, убивших друг друга по эту сторону темного стекла и продолжающих свою нескончаемую вражду по ту его сторону. Да, если кто верит. Честно говоря, Мэтью неоднократно слышал удары и падения, иногда эхо ругательств, плывущее в воздухе, но это давно стало привычными звуками дома номер семь. Кроме того, Мэтью привык к этим духам, если они действительно пребывали здесь и все еще продолжали мериться кофейными зернами. Да и вообще, достаточно было громко и уверенно приказать: "Тихо!" - как порядок восстанавливался. На некоторое время.
Сегодня утром Мэтью совершенно не волновали никакие духи, а интересовал его вполне живой и крупный, иногда чуть грубоватый человек, сидящий за письменным столом и пишущий письмо некоему мистеру Седжеворту Присскитту из Чарльз-Тауна, который…
- …просит курьера для сопровождения его дочери Пандоры на ежегодный бал цицероновского общества в конце марта, - пояснил Хадсон.
- Наверняка она - ну, скажем, не слишком блещет красотой, если отцу приходится нанимать платного сопровождающего. - Он нахмурился. - Любопытно, что это за цицероновское общество. Не слыхал о нем?
- Нет. - Мэтью аккуратно повесил касторовый плащ на крюк.
- Возьмешься за эту работу? Плата хорошая.
- Нет.
- Совсем не интересно?
И даже очень, но он уже на задании.
- Абсолютно, - соврал он.
- Врун. - Грейтхауз дописал письмо. - Ладно, что у тебя на уме?
- Да ничего особенного. Если не считать того, что поджигают дома и рядом пишут мое имя.
Грейтхауз хмыкнул, улыбнулся.
- Зато хоть пишут без ошибок. Так что подними свою физиономию с пола и хоть изредка улыбайся, ладно?
Мэтью прошел мимо укрощенного огня в небольшом камине, сложенном из грубого камня, серого и коричневого. Остановился возле пары окон, откуда открывался вид на Нью-Йорк к северо-западу, широкую реку и коричневые утесы да серые холмы Нью-Джерси. Кораблик с грузовыми контейнерами на палубе шел по реке к северу, ветер широко разворачивал его коричневые паруса. Лодка с двумя рыбаками, спиной к спине. "Как мы с Хадсоном", - подумал он, обозревая эту картину. Крючки глубоко в воде, и понятия не имеем, что там может клюнуть.
- Это уже становится обыденным, - прокомментировал Хадсон.
- Что "это"?
- Твоя безрадостность. Почему бы тебе не поехать в Чарльз-Таун? Садись на пакетбот, сопроводи Пандору Присскитт на бал. Ну? Развлекись для разнообразия.
Мэтью неопределенно хмыкнул, но ничего не ответил. Он глядел на рыбаков и думал, какими словами начать свой рассказ. Он решил, что это должно быть: "За пожарами - рука Мэллори. Я знаю, что это правда. И не хотел тебя в это втягивать, но…"
- Мэтью! - произнес Грейтхауз с нажимом, и младший партнер отвлекся от своих мыслей. - Хочу спросить тебя, что ты думаешь про Эбби Донован?
Вопрос был настолько неожиданным, что Мэтью ничего не пришло в голову.
- Только начистоту, - поторопил его Грейтхауз. - Честно мне скажи, что ты думаешь. - Мэтью продолжал колебаться, и Грейтхауз нетерпеливо кивнул: - Ну же!
- Ну… я думаю, что она…
- Да, и тут ты прав! - Улыбка Грейтхауза стала бы еще шире, будь это возможно. Он, рискуя опрокинуться, откинулся на спинку кресла. - Адская женщина, скажу я тебе! - Мэтью подумал, что при попытке улыбнуться еще шире он бы челюсть вывихнул. - Именно так! И она добрая, Мэтью. По-настоящему. Ангел. Но когда надо… бывает такой чертовкой… эх, сказал бы я тебе!
- А я не стал бы слушать.
- Да не будь ты таким чопорным! Тебе двадцать три или пятьдесят три? Иногда я даже сомневаюсь. Да, но я про Эбби. Мы с ней очень здорово ладим, Мэтью. Очень здорово. Я тебе скажу, что когда я с ней, то не могу точно понять, где кончается она и начинаюсь я. Ты меня понимаешь?
Глядя в усмехающееся лицо Хадсона Грейтхауза, с черно-серой бровью, пересеченной неровным шрамом, Мэтью отлично понимал своего партнера по разрешению проблем. Хотя Грейтхауз на своем веку получил уже свою долю женского внимания (и наверняка еще десяток-другой чужих долей впридачу), он стремительно влюблялся в Эбби Донован. И его не волновало, что шрам на левой брови остался от разбитой чашки, брошенной его третьей женой. Не волновало, что еще у него имеются шрамы на сердце, оставленные женщинами, и еще больше шрамов, оставленных им у них в сердцах. И вообще ничего Хадсона не волновало, потому что он влюблялся.
- Понимаю, - сказал Мэтью, этим единственным словом отбрасывая все, что хотел сказать партнеру и другу, потому что это уже не его дело. Сегодня - а может, и завтра, и послезавтра, его дело - любовь.
- Всякое может случиться, - последовала новая реплика восторженного мальчишки, внезапно возникшего там, где только что сидел тертый и битый жизнью мужик. - Я серьезно, Мэтью. Всякое может произойти.
- Ты имеешь в виду… свадьба?
От запретного слова, казалось, паруса этого большого корабля слегка сдулись, и заморгал он так, словно только что получил мокрой тряпкой по морде, но тут же оправился от этого грубого вторжения реальности.
- Адская женщина, - повторил он, будто Мэтью необходимо было еще раз это услышать.
Но Мэтью прежде всего надо было разобраться с адской женщиной с Нассау-стрит и ее не менее адским партнером. Должно быть, какая-то тень прошла по лицу Мэтью, потому что настроение Грейтхауза изменилось так же быстро, и он спросил с искренним участием:
- Ты хотел мне о чем-то рассказать?
Мэтью покачал головой.
- Брось, дружище. Не волнуйся ни о чем, в конце концов все выяснится. - Грейтхауз взял перо и продолжил дальше писать мистеру Седжеворту Присскитту письмо, с сожалением отказывая в его просьбе. - Это наверняка псих. Или кто-то затаил на тебя камень за пазухой. Знаешь, хоть пока и неясно, чем они разносят дома на куски, но лучше не допускать, чтобы это легло на тебя тяжким бременем, потому что именно этого они и добиваются.
- Согласен, - чуть слышно сказал Мэтью.