36
В пятницу Решетов приехал домой к шести. Тоня уже привела Иринку из садика и ждала мужа, чтобы вместе обедать.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил жену Решетов.
- Да так... вроде неплохо, - вид, однако, у нее был озабоченный. - А как ты? Уехала твоя комиссия?
- Уехала, - Решетов устало махнул рукой. - Надоели... Давай-ка, Тоня, съездим на рыбалку, на Капчагай! - бодро сказал он. - И тебе надо отдохнуть и мне развеяться.
- С удовольствием, - лицо ее посветлело, очень давно они не ездили на рыбалку вместе, - А Иринку?
- Я ее отвезу к родителям.
- Хорошо. Так что? Прямо сейчас? Собираться?
- Конечно. Возьмем палатку, поживем на берегу до понедельника.
Тоня засияла.
- Так я собираюсь.
- Давай-давай, а я пока позвоню родителям.
Он ушел в кабинет, там у него был второй телефонный аппарат, а Тоня засуетилась со сборами на кухне. Достала термос, подлила воды в чайник и поставила на газ. Достала кастрюлю для ухи, две пластмассовые тарелки, специально для выездов, перец, лавровый лист, соль. Она была довольна, она любила собираться в дорогу, она даже замурлыкала какую-то мелодию, чего давно с ней не случалось. И не заметила, как подошел муж и остановился в дверях. Он всегда ходил мягко, неслышно, а в домашних шлепанцах тем более.
- Тоня...
Вид у него был подавленный.
- Что случилось? - Тоня прервала сборы.
- Я позвонил отцу насчет Иринки... У него опять давление поднялось.
- Тогда возьмем Иринку с собой.
- Давление поднялось, просит, чтобы мы его взяли с собой. Давно, говорит, свежим воздухом не дышал.
Тоня отвернулась, еле слышно сказала:
- Но ты же знаешь...
Отец Игоря не переносил Тони, а если у него еще и давление поднялось...
- Я пытался отказаться, - продолжал Решетов, - говорю, мы с Тоней вдвоем едем, а он, дескать, вот и отлично, я ее давно не видел, поедем вместе.
- Но ты же знаешь... тем более сейчас, - голос у Тони дрогнул.
Она не оборачивалась к мужу, смотрела в окно и боролась со слезами. Не отдых у них будет в компании со свекром, а мука. Тоня стала такой раздражительной, такой плаксивой. А ведь она не одна, ей нужно беречь ребенка.
- Ты уж извини нас, - Решетов подошел к жене, положил ей руки на плечи. - Старые люди капризны.
- Да поезжайте, поезжайте, - Тоня достала платочек из кармана халатика. Муж убрал руки, и ей стало легче. - Я сейчас... соберу тебе все, что надо.
- Да не старайся, я сам уложу в портфель. Бритву я уже взял. Еще колбасы немного, сыру.
От нее не укрылось, что он после ее отказа оживился. Впрочем, ясно почему - он ведь знает, что они с отцом не мирятся. И конечно, лучше ей посидеть дома. Уберет в квартире, постирает.
Через полчаса Решетов вышел из дома с портфелем, который всегда брал с собой на рыбалку. У двери он задержался дольше обычного, сказал бодро:
- Пока, Тоня, будь спокойна, отдыхай.
С усилием перешагнул порог.
37
Зайдя в гараж, он взял дубликаты своих номеров и положил их в портфель. Запер гараж и пошел между домами на выход к трамвайной остановке.
Ждал трамвая и не смотрел на людей, смотрел на тополя, на горы. Природа успокаивала.
Смеркалось. Последние лучи солнца недолго продержались на вершинах гор и погасли.
В трамвае он стал на задней площадке, в самом углу, от всех отвернувшись. Если человек не захочет быть замеченным, узнанным, он может этого добиться даже на виду у своих знакомых. Надо отвернуться, сделать отрешенное лицо, погрузиться в себя, ссутулиться. Кому захочется отвлекать его своим приветствием, задерживать на такой фигуре пристальный, бесполезный взгляд?
Он сошел на углу Пастера и Дзержинского и пошел вверх по улице в сторону центральной бани. Вот чего ему не хватало для последнего раза, для концовки - замкнуть круг. От бани до бани.
Он постоял в тени аллеи, наблюдая за стоянкой машин. "Волга", два "Москвича", мотоцикл с коляской. Владельцы их моются, парятся, стоят под душем. Кто из них выйдет первым и когда выйдет, Решетов не знает, и потому машины на стоянке его не интересуют.
Он отошел на квартал, следя издали за стоянкой. Терпеливо дождался, когда подошла еще одна "Волга" с багажником наверху, и не спеша направился туда, не сводя глаз с этой "Волги". Вот зажглись фонари стоп-сигнала, затем погасли. "Волга" сдала назад, уперлась шинами в невысокий бордюр. Вышли двое, на одну сторону - грузный мужчина в летней шляпе, на другую - полная пожилая женщина с кошелкой. Мужчина запер дверцу, подергал ручку. Женщина подергала ручку со своей стороны. Не спеша зашагала ко входу в баню.
Судя по тому, что водитель не делал лишних движений после остановки, противоугонного устройства в машине не было.
Вот они поднялись по ступенькам, не спеша, размеренным шагом, о чем-то мирно переговариваясь. Ни разу не оглянулись, спокойны. Решетов поднялся за ними. Очереди в кассу не было, над оконцем висел плакат: "В человеке должно быть все прекрасно - и душа, и тело, и одежда. А. Чехов".
Решетов прошел мимо кассы к автомату с газированной водой, нашарил в кармане монету, опустил. Долго, по глотку, пил воду, следя за тем, как эта пара прошла в номера. Там они пробудут не меньше часа. Пожилые, медлительные, спешить им некуда, домой ехать легко. В автобусе не толкаться, своя машина.
Выждав еще минуты две-три, он вышел на улицу. Стало совсем темно, стоянка слабо освещалась длинной лампой дневного света на изогнутом металлическом столбе. Решетов неторопливо прошел туда, доставая на . ходу кожаный мешок с ключами. Тяжелый и теплый комок, как живая птица в руке. Вынул связку с тонким металлическим штырьком, зажал его между двумя пальцами. Он шел, не озираясь, не оглядываясь, но видел все и слышал - и отдаленные одинокие голоса, и слитный гул машин на ближней и дальней улицах. Он подошел спокойно, будто к своей машине, чуть пригнулся и мягко вставил в замок приготовленный стальной штырек. По едва слышному звяку запорных личинок он определял примерную форму ключа...
Вставил штырек - и тут же мерзкое ощущение охватило его, оно возникало всякий раз, как только он начинал отпирать чужую машину. Будто вот-вот сейчас, в это самое мгновенье, кто-то схватит его сзади за штаны могучей лапой и оторвет от земли.
В детстве, когда они еще жили на Грушовой, в большом собственном доме, он полез в чей-то сад за малиной. Он собирал ее не в рот, как другие пацаны, а в стеклянную банку, и не заметил, как сзади подошел хозяин, схватил его за штаны, крепкие вельветовые штаны до колен, и ноги маленького Решетова заболтались в воздухе. Штаны врезались в промежность, прищемили мошонку, и он заверещал так пронзительно, что могучая лапа тут же и разжалась. Решетов шмякнулся оземь, но сразу вскочил, как кошка, и бросился наутек...
Он нащупал нужный ключ, плавно скользнул им в скважину, повернул, ощущая, как все больше ноет в промежности от страха - вот-вот, - ощутил зуд в пятках, потянул дверцу на себя. И услышал стрекот мотоцикла. Ближе, ближе, как на Джандосова, когда он проехал на желтый свет. Он застыл, но уже было поздно, дверца была открыта, и Решетов медленным движением поставил на чужое сиденье свой портфель, надеясь сразу сообразить, что сказать, если спросят. Мотоцикл смолк за его спиной, в трех шагах.
- Как сегодня, парилка работает? - услышал он : мужской голос.
- Не знаю, - ответил Решетов, не оборачиваясь. - Я в душ ходил.
Достал платок из кармана, сел и стал вытирать лицо медленными движениями, прикладывая платок ко лбу, к одной щеке, к другой, прикрывая свое лицо и наблюдая искоса, как мотоциклист в светлом шлеме и в лыжной куртке, соединяет запасное колесо и руль цепью с замком.
Решетов вставил ключ зажигания, завел, включил фары.
Через несколько минут, уже на окраине города, он свернул в темный безлюдный проулок, где частные домики утопали в садах и улица из окон не проглядывалась совсем. Быстро вышел с номерами под мышкой и с плоскогубцами в руках. Присел возле переднего номера, отвернул гайки, снял прежний номер и поставил свой - 09-76 АТЖ, тот, что указан в его техталоне. Прошел к багажнику, быстро сменил задний номер. Сложил старые номера, прошел к арыку в двух шагах и бесшумно засунул их в трубу под пешеходной дорожкой.
...Еще не поздно на себя оглянуться и увидеть, понять, убедиться - дремала готовность, всегда жила в нем жажда предельного действия, стоило только включить пуск. Керим включил.
Если бы не Керим... кто-то другой включил бы.
Спокойно выехал на проспект, ведущий к выезду на автомагистраль Алма-Ата - Фрунзе.
38
Сообщение по телетайпу для ГАИ г. Фрунзе и городского управления. внутренних дел.
19 мая, примерно в 22 часа, из Алма-Аты со стоянки возле центральной бани неизвестным преступником угнана автомашина "Волга" 19-35 ШД. Приметы машины: темно-серого цвета, правая задняя дверца после ремонта имеет более светлый цвет, чехлы из обивочного материала, синего, в мелкую клетку, на крыше кузова сварной багажник, покрашенный под общий колер.
Предположительно машина угнана под ложным номером 09-76 АТЖ. При обнаружении сверить номер двигателя 27698, номер шасси 35772 и принять меры к задержанию преступника.
39
Ночь. Мчится "Волга" по пустынной дороге. Все реже и реже встречные. Мелькают дорожные указатели, ночью их кажется больше, чем днем, только они и видны в свете фар. Взмывают километровые столбики, будто вскакивают на свет и сразу падают в темноте, срезанные скоростью.
Сейчас ничего не нужно Решетову, только скорость, ветер, движение, вихрь. Гул двигателя, педаль газа под ногой, упругая боковая сила на вираже, скорость и скорость до рези в глазах, до дрожи в спине, до полного изнеможения. Как алкоголику бесконечно нужна последняя рюмка, так и ему нужна и нужна дорога, сотни и сотни километров, подъемы, и спуски, и посвист шин на крутом вираже при бешеной скорости. Он чумеет, блаженствует от запаха бензина, масла, автомобильного жаркого духа, он никогда от этого не откажется - гнать и гнать живое железо, жадно и яростно, вдаль, в ночь, к рассвету, к последнему вздоху удовлетворения от ночной работы, для других непосильной, позорной, а для него радостной. Завтра будет снова Керим, деньги и мертвый сон в самолете.
Через два часа Решетов уже поднимался на перевал Курдай, в ста семидесяти километрах от Алма-Аты.
Но до самолета он еще должен встретиться с недотепой Насыровым и вернуть ему деньги. Швырнуть ему деньги. Не хочешь ездить, ходи пешком.
Горы темной громадиной дыбились по сторонам. Дорога шла по ущелью извилисто, и фары выхватывали, высвечивали то слева склон, то справа, то скалу, то кустарник, дорога виляла и как будто играла с огнем, перебрасывая его со склона на склон. Последний поворот, за ним тяжелый подъем, белый олень в конце - и снова прямо по ровной, как стол, спине перевала, и опять стрелка спидометра полезла за цифру 100. Семьдесят километров до Фрунзе, не больше часа езды.
Так с чем же этот олух Насыров попался там, в своем Андижане? Заверил: всюду родственники, и в ГАИ и в милиции, помогут, если у Решетова что-нибудь не получится в мелочах. Так к чему они там могли придраться? А не пошел ли Насыров на вымогательство?..
Георгиевка, здесь пост ГАИ. Решетов сбавил скорость до шестидесяти, проехал поселок и - снова на газ.
Так к чему они там могли прискрестись? Осмотрели документ под лупой? Но если они заметили подделку, то как же они его отпустили?
Как же они его отпустили, если заметили?
А если шантаж? Насыров мог преспокойно поставить машину на учет, сговориться со своими родственниками, и теперь они будут грозить и вымогать деньги?
Не дрожи, Решетов, не трусь. Переиграй ситуацию еще раз, представь, как было, как могло быть. Насыров на вымогателя не похож. Итак, Насыров идет в ГАИ. Предъявляет техпаспорт в отделе учета. Объясняет, где купил, у кого. А за сколько, написано в копии чека из магазина "Тулпар". Чек подделан, но это мелочь, цена машины не должна интересовать автоинспекцию. Главное - техпаспорт.
Мост через реку Чу, граница между республиками. До Фрунзе восемнадцать километров, чуть больше десяти минут езды.
Итак, в отделе учета замечают подделку и говорят... Что они говорят? Машину вашу на учет не ставим, идите отсюда с миром, товарищ.
Черта с два! Они изъяли у Насырова документ. Составили протокол. Допросили. А скрывать ему нечего, он честный человек, черт бы тебя побрал с твоей честностью.
Восемь километров до Фрунзе.
Они уговорили Насырова, они послали его к Решетову довести дело до конца. Вместе с тем, вторым, возле будки. Не брат он ему и не сват!
Пять километров до Фрунзе.
Лицо у второго - не покупателя и не свидетеля. Взгляд с прищуром, цепкий, холодный. Такие глаза повидали всяких. По долгу службы. В руках фотоаппарат. На ремешке, без чехла. И виноватая спина подходящего к нему Насырова.
"Тихий ход. Пост ГАИ 200 м".
Мост через канал при въезде в город. По бокам стеллы. Мост высок, за ним ничего не видно.
А в сейфе на работе бирка!
"Тихий ход. Пост ГАИ 50 м".
Бирка с номером шасси и двигателя. С машины, брошенной на окраине Фрунзе в ночь на Первое мая.
"Волга" будто сама, уже без участия водителя вынеслась на мост, как на трамплин. И сразу бездна - пост ГАИ слева, а прямо - желтый мотоцикл на проезжей части. Двое с погонами. И слева у дороги еще один в штатском.
Полосатый жезл, как шлагбаум - стой!
Последним усилием на тормоз. Выжать сцепление уже не хватило сил. Двигатель заглох.
Сразу трое с двух сторон. Спящая улица, слабо освещенный асфальт с белой полосой посредине.
- Документы!.. Поднимите капот!..
40
Заключение экспертизы Научно-технического отдела Управления внутренних дел г. Алма-Аты.
Два следа участков ладоней рук, изъятые на темные дактилоскопические пленки в ходе осмотра 2 мая с. г. в г. Фрунзе места обнаружения угнанной "Волги" М-21 - оставлены правой и левой ладонями Решетова Игоря Геннадиевича".
41
Д о р о г а я м а м а!
Не знаю, с чего начать, но скрывать от тебя не могу. У нас случилась беда, несчастье. Твоего бывшего зятя, а моего бывшего мужа осудили на десять лет. Если сказать тебе за что - не поверишь, но лучше сказать сразу, чтобы потом, когда ты приедешь, не говорить об этом никогда, не вспоминать ни единым словом.
И кто бы мог подумать! Инженер, человек с высшим образованием, с хорошим положением, имел семью, работу, - и все это, оказывается, было для него не главным, а второстепенным, главным же было преступление. Судья мне так и сказала: "Когда мы не видим мотива, значит, что-то с психикой".
Он воровал машины, угонял их одному жулику в Андижан, а тот перепродавал по спекулятивной цене.
Весь город говорит об этом. Приходит Ирина из садика и спрашивает: "А где наш папа? Он правда машины воровал? Его в тюрьму посадили?" А что я ей могу сказать? Что она может понять своим детским разумом? Ведь для нее папа, родной человек, она вступается за него, бедная девочка, плачет: "Мой папа инженер, мой папа начальник, мой папа не вор".
Он все скрывал от меня, я не знала, но предчувствие какой-то неминуемой беды у меня было. Мы прожили пять лет, ты знаешь, и все пять лет я с тревогой ждала какого-то именно вот такого ужасного конца. Не сразу, не с первых дней, а постепенно и все больше и больше. Сначала он мне понравился своей серьезностью. Чувствовалась в нем какая-то целеустремленность, собранность. Он что-то изобретал, придумал систему сигнализации, вносил рационализаторские предложения. А потом постепенно я стала понимать, какая у него цель, ради чего он такой серьезный и собранный. Деньги! Как можно больше денег! Все ради них - и рационализаторство, и не пил из-за денег, и калькуляцию мне составлял на каждый день, что покупать, а что не надо. Когда нам удавалось потратить в день два рубля вместо трех, он радовался, как еще одному новому изобретению. А мне было стыдно в этом кому-либо признаться. Вспоминать про мелочи невыносимо тягостно. Как я могла терпеть, сама себе удивляюсь теперь.
Он на все был готов ради денег, буквально на все. Сейчас мне просто страшно думать о прошлом. Если бы я узнала как-нибудь нечаянно про машины, - он бы меня мог убить. Не в приступе гнева, а спокойно, расчетливо. Изобрел бы, как от меня избавиться, и никто бы не разгадал, умерла - и все. Сердце стынет - не просто чужой человек, а твой враг жил рядом, и у нас с ним дочь. Изо дня в день он исподволь готовил своей семье несчастье, позор, муки, на долгие годы.
Отец его без конца звонит и требует, чтобы я не продавала машину, что они подарили машину своему сыночку, когда он еще был студентом, и что машина принадлежит им. Человек пропал, семья пропала, а ему - машина, машина! Да пусть он ее забирает, мне совершенно наплевать на все, что связано с прошлым.
Следователь говорит, что я, как член семьи, должна оплатить стоимость ремонта тому колхознику, у которого он угнал "Волгу", разбил ее и бросил во Фрунзе. Там ее разграбили, и все это на сумму 2400 рублей. А описывать у нас нечего. Был обыск, в подвале нашли тайник с деньгами, 1800 рублей, и ворох каких-то счетов. Следователь говорит, что счета липовые и что деньги, не меньше 20 тысяч, он где-то спрятал. И что самое ужасное - он так и не признался где. Я знаю: не признается никогда, даже если его на расстрел поведут. Он надеется продолжать то же и через десять лет, ничто его не исправит - ни тюрьма, ни горе.
"Что-то с психикой, - говорит судья. - Вы за ним ничего не замечали?" А что я могла заметить, кроме его скупости, алчности? Но это ведь не клинический диагноз, и потому нет никакого лечения. Все пять лет он для меня двоился, как в плохом телевизоре, но я сама пыталась создать его четкий образ. И вот наконец все стало ясным. Для всех было неожиданностью, но только не для меня. Как только мне сказали, так сразу в моем сознании выстроилась цепочка - и почему он не брал меня с собой на, так называемую, рыбалку, почему возвращался таким помятым, побитым и почему седел и седел день ото дня.
Я была на суде, но не все помню, теряла сознание.
Ничего не было для него святого, ни семьи, ни дружбы. Хорошего человека, Льва Москвитина, который ему верил, он так подвел, что чуть не осудили самого Льва. Он взял себе его имя, и во время своих махинаций так себя и называл - Львом. Он инстинктивно прятался под честного, глубоко порядочного человека, прикрывался его именем.