Человек – после долгих-долгих лет странствий и скитаний – вернулся на Родину, в большой, мирный и бестолковый город. Казалось бы: что его, прошедшего через самые невероятные испытания и приключения, может здесь удивить?
Может. Очень многое. В частности, внезапно ожившие древние легенды, часть из которых он привёз с собой.
Уточняю, страшные и безмерно-кровавые легенды…
Содержание:
Пролог 1
Глава первая - Метель, глюки и откушенные ноги 1
Глава вторая - Купчинские реалии 5
Глава третья - Сбитые лётчики - Или – десять причин купить ребёнку резиновые сапоги 8
Глава четвёртая - Ночная мистика – совместно с ужасами 10
Глава пятая - Встреча на берегу пруда - Или – немного про Войпеля 13
Глава шестая - Новоявленный сыщик 16
Глава седьмая - Нежность 19
Глава восьмая - Змея из трубы 23
Глава девятая - Бантики "в горошек" 24
Глава десятая - Беспокойное утро 27
Глава одиннадцатая - Серьёзные разговоры 30
Глава двенадцатая - Снимается кино 33
Глава тринадцатая - Дела речные 36
Глава четырнадцатая - Бригантина – вздрогнула – в порту 39
Глава пятнадцатая - Корреспондентское расследование 40
Глава шестнадцатая - Несостоявшаяся уха 43
Эпилог 45
Сноски 45
Андрей Бондаренко
Войпель. Сентиментальный триллер
Пролог
Из аэропорта – до дома – он добрался уже под вечер.
В сизо-сиреневом небе медленно и надменно плавился задумчивый осенний закат: жёлто-рыжий и ветреный.
На скамейке – возле парадной – сидели всё те же ветхие бабушки.
– Опаньки, Серый вернулся, – удивлённо выдохнула Матрёна Ивановна. – Бродяга неприкаянный и многими позабытый.
– И ждать-то уже перестали, – печально усмехнувшись, дополнила Ульяна Макаровна. – Приехал-таки, милостивец. Орёл ты наш купчинский …. Наведёшь тут порядок, молодчик белобрысый?
– Наведу, – улыбнувшись, пообещал Сергей. – Здравствуйте, бабушки. Замечательно выглядите. Совсем не изменились…. Так я пойду?
– Иди, родной, иди. Счастливых тебе дорог…
В квартире было очень пыльно и затхло: так всегда бывает, если в помещении долгое время никто не живёт.
– Ну, здравствуй, отчий дом, – поставив чемодан на пол, растроганно поздоровался Сергей, а после этого расчихался: – Ап-п-чхи! Ап-п-п-чхи! Апчхи…. Нет, господа и дамы, так дело решительно не пойдёт…
Он снял с плеч тяжёлый брезентовый рюкзак, пристроил его рядом с чемоданом, захлопнул входную дверь, поменял новые тесные ботинки на разношенные домашние тапочки, обнаруженные в прихожей, определил кожаную куртку на вешалку, прошёл в столовую и, повозившись с полминуты с тугими ручками, распахнул окно.
В комнату тут же ворвался свежий воздух.
– Свежий питерский воздух, – негромко уточнил Сергей. – А ещё октябрьский и вечерний. Прохладный, правда. Температура-то на улице не выше плюс восьми-девяти градусов…. Ох, как приятно пахнет. В том смысле, что Родиной…. Сколько же лет я здесь не был? Получается, что уже почти двенадцать. Прилично, что ни говори…. Ладно, к лирическим отступлениям можно будет потом вернуться, под рюмашку. А сейчас следует делами заняться: темнеет уже за окнами, да и спать хочется с дороги, уболтало слегка в самолёте…
Первым делом, он, вооружившись шваброй, совком, ведром с водой и тряпками, принялся целенаправленно бороться с пылью, накопившейся в квартире за последние десять месяцев, прошедших с момента отъезда родителей в Канаду. Впрочем, работа спорилась: нехитрая мебель располагалась только в его спальне, в прихожей и на кухне, а столовая и родительская комната были пусты.
"Оно и правильно", – активно работая половой тряпкой, мысленно одобрил Сергей. – "При переезде в чужую страну любая копейка лишней не бывает. Молодцы, что реализовали лишний хлам…. Эх, мама-мама. Говорил же я тебе по телефону, мол, и квартиру продавайте. Нет, не согласилась. Мол: – "Она тебе, сыночек, обязательно пригодится. Нагуляешься, рано или поздно, по Белу Свету и вернёшься…". Вот и вернулся, как и было предсказано…. А если папа с мамой продали бы, всё же, "трёшку"? Гулял бы дальше, понятное дело…. Так-с, надо ещё и холодильник помыть. И раковины. Да и унитаз с ванной. Окошко же следует закрыть, пока не продуло…".
После завершения уборки он оттащил чемодан в спальню и наспех распихал одежду по полкам шкафа, а также поместил под матрац на кровати тонкую пластиковую папку с различными (в том числе, с банковскими), документами. Потом перенёс рюкзак из прихожей на кухню и, предварительно расшнуровав его, принялся выкладывать на обеденный стол всякую продовольственную разность: круглую буханку "серого" хлеба деревенской выпечки, несколько хариусов и сигов холодного копчения, жестяные банки с лососёвой икрой и тушёной лосятиной, плашку вялено-копчёной грудинки молодого северного оленя и связку озёрных карасей, засушенных на русской печи. А ещё и две объёмные фляги из нержавейки, заполненные спиртовыми настойками на целебных травах, достал из рюкзачных карманов.
Выложил-достал и, грустно вздохнув, прокомментировал:
– Вот они, прощальные подарки щедрого Крайнего севера. Эх, жизнь моя жестянка…. Ладно, проехали. Ужинать будем…
И он, быстро и сноровисто, приготовил нехитрый ужин: нарезал хлеба и оленятины, очистил копчёного хариуса, достал из буфета и наполнил – из фляги – пузатую хрустальную рюмашку.
Выпил, закусил, повздыхал, полистал альбом со старыми семейными фотографиями, обнаруженный во время недавней уборки, вновь наполнил рюмку.
Но поужинать в тишине и покое не получилось: с улицы донеслась отборная матерная брань, мерзкое хихиканье и отголоски громкого разговора на повышенных тонах.
Сергей подошёл к окну и недовольно пробормотал:
– Тяжела судьба жителей третьего этажа. Тяжела и практически безысходна. Особенно, если в квартире установлены старенькие оконные рамы без всяких там современных стеклопакетов. Слышимость – даже при закрытых окнах – просто обалденная…. Группа гопников оккупировала скамейку под окнами, рядом с уличным фонарём. Человек, наверное, восемь: и молодые, и старые, да и пара девиц – самого разбитного вида – присутствует…. Похоже, что все они здесь надолго обосновались: бутылки с портвейном откупоривают, на газетку, расстеленную на скамье, выкладывают яблоки, плавленые сырки и хлебушек нарезанный, пластиковые стаканчики расставляют. Ну-ну…. И, понятное дело, громко матерятся и безостановочно гогочут. Сволочи безалаберные. "Ментов" на них нет. Так их всех и растак. И гопников, и ленивых стражей порядка…. Ба, знакомые лица. Вернее, одна наглая и прожжённая физиономия: Зяма, засранец первостатейный. Столько лет прошло, а он, мерзавец, всё прежними тропками ползает. Гопник законченный. Чтоб ему пусто было…
Он отпустил ещё пару-тройку заковыристых фраз-пожеланий. А после этого убрал в холодильник продуктовые "излишки" и перебрался, прихватив тарелку с бутербродами, фляжку и рюмку, в спальню, окна которой выходили на другую сторону дома.
Перебрался, плотно прикрыл за собой дверь, завершил, никуда не торопясь, скромный ужин, застелил постель чистым бельём, обнаруженным в шкафу, разделся и, отчаянно зевая, залез под одеяло. А залезая, непроизвольно взглянул в окно.
"Ерунда какая-то", – подумалось. – "На улице идёт самый натуральный снег? Практически метель, завывая, метёт? Чушь несусветная. Быть такого не может…. А, кажется, понял. Это, наверное, я уже сплю. Сплю и вижу сон – о суровом Крайнем севере…. Или, всё же, метель настоящая?".
Глава первая
Метель, глюки и откушенные ноги
Зяма считался "главным гопником" Шипкинского переулка и примыкающей к нему местности. Вообще-то, он и от почётного звания "главного купчинского гопника" не отказался бы, да только – куда там: годы уже не те, а нынешняя молодёжь, она нагла и отвязана без всякой меры, того и гляди – голову оторвёт. Оторвёт, выбросит в мусорный бак и даже имени-прозвища, презрительно сплюнув, не спросит. И былыми заслугами-подвигами не поинтересуется. Были уже печальные прецеденты…
"Тридцатник, мля, уже не за горами", – навязчиво зашелестели в голове тревожные мысли. – "Здоровье ни к чёрту: сердчишко, мать его, регулярно барахлит, сухой кашель донимает по утрам, изжога, такое впечатление, навечно поселилась в желудке. Да и с черепушкой, мля, не всё в порядке. И глюки временами донимают. И память, если крепко выпить, иногда отказывает. Здесь, понимаешь, помню. А тут, блин, не очень…. Вот, взять, к примеру, тот же вчерашний вечер. Вроде бы всё помню: отобрали с Ржавым у малолетнего пацанчика мобилу навороченную, толкнули её знакомому барыге с "Юноны", бухла взяли, пирожков с капустой прикупили, выпили, закусили. Хорошо, мля, было. Только в конце блевать потянуло. Видимо, с пирожков…. А откуда, мать его, взялся фиолетовый бланш под глазом? Не помню, хоть убей. И Ржавый, мля, аналогично…. Поменять…м-м-м, этот…. Ну, как там его? Э-э-э…, образ жизни? С бухлом завязать? Про анашу забыть? Ну, не знаю, мля…. А что же тогда, завязав и забыв, делать? Как, мать его, дальше жить? А? Кто бы, мля, подсказал…".
– Брателло, эй! Ты, никак, заснул? – кто-то сильно и настойчиво потянул его за рукав куртки. – Или же с "косячка" поплохело?
– А? Что? – "вынырнул" из своих тяжких раздумий Зяма. – Куда?
– В горло, стало быть, – протягивая пластиковый стаканчик, наполненный буро-коричневой жидкостью, выдал свою фирменную щербатую улыбку Ржавый. – Глотай, кореш, мля. Глотай, не сомневайся…
Зяма с трудом, отчаянно дёргая кадыком и болезненно морщась, выцедил предложенный напиток. Выцедил, смачно сплюнул под ноги, откашлялся, занюхал воротником старой джинсовой куртки, бросил в рот кусочек плавленого сырка, вяло пожевал, проглотил, а после этого кратко поделился своими вкусовыми ощущениями:
– Совсем, суки рваные, разучились делать "семьдесят второй" портвейн. Сплошная, мля, химия. А раньше, говорят, его из натуральных яблок гнали. Сволочи буржуинские, мля.
– Гы-гы-гы! – дружно загоготали собутыльники. – Ну, атаман, ты и задвинул! Молодец! Гы-гы-гы…
– Хочешь, красавчик, "Агдама"? – предложила Милка – субтильная и слегка помятая девица со свеже-рассечённой бровью. – Чес слово, вкусненький.
– Давай, шалава купчинская, наливай. До самых краёв…
После щедрой порции "Агдама" всё кардинально изменилось и разительно улучшилось – и общее самочувствие усталого организма, и настроение.
"Сегодня же у нас пятница, девятнадцатое число", – лениво хрустя спелым яблоком, рассуждал про себя Зяма. – "Значит, у бюджетников, мать их бюджетную растак, аванс. Благое дело, мля. Благое…. Надо будет – где-нибудь через часик с гаком – перебазироваться в район кольца "шестьдесят второго" трамвая. Удобное там, мля, место. Справа роддом расположен. Слева – в отдалении – новостройки. А между трамвайным кольцом и новостройками, мать их, имеется приземистая бетонная "коробка" неизвестного "долгостроя". Самое милое, мля, дело: сиди себе под крышей, пей портвешок, анекдоты трави, покуривай и – между делом – высматривай пьяненького одинокого лоха, бредущего от последнего (или там предпоследнего), трамвая к родимому дому…. Ну, а потом, после удачной охоты, можно будет и к Милке на хату завалиться. Типа – пупками потереться слегка. Противная она баба, честно говоря. И повышенной чистоплотностью, мля, не отличается. Но где же, мать его, других взять? Та же Лерка – Милкина подружка – ещё хуже…. Опаньки! Как это – где взять? Вон же идёт – бикса козырная. Причём, мля, прямо к нам…
Действительно, к загулявшей гопницкой компании, расположившейся под уличным фонарём, медленно приближалась женщина: лет двадцати семи-восьми, очень стройная, с угольно-чёрными волосами ниже плеч, в длинном тёмно-бордовом кожаном плаще непривычного покроя. А ещё у незнакомки было очень приметное лицо: смуглое-смуглое, с тонкими породистыми чертами и заострёнными скулами.
"Может, мля, японка?", – насторожился Зяма. – "Ну, их, этих иностранцев и иностранок. В том смысле, что менты потом – ежели что – запрессуют по полной.… И глаза у пришлой дамочки особенные: чёрные, мля, бездонные и неподвижные. Многообещающие такие глаза…. Бр-р-р. Даже шустрые мурашки, мать их колючую, по спине побежали…. Может, шаманка? Читал про них когда-то, ещё в школе…".
– Добрых вам дорог, путники, – поздоровалась – глубоким грудным голосом – странная женщина. – Скучно мне сегодня, ребятки. Скучно. Разговоров хочется – всяких и разных…. Примите в ватажники? – достала из бокового кармана плаща пузатую бутылку, щедро украшенную цветными этикетками.
– Ух, ты! Виски, мля, – восхитился непосредственный Ржавый. – "Белая лошадь", мать её лошадиную. Ёлочки зелёные и сосёнки стройные…. Подходи, барышня скучающая, не сомневайся. За свою, мля, будешь.… Как величать-то тебя, черноглазая?
– Шуа.
– Ну, и имечко, однако.
– Обыкновенное. Северное.
– Бывает, мля, конечно. Базара нет…. Значит, хочешь, скуластенькая, к нам прибиться, дабы вечерок скоротать с пользой? Хорошее, конечно, дело…. А, вот, расскажи-ка ты нам какой-нибудь дельный анекдотец. Только свежий, мля. На старые и "бородатые" мы и сами мастера нехилые. Понравится, так и примем в коллектив.
– Хорошо, путники беззаботные, слушайте…. Просыпается мужик с крепкого-крепкого бодуна на скамеечке. Раннее погожее утро. Прохожие идут по тротуару. "Где я, люди добрые?", – спрашивает мужик. "Проспект Ветеранов", – отвечает ему сердобольный старичок. "К чёрту подробности, дедуля. Город какой?".
– Гы-гы-гы! – дружно заржали гопники. – Нормальный, мля, вариант. Принимаем в компанию…
– Тогда, путники, угощайтесь, – Шуа ловко отвернула пробку, коротко приложилась узкими губами к бутылочному горлышку, после чего пустила "Белую лошадь" по кругу.
"Божественный, мля, напиток", – сделав несколько крупных глотков, оценил Зяма. – "Только, мать его, слегка сладковат…. Виски-то мне уже доводилось пробовать: лет пять с половиной тому назад – по весне, когда возле Волковского кладбища одного пьяненького "баклана" распотрошили. Вот, в его дипломате похожая бутылочка и обнаружилась. Только в тот раз оно (виски), мля, совсем другим было. В том смысле, что поганым деревенским самогоном так и отдавало. За версту, мля…. Что-то я захмелел после этого вискарика, так его и растак. Даже безразличная сонливость, мля, навалилась. А ещё, в довесок, и заумные мысли – о бренности всего сущего. Мол, все мы – однозначно и скоротечно – смертны…. Странные такие мысли, мля. В том плане, что никогда прежде они мою глупую черепушку не посещали. Никогда…".
– Что это такое? – вытянув ладошки перед собой, несказанно удивилась Милка. – Снег пошёл…
Действительно, с ночного питерского неба начали плавно опускаться, словно бы кружа в каком-то старинном медленном танце, снежинки: белые, очень крупные, мохнатые и неправдоподобно-разлапистые.
– Хрень охренительная, – задрав голову, прокомментировал Ржавый. – Зима наступила?
– Очень похоже на то, мля, – громко шмыгнула длинным носом лохматая Лерка. – И похолодало. Резко так. У меня даже сопли зелёные, так их и растак, потекли из носа…. Может, "семьдесят второго" портвейшка накатим? Типа – для сугрева?
Но "накатить" было не суждено.
Со стороны Бухарестской улицы – неожиданно и резко – ударил сильнейший порыв льдисто-холодного ветра. Ну, оно тут же всё и закружилось – в едином изысканном кружеве: пластиковые стаканчики, фольга от плавленых сырков, обрывки газеты и снежинки, снежинки, снежинки…
– Метель, мля, началась, – зябко ёжась, сообщила Милка. – Серьёзная такая, мать её. Не шутейная. Так, сволочь, и сдувает. А холодный колючий снег даже в уши залезает…. Что будем делать, атаман?
– В парадную перебираемся, – решил, долго не раздумывая, Зяма. – Я входной код замка знаю. Хватаем бутылки и остатки закуси. За мной, братва. На подоконнике разложимся.
– Стоп, пацаны, – неожиданно заупрямился Ржавый. – Нельзя – в эту парадную.
– Почему это, мля, нельзя?
– Дык, это…. Говорят, что Серый вернулся…
– Ага, сегодня, – зло сплюнув под ноги, подтвердила Лерка. – Матрёна рассказывала. Мол, мля, ещё здоровее, чем был. И весь такой…м-м-м, матёрый из себя. Ну, то есть, очень взрослый и серьёзный…. Может, атаман, ну его? Типа – себе дороже?
Сергей Яковлев? Это было, действительно, серьёзно. Зяма – когда-то очень давно – учился с Серым в одной школе, правда, в параллельных классах.
"Ох, и доставалось мне тогда от него", – подумалось. – "По полной и расширенной программе, мля. И не только мне. А очень даже, мать его ети, многим…. Значит, вернулся, оглоед? Ай-яй-яй. Грехи мои тяжкие. Осторожней надо, мля, быть. На всякий и пожарный случай. Зубы-то, они не лишние. Хоть и гнилые насквозь…".
– Может, к Милке отправимся? – предложил Зяма.
– Не-е, пацаны, так не пойдёт, – тут же заныла деваха. – В том плане, что такой огромной кодлой. Тесно там у меня, мля. И мать-старушка парализованная.
– Что же тогда, народ, делаем? Делим бухло и пошло разбегаемся в разные стороны?
– Не надо никуда разбегаться, – заверила Шуа. – В "Колизее" пересидим непогоду. У меня и ключик от дальней боковой двери имеется. Купила по случаю.
Гопники и гопницы, боязливо переглядываясь, молчали…
Сделаю, пожалуй, уважаемые читатели и читательницы, маленькое отступление. Чисто информационной направленности.
Шипкинский переулок, он достаточно короткий – тянется от улицы Бухарестской до Будапештской. Или же, наоборот, от Будапештской улицы до Бухарестской. Тут, уж, как кому больше нравится…