- Ну, если б я знала, что эти гондоны такие садюги, я бы им их паяльники пооткусывала! - Жанна стала быстро тереть свое лицо, еще хранившее следы былой привлекательности. - Они, твари, еще приговаривали: за такие-то деньги исполняй все с любовью! А где деньги-то?! А любовь-то откуда?! Я еще из-за них, может, и на инвалидность отправлюсь: живого места, считай, не осталось! Вот это я, блин-компот, здорово поработала!
- Ну так мы тебе за то и говорим: давай или на лоток, или в охрану! - Ремнева старалась внимательней вглядеться в пустые бутылки, населившие стол, надеясь в одной из них что-нибудь обнаружить. - Я, думаешь, не всю работу перепробовала. Я даже Настю, вон, на панель хотела отправить, а что, дочь она мне или нет?! Чья копилка ее рожала? Вот пусть теперь на маманю тем же местом и поработает! А что?! Это раньше все нам в душу со своей моралью лезли, а теперь живи как знаешь! А не знаешь - подыхай! Так мне всю затею эти пидоры защитники детства испортили! Ничего, мы еще с ними по всем параграфам расквитаемся!
- А что, цыгане, вон, во все времена своих деток калечили, мне еще моя матка сказывала. - Бросова с триумфальной улыбкой смотрела на оставшийся от насекомого огарок. - Рученьку или ноженьку отсекут и за милостыней отправляют. Да говорят, шибче всего на жалость бьет, когда у дитяти косточка торчит. А то еще личико порвут и так выпускают. Насте-то твоей никто увечий не собирался наносить - чего зазря панику подымать и на весь город тубанить?
- Да брось ты на цыган кыркаться! - Жанна заметила взгляды Ремневой и стала пристально следить за подругой, продолжая растирать воспаленное лицо и разъединять пальцами слипшиеся, лоснящиеся жиром волосы. - У их мужиков елдометры как у жеребцов вылезают, а бенцалы аж по коленям бьют! Вот за это их Гитлер и невзлюбил! У него-то, я читала, на Японской войне все причиндалы оторвало.
- Да вот и я про то же. - Очевидно не доверяя своему зрению, Антонина стала поочередно брать бутылки в руки, подносить вплотную к глазам и даже, сдерживая нервозность, переворачивать. - Получается, что я на своего ребенка уже и прав никаких не имею, - а меня покудова никто материнства не лишал! Вот тебе и демократия!..
- И ни одна цыганка с мужиком другого племени мараться не станет! - Махлаткина сопровождала сочувственным взглядом каждую бутылку, взятую Ремневой в свои неестественно объемные, словно надутые руки. - А почему? Да потому что цыгане порются не то что наши ваньки начитанные!
- А как? - Зоя подцепила на спичку останки сожженной мухи и опустила их в расплавленный воск. - Вот тебе и мавзолей, бляха-муха!
- Как?! - раздраженно переспросила Жанна, разминая почерневшими пальцами комок грязи, извлеченный из распушившихся в разные стороны черных с проседью волос. - С яйцами!
- Эх, бабы, не ценили мы тех дней, когда на Тита Засыпного мозгодуями ишачили! - уныло протянула Антонина. - Не забыли еще, как мы подписи у старух собирали?
- Ну, как не помнить такой цирк?! - откликнулась Зоя. - Жанка еще говорит: вячьте хорошенько, кто как бытует, - мы потом на добротные хаты избачей наведем!
- А этот-то, артишок, Трошка, туда же: ля-ля-тополя! - Махлаткина изменила лицо, пытаясь изобразить глухонемого. - А сам и вымолвить-то ни бельмеса не могет! Ну и кто его, заразу худую, понять-то сможет?!
- А Рамиз-то, мусор позорный, как нас натаскивал: обещайте что угодно, хоть вечную жизнь, лишь бы это быдло вам свою подпись поставило. - Ремнева уже переставила с места на место всю стеклотару и устало откинулась на спинку стула. - А сам-то кто, князь серебряный, попробовал бы с нами каждый день с утра до вечера бояровать за сраный полтинник!
- Я еще говорю: до чего некоторые бабульки свои двери доверчиво распахивают - прям заходи да бери, что приглянется! - Лицо Бросовой смялось в довольной улыбке. Наверное, она прикидывала, чем смогла бы поживиться у доверчивых бабулек.
- Ну не скажи, Зося! - Жанна авторитетно восставила к потолку пожелтевший от табачного дыма указательный палец. - Ты чего, не помнишь, как нас через три двери материли и собак своих дрочили, чтобы они на нас тявкали и когтями скреблись?
- А сколько жилья пустует?! В одну фатеру бьешься - не обитают; в другую, третью - та же история! И это в центре города! А все плачут: жить негде, квартиры дорогие! - Антонина с возмущением уставилась в пространство. - Где же хозяева? За границей, что ли?!
- Я бы их всех, чертей, туда прописала! - Зоя начинала бороться со сном: ее воспаленные после бессонной ночи глаза цвета светлого пива смежались. - Не нужна тебе родина, не нравится, как мы тут живем, - все: котумай в Америку! Там места много - всех примут!
- А я бы и сама туда смоталась! - мечтательно протянула Махлаткина. - Отчего мне там на панели не постоять? Говорят, на Западе наши телки на первом месте: и дешевые, и все на месте, и все умеют!
- Да, нас там с тобой, подруга, только и ждали! Ну что, мы, пока суд да дело, и в запасных игроках посидим. Всяко и до нас очередь дойдет! - засмеялась Ремнева, вдруг закашлялась, торопливо сглотнула слюну и указала в сторону окна: - Ой, гляньте-ка, моя полоумная маманя у казино алюсничает!
- И правда, Тоня, сама Евфросинья Виленовна собственной персоной в наш район пожаловала. - Бросова пригнулась, почти касаясь подбородком плоскости стола, словно так она могла лучше рассмотреть пенсионерку, которая, судя по ее движениям, беседовала с охранниками казино. - А чего ее сюда потянуло?
- Чего-чего?! У нее две профессии: пустые бутылки у мужиков клянчить и заявления президенту России писать! - Антонина поворачивала голову вслед за уходящей от казино пожилой женщиной, одетой словно рыбак для подледного лова. - Она как на пенсию по инвалидности вышла, так с тех пор и начала с врагами народа бороться, даже моего Корнея, дохлую рвань, в какие-то демоны записала: он у нее и с сатаной общается, и младенцев жрет, - вот такая она фантазерка!
- Да от такой, как у нас, жизни любой разведчик умом тронется, чего уж там твоей кастрюле, прости господи, в ее-то шестьдесят лохматых лет! - Махлаткина насторожилась, словно уловила какие-то важные для нее звуки, но тут же тряхнула своими спутавшимися волосами. - Нам бы хоть до полтинничка дожить, чтобы климакс почувствовать, - говорят, когда у бабы эта пора начинается, к ней мужиков, как медведя на улей, тянет!
- На тебя, кисонька, и сейчас мужиков тянет! - Бросова засмеялась. - Тебе чего, чумовая, вчерашнего криминала мало?
- Ладно вам похабить, дурищи! Ничего у Высоцкий пел, не свято! - с улыбкой произнесла Ремнева. - Она же мне мать - я ее любить и почитать должна! Она, кстати, меня с детьми в свой дом пустила и по-всякому выжить помогает! Нет, я матку свою люблю, просто должна по-честному сознаться, что ее "тараканы" замучили!
- А кого они не мучают? - Жанна с удивленным лицом откинулась на стуле. - Мне и самой иной раз без всякой балды и голоса, и люди мерещатся!
- А чего тетя Фрося так за государство болеет? - Зоя с усилием раздвигала веки, которые неумолимо смежались, и с тихим стоном зевнула. - Она, кажись, в начальничках никогда не числилась?
С улицы донеслись знакомые всем трем женщинам блеющие звуки, и вскоре в окне возник силуэт Митрофана Нетакова. Те, кто знал глухонемого давно, научились различать его скудное, но выразительное подобие речи. Для того, кто сталкивался с Митрофаном впервые, почти все его усилия быть понятым оказывались бесполезными: растерянные слушатели воспринимали странные изъяснения бессмысленным набором восклицаний и гримас.
- А-та-та! А-та-та! А-ди! - Необычайно возбужденный Нетаков тащил за собой странно обмякшую Наташу Бросову.
- Ты чо, бля, опять обширялась?! - Зоя грозно привстала из-за стола и усердно всматривалась в неразличимое в сумраке помещения смуглое лицо дочери, стараясь угадать, что выражают ее глаза.
- Маманя, ты тут квасишь и ни хрена не знаешь, а они уже все там! Петька - наполовину, а Никитка целиком. - Наташа подняла руку над головой и с удивлением уставилась на Митрофана. - Ну что у тебя, дядя Троша, лицо такое, как чайный гриб?
- Натусик, детка, что стряслось-то? Ты сама-то где скиталась? - Антонина уверенно положила тяжелую руку на плечо Зое. - Зося, ты не кипи, дай ей исповедаться: может, нам еще за нее придется впрягаться? Ну, доверься нам, малявушка, оно и на сердце полегчает!
- А ты моего-то паршивца не видела? Хоть бы он, мать его в три погибели, курева нам принес, а то сидим хабарики высасываем! - Жанна уныло закашлялась.
- Да не принесет он вам ни курева, ни мурева! Нет его нигде! А он тоже там был. Никиту убили. Петьку поуродовали! - Наташа медленно пошла к столу. - И Парамона твоего тоже замаксали!
- Да ты чо, доча, так обшабашилась, что уже не понимаешь, что говорить дозволено? - Зоя продолжала подниматься, забросив свою руку поверх Тониной.
- Ди-аонь! - завопил Нетаков и начал размахивать руками вокруг своей головы. - А-ел!
- Да вы чего, в натуре, очумели? - Жанна зло уставилась перед собой.
- Ты нам бухла принес, товарищ Ленин? - Ремнева переместила свою ладонь на Зоину голову, очертания которой обобщились в свете свечи до подобия темно-оранжевой груши. - Натуся, ну что ты, обидели тебя, да? А кто?
- Да вы поднимите свои жопы и дойдите до завода, сами все увидите, - там камня на камне не осталось: все взорвалось, все сгорело! - Наташа стала вращать головой, словно у нее мучительно занемела шея.
- Да я ему сколько раз говорила: не ебись ты с кем попало, а то таким попадешься, что они тебя живьем съедят! - громче всех закричала Махлаткина.
- Слышь, Шаманка! - Зоя требовательно обратилась к необратимо отсутствующей Пелагее. - Ты нам хоть это, как его, мегафон-то свой включи, чтобы мы последние известия послушали! А то и взаправду, девки, сидим тут, как в Белграде, и никаких событий не знаем.
- Ти-ор! Ти-ор! - Митрофан метнулся к остову телевизора марки "КВН", в котором, как помнили все присутствующие, давно уже сдох кинескоп. Немой застучал пальцами правой руки по экрану, а ребром левой руки стал водить по своему кадыку, похожему на куриный гребешок. - Ань! Ань!
- Включи, включи, милый, пусть покажут! - Антонина начала подниматься вместе с Зоей, но не нашла достаточных сил и вновь расплылась на стуле. - Да мы что, в самом деле на войне, что ли, оказались? Что ж всех бьют-то вокруг, как мух навозных?!
Там сейчас и менты, и телевидение, народу - как в праздник; Петьку в больницу повезли, куда-то далеко, в специальную, чтобы ему жизнь вернуть, а то он как мертвый, прямо страшно! Ой, мать, да что же это! - Наташа шагнула навстречу неуверенно двигавшейся Зое, обхватила ее, повисла на матери, и вдвоем они упали на пол, и там, сквозь слезы, Наташа простонала: - И Любки нигде нет, ее-то какой людоед похитил?!
Нетаков тем временем извлек из кармана пиджака, который был надет прямо на голое тело, газетный сверток. Он развернул свою находку, обнаружил что-то, возможно, съедобное с костями, присел на корточки, прислонившись спиной к засаленной стене, начал выбирать то, что ему, наверное, казалось более привлекательным, и отправлять в свой беззубый зев, похожий на гнездо стрижа, проторенное в песчаном откосе. Перетирая закаленными деснами пищу, Митрофан, словно кот, прикрывал глаза и даже, возможно, мурлыкал.
- Ну, что ты опять себе в кассу загружаешь? - с удивлением посмотрела на немого Ремнева. - Вставай, Троша, подымай своих женщин! Видишь, мы сегодня немного расслабились.
Нетаков поднялся и, заворачивая в раскисшую газету остатки трапезы, шагнул к группе.
- Елки-моталки! Да у тебя, Троня, бегунцы прямо на пиджаке обитают! - с брезгливым восторгом воскликнула Зоя, указывая своей по-кукольному миниатюрной рукой с крашенными в белый цвет ногтями на левое плечо хозяина знаменитой на весь район блатхаты.
- Кле-е-е-епа-а! - протянул, словно глубоко зевнул, немой и, засунув сверток в карман, нанес по своей одежде звонкий щелчок, наверняка снесший с его поверхности чрезвычайно упитанное насекомое.
- Пошли, что ли? - требовательно произнесла Наташа, помогая Митрофану поднять Антонину.
- Давай, Тоня! - Зоя подбадривала подругу, обхватив ее локоть. - Дело-то нешуточное: мы так всех своих спиногрызов растеряем и на старости лет сиротами останемся!
Глава 3. До прихода референта
Игорь Семенович привык к тому, что в его офисе и даже в близлежащей округе неизменно клубится народ. Всем этим мытарям от него постоянно что-нибудь требуется. Откровенно говоря, президенту ЗАО "САМ" и кандидату в губернаторы Санкт-Петербурга это даже нравится. Впрочем, публики ради (включая себя) Кумиров ворчит и подтрунивает над беспомощными, зависимыми от него людьми, которые почему-то воспринимают его как отца родного или, прости господи, еще важнее чином.
Игорь знает, что ему в какой-то степени необходимы эти человеческие потоки. Рабочие, инженеры, бухгалтеры - все подчиненные обеспечивают его процветание, но он почему-то никогда не может заставить себя выдать им сразу те две, три, а то и четыре тысячи рублей, которые они, безусловно, с лихвой отрабатывают. Именно поэтому Кумиров растягивает выдачу зарплаты, сочиняет какие-то штрафы и целевые сборы.
Игорь испытывает тонкое наслаждение, когда те, кого когда-то называли по имени-отчеству и с кем считались, откликаются на его небрежное "Мишка" или "Пашка" и с каждым днем все подобострастнее заглядывают в его блестящие глаза цвета крепкого черного кофе. Он знает, что в отношениях со "своими" людьми не стоит перегибать палку; но вот где предел человеческого унижения и долготерпения, он, пожалуй, пока еще точно не определил, да и как удержаться от все возрастающей потребности властвовать и распоряжаться чужими судьбами? Пожалуй, его поймет только тот, кто испытал это сам: опьянение и умиление, даже жалость к себе, настолько великому и необходимому людям, - это просто наркотик!
Кумиров уже давно не сомневается в том, что все его подчиненные, да и остальные зависимые от него люди глубоко его ненавидят, а большинство из них, если даже не каждый, - мечтают занять его место. Такова жизнь! А понимают ли они, что значит жизнь бизнесмена, особенно сейчас, когда страна еще не научилась жить по законам, которые сама себе сочинила! Они решали хоть раз в жизни вопросы с налоговой инспекцией? Они смотрели в глаза людям, которые готовы убить за деньги любого человека? Вот то-то и оно! А сами они отдавали приказ уничтожить своего лучшего друга? Нет?! Тогда помолчите, господа, потихоньку и продолжайте мяться возле офиса своего благодетеля!
Несмотря на раннее утро, на пути к офису Игорь действительно различил с пару десятков сотрудников, караулящих своего рассеянного шефа. Повелительно кивая услужливо кланяющимся подчиненным, Кумиров свернул в одну из подворотен в конце Гороховой улицы. Продолжая приветствовать расставленных, словно мишени, кредиторов, бизнесмен совершил маневры по внутренним дворам и затормозил около трехэтажного здания. Во дворе, как всегда, дежурил один из бойцов внутренней службы безопасности ЗАО "САМ". Охранник почтительно вытянулся около "лексуса", из которого, озираясь, вышли два охранника Игоря Семеновича. Следом показался и сам Кумиров. Он понимающе кивнул всем, кто ожидал какого-то его внимания или даже особого ободряющего знака, и направился к дому. "Что стоит меня сейчас подстрелить? - подумал Игорь. - Ни-че-го… Значит, Игореня, ты еще не созрел для дяди киллера. Мало воруешь! Мало убиваешь! Дерзай, малыш!"
Кумиров миновал площадку первого этажа, где находился еще один боец, и вместе со своим плечистым сопровождением поднялся на второй этаж. Охранники зашли в кабинет генерального директора, проверили, все ли в порядке, и вернулись в приемную. Теперь в помещение вошел сам президент.
В офисе еще не было никого из сотрудников, и Кумиров знал это. Было слишком рано. Ему сегодня не спалось, и он решил приехать на работу пораньше, чтобы спокойно обдумать сложившуюся обстановку и решить, что же ему сейчас лучше всего предпринять.
Сегодня утром Игорь даже не смог дома позавтракать, - ничего не получилось с аппетитом! Такое с ним случается чрезвычайно редко. Обычно Кумиров очень любит поесть и совершает это энергично и быстро. Заполняя свои внутренности пищей, Игорь испытывает возбуждение и опьянение. Наслаждаясь деликатесами, бизнесмен озадачивает себя ошеломляющим вопросом: возможен ли от переедания оргазм? Иногда ему действительно кажется, что он балансирует на грани эякуляции. Когда его желудок становится болезненно полным, Кумиров аккуратно трогает и поглаживает свой выпяченный живот, испытывая при этом тревожную радость. Привкус тревоги внедряется из-за опасения заворота кишок, спаек или иных катастроф в работе организма. В то же время является внезапная радость. Это, по странной догадке Игоря, происходит из-за внезапного подобия беременной женщине, а боли и рези, вызванные непомерным обжорством, возможно, могут обрести подобие предродовых схваток. Правда, он, наверное, ни с кем и никогда не сможет поделиться своим необычным кайфом: ласкать свой вспученный живот и представлять, что ты находишься с беременной женщиной или (вот это уже точно никому!) сам ее в данный момент представляешь!
Воспоминания об изысканной и плотной еде бывают для Кумирова не менее приятны, чем его любовные истории или удачные сделки. "Чем оказался прекрасен отдых на Таиланде? - мысленно спрашивает себя бизнесмен и сам же отвечает: - Едой и выпивкой: шампанское даже по утрам давали!" Это по такой-то жаре, когда до моря не дойти, - вся его команда на гостиничном пляже под тентами сидела. А они, кстати, все равно пили! Причем довольно-таки немало! Конечно, с женским полом там тоже все поставлено на высшем уровне. Идешь себе в любой салон и выбираешь ту или тех, что тебе приглянулись. Платишь тамошнему мерзавцу, забираешь девчушек, везешь в отель, отмечаешься у портье, опять же платишь и - гуляй рванина! После всей акробатики опять же платишь, так сказать, непосредственным исполнительницам. А когда проститутки откланиваются, заказываешь в номер еду и выпивку и услаждаешь свой потрудившийся организм на балконе под шум прибоя и женские голоса. И знаешь, что все еще впереди!
Кумиров так расчувствовался, что, кажется, испытал долгожданный аппетит, и тотчас подумал: чем же он сейчас утешит свой обделенный утром желудок? Да он же может заказать для себя все, чего только пожелает! Да, вот такие настали времена! Это не то что в былые годы давиться мыльными чебуреками из домашних животных, купленными щедрым Мстиславом. Так что же? Пицца? Гриль? Шашлык? Баба? Игорь взял трубку и уже собирался набрать номер ближайшего приличного ресторана, как вдруг с улицы донесся громкий звук: то ли что-то упало, то ли даже взорвалось, - Игорь не смог это определить, но вздрогнул и даже на какое-то время замер. Что это - страх?