Содержание:
ФЛЕЙТА ЗАИГРАЛА 1
ПОСТУПЛЕНИЕ В ПРИЮТ 1
ЖИЗНЬ В ПРИЮТЕ 2
МОНАХ ПРИШЕЛ 4
ОТРАВЛЕННАЯ РАДОСТЬ 5
ГОД ЗА ГОДОМ 6
НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕ 7
ВЫПУСК 8
В МАСТЕРСКОЙ 9
У БАРЫНИ-КУКОЛКИ 11
В СВОЕМ УГЛУ 12
ПОДЕННО 14
СОЛНЕЧНЫЙ ЛУЧ 15
Клавдия Владимировна Лукашевич
Сиротская доля
ФЛЕЙТА ЗАИГРАЛА
В просторной светлой столовой обедало более 60 девочек. Одетые в однообразные серые платья с белыми передниками и белыми пелеринами, они сидели тихо и чинно за двумя длинными столами; лишь по временам некоторые резвые шалуньи перешептывались, толкали друг друга и втихомолку хихикали. Девочки были разных возрастов: совсем маленькие крошки с наивными детскими личиками, девочки-подростки и почти уже взрослые девушки.
Тут же, по краям столов, сидели две особы в темных платьях - должно быть, воспитательницы. Одна была молодая, с добрыми близорукими глазами, которые она постоянно щурила. Другая - была старушка, худощавая, седая, с холодным взглядом светлых, как бы стальных, глаз; держалась она необыкновенно прямо и строго посматривала на девочек.
Было начало осени. В открытые окна столовой врывались теплые ласкающие лучи солнца и доносились уличные звуки: воробьи чирикали, кричали разносчики, трещали и громыхали проезжающие экипажи, телеги, слышались разговоры прохожих.
- Петрова, не мечтай, пожалуйста! Что ты все оборачиваешься?! Ешь скорее! - произнесла громко и раздельно, отчеканивая каждое слово, старушка-воспитательница.
Та, к которой относились эти слова, худенькая, маленькая девочка, с коротко остриженными волосами, торчащими ежом, с большими выразительными, точно удивленными, глазами, вспыхнула, как зарево, и привстала на окрик.
- Садись, ешь, как другие… О чем ты всегда мечтаешь?! Глаза устремила на небо, рот открыла… Этак у тебя ворона кусок изо рта унесет, - сказала старушка.
Воспитанницы рассмеялись звонко и весело, очень довольные возможностью посмеяться. Учительница живо успокоила их.
Петрова застенчиво улыбнулась, села снова на свое место и усердно принялась за еду.
- О чем ты вечно думаешь, Наташа Петрова? - шепотом спросила ее соседка, маленькая, курносая, полная девочка, с черными, точно коринки, глазами, с ямочками на пухлых щеках.
- Ни о чем… так… просто… Я даже совсем не думала… - ответила Наташа.
- Смешная ты! Ни о чем не думать нельзя. Зоя Петровна говорила, что каждый человек всегда о чем-нибудь думает… Значит, ты не как все люди…
- Я смотрела в окно… Там птички чирикали, видно кусочек неба, такое синее-синее… Там хорошо, светло… Право, я ни о чем не думала… Не знаю, что и сказать.
- Ты "незнайка", Петрова. Не хитри… Я знаю, знаю, о чем ты всегда думаешь, - поддразнила шепотом подругу черноглазая девочка и при каждом слове улыбалась и делала уморительные гримасы.
Петрова посмотрела на нее удивленно и вопросительно и опять покраснела.
В это время на улице за окном раздались грустные, заунывные звуки флейты…
Как и что затем произошло, никто не мог никогда хорошенько вспомнить…
Вдруг раздался страшный крик и произошел невообразимый переполох.
- Ай-ай-ай! Флейта! Флейта! Дядя! Флейта! - послышался среди девочек громкий не то возглас, не то вопль… Вслед за ним другой, третий… Все повскакали с мест. Наташа Петрова бросилась к окну первая. За ней все девочки, попадали скамейки, ножи, ложки, вилки; кто-то опрокинул кружку с водой…
Лицо Петровой было багрово-красное, испуганное. Она высунулась в окно и, казалось, не помнила себя.
Учительницы тоже бросились за девочками; они успокаивали их, брали за руки, тянули к столу, произносили угрозы, расспрашивали:
- Что случилось? Кто закричал первый? Почему Петрова побежала к окну? Как смели все повскакать с места? Садитесь, садитесь скорее! Все будете наказаны. Начальница идет!
Все с шумом бросились к оставленным местам. Водворились порядок и тишина.
Начальница, маленькая, еще не старая женщина, в синем платье и с черной кружевной косыночкой на голове, стояла в дверях соседней комнаты и испуганно, недоумевающе строго смотрела на всех.
- Что тут произошло?
Послышались отрывочные, робкие, бестолковые ответы.
- Мы испугались… Мы думали… Там на улице заиграла флейта.
- Ну что же такое, что заиграла флейта? Чего ж пугаться-то, кричать, производить беспорядок?
- Заиграла флейта… Наташа Петрова закричала… Мы испугались…
- Я ничего не понимаю. Надежда Ивановна, объясните, пожалуйста, - обратилась начальница к старушке.
- Я и сама не могу понять, Анна Федоровна, отчего они все переполошились, повскакали с мест, закричали. На улице какой-то мальчишка заиграл на флейте. Кажется, закричала первая Наташа Петрова и бросилась к окну.
- Петрова, поди-ка сюда!
Виновница ужасного переполоха, взволновавшего весь приют, встала и бледная, как полотно, подошла к начальнице; она вся дрожала и крупные слезы скатывались по длинным ресницам.
- Скажи, пожалуйста, отчего ты закричала? Как ты смела вскочить из-за стола?
Девочка молчала.
- Отвечай мне! Как ты решилась на такую дикую выходку? Отчего ты вздумала вскочить? Ты перепугала всех и произвела страшный беспорядок.
Девочка начала всхлипывать.
- Петрова, отвечай сию минуту!
- Наташа, не упрямься. Расскажи Анне Федоровне всю правду и попроси прощения, - проговорила молодая учительница, приблизившись к девочке.
- Там заиграла флейта… - едва слышно прошептала девочка.
- Я слышала это уже десять раз… Что ж из этого? Мало ли кто на улице может играть?! Это не резон, чтобы кричать, вскакивать из-за обеда и всех пугать…
- Я думала, я думала… Флейта заиграла… - девочка смешалась, закрыла лицо руками и горько заплакала.
- Что ты думала? Отчего ты закричала?
Петрова рыдала, не произнося ни слова.
- Отвечай, Наташа, нехорошо упрямиться. Скажи чистосердечно Анне Федоровне, что ты думала, - уговаривала девочку молодая учительница, ласково положив руку на ее плечо.
Но девочка плакала и не ответила больше ни слова.
- Ты будешь строго наказана, Петрова! Стой тут за столом, пока дети будут обедать, затем пообедаешь после одна и придешь ко мне в комнату для объяснений.
Начальница ушла.
Молодая учительница, удивленная непонятным упрямством девочки, укоризненно покачала головой и сказала:
- Понять не могу твоего поведения! Очень стыдно и нехорошо так вести себя, Петрова!
- Что сделалось с нашей "незнайкой", с нашей тихоней? Она, наверно, с ума сошла. Смотрите, какая она белая, точно мукой посыпана! Губы-то как у нее дрожат… Отчего она так закричала? Испугалась, что мальчишка на флейте заиграл. Какая она смешная! Вот-то глупая! - судили и рядили воспитанницы между собою, посматривая на Наташу, стоявшую около своего места.
А у наказанной девочки в это в время в стриженной головке проходили, как в панораме одна картина за другой. Неожиданно заигравшая во дворе флейта напомнила ей недавние лучшие дни ее короткой жизни и того, кто один любил ее, жалел и баловал. Эти дни промелькнули, как падающая звездочка. Не забыть их Наташе, не забыть и дядю Колю, так хорошо игравшего на флейте. Где он? Почему забыл Наташу?! Может, умер под забором, как пророчила тетя Маша, может ходит и играет на флейте по дворам… Его все не любили, все смеялись над ним… Одна Наташа жалела, любила и помнит. Она затаила глубоко в памяти и в сердце эти воспоминания и никому не расскажет о них: другие ее не поймут и будут смеяться. Все всегда смеются над ним. Вот почему она так упорно молчала, когда ее спрашивали начальница и учительницы. И объяснения от нее никто не добился.
ПОСТУПЛЕНИЕ В ПРИЮТ
Шесть месяцев тому назад Наташу Петрову привела в приют тетка.
Маленькая стриженая девочка тихо озиралась большими испуганными глазами в незнакомом месте и хваталась дрожащими руками за платье своей спутницы. Как ни тяжело жилось ей в семье тетки, особенно последнее время, но там все было знакомо, там бывали и светлые дни, а здесь все чужое, неведомое, и как ей всегда говорили тетка и сестра, ее здесь порядком приструнят и воли не дадут.
- Тетя Маша, я домой хочу, - прерывающимся голосом прошептала Наташа, прижимаясь к тетке.
- Что, голубушка, боишься?.. Не умела ценить родных, не умела быть благодарной… Поживи-ка в чужих людях… Не раз вспомнишь наш дом… Увидишь и колотушки и обиды; не раз поплачешь, тогда вспомнишь, что тетя да Липочка доброму учили, - запугивала девочку расходившаяся женщина. Это была особа высокая, полная, с лоснящимся лицом, покрытым веснушками.
Наташа дрожала, как в лихорадке.
- Тетя Маша, возьмите меня домой, - шептала она, сквозь подступившие рыдания.
- Ничего, поживешь и здесь… Тебя давно пора прибрать к рукам, - пугнула ее еще раз тетка и стала униженно кланяться начальнице, которая вышла в приемную.
- Уж вы не оставьте ее своею милостью, госпожа начальница. Она сирота… Не я ее растила. Девочка баловная, ни к чему хорошему не приучена… С ней надо строгостью.
Начальница удивленно посмотрела на говорившую и, подойдя близко к Наташе, погладила ее по голове.
- Ты будешь умной и доброй - и мы станем любить тебя, - сказала она. - Не плачь, милая, тебя здесь никто не обидит. У нас много девочек, и они живут весело и счастливо…
- Эти девочки хороши в людях, а дома с ними сладу нет, - снова заговорила тетка. - Уж не знаю, как и Бога благодарить за то, что Он помог устроить ее в казенное место. Намучались мы с ней… Конечно, оно извинительно: росла без матери, совсем избаловалась.
Начальница снова перевела удивленные глаза с этой полной, энергичной женщины на хрупкую фигурку маленькой испуганной девочки, казавшейся такой забитой и покорной, и в голове ее мелькнуло: "Неужели эта женщина не могла исправить и хорошо повлиять на эту девочку, а эта крошка с большими умными глазами уже такой дурной, испорченный ребенок?!"
Наташа боязливо прислушивалась к словам тетки и в своем горе не понимала хорошенько их значения. Она вся дрожала и умоляющими глазами взглядывала на свою строгую спутницу.
Начальница старалась успокоить и ободрить маленькую девочку. Она гладила ее по голове и говорила ласково:
- Не плачь, душечка, постарайся быть доброй и послушной, и тебе везде будет хорошо.
- Старайся всем угождать; держи твой острый язычок на привязи, да не говори вечно дерзости, как дома, - добавила от себя тетка.
Начальницу удивляла эта женщина: как будто она привела свою племянницу на суд, а не в училище. Другие, особенно матери и отцы, которые приводили в приют девочек, никогда не выставляли на вид их дурного характера, их недостатков, проступков; напротив, все старались наговорить о своих детях как можно больше хорошего; эта же, нисколько не жалела, не щадила ребенка.
- Будете ли вы брать к себе девочку по воскресеньям и праздникам? - спросила начальница.
Наташа вздрогнула, пододвинулась к тетке, охватила ее обеими руками и впилась глазами в ее суровое лицо: так много выражалось в этой немой мольбе.
Холодная женщина осталась непреклонна.
- Нет, нет! Мы люди бедные, занятые… Брать девочку - это такие хлопоты, такая обуза… Средств у нас нет… Мы так рады, что устроили ее в казенное место…
- А навещать ее кто-нибудь будет? Станете ли вы приходить к ней? У нас по воскресеньям от часу до трех дозволены свидания с родными… Можно и побаловать детей, принести булочек, гостинцев…
- Где уж нам приносить гостинцы!.. Пожалуй, навещать изредка будем…
Наташе хотелось заплакать, крикнуть, что дядя Коля непременно будет часто приходить к ней, будет приносить гостинцев - он обещал ей, - но спазмы сдавили горло девочке, и она не могла произнести ни слова.
Тетка ушла, равнодушно поцеловав племянницу и много раз повторила ей на прощанье приказание "вести себя хорошо, не дерзничать и держать язычок на привязи".
Наташа осталась одна-одинешенька, среди чужих людей; она точно застыла, замерла, больше не плакала и не говорила о своем горе.
Начальница взяла ее за руку, провела через две комнаты и открыла дверь. Девочку оглушил шум звонких голосов, крики и стукотня. При их появлении все смолкло и вошедших окружила толпа девочек разных возрастов.
Навстречу им поднялась старушка с худощавым строгим лицом. Она что-то вязала, сидя около длинного стола.
- Надежда Ивановна, вот вам новая воспитанница Наталья Петрова, - сказала начальница, - переоденьте ее в казенное платье. А вы дети, будьте с ней поласковее. Она маленькая и, конечно, ей тяжело.
Начальница ушла. Та, которую называли Надеждой Ивановной, углубилась в чтение какой-то книги; читая, она вязала, почти не глядя на работу.
- Возьмите девочку и познакомьтесь, - сказала она шумливой толпе. - Тише, тише, дети. Не кричите так… Вы ведь не торговки на базаре… Как вам не стыдно!
Старушка снова углубилась в чтение.
- Новенькая! Новенькая! Какая смешная, пучеглазая… Стриженая, точно мальчик, - кричали девочки и теснились все ближе и ближе к Наташе.
- Как твоя фамилия, новенькая? - подскочила к Наташе маленькая, шустрая черноглазая девочка, с глубокими ямочками на полных румяных щеках.
- Не знаю… - тихо отвечала Наташа, посматривая на шумную толпу исподлобья, как перепуганный, затравленный зверек.
- Девицы, она своей фамилии не знает… Ха, ха, ха! Она никто.
- А кто твои папа и мама? - приставали девочки.
- Не знаю… - еще тише отвечала Наташа.
- Она не знает, кто ее отец и мать. Слушайте, девицы! Вот-то смешная!
- Она, верно, глупенькая…
- Будем ее называть "Незнайкой"…
- Она похожа на сыча, девицы… Знаете, такая большеглазая сова…
- Ха, ха, ха! Правда, правда!
"Где ты, совушка, жила?
Где ты, вдовушка, была?
Я жила в лесище,
Во сыром лесище,
Во сыром дуплище",
- пропел чей-то тоненький, пискливый голосок, и Наташу дернула за рукав рыжая косоглазая девочка.
Новенькая казалась совсем ошеломленной, потерянной. Она не плакала, но часто и порывисто дышала, вздрагивала и на темных густых ресницах блестели крупные слезы. Сердце ее усиленно стучало, ей бы хотелось убежать и скрыться от этой шумной толпы; ей казалось, что они все уже ее не любят, дразнят и хотят обидеть… Хотя кто-нибудь бы заступился на нее. Ей так страшно одной среди них… Если бы пришел дядя Коля. Он бы разогнал этих злых девчонок, увел бы Наташу и заступился бы…
- Не приставайте к новенькой, девицы, - послышался спокойный голос. Девочки обернулись; к Наташе подошла высокая, стройная девушка с длинной русой косой, одетая в такое же серое платье, в белый передник и пелерину, как и другие.
Девочки стали к ней ласкаться. Очевидно, это была старшая и любимица приюта.
- Посмотрите, как она перепугалась… Зачем вы ее дразните? Вспомните-ка - и сами были когда-то новенькими… Как тебя зовут, крошка? - ласково спросила молодая девушка, обняв девочку.
- Наташа, - послышался робкий, тихий ответ, и большие испуганные глаза новенькой встретились с ласковыми, участливыми другими глазами.
Наташа пододвинулась к обнявшей ее девушке, как бы прося ее защиты и помощи.
- Как зовут твоих папу и маму? - снова спросила девушка.
- У меня нет папы и мамы… Я их не помню…
Девушка еще крепче обняла Наташу.
- Видите ли, девицы, она сиротка. Не надо над нею смеяться. Сирот грешно обижать.
- Верочка, спросите у нее, где она жила, - обратилась рыженькая рябая девочка к старшей.
- С вами она говорит, а нам так не хотела отвечать… Все "не знаю, да не знаю", - сказал чей-то насмешливый голос.
- Вы ее напугали своими криками. У кого ты жила, Наташа?
- У тети Маши… У дяди Пети… У Липочки… Еще с нами жил дядя Коля, только его потом выгнали…
Девочки вдруг громко неудержимо расхохотались, а у Наташи больно защемило сердце.
- Ха, ха, ха… Дядю Колю выгнали… Кто выгнал? За что выгнали? Верочка, спросите ее, за что выгнали дядю Колю? Хорош гусь, наверно, дядя Коля!
- Скажи, Наташа, за что выгнали твоего дядю Колю? - спросила старшая воспитанница.
Наташа взглянула на нее угрюмо и ничего не ответила и больше говорить не стала. Ей казалось, что кто-то грубо и резко коснулся самого чувствительного, больного места в ее душе. Никогда ни слова больше не скажет она этим девочкам, никому не станет она рассказывать про дядю Колю… Они станут насмехаться над ним, как насмехались тетка и Липочка. Ее всегда обижало это; она в детском уме находила эти насмешки жестокими и несправедливыми. Ведь дядя Коля был тихий и добрый, "несчастный", как он сам говорил про себя. Он никому не сделал в жизни зла; правда, он пил водку. Это было очень дурно, но в последнее время он перестал пить: он обещал Наташе и дяде Пете… Он поступил в монастырь, говорил, что не пьет и работает… Он жалел всех, всем старался угодить и горячо любил маленькую Наташу.
Наташа стояла понуря голову и воспоминания о прошедшей жизни вереницей проносились перед ней… Старшая воспитанница давно уже ушла; другие девочки тоже разбрелись - только человека три-четыре еще хихикали около новенькой. "Какая она тихоня! Ишь, как она смотрит сердито, - сказала бледная блондинка. Знаете, девицы, за что выгнали дядю Колю? Я вам скажу на ушко". Она стала шептать подругам что-то на ухо. Девочки громко смеялись.
- Новенькая, иди-ка переодевайся! - раздался около Наташи голос старушки учительницы.
Девочка переоделась в казенную форму и стала воспитанницей приюта.
ЖИЗНЬ В ПРИЮТЕ
Для Наташи Петровой наступила новая жизнь. Тихая, боязливая, неразговорчивая девочка не могла понравится новым подругам. В учебных заведениях любят тех, кто бесшабашно весел, смел, кто хорошо учится и помогает другим или кто может чем-нибудь поделиться, угостить…
К Петровой никто не приходил, у нее ничего не было. Подруги сначала допытывались у Наташи:
- Что же, Наташа Петрова, к тебе никто не приходит по воскресеньям?
- Не знаю.
- А будут ли к тебе приходить?
- Да…
- А гостинцы тебе приносить будут?
- Не знаю…
- Кто же к тебе будет приходить?
- Дядя… Тетя… Еще другой дядя…
- Они богатые?
- Да… Впрочем нет… Не знаю…
- Смешная ты… Не знаешь, богатые ли у тебя дядя и тетя…. У них денег много?
- Нет, не очень много… Часто и совсем не бывает.
- Что же они не идут?
- Не знаю…
- Наверно, они тебя не любят?
- Не знаю!
- Ну, Петрова… От тебя ничего не вытянешь… Все "не знаю, да не знаю"… В самом деле ты "Незнайка". Скучно с тобой.