Еще что-то, похожее одновременно на птицу и на громадную летучую мышь, впорхнуло в сарай и, вцепившись когтями и зубастым клювом в прутья грисовой решетки, принялось их расшатывать. Первое страшилище тоже подползло совсем близко и попыталось просунуть внутрь клетки свою громадную когтистую лапу. Клетка затрещала. Грис в ужасе забился в дальний угол загончика и подумал, какое было бы счастье, если вдруг сейчас в его руках оказалось какое-нибудь оружие, скажем автомат или пулемет. Даже пистолет… Нет, именно автомат, большой, тяжелый, с вороненым стволом АКМ, такой, какой хранится в железном сейфе в кабинете военной подготовки в их школе, но не со сточенным бойком, а настоящий, с полным магазином, или даже двумя, тремя…
Один из прутьев клетки вылетел, и звериная лапа с длиннющими когтями, просунулась внутрь. Схватив прут, Грис изо всех сил ударил по лапе. Чудовище взвыло.
– Ага, больно! – радостно закричал Грис, поудобнее перехватил прут обеими руками и вдруг увидел, что его руки, именно руки, а никакие не копытца сжимают тот самый автомат, о котором он только что мечтал. Он нажал гашетку и… громоподобная очередь огласила стены сарая. Чудовище заревело от боли, а он всаживал в него пулю за пулей, расстреливая его в упор.
Шмат сразу же проснулся и поглядев на мальчика безумным взором и воскликнул:
– Ты что? Что делаешь? Ты куда?..
Не слушая его, Грис выбил решетку и, перебравшись через издыхающую зверюгу, вышел наружу.
На подворье царил ужас. Тут и там носились звери один другого страшнее: здоровенные летающие сороконожки, крокодилы со львиными мордами, жутковатые вампиры с измазанными кровью лицами, над ними металось страшное Черное Одеяло, пытаясь кого-нибудь задушить. Порой зверье набрасывалось друг на друга, но чаще же они стучались в окна и двери, пугая людей, хоронившихся от них за семью замками, за крепкими, надежными решетками и для верности укрывшись перинами с головой.
Вскинув свой автомат и уперев его в бедро (ох и тяжел же он был, надо вам сказать), Грис выпустил длинную очередь по всей этой нечисти и с острой радостью и восторгом победителя увидел, как они корчатся на земле, истекая кровью и вопя от боли. А с крыльца, с небес, из разных темных углов на него бросались все новые и новые монстры, которых он также яростно и беспощадно расстреливал. Потом, ступая по трепыхающимся телам, он ворвался в дом, короткими очередями приканчивая прятавшуюся по углам нечисть.
Он выстрелами распахивал двери, сшибал их с петель и все шел и шел дальше по анфиладе пустынных комнат, а в доме царила необъятная тишина, прерываемая лишь его шагами, порой взрывавшаяся грохотом выстрелов и оттого казавшаяся еще более гнетущей.
В последней комнате Грис обнаружил феноменальных размеров постель, заваленную пуховиками, сорвал перину и обнаружил под ней двух до смерти перепуганных – светлейшего и великого. При виде Гриса оба залились слезами и теснее прижались друг к другу.
– Ну, будет тебе! – крикнул встревоженный Ставр, вбегая в горницу, – Они и так уже обмочились со страху.
– А если он снова попробует меня заколдовать?
– Тебя? Да ты что? – искренне изумился князь. – Это для них теперь будет уроком на всю жизнь. Они тебя отныне будут как огня бояться. Да и не смогут они тебя теперь заколдовать, если ты сам силой собственной воли из-под их чар освободился.
Погрозив малолетним колдунам на прощанье пальцем, Грис вслед за Ставром отправился в комнату, в которой стоял стол, уставленный яствами. Несколько старичков, сменив скатерть, постелили роскошно вышитое полотно и уставили стол новыми закусками и флягами с питьем.
– Поужинай со мной, – предложил князь.
– Спасибо, я сыт по горло, – хмуро ответил Грис, еще не отошедший от переживаний минувшего вечера и ночи. – Травки вволю нащипался.
– Да ты не огорчайся, – усмехнулся Ставр. – Так уж в нашем мире заведено. Для детей здесь рай, им все позволено, они тут и цари и волшебники. А у вас разве не так?
– Нет, – признался Грис, – у нас всем заправляют взрослые. А дети им во всем подчиняются.
– Вот счастье-то! – воскликнул Ставр.
– Какое уж счастье? – возразил Грис. – Целый день как привязанный. С утра – в школу, потом мамка по дому гоняет, то ей в магазин сбегай, то за малышней пригляди, а вечером уроки и спать после программы "Время".
– Ах, – вздохнул князь, – как бы я желал, чтобы и у нас надо всеми командовал кто-нибудь взрослый… Но они нас ужасно бояться. Да и правильно, а то попадется такой вот светлейший, никому от него покоя не будет, ему день-деньской лишь бы куролесить.
– А что же вы родителям не пожалуетесь? Скажите его матери или отцу, пусть всыпят ему как следует.
– Что-то ты не то говоришь, – нахмурился князь. – Каким еще ро-ди-те-лям? Никаких таких родителей у нас нет.
– А откуда же вы все взялись? В капусте вас нашли, что ли?
– Конечно, в капусте, – спокойно подтвердил князь. – А где же еще?
Грис пристально поглядел на него. На лице юного князя не было и тени улыбки.
– Ты что, издеваешься, да? – побагровел Грис. – В какой еще такой капусте?
– Да вон же за домом у нас начинается большое капустное поле. И по весне мы все идем туда искать "божественных". Чуть подрастут они – и становятся "светлейшими", потом "великими", потом просто князьями, и так будут взрослеть, пока не станут нянями.
– И ты… ты тоже когда-нибудь будешь кому-то прислуживать за столом?
– Конечно. И землю буду пахать. И нянчить кого-то тоже буду. А иначе нельзя. Иначе вся жизнь полетит вверх тормашками.
– А что же, взрослые у вас совершенно не умеют творить чудеса?
Князь пожал плечами.
– Возможно и умеют. Но они всегда очень заняты своими взрослыми делами. Да и боятся они нарушить Закон Упорядочивания, – и пояснил: – Видишь ли, планета эта чересчур уж… как бы тебе сказать, добрая, что ли? На ней мысль человека так же ощутима, как движение человеческих рук на твоей планете. И так же, как в своем мире ты, таская бревна и складывая их, можешь построить, скажем, дом, у нас ты можешь сделать то же самое простым усилием мысли. Но дом этот, между нами, не будет прочен.
– Почему?
– Да потому что мысленно человек набрасывает лишь общий контур вещи, он забывает стругать доски, делать в них пазы, вставлять в них клинья, заполнять щели паклей. Так что проще взять да и выстроить этот дом по всем правилам. Но первые люди, высадившиеся на Энигме этого не поняли. Они решили, что обрели истинный рай. И потому принялись распоряжаться тут кто и как хотел. Один сводил горы, другой осушал моря, третий – вырубал леса, четвертый – вызывал дожди, пятый – небывалую жару, шестой сотворил невесомость, седьмой вообще потребовал молочных рек с кисельными берегами.
– Вот здорово! – с восторгом воскликнул Грис. – И как, получилось?
– Непонятно, чему ты радуешься? – нахмурился Ставр. – Молоко все скисло и образовало огромные вонючие болота на юге материка, а на киселе роятся полчища мух, которые устраивают ежегодные нашествия и разносят заразу. Кстати, того, кто это выдумал и заели до смерти собственные же мухи. И вообще, все они кончили плохо. Который сводил горы, был задавлен свалившейся с них снежной лавиной; которой осушал моря, не подумал, что они вдруг превратятся в тучи и прольются дождем, настоящим всемирным потопом; и представь себе, он утонул во время этого потопа вместе с тем, который вызывал дожди; вырубивший лес погиб от суховея, любитель жаркой погоды – от солнечного удара…
– А тот, который сделался невесомым?
– Его унесло ветром и о нем так до сих пор никто ничего и не знает, – князь развел руками. – И вот в результате всех этих художеств на планете стало твориться такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать. В одном месте летали ангелы, в другом какой-то святоша устроил самый настоящий ад, в третьем – бегали толстенные шелковичные черви, поедавшие все вокруг, в четвертом – чадили заводы, в пятом – маршировали солдаты-роботы. Кстати, можешь себе представить, какое оружие только не напридумали эти взрослые. Это вот, – он, кивнув, указал на стоявший в углу автомат, – это еще жалкий лепет по сравнению с лучеметами, лайтингами, бластерами и дезинтеграторами, – он сплюнул, и еще недавно грозный боевой автомат превратился в грубо оструганный грязный кол. – И вот, когда взрослые окончательно переругались между собой и только чудо могло спасти планету от атомной войны, дети тайком договорились и взяли власть в свои руки. Они-то и ввели в действие Закон Упорядочивания, раз и навсегда закрепив облик планеты и под страхом вечного зачарования запретив кому бы то ни было что-либо в нем изменять. С тех пор власть на планете принадлежит двадцати двум Великим Младенцам, а вся основная территория разделена на поместья, каждым из которых правит князь, его контролирует великий, а того – светлейший.
– Ну да, контролируют! – фыркнул Грис. – Они же несмышленыши!
– В колдовстве они, кстати, гораздо сильнее меня. А у меня они учатся рассудительности, чтобы начать княжить, как и я, когда придет их срок.
– Подожди, подожди, а как же ваши родители, так вот просто взяли и расстались со своей властью?
– Какие еще родители? – удивился князь. – Ты имеешь ввиду тех, первых взрослых? С ними поступили жестоко, но другого выбора не было. Их превратили… В общем, в разные предметы, чтобы они не смогли погубить всю планету. А дальше уж все пошло, как заведено.
– Послушай, а… – Грис смешался, но все же счел необходимым уточнить. – А почему во всем твоем поместье я не видел ни одной женщины? Они такие, ну… ну, в общем, ходят в юбках и вообще…
– А, девчонки… – князь пренебрежительно махнул рукой. – Мы с ними не общаемся. Они живут так же уединенно, как и мы, и у них в точности такие же порядки. Ближайшее их поместье в двух конных переходах отсюда. Наши мужики по весне и осенью помогают им сажать капусту. А что?
– Да нет, ничего, – пробормотал Грис, густо краснея. О своих догадках касательно чудесного появления на свет "божественных", "светлейших" и прочих младенцев, он предпочел юному князю пока не сообщать. "Вот вырастет взрослым, станет крестьянином – сам догадается", – благоразумно решил он.
Под утро разразилась гроза. Грис проснулся, разбуженный раскатами близкого грома и растворил окно, забранное слюдой. С хмурых небес проистекали целые водопады. На дворе образовалось небольшое озерцо. Быстро снующие речки уносили со двора останки расстрелянных Грисом ночью чудовищ. В центре двора на возвышении, под проливным дождем (Грис даже поежился) стояла худенькая детская фигурка.
Вскоре она взмахнула руками, и дождь прекратился. Тучи расползлись, в просвете засияло солнце. Сойдя со своего возвышения, Ставр (а это был именно он), вприпрыжку через лужи направился к дому. Увидев Гриса в окне, он остановился.
– Привет, – крикнул ему Грис. – Что, решил освежиться?
– Нет, пожар тушил, – ответил князь. – Отказывается одна из твоих пуль попала в сеновал, он загорелся, а мы и не знали. На счастье, кто-то дым учуял, а то не миновать бы беды. Тебе больше не стоит баловаться с огнестрельным оружием. И вообще, поосторожнее с огнем. Видишь же, у нас все сделано из дерева.
– А почему вы не строите из камня?
– Камням больно, когда их ломают, – серьезно ответил Ставр.
Глава 17
– А разве деревьям не больно, когда их рубят?
Ставр пожал плечами.
– Не знаю. Наверное, тоже больно. Но мы-то ведь рубим лишь мертвые, сухие деревья. Потому-то они и горят так быстро. Итак, обещай мне больше не стрелять и не создавать огнестрельного оружия.
– Хорошо, – согласился Грис, – если только на меня больше не будут напускать ваших чудовищ.
– Все равно не стреляй. Мало ли чем можно защищаться? Главное, чтобы у человека душок был.
– Что за душок? Запах, что ли?
– При чем тут запах? Душок – это дух, настрой, гонор, не знаю, как это объяснить, но чтобы что-то у нас сделать, надо очень сильно этого захотеть, а чтобы развеять это, надо столь же сильно этого не хотеть. Если надо избавиться от зверя, напусти на него своего, стань невидимкой, отлупи его палкой-ударялкой, но Закона не нарушай. Не то, клянусь Великими Младенцами, быть тебе бревном на лесоповале… Ну ладно, одевайся, пойдем завтракать.
Завтракали кашей, смахивающей на манную и еще какими-то очень душистыми фруктами. Кроме Гриса и Ставра. и горнице собрались еще трое молодых людей от шестнадцати до восемнадцати лет, Славен, Добрин и Равен, а также насупленный великий князь и сидевший на почетном месте светлейший, которого кормили из ложечки. Завтрак прошел нормально, лишь однажды тарелка Гриса подскочила к верху и зависла, готовая ежесекундно плюхнуться ему на голову, но все присутствующие так посмотрели на светлейшего, что он отвернулся и расхныкался. Объединенными усилиями тарелку осторожно водворили на прежнее место.
Когда трапеза подошла к концу, светлейшего унесли, а грязные тарелки, повинуясь напряженным взглядам князей и княжичей, поднялись в воздух и неторопливо, гуськом поплыли на кухню, воздух в комнате вдруг сгустился, с потолка ударила коротенькая молния, густыми клубами повалил дым, и в центре стола возник, кружась на пятках, мальчик в черном халате, украшенном блестками. Был он худ и черноволос, лет десяти не больше, но его крупные темные глаза смотрели из-под густых сросшихся бровей по взрослому серьезно и настороженно.
– Творите, братья! – сказал он, подняв в приветствии правую руку.
– Твори и ты, – ответили хозяева.
– С чем пожаловал, Мрачек? – спросил Ставр.
– Жареным запахло, – ответствовал тот, – вот я и решил присуседиться к вашему столу.
– Опоздал, мы уже откушали.
– А запах остался, – возразил Мрачек. – В твоем доме новый княжич? – осведомился он, коротко глянув на Гриса. Почему-то от этого взгляда у него по спине пробежали мурашки.
– Это мой гость и друг, – ответил Ставр.
– Уж не он ли твой дом поджег? – насмешливо осведомился Мрачек, но тут же переменил тему. – Впрочем, это твое личное дело, с кем дружбу водить и что у себя поджигать. Главное, чтобы не был нарушен Закон.
– Вот именно.
– А он был нарушен.
– Неужели?
– Да, и продолжает нарушаться.
– Я и не знал.
Теперь пришла очередь удивиться Мрачеку:
– Вот как? – он вскинул мохнатые брови. – Странно. А не ты ли поджег лес, который ни с того, ни с сего решил вдруг запрыгать?
– Разве я поступил неправильно?
– Правильно-то – правильно, да плохо, что ты его недожег. Он и ускакал тушиться к речке. А там неподалеку еще лесок… Так что пришлось мне с моими княжичами и князьями обоих утихомиривать. Плохо и то, что одно дерево вовсе улетело, дым и пламя из себя испуская. Мы его, правда, на землю сшибли, но больше, сколько ни искали, так и не нашли. Что это за дерево?
"И слава богу, что не нашли, – чуть было не сказал Грис, – ему было жаль глупого Супербота, – но промолчал.
– Дерево это может стать очень сильным фактором нестабильности, если его не найти, – продолжал Мрачек. – Но и это было бы мелочью, о которой не стоило бы и говорить, если бы еще один фактор не угрожал нашему миру извне.
– Что еще такое?
– Над нашей планетой кружит железная летучка, которая требует немедленной выдачи пирата. Этот пират из отряда небезызвестного Вергойна, угнал чужую космическую шлюпку и на ней вдребезги расколотил летучкин катер.
– Это не я! – воскликнул Грис, чуть не плача. – Он сам меня угнал! Ведь я же не знал, что он такой псих! Я только сказал: полный вперед, а он…
– Та-ак… – ничего хорошего не предвещающим голосом протянул Мрачек, – вот и еще один фактор.
– Я – не фактор. Я – Гри-и-ис! – и мальчик, сбиваясь и путаясь, но по возможности подробнее рассказал, как обстояли дела с того момента, как он лукошко и выбежал из дома с намереньем больше туда не возвращаться.
– Его надо отправить к Младенцам, – решительно сказал Мрачек, выслушав его. – И как можно быстрее, пока они не начали чудить.
– А что Младенцы? – возразил Ставр. – Чудить-то они мастера, а разума у них на грош, это ты и сам прекрасно знаешь.
– А нельзя ли меня отправить назад, домой, к маме? – робко попросил Грис.
Волшебники лишь пожали плечами.
– Это, увы, не в наших силах, – объяснил Ставр. – Мы властвуем над своим миром, но отнюдь не вашим. Да и где он, твой мир? Мы о нем не ведаем. Чтоб найти его, надо к деду Мироведу идти.
– Так пойдемте!
– Ишь, какой прыткий! – недобро усмехнулся Мрачек. – А летучка тем временем всю планету разворотит.
– Вы же волшебники! – в отчаянии воскликнул Грис. – Вы же их в два счета можете… И умоляющим взором поглядел на Ставра. Тот опустил глаза и покачал головой.
– Так ведь и они могут… – негромко сказал он.
– Ты что же, хочешь, чтобы из-за тебя одного началась космическая война? – осведомился Мрачек.
– Я? Нет… – Грис потупился.
– А почему бы и нет? – воскликнул Ставр. – Царские прихвостни уже сотни лет не дают нам спокойно жить, подбрасывают нам шпионов, следят за нами с небес, пробуют подкупить. Пора бы уж дать им отпор.
– А это не нам с тобой решать, – спокойно возразил Мрачек. – В любом случае надо собираться и ехать на Большой Сход. Он состоится послезавтра в Разгуляе. Все везут туда обнаруженные ими факторы. Так что будь любезен, прихвати и свой, – с этими словами он подпрыгнул вверх и растворился в воздухе.
– Не огорчайся, сказал Ставр, положив Грису руку на плечо. – Я попрошу других князей не выдавать тебя.
В этот миг Мрачек вновь возник, но на этот раз под самым потолком. Его голова вылезла из щели между досками и произнесла: – Кстати, если возьмешь с собой этот фактор, прихвати заодно уж и Центр Мировоздания.
– Какой еще Центр?
– Понятия не имею. Но начальник той самой летучки особенно напирал на то, что беглец как-то связан с Центром, и возвращение его – одно из их главных условий.
– Нет у меня никакого Центра. Ты мне не веришь?
Ставр пожал плечами.
– Подумай, может, вспомнишь?
– Я же говорю тебе…
– Ну, ладно, ладно, нет, так нет…
Глава 18
Их маленький отряд следовал рысью вдоль берега реки. Кроме них двоих на Сход поехали и княжичи Славен и Добрин, а также Шмат и еще несколько воинов в кожаных доспехах и с обожженными кольями, которые составляли все их вооружение за исключением каменных секир и ножей. Из каких-то своих принципиальных соображений энигмейцы избегали огня и не выплавляли металла, предпочитая обходиться камнем и деревом. Впрочем, в самом начале пути был случай, когда в ущелье некий своенравный валун улегся поперек дороги и не собрался уходить до тех пор, пока воины не стали бить его своими кольями. Тогда-то Грис и увидел, какие глубокие рытвины оставляют они при каждом ударе на гранитной поверхности. Так что, получив несколько весьма чувствительных вмятин, валун счел за лучшее убраться с дороги, откатился и залег спать в сторонке.