Олег явно льстил Серёжке. Никакой он не рассказчик. Память, это верно, у него крепкая.
Серёжка вспомнил лютые морозы, пургу, полярную ночь.
- Правда, что там за железо руками взяться нельзя? Намертво примерзают?
Примерзают ли голые руки, Серёжка не знал, а язык…
Наташа как-то сказала, что, если прикоснуться языком к дверной ручке, язык прилипнет. Серёжка не поверил. "Значит, я вру? Вру? Да?" - возмутилась Наташа и в доказательство своих слов лизнула белую от инея ручку двери. Вернее, она не лизнула, а только дотронулась кончиком языка и тотчас рванулась назад. Серёжка увидел кровь на Наташином языке и закричал:
- Верю! Верю!
Только поздно. Наташа с высунутым языком вбежала в дом.
- А на ручке кожа так и осталась? - спросил поражённый Олег.
- Кусочек, маленький.
- Сила! - Олег вздохнул, лёг на спину и раскинул руки.
Солнце светило прямо в глаза, и он зажмурился. Мысли перескакивали с одного на другое, как воробьи с ветки на ветку.
- Может, за червями сходим?
Червей для рыбной ловли копают вечером или ранним утром. Но делать всё равно нечего было.
За телевизионной вышкой тянулся длинный и глубокий овраг. В редкие дождливые дни по дну оврага текла рыжая река. Для таких случаев через овраг кто-то перебросил мост. Не мост, а два железнодорожных рельса. Мостом этим почти никогда не пользовались или пользовались очень давно. Один рельс сорвался с каменной опоры и завалился концом вниз, до дна. Второй висел над оврагом, как над ущельем.
- Пройдём по Чёртовому мостику? - предложил Олег.
Серёжка согласился. Олег, балансируя руками, осторожно перебрался на другую сторону.
- Теперь ты! - крикнул он.
Серёжка несмело поставил ногу на рельс. Потом другую.
- Давай! - подзадорил Олег.
Сделав два шага, Серёжка глянул вниз. Под ногами зияла жёлтая, в трещинах, глубина. С крутого откоса предостерегающе светил красными огнями колючий будяк.
- Давай!
Шаркая подошвами по заржавленной узкой полосе рельса, он продвинулся ещё немного. И опять посмотрел вниз. Овраг показался бездонной пропастью.
- Давай! Давай!
Ноги задрожали, коленки подогнулись. Он в страхе присел и вцепился руками в рельс.
- Струсил!
Ни сказать, ни двинуться, ни вздохнуть свободно. Только бы не сорваться. Руки судорожно держали горячую сталь.
- Давай назад! - с презрением крикнул Олег.
Тело прилипло к спасительному рельсу: ни назад, ни вперёд.
- Эх ты! - выкрикнул Олег и перебрался через овраг по тропке. Держась одной рукой за Чёртов мостик, он помог Серёжке возвратиться на безопасный берег.
- Трус! - процедил сквозь зубы Олег и сплюнул.
Серёжка, сгорбившись от позора и унижения, поплёлся домой. Вдогонку ещё раз полетело:
- Трус!
ТРУС
Отец лежал на диване и читал газету. Серёжка долго ходил туда-сюда мимо отца, не решаясь заговорить о том, что заставило страдать его весь день.
Наконец отец обратил на него внимание:
- Что-нибудь произошло, Серёга?
Серёжка мотнул головой и остановился перед диваном.
- Рассказывай. - Отец отложил газету и спустил на пол ноги.
- Я спросить хочу, - глядя на свои туфли, тихо сказал Серёжка.
- Спрашивай.
- Вот… если человек… трус, так он уже навсегда такой?
- А что случилось? - настойчиво повторил отец и усадил Серёжку рядом с собой.
Пришлось открыться.
- Вот оно что! - протянул отец и заходил по комнате.
Не очень приятно узнать, что твой сын трусишка.
В роду Мамонтовых трусов не было. Серёжка своими глазами видел в Севастополе героев-предков.
В панораме вкруговую, а в диораме в полкруга разворачивалась настоящая битва. Трудно было отличить, где пушки настоящие, а где нарисованные на полотне.
Прапрадед был изображен в "Панораме обороны Севастополя 1854–1855 годов".
"Видишь, в центре, на белом коне, генерал Хрулёв? - громко шептал дед Николай Петрович. - А поближе генерала, вон, с усами, с ружьём! То и есть твой прапрадед".
Со всех сторон окружали генерала на белом коне солдаты, все усатые и все с винтовками.
В другом здании, где диорама, на картине "Штурм Сапун-горы 7 мая 1944 года" Серёжка сам отыскал деда Николая Петровича. Дед, ещё молодой и без усов, бежал с автоматом в атаку. Над его каской летели огненные стрелы "катюш". И уже пылало над Сапун-горой знамя победы.
И у такого прапрадеда, у такого деда такой… Серёжка, низко опустив голову, ждал приговора.
- Собирайся, - приказал отец и сам быстро оделся. - Мы прогуляемся, - предупредил он маму.
Когда Серёжка проходил мимо крыльца Олега, тот скороговоркой спросил:
- Ты куда, Мамонт?
Серёжка промолчал. Он и сам не знал, куда ведёт его отец.
За телевизионной вышкой Серёжка понял куда. К Чёртову мостику. От волнения вспотели ладошки.
- Здесь?
- Ага, - внезапно осипшим голосом подтвердил Серёжка.
Отец докурил папиросу, огляделся: нет ли посторонних? Вокруг не было ни единой души.
Не говоря ни слова, отец быстро прошёл по рельсу туда и обратно.
- Становись, - приказал, - и не бойся. Я снизу страховать буду. Вперёд, Серёга!
И Серёжка пошёл вперёд.
Уверенно, как по бревну в спортивном городке. Туда прошёл. Обратно. Идти было спокойно: внизу, готовый в любое мгновение поймать его, двигался отец.
- Молодец, - похвалил он и весело подмигнул.
Серёжка, не в силах больше сдерживать радость, рассмеялся.
- Всего делов! - сказал отец. - Думаешь, никто никогда не боится? Все чего-то боятся. Только смелые люди пересиливают страх, а трусливых страх на лопатки укладывает.
- Я теперь смелый? Навсегда?
- Теперь смелый. Сейчас. А как дальше будет, от тебя самого зависит.
- Я и дальше смелым буду, - решительно заверил Серёжка.
- Тогда сам пройди. Без страховки.
Сердце сразу сжалось в комочек, но Серёжка переборол страх и, молча кивнув, шагнул к Чёртову мостику.
- Погоди, - остановил отец. - Ну-ка, приведи сюда Олега. Только быстро.
- Есть! - по-военному крикнул Серёжка и помчался к дому.
- Что? Чего? - допытывался дорогой Олег, но Серёжка не отвечал ему.
Увидев Серёжкиного отца, Олег смутился и стал робко оправдываться:
- Я не заставлял. Он сам.
- Вот это уже не годится, - нахмурился капитан-инженер Мамонтов. - Открещиваться от своих поступков - тоже трусость.
Серёжка успел отдышаться.
- Смотри! - гордо сказал он Олегу и пошёл через опасный Чёртов мост. Туда и назад.
- Сила! - искренне признался Олег.
Отец пожал руку:
- Молодец, Серёга!
Серёжка был на седьмом небе от счастья.
- А теперь, друзья мои, вот что, - заговорил отец. - Риск - дело благородное. Но только при одном условии: когда стоит рисковать. Когда есть за что и для кого. А со скуки шею ломать - глупо и бездарно. Ну-ка, взялись!
Отец ухватился за конец рельса, напрягся, и не успели ребята прийти на помощь, как стальная балка рухнула вниз.
В глиняной наклонной стене появилась свежая борозда; жёлтая пыль вздулась облачком и осела. Чёртов мост перестал существовать.
Но память о нём осталась в душе Серёжки на всю жизнь.
Глава девятая
"С ПЕРВОКЛАССНЫМ ПРИВЕТОМ"
Новогодняя ёлка в районном Дворце пионеров всем так понравилась, что ребята всю дорогу не могли успокоиться. Автобус звенел от восторженных голосов. Только Коська Шариков пытался сохранить невозмутимость. В прошлом году он ездил в Дом пионеров с братом и теперь то и дело говорил одну и ту же фразу:
- Вот в про-ошлом годе!..
Учительница Анна Фёдоровна каждый раз замечание ему делала:
- В году.
Коська поправлялся и опять забывал.
- Вот в про-ошлом годе!..
В конце концов весь первый "А" стал хором кричать:
- В году!
И так увлеклись, что, когда Коська, наконец, сказал правильно - "В прошлом году", - хор завопил:
- В го-оде!
Такой смех поднялся, чуть автобус не лопнул. Лопнуть не лопнул, но остановился. Задёргался и остановился. Не от ребячьего смеха, конечно.
Шофёр поднял капот и стал чинить машину.
СОЛДАТ АНДРЕЙ ИВАНОВ
Андрей Иванов возвращался из отпуска. Поездку на родину он заслужил отличной солдатской службой. Срок отпуска заканчивался 28 декабря, и солдат торопился. Как нарочно, на станции не оказалось ни одной автомашины из гарнизона. Потратив без толку два часа, солдат решил добираться пешком.
Для солдата дистанция в один переход не расстояние. А без полной боевой выкладки и вовсе лёгкая прогулка. Андрей нёс обыкновенный фибровый чемоданчик, с каким солдаты в отпуск ездят. Что в таком из дому везут? Банку консервов, пироги. В чемоданчике Андрея лежали пироги. Мать испекла в дорогу и для угощения друзей-товарищей. Чемодан с домашними пирогами солдату не в тяжесть!
Андрей бодро шагал по накатанной снежной трассе. Солдатскую шинель не продувал ветер, не пробивал мороз. Под сапогами весело поскрипывал снег.
"Встретить попутку, так и к обеду поспеть можно", - подбадривал себя Андрей.
Он прошёл половину дороги, но попутная машина не попалась.
Багровое солнце низко плыло над степью, выбирало уютное место для ночлега.
Мороз крепчал. Подымался ветер. По пустынному тракту вихрилась позёмка.
"Обед давно прошёл, добраться бы к ужину", - подумал Андрей и ускорил шаг.
Через полчаса, перекладывая чемодан с одного плеча на другое, он уже мечтал попасть в тёплую казарму хотя бы до отбоя. И тут увидел впереди в снежной дымке автобус. Присмотревшись, солдат понял, что автобус стоит на месте. Только бы не опоздать!
Колючие иглы защипали щёки.
За разрисованными инеем окнами автобуса ничего не было видно. Ветер наметал сугробы к неподвижным колёсам. Водитель, солдат в полушубке, копался в моторе.
- Привет!.. - тяжело дыша, поздоровался Андрей.
Водитель оглянулся и мрачно ответил:
- Привет.
- Чего там?
- Горючее не подаёт, - с досадой сказал водитель и опять полез под капот.
Андрей не разбирался в автомобильных двигателях, но понял, что автобус пойдёт не скоро, если вообще пойдёт.
- Из Раздолья? - спросил Андрей и тронул за плечо водителя.
- Допустим, - неприветливо отозвался тот и покосился на незнакомого солдата. - Впрочем, где-то я тебя видел.
- В кино, - подсказал Андрей.
- Точно, - оттаял немного водитель.
- Приду, доложу дежурному, чтоб летучку выслали, - Предложил Андрей.
Водитель спрыгнул на снег, вынул из кармана смятую пачку сигарет.
- Или буксир прислать?
- Когда он ещё прибудет! - с тоской сказал водитель. - До гарнизона девять километров. Пока дойдёшь, пока то-сё, ребята помёрзнут.
- Какие ребята?
- Школьники младшие. С ёлки везу.
- Как же быть? - Андрей опустил на подножку чемодан.
- Чёрт его знает! - выругался водитель.
- Может быть, там догадаются?
- Ничего не догадаются.
Андрей протянул руку к мотору.
- Остыл уже, - сказал водитель. - Пришлось воду спустить. Час маюсь. - Он вытащил из-под машины ведро с заледенелой водой. - Слушай, а если напрямую?
- Как - напрямую?
- Бензонасос по боку, горючее прямо из канистры на карбюратор. Канистра есть, шланг тоже. Идёт, а? Холодно, конечно, поморозиться можно. Только другого спасения я не знаю.
- Надо - значит, надо.
Водитель принялся за дело. Андрей хотел помочь ему, но тот распорядился:
- Разводи костёр, грей воду. Ветошь и солидол под сиденьем.
Соорудив из заводной рукоятки и домкрата перекладину для ведра, Андрей облил промасленную ветошь бензином для растопки и зажёг костёр. Потом он полез в автобус. Ребята, один другого меньше, зябко жались к учительнице, как цыплята вокруг наседки.
- Выходить греться! - командирским голосом крикнул Андрей.
Все обежали несколько раз вокруг автобуса, затем окружили плотным кольцом маленький костер. К чёрному дыму протянулись руки в варежках и перчатках.
Девочка в заячьей шубке дула на пальцы, будто они обожжены, а не застыли. Андрей протянул свои солдатские рукавицы:
- Надевай поверх своих, теплее будет.
- Мерзлячка! - презрительно сказал Галке Серёжка. И ему холодно было, но он крепился.
- И у меня замёрзли, - пританцовывая, выговорил Коська Шариков.
Андрей взял с сиденья шофёрские перчатки и отдал их.
- Есть хочу! - опять пожаловался Коська.
- Это мы сейчас, мигом! - сказал солдат и пошёл за чемоданом.
Галка отогрелась немного и съехидничала:
- А в прошлом годе есть не хотел?
- В году! - поправила Анна Фёдоровна. Она тоже ободрилась, - Серёжа Мамонтов! Не суй руки в огонь.
- Я не сую, - возразил Серёжка. - Я бумажки подкладываю.
Серёжка разжал пальцы и показал фантик.
На ёлке выдавали подарки: яблоко и конфеты в нарядном пакетике.
- Находчивый какой! - похвалила Анна Фёдоровна, и ребята стали быстро есть конфеты, а бумажные фантики бросать в костёр.
Серёжка и пакетик сжёг. Яблоко он протянул солдату.
- Спасибо, друг! - поблагодарил солдат, но яблока не взял. - Сам ешь. Тебя как зовут?
- Он - Мамонт!
"Вечно эта девчонка не в своё дело суётся!"
- Сергей, - представился Серёжка.
- А меня Андреем зовут. - Солдат протянул руку. - Иванов по фамилии. Гостинцы свои вы сами ешьте. Сейчас я вас пирогами угощу. Домашними! Мать испекла.
Андрей раскрыл чемодан и роздал ребятам пироги. Учительница сперва отказалась.
- Обидите, Анна Фёдоровна…
- Благодарю вас, Андрей.
Анна Фёдоровна надкусила пирожок и похвалила:
- Очень вкусно!
- Ешьте на здоровье, Анна Фёдоровна.
Учительница была не старше солдата. Она сказала:
- Я только для ребят Анна Фёдоровна…
Галка подтолкнула Серёжку. Тот резко обернулся:
- Чего толкаешься!
Если бы Коська толкнул, Серёжка бы так дал, что… А с девчонками драться - стыд и позор.
- Не ссориться! - приструнил Андрей. Он рассовал по карманам свои вещи и наступил сапогом на пустой чемодан.
Сухая фибра затрещала в огне. Вода запарила.
Подошёл водитель:
- У меня всё. Как водичка? - Он сунул грязную руку в ведро, с наслаждением подержал её там и одобрил: - Вполне!
Ребята возвратились в автобус. Водитель залил в радиатор горячую воду. Андрей Иванов встал на подножку, одной рукой крепко взялся за дверцу кабины - стекло водитель опустил донизу, - другой прижал к себе железную канистру с бензином.
Из горловины канистры, обмотанной проволокой, тянулся к мотору резиновый шланг.
Водитель нажал на стартер.
Мотор чихнул и завёлся.
- Держись! - сказал водитель. - Лицо отворачивай.
То, что Андрей остался без рукавиц, водитель не заметил. У него у самого после работы руки огнём горели.
Автобус, набирая скорость, помчался домой, к теплу, к свету.
Солнце укрылось за горизонтом. В снежной пелене догорали багровые отблески зари.
Мотор разогрелся, водитель включил отопление, и в салоне автобуса опять потеплело.
Галка стряхнула трёхпалые рукавицы, надетые поверх варежек:
- Жарко!
Увидел Серёжка рукавицы, и всё в нём перевернулось. Андрей с голыми руками на морозе едет!
- Стой! - закричал Серёжка и забарабанил в стекло водительской кабины. - Стой!
Анна Фёдоровна тоже крикнула:
- Остановитесь!
Автобус резко затормозил. Серёжка выхватил у Галки рукавицы и рванулся к выходу.
Водитель открыл дверь, Серёжка, а за ним Анна Фёдоровна соскочили на снег.
Солдат, заиндевевший и неподвижный, стоял на подножке, крепко прижимая канистру. От неё резко несло бензином.
Серёжка протянул рукавицы.
- Надевайте! - требовательно сказала Анна Фёдоровна.
- Дотерплю, - через силу улыбаясь, проговорил солдат, но всё-таки оторвал руку от канистры, и Анна Фёдоровна сама надела ему рукавицы.
- Спасибо, - Андрей опять улыбнулся, но губы плохо его слушались.
- И лицо, лицо укутайте, - сказала учительница и ахнула: - Да у вас щёки белые!
Она растёрла ему шерстяной варежкой щёки до румянца, но несколько белых пятен осталось.
- Ничего, дотерплю, - повторил солдат и обратился к водителю: - Поехали!
Анна Фёдоровна, не обращая на возражения никакого внимания, обмотала Андрею лицо своим шарфом. Одни глаза из-под шапки светились. Водитель махнул Серёжке и Анне Фёдоровне: "В машину!"
Автобус рванул с места и помчался, как самолёт по взлётной полосе.
Лицо Анны Фёдоровны было таким бледным, словно и она обморозилась.
У самых ворот, перед шлагбаумом, встретилась крытая машина с надписью: "Техническая помощь". Родители встревожились, позвонили в Дом пионеров и узнали, что дети давно выехали. Срочно снарядили аварийную летучку.
Неисправный автобус потащили на буксире в гараж. Продрогших ребят увели по домам, а солдата Андрея Иванова санитарная машина увезла в госпиталь.
Больного часто проведывали друзья-однополчане, родители школьников и сами ребята, которых, можно сказать, спас мужественный солдат. Дружба первого "А" класса не оборвалась и после демобилизации Андрея Иванова.
К концу учебного года Серёжка умел не только бегло читать, но и писать. Своё первое в жизни письмо он направил Андрею Иванову. От имени всего первого "А".
Письмо начиналось словами:
"С ПЕРВОКЛАССНЫМ ПРИВЕТОМ!
Здравствуйте, дорогой солдат Андрей Иванов! Пишет вам ваш 1 "А". Мы всегда помним о твоём подвиге. Мы обещаем учиться только на 4 и 5. Привет от всех и учительницы Анны Фёдоровны.
Ждём ответа.
Серёжа Мамонтов".
Письмо заняло всего одну страничку. Серёжка предложил внутри разворота нарисовать что-нибудь.
- Вот ты и нарисуй, - сказала Анна Фёдоровна. - Согласны, ребята?
- Согласны! - хором прокричал весь класс.
Серёжка рисовал целый вечер. Разноцветными карандашами. Получилась не картина, а диорама, сразу не охватить взглядом жестокий бой с фашистами.
Слева били орудия всех калибров. Чёрные снаряды, круглые, как ядра, летели на врагов. Красные стрелы "катюш" заполнили небо. Реактивные краснозвёздные самолёты палили из всех пулемётов. Шли в атаку тяжёлые танки. С автоматами наперевес штурмовала пехота.
В стане врагов всё почернело от красно-чёрных взрывов. Бомбардировщик падал вниз, объятый пламенем.
На хвосте и крыльях бомбардировщика Серёжка вычертил паучью свастику. Но всё же его терзало сомнение: понятно ли, что это сбили фашистский самолёт? Не каждый ведь знает, что свастика - знак фашистов.
- Как назывались фашистские самолёты? - спросил у отца Серёжка.
- "Юнкерс", "хеншель", "мессершмитт".
- Спасибо, - поблагодарил Серёжка. Ему достаточно было и одного названия.
Он послюнил карандаш и старательно написал печатными буквами на крыле бомбардировщика - "Мистир Шмид".