Том 29. Так велела царица Царский гнев Юркин хуторок - Чарская Лидия Алексеевна 9 стр.


- А как же, няня, мы мимо деревни ехали? - вмешался Сережа. - Там людей много! А провизии, папа говорил, и на хуторе довольно.

- Да деревня-то не близко вовсе: версты две будет, - поправил брата Юрик.

- А я рад, что мы забрались в такую глушь, право; по крайней мере я отдохну за лето, да и вы окрепнете на чистом деревенском воздухе, - вставил свое мнение отец.

- И славно же проведем мы это лето! - весело вскричал Юрик, самый проказливый и шаловливый из всех детей Волгиных. - Я уж видел по пути, что тут всего вдоволь, чего только душа ни пожелает: лес, река, поле… И в лесу эта усадьба, о которой ты говорил, папа… князя этого…

- Да, усадьба и охотничий домик. Как-нибудь мы осмотримся. А пока, друзья мои, советую вам покушать как следует с дороги… Андрон Савельич об нас уже позаботился. И чай готов… Нянюшка, - прибавил Юрий Денисович, обращаясь к Ирине Степановне, - налейте-ка чаю детворе да и меня не забудьте.

Дети не заставили отца повторять приглашение и с большим аппетитом принялись за еду. Старик Андрон, стоя у притолоки, рассказывал Волгину про хозяйственные дела на хуторе. Хутор был куплен Юрием Денисовичем этою весною в одном из прелестных уголков России, и он впервые с семьей приехал сюда провести лето и отдохнуть на деревенском просторе.

* * *

После чая мальчики поспешили на двор - осматривать хозяйство вместе с отцом и Андроном. Нянюшка, что-то ворча себе под нос (она была недовольна решением господ провести лето на хуторе, где, по ее мнению, особенно трудно уследить за буйной детворой), принялась хлопотать по устройству комнат совместно с двумя прислугами, приехавшими на хутор еще накануне.

Бледная белокурая Лидочка осталась одна в столовой. Она медленными глотками допила свой чай и осталась сидеть за столом.

- Не желаешь ли, дорогая, пока пройти в сад? - предложил вдруг вошедший в комнату отец.

- Хорошо, папа, - ответила девочка и, тихо встав из-за стола, оперлась на подставленную ей отцом руку и вышла вместе с ним из комнаты, осторожно ступая, точно боясь новой, незнакомой ей обстановки.

Медленно пройдя ряд комнат, они вышли на балкон и спустились в сад.

Это был роскошный старый сад с вековыми деревьями, громадными дубами и кленами и белоснежными березками, покрытыми сплошною шапкой зеленой листвы. Лидочка, под руку с отцом, шла так же медленно и осторожно по длинной и прямой, как стрела, аллее. Солнце золотило ее белокурую головку и ласкало бледное личико своими прощальными лучами. Когда они дошли до конца аллеи, отец подвел девочку к скамейке и сказал:

- Ты, наверно, устала, дорогая? Посиди здесь на скамейке, отдохни. Я пойду распорядиться по хозяйству, а к тебе пошлю няню.

Лидочка послушно опустилась на скамью и осталась сидеть, прислушиваясь к удаляющимся шагам отца.

Вдруг она вздрогнула и насторожилась. В кустах послышался легкий шорох и задавленный смех.

- Кто тут? - испуганно воскликнула Лидочка и протянула вперед руки как бы для защиты.

- Это я! - послышался чей-то звонкий, серебристый смех, похожий на колокольчик.

- Кто - ты? - тем же пугливо-вопрошающим голосом спросила Лидочка.

- Я - майская фея! Или ты не видишь меня?

И из кустов шиповника выскочила маленькая странная фигурка и подбежала к Лидочке.

Это была девочка лет десяти-одиннадцати на вид, с лукавым, подвижным и смеющимся личиком, черненькая, с длинными толстыми косами до пят, вся с головы до ног украшенная цветами, в венке из душистых ландышей на черненькой головке.

- Майская фея? - произнесла бледная девочка. - Но разве существуют на свете феи? Феи бывают только в сказках.

- Должно быть, существуют, если я говорю тебе, что я - фея, - с тем же серебристым смехом отвечало странное существо. - Взгляни на меня: разве ты не видишь, до чего я похожа на фею?

- Нет, не вижу! - произнесла бледная девочка и кроткое лицо ее подернулось печалью.

- Не видишь? Почему? - удивилась в свою очередь странная фигурка, называвшая себя феей.

- Да потому, что я… слепая, - тихо прозвучало в ответ, и белокурая девочка низко опустила свою золотистую головку.

- Слепая! - удивленно протянуло странное существо. - Слепая! Вот никогда бы не подумала этого… Значит, ты не видишь ни голубого неба, ни золотого солнца?

- Нет!

- Ни цветов, ни деревьев, ни птичек?…

- Нет, нет! - было ответом.

- И меня не видишь?

- Нет, я слепая; мои глаза, как мертвые, - уныло произнесла Лидочка. - Но кто же ты на самом деле? Ведь я знаю, что феи не существуют… Ты должна мне сказать, кто ты?

- Ха, ха, ха! - со звонким смехом, похожим на звук серебряного колокольчика, произнесла странная девочка, - какая ты недоверчивая! Я уже сказала тебе, что я фея - фея и есть. Мне жаль, что ты слепая, потому что, во-первых, ты такая хорошенькая и сама очень похожа на фею, а во-вторых, потому что ты не видишь меня и не можешь удостовериться в том, что я действительно фея!.. Слышишь? Меня зовут. Это кличут меня такие же маленькие феи, как и я, чтобы справлять наш майский праздник в лунном свете. Жаль, что ты не фея и не можешь участвовать в этом празднике. Прощай, прощай! Пора! Солнце уже заходит.

- Как же зовут тебя? Скажи мне, по крайней мере! - произнесла слепая Лидочка, живо заинтересованная своей странной собеседницей.

- Мая! Фея Мая, - прозвучал в ответ серебристый голосок. - А тебя?

- Меня зовут Лидочка, - произнесла слепая.

- Ну, прощай, Лидочка! Не забывай фею Маю! - произнес тот же серебристый голосок, и странное маленькое существо с веселым смехом исчезло в густо разросшихся кустах шиповника.

В ту же минуту по аллее послышались шаги. Это явилась няня за Лидочкой. Держа под руку няню, Лидочка тем же медленным, рассчитанным шагом повернула к дому и пошла своей осторожной походкой, какой обыкновенно ходят только слепые.

- Кто она - эта странная маленькая Мая? - рассуждала по дороге девочка. - И откуда взялась она? Надо будет узнать, нет ли у приказчика Андрона или у кучера родственницы, какой-нибудь щалуньи-девочки, которая подшутила над нею, Лидочкой, назвавшись феей. - Что она не фея, это Лидочка отлично знала. Отец Лиды постоянно занимался со своей слепой дочерью, со слов знакомя ее с разными науками, поэтому Лидочка была достаточно образованна, чтобы не поверить в существование фей и всего сверхъестественного на белом свете. Но кто же, однако, эта девочка?

* * *

В то время как слепая Лидочка неожиданно встретила странное маленькое существо, назвавшее себя феей Маей, ее три брата успели обежать скотный двор, заглянуть в хлев к коровам и свинке, помещавшейся по соседству в обществе своих двенадцати поросят, розовых и нежных, еще не обросших щетиной. Мальчики приходили в восторг решительно от всего: им нравились и поросята, и Буренка, доверчиво бравшая хлеб из рук, и красноносый индюк, важно разгуливающий по двору, и семейство цыплят, следовавшее с пронзительным писком за своей матерью-хохлаткой. Но больше всего возбудили их любопытство конюшни. Кроме тройки вороных, там еще стояли четыре верховые лошадки и четыре рабочие. Особенно привлекал внимание детей один гнедой верховой конек. Коня звали Востряк, и он как нельзя более оправдывал это прозвище: он поминутно вертел головою, махал хвостом и ржал так, точно хотел этим ржанием по-своему, по-лошадиному, приветствовать своих новых господ.

Из конюшни дети побежали на задний двор, где находилась голубятня, помещавшаяся как раз над домиком скотницы Аксиньи.

- Можно посмотреть голубей? - обратился вежливо Сережа к краснощекой и толстой хозяйке избушки, входя к ней в горницу по шатким ступеням крылечка.

- Пожалуйста, молодые господа, пожалуйте! - проговорила Аксинья, низко кланяясь барчукам. - Митька, а Митька, - закричала она резким, пронзительным голосом, - и где ж это ты запропастился? Сведи господ на голубятню. Слышишь, что ль?

Но невидимый Митька не откликнулся на призыв Аксиньи, и мальчикам пришлось подниматься одним по узкой и скользкой лесенке в мезонин домика.

- Да где же голуби? Их нет! - разочарованно протянул Сережа, заглянув в темный мезонинчик под крышей.

- Нет голубей, - в тон ему грустно протянул Бобка.

- Стойте, а это что? - произнес шепотом Юрик.

Его зоркие глаза отыскали в углу небольшое гнездышко, свитое под балкой, и в нем четырех еще не оперившихся птенчиков-голубков, пищавших на разные голоса.

- Ах, прелесть! - вскричал, всплеснув ручонками, Бобка. - Возьмем их к себе в детскую непременно.

- И будем их кормить молоком, - подхватил Сережа.

- И глуп же ты, Сережа! - насмешливо произнес Юрик. - А еще старшим называешься. Ну где же это видано, чтобы голуби, как котята, молоко пили?

Сережа сконфузился.

- Возьмем их с собою! - тянул Бобка и протягивал ручонки к гнездышку.

- Оставь, я сам! - оттолкнув его, проговорил своим резким голосом Юрик, и бросившись ничком на ворох соломы, он в свою очередь потянулся рукою за гнездом.

Тут произошло нечто совсем неожиданное. Ворох соломы зашевелился, словно живой, под Юриком, и из-под него высунулась белобрысая головенка с потешными пышными вихрами и маленьким носом, торчавшим на детской грязной рожице в виде пуговицы.

- Не трожь голубей, тебе говорят! - произнес вихрастый мальчик. - Голуби мои, и худо тебе будет, коли что ежели…

- Вот тебе раз! - протянул изумленный Юрик, в то время как Бобка со страхом попятился к двери. - Вы из каких же будете, господин хороший, и чего же вы бранитесь, с позволения сказать?

Вихры отчаянно зашевелились, и нос-пуговица окончательно вылез из-под соломы. Обладатель этого носа оказался небольшим пузатым босым человечком в грязной, заплатанной в нескольких местах рубашонке. У него было какое-то задорное и в то же время недоумевающее выражение лица.

- Кто ты такой? - спросил Юрик, удивленно глядя на этого курносого и вихрастого мальчугана.

- Кто? Я-то? - переспросил мальчуган.

- Ты-то!

- Я-то - Митька! А вот ты-то кто будешь? - произнес далеко не миролюбивым тоном курносый человечек.

- А я - Юрик, - отвечал маленький барчук, с трудом удерживаясь от смеха при виде этой забавно воинственной рожицы. - А это Сережа, - указал он на старшего брата, - а этот - Бобка, - протянул он палец в направлении рыженького мальчика, забившегося от страха в уголок.

- Бобка… имя-то словно собачье! - протянул с глупой усмешкой пузатенький Митька и вдруг снова неожиданно рассердился: - А пошто вы, ровно воры, в мою голубятню забрались?

- А пошто ты, как разбойник, в соломе спрятался? - передразнивая его, спросил Юрик.

- Боялся я! Тетка Аксинья меня била, шибко била… Велела коров пасти, а я убег.

- Зачем же ты убег? - спросил Юрик.

- А тебе што за дело?

И Митька воинственно выпрямился и даже сжал в кулаки свои грязные ручонки. Но как раз в эту минуту раздался пронзительный крик внизу:

- Митька-а! Митька-а! Куда ты провалился?

- Ахти, беда мне! - вскричал Митька и снова нырнул в солому. - Прибьет она меня, прибьет беспричинно. У нее первое дело - за вихры таскать.

- А ты не бойся. Мы тебя не дадим в обиду, - успокоил его Юрик.

- Это кто? Ты-то?

- Да хоть бы и я!

- Во! Так она на тебя и посмотрит.

- Батюшки! Да она сюда идет, - прошептал испуганно Сережа.

- Беда, беда! - вскричал Митька и с головой ушел в свою солому.

Действительно, ступени скрипели под тяжестью Аксиньи, и не успели мальчики переглянуться между собою, как ее тучная фигура показалась на пороге мезонина.

- Ну, полюбовались на голубков, барчата! - произнесла она вкрадчивыми певучим голосом, каким обыкновенно говорят простолюдинки, когда желают показаться ласковыми и добрыми. - Голубки-то улетели.

- Да, - произнес лукаво Юрик, искоса поглядывая на чуть шевелившуюся в углу кучу соломы, - и Митька ваш улетел вместе с ними.

- Митька? Да нешто вы его знаете?

И, не дожидаясь ответа, Аксинья стала жаловаться на Митьку: и лентяй-то он, и грубиян, и разбойник, совсем он от рук отбился и сладу с ним никакого…

А курносая рожица в это время выглядывала из своего убежища под соломой и корчила такие уморительные гримасы, что три мальчика едва могли удержаться от смеха.

- Митька ваш племянник? - спросил Юрик толстую Аксинью.

- И-и… какой он мне племянник, детушки! Просто он сирота бездомная, и приняла я его к себе по своей доброте, а он, заместо того чтобы помочь мне в чем по хозяйству, только проказничает. Невмоготу мне с ним!

И, говоря это, толстая Аксинья, раньше чем кто-либо из детей мог предвидеть это, тяжело уселась на кучу соломы, под которой притаился злополучный Митька. Уселась и тотчас же вскочила на ноги как ужаленная. Глаза ее, выпученные и испуганные, стали совсем круглые от страха, рот широко раскрылся.

- Разбойники! - завопила на весь двор и даже на весь хутор Аксинья. - Разбойники, режут! Караул! - и со всех ног бросилась вон из мезонина, оставив в голубятне трех громко хохочущих мальчуганов.

- Ну, таперича держись! - вскричал, вылезая из своей соломенной засады, Митька. - Коли узнает, што это я ее испужал - прибьет меня… как Бог свят - прибьет!

И прежде чем мальчуганы успели опомниться, он кубарем слетел с лестницы, и через минуту его потешную маленькую фигурку можно было видеть бегущею по полю от хутора к лесу.

Мальчики перестали смеяться и искренно пожалели сироту-Митьку, которому, должно быть, несладко жилось у его сердитой названой тетки. Потом они занялись птенчиками. Они решили оставить маленьких голубков в голубятне и навещать их как можно чаще, а заодно навещать и Митьку, успевшего сильно заинтересовать детей Волгиных.

Глава 2

Старший лесничий и его внучка. Юркино слово. В лесу. Митькины страхи. Снова фея Мая

На балконе небольшого лесного домика сидит старый седой господин в темном халате и круглой шапочке на голове. Старик весь погрузился в чтение газеты. А кругом него глухо шепчут старые ели, стройные березки и трепещущие осины… Солнце настойчиво проникает сквозь кружево листвы и нежными лучами ласкает старика. В этом густом, вечно что-то шепчущем лесу так хорошо и уютно! И маленький лесной дом кажется какой-то хорошенькой игрушкой среди громадного старого леса, в его густой, непроходимой чаще. А на опушке этого леса стоит большой княжеский дом. Его почти не видно сквозь стволы часто разросшихся деревьев, и он стоит одинокий, уже чуточку развалившийся, точно безмолвный сторож старого леса.

Старик сложил газету и задумался. Мало-помалу сон подкрался к нему, и он забылся дремотой, уронил голову на грудь.

Но недолго пришлось спать обитателю лесного домика. Невдалеке, в чаще молодого ельника, послышалась звонкая песенка:

Я эльфа лесная,
Я чащи дитя,
Веселая Мая,
Малюточка я!

И большой лист влажного от росы папоротника упал на колени спящего.

Старик открыл глаза и улыбнулся.

- Это ты, Мая? Ты, моя плутовка?

Маленькие елочки быстро раздвинулись под чьей-то рукой, и то же странное кудрявое и смеющееся существо, появление которого так удивило Лидочку Волгину в саду на хуторе, с хохотом выскочило из чащи ельника и повисло на груди старика.

- Мая! Шалунья дорогая! Маленькая фея! Что скажешь новенького?

- Твоя фея, дедушка, - зазвучал голосок девочки, - принесла тебе ворох новостей, и нехороших новостей, дедушка! - добавила она, надув свои губки.

- Какие же новости принесла ты мне, дитя?

- "Они" приехали, дедушка!

- Ты была на хуторе, Мая?

- Увы! Да, дедушка! Я была на нашем хуторке, который теперь стал не наш. Ах, дедушка! - всплеснув руками, произнесла девочка. - Зачем они приехали! И зачем князь продал наш хуторок?

- Мая, Мая, разве хутор этот был наш когда-нибудь?

- Ах, все равно, ты управлял им, дедушка, и я его считала как бы своим. А теперь туда приехали чужие дети. Они бегают по нашему саду, рвут цветы, которые посадил ты, дедушка. Ездят на наших лошадях, кормят голубков, моих голубков, которых я так любила кормить…

- Ты познакомилась с ними, Мая?

- Нет, я не хочу с ними знакомиться. Они злые, гадкие дети! Они живут на нашем хуторе я их терпеть не могу за это!

- Мая! Мая! Стыдись!

- Я видела, впрочем, одну больную девочку в саду. Она - слепая и, кажется, приняла меня за фею…

- И ты можешь не любить слепую, обиженную судьбою девочку? Да разве у моей феи Май такое недоброе сердечко? - с укором спросил свою любимицу дед.

Назад Дальше