- Я работал для себя. Мне было безразлично, что я делаю - мне были нужны деньги, чтобы оплатить дом, машину, катер, красивую одежду, уют… Я вкалывал ради этого избыточного уюта - а не ради того, чтобы делать то лучшее, что могу. Я трудился ради уюта на работе, я трудился ради уюта дома. НА ЧТО Я РАСТРАТИЛ СВОЙ ТРУД?! И теперь страшно.
Юсси надолго замолчал, браслет его нехорошо пожелтел. Молчал и Микко. Он понял, о чём говорил его друг. Но что поделать - не всем дано стать великими учёными или творцами, оставляющими людям плоды своего гения… Простым людям нужно довольствоваться скромным. Раз уж так - то хотя бы просто живи достойно. Делай, что должен - и будь что будет.
Микко вдруг спохватился, что браслет друга пожелтел, и схватился за валидол.
- А вот когда уходил мой дед, он не боялся, - сказал Юсси, отказываясь разжимать кулак; Микко с силой пихал в него таблетку. - Дед уходил, а его дела оставались людям - и вот он действительно прожил не зря.
Микко трепал его плечо.
- Ты соси, соси таблетку… Твой дед был писателем или учёным? Ты ничего не говорил…
- Дед был просто учителем физики. Но он был учителем по–настоящему, а не ради денег. Его любили и ценили ученики, и он гордился, сколько его учеников стало настоящими учёными… Я уж и не помню, сколько. А ещё дед воевал, победил фашизм - и это тоже был его подарок людям… Понимаешь, тогда люди жили немного по–другому, не для богатства и уюта, а чтобы трудиться с пользой для человечества. Каждый делал, что мог - труд был отчётом о прожитом.
Микко недоверчиво пригладил белоснежные волосы. Когда это - "тогда"? При коммунистах, что ли? Труд… Вечно коммунисты про труд болтают, сплошной обман. Труд нужен для того, чтобы жить достойно…
Что–то вдруг щёлкнуло в его голове, как будто свет включили.
- Хорошо бы поймать снова ту щуку… - дрожащим голосом сказал Юсси, язык его плохо ворочался из–за валидола. - Зря мы попросили у неё уюта. Надо было просить…
- Сто пятьдесят лет жизни каждому?
- Нет. Надо было просить не это…
- А что?.. - в голубых глазах Микко светилась наивная надежда…
И вдруг - всё заколыхалось, рассыпалось, растаяло - и… оказалось, что они по–прежнему сидят на Кииви–ярве, в тот самый день и час, когда они поймали Золотую Щуку. И Юсси по–прежнему в старой зелёной крокодильей кепке и жилетке, молодой и страшно удивлённый.
Микко ошеломлённо провёл руками по своей куртке, потрогал чистое лицо. Что же, это всё ему померещилось? Ничего не было? Ни Золотой Щуки, ни желания, ни старости?..
Они уставились друг на друга и молчали не меньше минуты.
- У тебя, кажется, водка была, - запинаясь, пробормотал Микко по–фински.
Юсси его понял. Он мощно глотнул из горлышка и протянул бутылку Микко.
- Тебе тоже показалось, что мы были стариками?..
Микко булькал водкой. Наконец, он оторвался, крякнул в рукав и аккуратно убрал пустую бутылку, не забыв завинтить крышечку.
- Поплыли домой. У меня там виски есть.
Юсси торопливо закивал. Ему тоже очень хотелось как следует набраться. Всё–таки это было страшно - оказаться стариком…
Перед тем, как завести мотор, Микко спросил озабоченно:
- Юсси, а ты читал Маркса?
- Конечно!
- И у Маркса написано про труд, что это смысл жизни человека? И что труд можно организовать по–другому, не так, как у нас?
Юсси рассеянно пожал плечами:
- У него много чего написано. Но уж больно занудно, - он с удовольствием рассматривал свои руки, сильные и молодые.
- Это хорошо, - удовлетворённо кивнул Микко. - Значит, у него всё правильно написано. Вы, русские, неорганизованные - вот вам и кажется, что у Маркса занудно… Вечно вы всё не так делаете - поэтому у вас и не получилось с Марксом.
- Ты ещё нас коммунизму поучи!..
- Так не зря же ваш Ленин к нам ездил, в Финляндию, - очень серьёзно сказал Микко. У него немного порозовел нос. - Он здесь нашей мудрости набирался…
Заревел мотор и лодка понеслась к дому Микко.
А на берегу, на камне, сидел серый кот - издали похожий на фигурку богини Бастет. Он довольно жмурил жёлтые глаза. Серия экспериментов по социальной мотивации людей завершена; Вежливый будет очень доволен.
***
Это третья из историй бывшего кота Василия.
- - - - - - - - - -
Бронесказка.
От войны да от "кумы" не зарекайся.
Танковая пословица.
В крокодиловой коже динамической защиты, с противонейтронным подбоем, расшвыривая гусеницами ошмётки дёрна, выбрался из прибрежных зарослей танк. Настороженно прислушался, поводил красными глазками ИК–прожекторов - приземистый, пугающий, как нильская рептилия, такой же безжизненный, немигающий, неспособный на жалость…
Речка мирно шумела, перекатываясь по россыпям валунов. С того берега удивлённо смотрел крупный олень: такого чуднОго зверя с хоботом он ещё не встречал… Олень посмотрел, величаво повернулся и медленно скрылся в зарослях, недоверчиво подрагивая хвостиком. Заросли, в которых скрылся олень, вели вверх по склону – там, на залысой вершине, ждали олениха с оленёнком. Тоже никем не пуганые…
Следовательно - врага там тоже не было.
Тогда танк (оказавшийся новеньким Т–90А) коротко скомандовал - и следом на берег речки, с неприметной лесной дороги (а кое–где и прямо из зарослей, ломая кривые деревца), с тяжёлым грохотом вывалилась вся рота. Стало тесно, грязно и душно. Костяк роты состоял из срочников, "семьдесят вторых", чумазых, тощих и злых на весь свет после суточного марша. С ними были трое резервистов: "шестьдесят второй" и пара стариков "пятьдесят пятых". И молчаливый "тунгус" впридачу.
Усталые танки приладились было передохнуть, но тут, на беду, по размешанной в грязь дороге примчался прапор с обеспечением - потёртый, бывалый Т–80УД "Берёза", въедливый, как ржавчина – и завертелась занудная проза полевого быта. Выставили охранение, расчистили сектора обстрела, поставили маскировку. Танки, подгоняемые прапором, деловито гудели, дымили сизым выхлопом, вскрывали банки с солидолом и бочки с горючим. Самых грязных прапор погнал мыть катки. "Берёзу" побаивались – был он мордаст, плечист, и весьма вспыльчив… Командир неподалёку педантично сверялся с картами, колдовал над комплектом спутниковой связи. Прапор, убедившись, что все при деле, укатил к командиру за распоряжениями.
- Эх, "даночку" бы сейчас пощупать, - тут же растянулся в траве неугомонный разгильдяй Бэшка, показывая, какие объёмистые бока у "даночки".
- Смотри, Ромео, прилетит тебе в бок "ломик", оглянуться не успеешь, - хмуро пробурчал один из резервистов, лобастый "шестьдесят второй" по прозвищу Компьютер, возясь со скользкой от пролитой смазки бочкой.
Танки Компьютера уважали: он был настоящей энциклопедией на гусеницах – про военную технику и сражения минувших эпох знал всё, сыпал цифрами, датами, характеристиками, цитатами – побольше, чем в иной библиотеке; слушать его было одно удовольствие. Все лениво потянулись поближе: после того, как нечаянно раздавили бумбокс, словесные баталии между Компьютером и Бэшкой стали единственным развлечением в роте.
- А мы сначала позаботимся, чтобы "даночка" одна осталась, - вкрадчиво объяснил Бэшка. – На то мы и танчики! Всем вкатим по самые Нидерланды!
- А если там "абрашка" окажется, или "лёпа"? – подначил кто–то скептический.
- Командир его порвёт, как Тузик грелку! – убеждённо заявил Бэшка. – С нами же Командир!
Все солидно согласились: они тоже верили в Командира…
- Танки с танками не воюют, - напомнил Компьютер, по–прежнему хмурый. – Наше дело – взламывать оборону и идти в прорыв. А насчёт "абрашки" ты сильно неправ; не дай Мехвод с ним встретиться - даже Командиру… Ты что–нибудь про броню "чобхэм" знаешь? А про уранокерамику? Таких зверюг взять можно только тактикой - если повезёт…
- Наши танки всегда были лучшими в мире! – гнул своё упрямый Бэшка.
- "Лучшими…" - проворчал Компьютер. – У них даже без "абрашек" и "лёп" - у всех тепловизоры, спутниковая навигация, автоматические системы управления огнём… Обученные, натасканные, как овчарки. И хорошо знают, чего хотят; всё у них под цель заточено. А у нас?.. Срочники да резервисты. Тепловизор только у командира… – он сплюнул. – Бросили нас отдуваться - старьё, хлам доперестроечный… "Лексусов" с "кайенами" себе напокупали - вместо тепловизоров. Либеральная, м–мать, империя… А потом, случись что, ещё и скажут, что нас было больше… И не забывай, - он потыкал пулемётом вверх, - наш главный враг там, за облаками. Так и не увидишь, откуда "маверик" прилетел…
Танки трижды сплюнули.
- Ну, за облака я не достану – а вот "абрашку" отмудохаю, - шалопай Бэшка вдруг вскочил. – Ты мне только покажи, где у него боекомплект, я уж его нащупаю! - он по–боксёрски резко поднырнул. Жилистый и резкий, как разболтанная пружина, он настырно надвигался на пятящегося Компьютера, показывая хлёсткими хуками со всех сторон, как будет щупать у врага боекомплект. – А у командира – управляемое оружие! А у командира – "Штора"! Всех порвём!
Странные чувства испытывали танки, слушая их споры. Компьютеру они верили разумом, и всегда признавали его скептическую правоту; но следом делал ход лихой Бэшка – и будто тучи рассеивались, и выходило, что он тоже прав, и всё не так плохо… Хотя ничего умного он не говорил; просто была в нём какая–то дикая, вызывающая восхищение, всесокрушающая напористость, заразительная вера в возможное, в простоту жизни и в себя. Обладатели такой веры идут по жизни легко, не видя ни в чём препятствий, расправляясь с проблемами, о которых прочим и помыслить невероятно; всё им по плечу; они ухитряются уводить самых красивых и неприступных женщин – порой без копейки в кармане! - и считают унизительным уступить хоть кому–то из встреченных, в чём бы то ни было… Жизнь кипит и легко переламывается вокруг таких; всегда за удачу почитаешь быть с таким в одной команде; одна беда – трудно им удержаться в рамках дозволенного…
Так и спорили в роте две правды: правда знания, от которого многие печали - и правда веры в себя и своё оружие. Две правды…
- Отставить балаган! - угрюмо осадил Бэшку незаметно подкативший прапор. Недоверчиво вытянув ствол, он принюхивался к горючему и к выхлопам. Бэшка тут же присмирел. - Раз твоё шило в гузне не угомонилось - бери Компьютера - и дуй бегом на высотку осмотреться. Если чисто - глянете за склоном. Ищите любые следы. В эфире без нужды не шуметь, три щелчка – "порядок". Пятьдесят пятые, - хрипло кашлянул прапор, ткнув в стариков, - смените охранение. Остальным отдыхать - час. И хватит об этом.
Откатившись, прапор пнул бочку с горючим, прислушиваясь к звуку - бочка была полна.
- "И хватит об этом", - состроил ему вслед рожу Бэшка. - Подвигали, Компьютер.
- Я не понял!.. – удивлённо обернулся прапор. - Бегом - выполнять!!!
…Через пять минут пришли условленные три щелчка: Бэшка сообщал с вершины, что вокруг чисто, и они идут осмотереться вниз по склону. А ещё через пять минут вдруг бабахнуло, эфир взорвался стрельбой и криками. Докатило глухое эхо, встряхнуло до потрохов, принеся сосущее противное чувство, что это уже происходит - наяву и с тобой…
- Нарвались!!! Командир, десять часов вниз по склону, танки, не меньше роты! Отходи, Компьютер!!! Отходи!!!
Было слышно, как задолбил спаренный пулемёт, снова гулко бабахнула пушка. В эфир врывалась неразборчивая чужая речь, какие–то "альфа", "браво", "чарли". Кто–то истерически визжал "Йаху!!!"
- Пиндосы!!! – прорычал командир, взревев дизелем, и всем стало не до переживаний. – Берёза, Тунгус, третий взвод – высоту; остальные – за мной! Бэшка, Компьютер – держаться!
Снова резко бабахнуло, кто–то замысловато выматерился – кажется, Компьютер, и это было странно - слышать от него мат…
- Бей, бей суку!!! – оглушительно орал Бэшка. – Молодец, отлично!!!
Танки в молчании неслись напролом через жидкий лесок, с ненавистью сшибая деревья. Хлестали по броне ветви. Командир вёл чётко, безошибочно, как автомат – спускались, карабкались, переваливали, перепрыгивали - вперёд, вперёд! В эфире по–прежнему стоял треск стрельбы, и кто–то опять визжал "Йаху!!!"
- Всё… траки… - тоскливо просипел Компьютер. Было отчётливо слышно, как он с надрывом дышит.
- Отползай!!! – орал Бэшка. – Н–на, гнида!!!
- Не могу, - ответил Компьютер, уже совершенно спокойно. – Уходи.
- Трос!!! Трос готовь!
- Дурень! Уходи!..
Баханье пушек слышалось уже совсем рядом, и что–то очень сильно рвануло.
- Н–на, гнида!!!
- Йаху!!!
И тут Бэшка болезненно айкнул, а через секунду - ещё раз…
…Впереди открылась излучина реки – точно такая же, как на которой отдыхали пять минут назад. Стелился дым, ревели двигатели, вспыхивал огонь.
Компьютер, закопчённый, с красными пятнами грунтовки и сорванной взрывом боекомплекта башней, догорал. Чуть ближе дымились три чужака, глядя в разные стороны, уткнув в землю стволы.
А ещё ближе расстреливали неподвижного Бэшку.
Расстреливали вдесятером, встав веером. Как учили, как на полигоне, по очереди - с колена, лёжа, под башню, в борт. Кто–то по–прежнему после каждого выстрела в экстазе визжал "Йаху!". Бэшка молча горел, вздрагивая от попаданий. А неподалёку кого–то заботливо эвакуировали; молотил лопастями "ирокез" с красными крестами. Всё было красиво, правильно, аккуратно - как набор солдатиков из коробочки…
Бой был коротким. Вернее, боя–то уже никакого и не было… Только Тунгус угрюмо пролаял: "Вижу ударный вертолёт "ирокез"!" - и срезал его очередью.
Когда домчались до Бэшки, всё уже кончилось. Перед Бэшкой веером стояли вражеские танки – мёртвые.
Мёртвые - все, как один. С виду абсолютно невредимые – но мёртвые, как мистическим проклятием сражённые. Десять Т–72 - точно таких же, как подбежавшие наши. С импортными нашивками и обозначениями, в пижонском пустынном камуфляже… Люки настежь. И сам Бэшка, их близнец, только обгорелый до неузнаваемости, чёрный, осевший на брюхо…
И – всё… Снова мирно блестела на солнце речка, и леденил броню чистый горный ветерок, унеся дым и смрад. Ватная горная тишина съела все звуки… Как не было войны – красота и покой; наслаждайся и радуйся жизни, пока движок молотит…
В скорбном молчании, бережно подтащили Компьютера - страшного и скрюченного.
Закурили.
- Так они и не увидели своего "абрашку"… – наконец, сказал старик "пятьдесят пятый" горестно, дотронувшись до остывающего борта Бэшки. - Парни, парни…
Командир постоял ещё несколько секунд - как всегда, аккуратный и подтянутый – потом молча развернулся, подкатил к Тунгусу, уже спустившемуся с высоты, и принялся что–то выпытывать вполголоса.
- Я не видел, что он санитарный… - отвирался Тунгус заунывным голосом, угрюмо глядя в сторону. – Я читал… Я учил… Там было написано: "ирокез" - ударный вертолёт… Я так и доложил по радио - вижу ударный вертолёт "ирокез", все слышали…
Командир что–то тихо сказал, и Тунгус вдруг вытянулся и обрадованно залопотал:
- Так точно! Я думал, это крест, как на их флаге!..
- Вот тебе и бой, - в сердцах сплюнул кто–то. - С викторией, мля, славяне…
Снова стало тихо - только ветер шелестел травинками.
- Мы не дрались, - ясным голосом, не оборачиваясь, ответил Командир. - Дрались Бэшка и Компьютер. Значит, победили они. Это был их бой.
- И хватит об этом, - совсем севшим голосом добавил прапор. Мрачно бренча инструментами, он полез снимать с мёртвых врагов тепловизоры.
Все угрюмо стояли и думали - как же это так, как такое может быть - брошенные танки… Танк может чувствовать - не так, как люди, но может. Он умеет обижаться, ненавидеть, может любить, даже бояться – одного не умеет: удивляться. И уж тем более - удивляться до оторопи. Но сейчас… Это было непонятно, противоестественно - подло, наконец! В это не верилось. Оказывается, смерть бывает не только в ударе и взрыве - но и вот так, когда ветер гуляет в распахнутых люках… Оказывается, война бывает не только до победы - а ещё когда убил и сбежал. Оказывается, можно предать всех и вся – предков, товарищей, даже свой танк - и всё равно это будет война, а предавшего кто–то назовёт воином. Проклятая война, в которой настоящего врага ты даже не увидишь - и не потому что он высоко за облаками - а потому что сначала придётся драться с бывшими своими, которых подговорили против тебя, вцепившись друг другу в глотку…
За чью–то уютную любовь к деньгам.
За Родину.
Вот две правды об этой войне. Вернее, одна.
- - - - - - -
Приключения Залепищева, или кому завидуют богатые.
Богатым все завидуют, и оттого ненавидят. Это известно любому богатому.
А ведь разбогатеть совсем несложно - что бы ни говорили лентяи и завистники! Это тоже - хорошо известно любому богатому. Главное - иметь эту цель; упорно, самозабвенно и трудолюбиво стремиться, растить и терпеливо лелеять мечту. Это главное. А завистники, между тем, даже не пытаются! Как же можно разбогатеть, не пытаясь, не стремясь к богатству, не любя деньги всей душой? Поэтому они и бедны. Надо быть достойным богатства - и тогда оно немедленно придёт. Вот и весь секрет.
Доказательств требуете? Пожалуйста: вчера отчим подарил Залепищеву на день рождения деньги - восемнадцать новеньких гладких пятисотевровых купюр, и Залепищев стал богатым. Видите - ничего сложного. Ибо капитал неустанно рыщет, куда быть вложенным, ищет устремлённых, инициативных и эффективных. Вступайте в клуб богатых; забудьте, наконец, про бедность!
Купюры, жёсткие, как крылья майского жука, переливались радужными голограммами, мистически просвечивая чистыми водяными знаками. "Мы - безраздельно твои" - шуршали они. Они сладко нашёптывали тысячи сокровенных обещаний, от них исходила сдержанная сила, аккумулированная энергия тысяч человеко–часов. Множество людей, из самых разных уголков мира, вырабатывали эти человеко–часы - ради краткого обладания ими - и Залепищев был на седьмом небе, полночи созерцая и изучая подарок. Наконец, он заботливо уложил деньги в "Макроэкономику" Сакса (да–да, он теперь студент Финэка!) - и счастливо заскрипел пружинами кровати, мягко подхватившей его тело - молодое перспективное тело будущего хозяина жизни.
Залепищев парил в мечтах. С абсолютной точностью, достойной будущего финансиста, он знал, что будет делать с деньгами. На шесть тысяч он купит тюнинговую стритрейсерскую 'двенаху'-трёхлетку, не сильно б/у - но хорошо пролеченную, и вложит в неё дополнительно тысячу. Ещё две тысячи ему понадобятся, чтобы покорить Иванову.