Глава семнадцатая
- Русаки не роют нор, как кролики, и не ищут укрытия, как лесные звери, - говорила Джитти, - потому что привыкли полагаться на скорость. Быстрее их бегает только олень, а среди остальных зверей им нет равных. А раз их сила в скорости, они не хотят, чтобы их кто-нибудь застал врасплох. Если, например, к ним подкрадывается лиса, они хотят заметить ее как можно раньше, чтобы иметь фору. Потому-то они и живут в небольших углублениях посреди поля - чтобы видеть далеко во все стороны и замечать, не крадется ли хищник.
Кувырок все никак не мог успокоиться - очень жалел себя.
- Это все хорошо, - сказал он, - но я-то ведь не русак, верно?
- Нет, но ты же хочешь жить с ними. Им не довелось побывать на большой земле, как мне. Они типичные островитяне - с подозрением относятся к необычному поведению и вообще ко всем новшествам. Я их, конечно, не оправдываю, они отсталые и темные тупицы, я просто объясняю тебе, почему так вышло.
- А мне все равно! Так еще лучше - с тобой останусь.
Джитти немного помолчала.
Потом заговорила снова:
- Гм, гм, как бы тебе сказать… Знаешь, милый заяц, я не так уж общительна. Не хочу быть такой, как эти русаки с Букерова поля, но вообще-то я по большей части не нуждаюсь в обществе, понимаешь? Это я сейчас еще в хорошем настроении, а вот подожди до осени - стану злой и раздражительной. Ты меня и знать не захочешь. А зимой я вообще впаду в спячку.
Кувырок удивился:
- Как это?
- А так! Засну и просплю всю зиму до весны.
- Ты что, смеешься надо мной? Как это можно проспать всю зиму? Есть-то тебе надо! Конечно, зимой спишь больше…
- Да нет же, - с раздражением перебила Джитти, - говорят тебе, я сплю всю зиму. Зарываюсь в сухие листья и сплю. И ни в какой еде не нуждаюсь. Это и есть спячка, она же гибернация. Все тело замирает.
- А это не опасно? Сердце тоже замирает?
Джитти кивнула:
- Опасно, конечно. Но мы, ежи, привыкли. Умру так умру, подумаешь! Усну и не проснусь, только и всего. А что бояться смерти? Или там что-то есть, и тогда все хорошо, или ничего нет - но тогда я об этом не узнаю. В любом случае не о чем беспокоиться. Лучше уж умереть во сне, чем задохнуться в петле или погибнуть в мучениях, когда человек прострелит тебе живот из ружья. Или если лиса съест. А тебе грозит именно это. Бояться надо жизни, а не смерти. Может быть, смерть - как раз лучше всего.
- Понимаю. Но все равно боюсь умереть.
- Это проделки жизни. Жизнь хочет держать тебя в своей власти как можно дольше - она не любит никого выпускать из своей хватки. Поэтому она, пока сильна в тебе, пугает тебя смертью. Она внушает, что смерть ужасна. Ее девиз - как бы ни жить, лишь бы жить. А это неправда. Каждый день мы боремся за жизнь и прилагаем все силы, чтобы избежать того, о чем ничего не знаем. Жизнь - большая тиранка, мой друг, и не исключено, что она-то и есть наш главный враг. Может быть, смерть - это поле со сладкой морковкой, по которому ты идешь и идешь до бесконечности, и лисы там беззубые, а у коршунов вырваны когти и клювы.
- Значит, ты не хочешь, чтобы я с тобой оставался, - подытожил Кувырок. - Что же, мне уйти? Поискать другую заячью колонию?
- Да нет, оставайся пока. Просто имей в виду, что я часто бываю в дурном настроении и не всегда буду под рукой. Смотри правде в глаза, Кувырок, заяц и еж - необычная парочка. Другие звери будут смеяться и дразнить нас. Меня-то не волнует, а ты у нас впечатлительный, хочешь, чтобы тебя любили. Мне все равно, мне хватает компании моих блох, а вот ты…
Кувырок задумался. Уходить сразу или остаться, несмотря на предупреждение? Ни одна из этих возможностей ему особенно не улыбалась. Он решил пока что поспать. Бывает, что, хорошенько вздремнув, смотришь на вещи совершенно иначе. Утро вечера мудренее. Иногда новый день приносит неожиданные возможности.
Так оно и случилось - следующее утро началось с большой неожиданности.
Солнце уже поднялось довольно высоко, когда Кувырка разбудила Джитти.
- Вставай, тут к тебе пришли.
Кувырок выскочил из норы и увидел Стремглава.
- Слушаю тебя, - произнес он с холодком.
Стремглав опустил глаза, глубоко вздохнул и сказал:
- Я пришел просить тебя вернуться на Букерово поле.
- Да? Чтобы вы меня снова пинками выгнали?
- Мы просим извинить нас. Мы были неправы. Мы хотим, чтобы ты к нам вернулся.
- А я, может быть, теперь не желаю.
Стремглав, казалось, очень огорчился.
- Мы тебя очень просим.
Джитти, которая с интересом слушала разговор, решила вмешаться.
- Погоди-ка, Стремглав! Ты ведь не всю правду говоришь, верно?
- А ты что, ведьма? Можешь мысли читать? - рявкнул на нее Солнечный заяц.
Джитти сердито фыркнула и оскалила зубы.
- Ты со мной таким тоном не разговаривай! Я тебе не русак! Вот откушу тебе нос и на задние ноги порчу напущу! Ясное дело, ты не просто так зовешь Кувырка назад. Что-то за этим скрывается, иначе ты не явился бы так быстро и не стал бы его умолять. Это так же бросается в глаза, как эта бело-черная нашлепка, которую ты называешь хвостом. Ну-ка, выкладывай, в чем дело!
Стремглав, казалось, растерялся. Он стоял, переминаясь с лапы на лапу. Кувырок понял, что Джитти права и зайцы не просто раскаялись в нарушении законов гостеприимства. Что-то за этим скрывается.
- Ну-с, - строго сказал он, - я тебя слушаю.
Стремглаву деваться было некуда. Он снова вздохнул.
- Понимаешь, дело в том, гм-гм… - Каждое слово давалось ему с трудом. - Мы хотим, чтобы ты вернулся и… э-э… научил нас рыть эти ваши норки. Ну, такие, как вы, горные зайцы… В общем, так. Если не возражаешь.
- Как! - воскликнула Джитти. - Вы выгнали его за то, что он вырыл норку, а теперь хотите, чтобы он вернулся и вас научил? Где здесь смысл?
- Какой может быть смысл, когда Убоище над головой летает! - ответил Стремглав. - Тут уж не до смысла и не до приличий. Все, что может помочь нам уцелеть, годится, даже кроличьи штучки.
В глазах Джитти зажегся огонек.
- Ах, вот оно значит как! - протянула она.
- Что? Что такое? - Кувырок ничего не понял.
Джитти выкатилась вперед и стала нос к носу со Стремглавом.
- Ну-ка, расскажи, что случилось нынче перед рассветом? Убоище прилетело, верно? И кто-то из вас уцелел, потому что спрятался в нору Кувырка, так?
Стремглав, пряча глаза, кивнул.
- Примерно так. Близилось утро, начинало светать, и тут прилетело Убоище. Мы его, конечно, не слышали, но Камнепятка поймала краем глаза его тень, завизжала и прыгнула куда глаза глядят. Случайно она приземлилась рядом с твоей норой, Кувырок, и со страху заскочила туда. Еще полсекунды - и Убоище схватило бы ее.
- Значит, у вас сегодня все уцелели? - спросила Джитти.
- Нет, потом-то оно вернулось и унесло зайчонка, но дело не в этом. Разве ты не понимаешь, что произошло? Впервые за все время спасся тот, на кого Убоище уже нацелилось! Это надо бы отпраздновать! И мало того, Камнепятка говорит: чуть высунь голову из твоего туннеля, и все поле видно. Замечательно придумано - такая короткая перевернутая арка в земле - и спину зайцу прикрывает, и не страшно, потому что открыто с обоих концов. Прости нас, Кувырок, зря мы на тебя напустились. Меня Лунная сама за тобой послала. Просит тебя прийти и помочь каждому вырыть себе такую же норку. Глядишь, и выживем! Ну, что скажешь? Я-то тебя пойму, если откажешься. Мы, конечно, позорно с тобой обошлись. Но ты нам нужен, Кувырок, в тебе наше спасение.
Джитти снова нашла нужным вмешаться.
- Не знаю, не знаю, Стремглав. Мы с этим зайцем очень хорошо поладили. Мы сейчас как раз говорили о том, как чудесно будет жить вдвоем и заботиться друг о друге, правда, Кувырок?
- Чего-чего? - Кувырок растерялся. Ведь только что Джитти говорила ему совсем другое. Потом он разглядел, что ежиха моргает ему из-за спины Стремглава, и до него дошло. - Ах, ну да, вот именно, хорошо поладили. Не уверен, что смогу ее покинуть после наших взаимных обещаний.
Стремглав поразился:
- Как? Ты предпочтешь остаться здесь с ежихой, а не присоединиться к своим собратьям?
- Чем это тебе ежи не нравятся? - возмутилась Джитти.
- Ничем! Но он-то ведь заяц!
- Я предпочту остаться там, где меня любят и ценят, а не идти туда, где я в тягость и всех раздражаю, - заявил Кувырок.
- Слушай, - сказал Стремглав, - я тебя уверяю, что все тебе будут рады. Слово тебе даю. И я лично пригляжу, чтобы ты ни в чем не нуждался и к тебе относились с должным уважением. Ты нам нужен, Кувырок, и я весь свой авторитет употреблю, чтобы ты жил с нами. А если тебя опять попросят уйти, я уйду с тобой. Ну, как?
Джитти незаметно кивнула Кувырку. Их маленькая хитрость возымела успех. Кувырок получил все возможные гарантии. Он сказал, обращаясь к Джитти:
- Что ж, похоже, они меня искренне приглашают. Может, мне все-таки пойти со Стремглавом, а?
- Ну, смотри. Может, и правда лучше пойти.
- Спасибо тебе за все, Джитти. Я очень-очень тебе благодарен.
- Знаю, - ответила она, - еще бы!
Кувырок кивнул.
- Ну, пошли! - бросил он русаку. - Спасибо за компанию, Джитти! Я тебя буду навещать иногда.
- Береги себя, заяц!
Кувырок и Стремглав быстро поскакали через поля, изгороди, канавы, пока не добрались до Букерова поля с торчащим тотемом. Кое-кто из зайцев спал, но Догоника быстренько всех разбудила.
Быстроножка закричала:
- Ой, ты его привел!
- Никто никого не приводил. Кувырок сам решил прийти, - строго поправил Стремглав. - Он знает, что нам нужна его помощь. И прежде всего нам всем следует перед Кувырком извиниться.
Быстроножка смотрела растерянно, словно ее лягнули в нос.
- А что я такого сказала? - прошептала она Камнепятке.
Лунная зайчиха переглянулась со Стремглавом и села столбиком на задних лапах.
- Мы жалеем о том, как обошлись с тобой, - сказала она Кувырку. - Мы нарушили законы гостеприимства. Тяжелые времена сделали нас слишком недоверчивыми. Пожалуйста, прости нас.
Это было хорошо сказано. Кувырок понимал, чего стоило гордой зайчихе заставить себя извиниться. Он поспешил ответить:
- Не стоит извиняться, я все понимаю. Действительно, времена трудные. Давайте теперь займемся норами. Подчеркиваю, что речь идет о норах, которые роют горные зайцы и которые ничего общего не имеют с кроличьими длинными и разветвленными подземными ходами. Наши норы целиком и полностью принадлежат заячьей культуре, кроличьего в них ничего нет и не было. Скорее уж это кролики позаимствовали идею у нас. Ведь мы появились раньше. Посмотрите на мою нору - она недлинная, с одной стороны наружу торчит нос, а с другой - хвостик. Там, в горах, нам часто даже и рыть не надо - просто находим два камня, прислоненные друг к другу, и селимся между ними. Назначение нор - служить защитой от орлов… или, в вашем случае, от Убоища…
Так Кувырок стал членом русачьей колонии, где приобрел высокий авторитет как бывалый и бесстрашный путешественник. Зайцы советовались с ним по многим вопросам, и уважение, которое они к нему питали, все возрастало.
Шли дни, и Кувырок начал привыкать к жизни среди русаков. Он с интересом изучал их обычаи. Все русаки отличались суеверием и были помешаны на оберегах и приметах.
Они никогда не ели колокольчиков - считалось, что в колокольчиках обитают заячьи души, и поэтому увидеть колокольчик - к счастью. И потом, говорила Камнепятка, кому нужны две заячьи души в одном теле?
По раздвоенным веточкам вяза они гадали о будущем. Как далеко от дерева упала веточка, в какую сторону смотрит - все это что-то означало.
Опята, которые могут светиться в темноте - когда-то люди даже пользовались ими вместо фонарей, пробираясь темным лесом, - считались священным растением и вызывали трепет и благоговение. Зайцы собирались вокруг усыпанного опятами ствола и бормотали молитвы, прося себе удачи.
Русачья религия, если можно употребить это слово, чрезвычайно эгоистична. Русаки считают возможным молиться о ниспослании удачи, хотя прекрасно знают, что в природе существует равновесие и за их удачу кому-то, возможно, придется расплатиться очень крупной неудачей.
- Но кому-то же должно повезти! Так почему бы не мне?
Главной заячьей ценностью была "хорошая жизнь". Существовало четыре признака и условия хорошей жизни: многодетность, долголетие, здоровье и счастье. Кувырок узнал, что раньше условий было три, но "три такое некрасивое число, верно? Поэтому мы и добавили четвертое. Четыре - хорошее, четное, устойчивое число". Но вот какое из условий добавили для ровного счета, никто не помнил.
Каждый из четырех аспектов хорошей жизни имел свой символ. В давние времена, когда человек еще не научился обрабатывать землю и все вокруг имело дикий, первозданный вид, символами здоровья и счастья были солнце и луна. Теперь все изменилось.
Символом здоровья стал большой сарай на Главной ферме. Он был крепко сколочен, и крыша у него не протекала. У жилого дома крыша тоже была крепкая, но в остальном он не шел с сараем ни в какое сравнение. Из трубы на доме часто валил грязный дым, а его близорукие окна тупо и невыразительно пялились на распаханные поля. А у сарая никаких окон, от которых здоровью только вред, не было. Сарай был выше дома и шире в плечах, настоящий великан. Он не курил, не имел на своем стройном теле никаких безобразных выступов или углублений, и весь его могучий облик излучал здоровье. Зимой у него было сердце из сена, а летом он стоял пустой, но в любое время года прочно держался на земле всеми четырьмя углами.
Трактор, довольно урчащий почти целый день, олицетворял счастье. У трактора, как и у его помощника человека, всегда было хорошее настроение. Он занимался своими ежедневными делами из сезона в сезон, не капризничая и не унывая, бодро пыхтел, урчал и мурлыкал. Работа у него была интересная - проводить по полю прямые линии, - и он выполнял ее точно и аккуратно, так что любо-дорого было смотреть. Трактор был самым счастливым и довольным созданием на земле.
И сарай и трактор цвет имели красный, а форму прямоугольную. Русаки любили прямые линии и углы. Они ведь и жили на прямоугольных полях с ровными бороздами и изгородями.
Многодетность, как и в старые времена, символизировал колос - подходящей замены для него среди вещей, созданных людьми, не нашлось. А вот символом долгой жизни стал теперь не раскидистый дуб, а самая чудесная и почитаемая вещь из тех, что сотворил человек: ворота в изгороди. Эти ворота, сколоченные из пяти горизонтальных бревен, русаки считали самым замечательным и великолепным предметом в мире. Конечно же, люди не сами додумались до этой восхитительной красоты - идею ворот они получили в откровении, посланном из заячьего рая самим Громоногом. Великий заяц знал, что его потомки сами не могут делать вещей, поэтому он заставил людей делать вещи для них. Изысканная, безупречная красота ворот внушала благоговение и самим людям. Время от времени они служили обряд Обновления - являлись к воротам с гвоздями, молотком, краской и смазочным маслом и совершали ритуальный стук и другие обрядовые действия. Воротам не грозила смерть, они не могли сгнить или высохнуть. Где же было взять лучший символ долгой жизни?
Глава восемнадцатая
В углу Поггринова луга стоял столб с перекладиной, на котором висели тела животных и птиц, застреленных работниками фермы. Кроты, вороны, иногда горностаи, ласки и лисы болтались, прикрученные проволокой, гнили и разлагались, пока от них не оставалась только высохшая и задубевшая мумия, ничуть не похожая на их живой облик. Зайцев там, понятно, не было, как не было куропаток, кроликов и фазанов - их уносили домой, чтобы изжарить или запечь в пирог.
Этот столб таинственным образом притягивал к себе животных. Зрелище висящих мертвых тел одновременно и ужасало их, и манило. Многие даже специально приходили в лунные ночи к столбу, долго стояли перед ним, завороженные, глядели, как тела покачиваются на ветру, и пытались узнать в них тех, кого знали при жизни.
Висящие же на перекладине звери и птицы ни о чем не думали и не беспокоились, превратившись в игрушку ветра и обиталище червей, кишащих в их шкурах и потускневших перьях. Глаз они давно лишились и равнодушно обращали пустые глазницы к тем, кто приходил сюда и высматривал на шесте старых знакомых.
Соорудил эту виселицу егерь, но и тракторист время от времени вешал кого-нибудь, хотя сравниться с егерем в кровожадности не мог. Правда, ворон и грачей, он, кажется, ненавидел всерьез. Особенно часто он вешал казненных птиц зимой и осенью. Весной и летом ему было не до того. Поэтому то, что произошло, и удивило зайцев.
В разное время года на столбе висели разные звери. Летом преобладали кроты, зимой частыми гостями становились горностаи в белых зимних шубках. Один раз попался даже барсук. Это поразило и напугало всех, ведь барсук считался самым сильным и стойким зверем в окрестных лесах.
Но в любое время года, кто бы ни висел на столбе, вокруг него, повинуясь странному импульсу, собирались животные и подолгу рассматривали висящих.
Этот столб-виселица был хорошо виден с Букерова поля. У столба все и случилось.
Всю весну на Поггриновом лугу творились странные вещи. Неподалеку от столба стоял старый дуб, и зайцы не раз наблюдали, как в лунные ночи к нему приходили мужчина и женщина. Они тесно прижимались друг к другу и тихо-тихо при этом жужжали, как насекомые. Запах женщины, смешиваясь с запахом полевых цветов, плыл над лугом и доходил до собравшихся на пшеничном поле зайцев. Мужчина, высокий, с низким голосом, гладил темные волосы женщины и часто трогал ее губы своими. Проходило какое-то время, женщина начинала плакать, мужчина вздыхал, и они расходились в разные стороны.
Зайцы не вникали в причины человеческого поведения, они только отмечали для себя присутствие людей и мимолетно удивлялись, зачем им встречаться в темноте. Обычно люди не ходили на луг по ночам. Но, конечно, у зайцев было слишком много своих забот - ведь каждое утро и каждый вечер над ними нависала смерть, - чтобы серьезно задумываться о бессмысленных поступках неизвестных людей.
Однажды ночью, вскоре после того, как Кувырок присоединился к колонии, кто-то пришел и спрятался у пятибревенных ворот. У него было ружье, запах которого зайцы немедленно учуяли, но не особенно испугались. Во-первых, они узнали спрятавшегося - это был человек, связанный с символом счастья, тот, кто сидел внутри трактора, когда он ходил по полю. А во-вторых, трактористы всегда имели при себе ружье, но зайцев убивали редко, обычно им удавалось подстрелить фазана, куропатку или, чаще всего, кролика.
В кроликов стрелять удобно - они сидят неподвижно и ждут неизвестно чего, а попасть в зайца труднее - заяц бежит, и притом очень быстро. Если тракторист и замечал зайца, то ему надо было оторваться от того, чем он был в этот момент занят, взять в руки ружье, прицелиться - заяц успевал за это время уйти далеко. Ружье двенадцатого калибра не отличается дальнобойностью, а если при этом цель бежит зигзагами, задача безмерно усложняется.