Все засмеялись, а Маленький опустил голову. Чубчик подтолкнул его.
- Со мной держись, салага!.. - И тише: - А ты ловкий, я смотрю. Как трубу-то спер?..
Но тут, к счастью, раздалась новая команда, и Маленькому не пришлось отвечать на этот неприятный вопрос.
- Второй экипаж, в воду! - сказал капитан и, кряхтя, стал скидывать пиджак, рубаху, сапоги. "Э, а капитан-то ничуточки не загорелый, - отметил про себя Маленький Петров, - и наколки ни одной. Может, на спине?.. И там нет…"
Маленький раньше всех бросил одежду и вошел в теплую, пахнущую гнилью воду. В зоне затопления осталось много невыкорчеванного леса, кустарника. Сейчас вода спала, и голые стволы торчали, словно мачты затонувших кораблей.
Теперь надо было как можно осторожней опустить шлюпку на воду, придерживая ее изо всех сил, тогда как сама она всей своей тяжестью стремилась вниз. Те, кто стоял в воде, прикасались вытянутыми руками к широкому телу шлюпки, к ее обитому металлом хребту, глядя напоследок на могучие ее ребра, которые только что не дышат, а так совсем живые. Через минуту все это будут видеть только рыбы и будут срываться с бешеной скоростью с места, почуяв приближение шлюпки, ее неукротимое движение и скрипение о воду.
Шлюпка все нависала и нависала над водой, все бесплоднее были попытки ее удерживать, и Маленькому Петрову показалось неуютно и страшновато в ее тени, и он обрадовался, когда капитан из-за другого борта крикнул:
- Все в сторону!
И закипела, забурлила вода вокруг шлюпки. Замелькали руки, ноги, животы, пузыри черных и синих трусов, глаза, зубы… Один только человек сохранял спокойствие. Он стоял по пояс в воде, улыбаясь телесному счастью - воде, солнцу, ветерку. Он поплескивал водой на свои кругловатые, незагорелые плечи, на свою полнеющую, незагорелую, нетатуированную грудь, поплескивал на свое моложавое лицо и гладил его ладонями, словно заново лепил, а вылепив, оказался и в самом деле чуть другим человеком, как это всегда бывает с людьми после мытья или купанья.
Погрузку закончили скоро. Закрепили мачты в гнездах, оснастили парусами. На верхушках мачт трепыхались узкие красные вымпела.
Капитан придирчиво принимал работу. Заглядывал под банки, строго смотрел, как упаковано продовольствие, проверял уключины - хорошо ли держатся в них весла. Потом собрал всех вокруг себя и сказал:
- Я все думал, на какой шлюпке мне идти. Никак не мог выбрать. Потом решил: пойду на той, которая больше понравится. Так вот - больше мне понравилась шлюпка боцмана Ленца…
- Ура! - закричал экипаж боцмана Ленца. Сам боцман стоял молча. А Степа Еремин - командир второй шлюпки - посвистывал, будто ничего не произошло. Никто не должен видеть, что командир переживает.
- Ленц - достойный товарищ, - продолжал капитан, - мало того, он остроумный товарищ, чего я, между прочим, раньше не знал. Это даже интересно. Поглядите…
И капитан показал рукой на корму Ленцевой шлюпки, где лежала резиновая подушечка в розовой ситцевой наволочке, надутая как раз в меру, чтобы сидеть на ней было приятно и удобно. Это была та самая замечательная подушечка, без которой капитан не отправлялся ни в один поход, а однажды, позабыв ее на некоем островке и спохватившись только через полчаса пути, приказал вернуться.
Возвращались на веслах, с досадой бросив попутный ветер, а капитан сидел на корме мрачный и, сведя брови, рычал:
- И-и - раз!.. И-и - раз!..
Искали подушечку всем отрядом, растянувшись цепью по острову. Нашел ее человек по фамилии Петухов. Нынче его в поход не взяли, потому что он остался на второй год в седьмом классе. Но этот Петухов тем не менее стал легендарной фигурой. Если капитану надо привести пример необычайной зоркости или, напротив, упрекнуть кого-нибудь в неумении видеть у себя под носом, он всегда вспоминает Петухова.
Тогда на острове Петухов был награжден за находку. Капитан вытащил из кармана горсть конфет и сказал:
- Подставляй лапу, Петухов!
…И вот теперь розовая подушечка уютно лежит на корме Ленцевой шлюпки, деликатно и красноречиво приглашая капитана взойти на борт.
- А чемодан мой вы заперли? - спросил капитан.
- Так точно, товарищ капитан, - ответил боцман Ленц, - у Каштанова ключ подходит.
"Эх, и боцман у меня, - радовался Маленький Петров, - настоящий боцманюга, не то что Степа…"
- А теперь, - сказал капитан, - выдать по тушенке на двоих и буханке на пятерых.
Разделить трапезу с капитаном - большая честь. Интересно, кого он пригласит…
- Ленц, давайте-ка подсаживайтесь, разделаем эту баночку.
Боцман Ленц достает из кармана складной нож, приставляет лезвие к банке, ударяет ладонью по рукоятке и режет крышку чуть наискосок, да так ровно и чисто!
- Хорошо, - говорит капитан, - культурно. Прямо как Большой Петров. Смотреть приятно. Учитесь, люди. - Он поворачивается к Маленькому, который в эту минуту макает горбушку в прозрачное розовое желе. - Не стесняйся, Маленький Петров, работай, работай. У вас, у Петровых, аппетит что надо…
ГЛАВА ШЕСТАЯ.
Еще раз из прошлого. Маленький и Большой
Сказано приглядывать за младшим, - значит, все. Большой Петров смотрел на часы, нахлобучивал на Маленького шапку и уводил его за собой. Шли они сначала по дощатым тротуарам, потом по булыжникам Заречной, затем по асфальту улицы Ленина и, наконец, по звонким плитам Ратушной. Этот путь Маленький изучил хорошо - сам поворачивал куда надо. К Маленькому в клубе быстро привыкли, и когда, случалось, Большой Петров приходил на занятия один, его у порога спрашивали:
- А Маленький где? Ты что без Маленького?
Обычно брат сажал Маленького у самой двери на стул, совал ему конфету или яблоко и принимался за свои дела.
Порой, в середине вечера, когда за окном душной клубной комнаты опускались густые сумерки и на стекле расплывался влажный круг уличного фонаря, кто-нибудь говорил шепотом:
- Ребята, глядите, Маленький-то под шапкой спит!..
С Маленького снимали шапку, и его белая голова с копной свалявшихся волос беспомощно падала набок, а на лбу блестели бусины пота.
- Маленький, просыпайся! Домой пойдем! Во здоров спать!
Маленький из сна выходил, как из воды выныривают: отфыркивался, шумно дышал, тер глаза…
- Привет! Выспался?
Шло время. Маленький подрастал. И клубная комната, затянутая раньше туманной дымкой сна, постепенно представала перед ним во всем своем ослепительном богатстве. Под потолком покачивались прекрасные парусные корабли, вокруг висели таинственные голубые карты и яркие картинки морских сражений, широкий стол был завален блестящими приборами, а на стене - за спиной капитана - самый красивый, в футляре из темного дерева. Это барометр. Когда по его стеклу легонько постукивают пальцем, стрелка барометра дрожит…
В углу - тяжелые бухты каната, черные разлапые якоря, разноцветные флажки, спасательные пояса.
Капитан для Маленького очень долго был человеком-голосом, голосом, который не умещался в комнате, грохотал в ней, будто гром в самоварной трубе, выхода себе искал, и, найдя, гулял по всему Дворцу пионеров.
Страшноватый голос. Привыкнуть надо. Иногда из класса фортепьяно приходили, просили: "Потише, пожалуйста…"
А однажды капитан посмотрел на Маленького в упор и сказал тихим - вполсилы обычного - басом:
- Радуйся, Маленький Петров, в клуб ходишь!
Все засмеялись и приветливо стали поглядывать то на Маленького, то на капитана. И то, что капитан приноровил свой голос к нему, удивило Маленького. Он понял: от него ждут чего-то. И тоже засмеялся.
Давно миновало время, когда Маленький Петров покинул стул около двери и впервые двинулся в плаванье по комнате. Очень скоро обнаружилось, что человек он вовсе не лишний, а, напротив, очень нужный, просто даже необходимый. Всем и каждому.
- Маленький, дай клещи!
- Маленький, подержи молоток!
- Маленький, я гвоздь уронил, поищи!
Вокруг мастерили модели кораблей, вязали мудреные узлы, шуршали картами, чертили, вычисляли, взмахивали флажками, а он зорко следил, не понадобится ли кому-нибудь помощь. И пулей бросался исполнять любую просьбу. Подносил, подавал, искал, держал, тянул, привязывал…
А потом в воздухе радостно запахло талым снегом, и Маленький долго смотрел, как, облепив муравьиной толпой шлюпку, ребята тащат ее к воде, и слышал: льдинки зашуршали о борта, когда налегли на весла… И он махал, махал рукой, пока плечо не заболело, а Большой Петров - в свитере, в вязаной шапочке - поднял свое весло и по морскому обычаю попрощался с братом.
…Когда вечером все уходят из клуба, капитан долго гремит связкой ключей, запирает кают-компанию, а все ждут его, чтобы пройти вместе по темным улицам. Идут они сначала большой и шумной стаей, а после - один, другой свернет в сторону, третий… Как сахар в стакане, растворяется тесная их стая в вечернем городе.
Нет, "идут" - не то слово. Они опрометью бегут вперед, бегом возвращаются назад, прыгают на одной ноге, скачут на четвереньках, едут друг на друге верхом, шагают на руках и, наконец, катятся колесом.
Идут нормально, в буквальном смысле этого слова, только двое - капитан и Большой Петров. Они идут рядом - капитан обычно слева - или разговаривают тихо, или молчат, а вокруг кипит толпа мальчишек, как молодь вокруг матерых рыб.
Изредка из толпы вывернется какой-нибудь Маленький Петров, подбежит, прислушается к разговору, коснется рукой, получит дружеский подзатыльник и отскочит с громким смехом в сторону, как будто только об этом и мечтал.
…У Маленького Петрова есть дома свое законное место - подоконник. На подоконнике, рядом с деревянным пистолетом, рыболовными крючками, мотком цветной проволоки и другими полезными вещами - коробка из-под зефира. В ней спичечные этикетки и фотография, где они с Большим Петровым сняты. Снимал их Каштанов своим стареньким "Любителем", но фотография получилась хорошая. Маленький любит доставать ее и смотреть.
На фото он и Большой стоят рядом у майского берега Вереи, оба в тельняшках, с непокрытыми головами, оба светловолосые, только у Большого волосы чуть вьются, а у Маленького - как трава стриженая. Левую руку Большой Петров положил Маленькому на плечо, и смотрят они прямо в объектив, серьезно, без улыбки.
Казалось бы, что лучше: Большой Маленького бережет, Маленький от Большого ни на шаг… Но вот тут-то и загвоздка. Рядом с Большим Маленький Петров всегда остается для других только "маленьким", не всерьез, от горшка два вершка, человечком. Вдобавок и ростом он не вышел.
Его, между прочим, и по имени никто не звал. Есть Большой Петров, того зовут Николай, а у Большого брат, ну, этот, как его… Маленький.
А его звали Ленькой.
…Снова приходит лето, и снова Маленький Петров стоит на берегу и машет, машет рукой, пока плечо не заболит. Тогда принимается другой махать.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
Радуйся, ветер наш
Шлюпка медленно выходит на чистую воду. Гребут пока двое - Ленц и Каштанов, - гребут осторожно, лавируя между катерами, лодками, баржами, буксирами… Над шлюпкой нависает черный борт железной баржи. Маленький подымает голову и видит небритого матроса с папироской в ощеренных зубах. Матрос кивает: привет, мол! "Далеко ли?" - спрашивает. "В плаванье уходим", - говорит Каштанов. Спокойно так, просто: в плаванье уходим.
Теперь только, после этих каштановских слов, Маленький осознал наконец, что происходит. Он у х о д и т. Рыбаки на пристани остаются, а он у х о д и т. Мальчишки, плавающие у борта теплохода, остаются, а он у х о д и т. Весла скрипят в уключинах: у х о д и м, у х о д и м… Вода журчит за кормой: уходим, уходи м… Уже не остановишься, не вернешься, не попросишься назад. Уходим. Ушли.
- Разобрать весла! - приказывает капитан.
Впереди, загребным - боцман Ленц. Сзади - Чубчик. Широкая боцманская спина движется легко и упруго. Светлые волосы сбегают на шею узкой треугольной косичкой. Маленький следит за этой косичкой, чтобы удержать ритм, не сбиться. А весло становится все тяжелей, а кулакам одно лишь надо - разжаться. Чуть замешкался, а Чубчик: "Эй, не тяни!" И опять Маленький следит за боцманской спиной, и пот заливает ему глаза, и полосы Ленцевой тельняшки сливаются, а кулаки набухают нестерпимой тяжестью. Еще немного - и он выпустит весло…
- Первая команда, суши весла! Вторая команда на весла!
Маленький хочет бросить свое весло, но видит, как взмыло над водой весло Ленца и застыло, влажное, искрясь на солнце. И он повторяет все в точности, как Ленц.
Маленький сидит на корме, расслабив тело, и к нему постепенно возвращается прежний мир, ровное дыхание, четкие краски воды и неба. Он с опаской трогает упругую белую подушечку под указательным пальцем.
- Что, мозоль? - спрашивает Чубчик.
Маленький молчит.
- Дурак ты. Хочешь научу? Устанешь, веди весло вот так. - Чубчикова ладонь горизонтально проплыла перед глазами. - Никто не заметит, и не выдохнешься. Отдохнешь - опять греби. Эх ты, трубач! - Чубчик подмигнул: знаем, мол, что к чему…
Значит, догадался. Догадался, откуда труба. Не забыл, как в пионерскую вместе ходили…
И зачем Маленький позвал его тогда с собой! Одному идти надо было. Но Чубчикова совета он все же послушался.
На следующий заход Маленький опускал весло в воду и вынимал его без всякого сопротивления. Теперь он почти сразу выбился из ритма. Капитан крикнул ему:
- Маленький Петров, ровнее, ровнее!
Боцман Ленц искоса поглядел:
- Не сачкуй…
Чубчик сказал в спину тихо, ехидно:
- Ай-я-яй…
Маленький изо всех сил налег на весло. Белая подушечка под указательным пальцем лопнула. Но боли он не замечал. Спиной чувствовал усмешку Чубчика.
А потом солнце пошло на убыль, и что-то такое потянуло с севера, не ветер еще, а только его подобие, тень. Но потное, горячее лицо ощутило на себе эту тень, и все закричали:
- Ветер! Ветер!
Капитан приказал поставить паруса, и началось странное движение по сумеречной гладкой воде, когда непонятно, отчего шлюпка идет.
Ветра-то нет, разве это ветер - чуть трогает лицо и даже не сушит его…
Маленький лежит между банками, руки за голову, посасывает сахар, выданный боцманом Ленцем, и слушает глухое тиканье в ладонях.
- Радуйся, Маленький Петров, ветер наш, - говорит капитан. - Еще выбрать шкоты!
Радуется капитан. Показывает крепкие свои желтоватые зубы. Радуется Каштанов - встряхивает челкой, насвистывает, сидя на носу.
Радуется боцман Ленц - держит на руле крепкую руку. Радуется Чубчик - роется в своем рюкзаке, достает пирожок домашнего печения, никого не угощает, громко жует.
Радуется круглощекая девчонка Айна, что сидит на носу второй шлюпки. Вот песню запела, а слов не понять - по-эстонски она поет. И зачем капитан взял девчонку в поход - непонятно…
Степа тоже, конечно, радуется. Не каждому и не каждый день доверяют командовать шлюпкой.
Все радуются кругом. Один только Маленький Петров не радуется. Чубчик догадался, откуда труба. Пойдет теперь болтать. А еще - скоро мать вернется с фабрики и найдет на столе его записку. Что дальше будет - трудно и предположить. Где уж тут радоваться.
…А потом выступил из сумерек высокий берег. В полутьме застучали топоры. Ставили палатки.
Маленький Петров, полусонный, скучный, бродил среди сосен. Только на минуту он оживился, когда с холма, с хутора, дневальные принесли тяжелые ведра с курящимся парным молоком. Молоко забелело в темноте, будто осветилось изнутри, и над молочным кругом столкнулись комариные стаи.
Маленькому зачерпнули полную кружку, и он пил молоко, заедая хлебом, а потом поплелся в палатку, забрался, не раздеваясь, в спальный мешок и, пригревшись, упал в темный-темный сон. Над ним скрипел высокий сосновый бор, а на хуторе только к утру угомонились собаки.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
Когда все еще спит
Маленький проснулся оттого, что душно ему стало в мешке и тесно. Он хотел во сне руки разбросать, как дома, а это в мешке не выходит. Сон и нарушился.
Когда он открыл глаза, в сумраке сырой палатки сначала и не разглядел ничего.
Дых, пар, храп…
Дотронулся до крыши, а парусина мокрая. Дождь был…
Он стал осторожно вылезать из мешка, чтобы никого не разбудить, и все-таки толкнул соседа - тот забубнил во сне, заскулил, как щенок, и снова заснул. Маленькому беспокойно стало, вспомнился дом, да так ясно все перед глазами: дверь в палисадник открыта, на пороге мать сидит, босоногая, в платке, прислонилась к косяку и гладит соседскую собачонку Пульку, а та скулит и морду прячет матери в колени. Щенок совсем… Мать улыбается и зовет глазами его, Маленького, а он с футбола прибежал, штанина рваная, думал - попадет сейчас! Штанину рукой прикрыл, будто коленку чешет. А мать: "Гляди-ка, Пулька ко мне прибежала. Самосвал проехал, она испугалась и ко мне… У-у, дура глупая…" Под эти слова Маленький хотел незаметно шагнуть в прихожую, но мать ему: "Куда, паршивец, пол вымыла, снимай сапоги!.." И верно, пол чистый, со щелоком вымыт, блестит, половики лежат до самой комнаты и дальше. А запах… Этот запах чистого, еще сырого пола сейчас проник в Маленького, как глоток холодной воды. Откуда он взялся? Сыростью пахнет в палатке, дождь прошел - вот и все…
Маленький высмотрел, где дверка, отстегнул ее и выбрался наружу. Его охватил утренний холодок, зябко стало.
Огляделся.
Все четыре палатки стоят среди сосен, на взгорке. Одна худо натянута, от ночной воды провисла вся, целая лужа на брезентовой крыше. Под горой, у самых шлюпок, костер горит. На перекладине ведра дымятся.
Все еще спит, но уже готово проснуться, только ждет чего-то, чьей-то руки, голоса веселого, чтобы растолкал, расшевелил, и покатится тогда новый день со всеми его нежданными-негаданными новостями.
А пока тихо.
На сосновых иголках капли повисли. Маленький подошел ближе, всмотрелся. Подвешенный к сосновой иголке, перед ним покачивался зеленоватый шарик. Там, в шарике, были и палатка, и трава, и серое небо, и сам он, с голой своей головой. Все это, заключенное в прозрачную горошину воды, покачивалось в ней, переплетенное тонкой паутиной веток. Потом какая-то черная угроза пролетела сквозь каплю. Маленький оглянулся: ворона. Низко меж сосен прошумела. Он дотронулся до капли, осторожно, еле-еле. Она сначала потянулась за его пальцем, словно приклеилась, но тут же исчезла. Пропала совсем, разлилась, превратилась в обыкновенную гладкую воду. Маленький посмотрел на свой мокрый палец, и ему снова стало зябко.
Он подошел к костру.
- А, Маленький проснулся, - сказала девчонка Айна. Она отвернулась от дымного костра и локтем вытерла слезы.
Как видишь, проснулся. А ты кашеварь, поворачивайся, повариная команда… И чего капитан ее взял?