Тут Аскар почему-то посмотрел на Сыргу, мечтавшую выучиться на доктора. Девочка сделала вид, что не заметила этого взгляда и шла спокойной, гордой походкой. Всем своим видом она как бы хотела сказать: "Ты, Аскар, не забывай, что я будущий доктор. Вот сегодня, если вдруг сорвешься со скалы, кто тебя лечить будет?"
3
Динар так спешила догнать ребят, что не заметила, как далеко позади остался кыштак. Вот пионеры скрылись в ущелье, и она почувствовала себя одинокой. Шум реки напоминал голос старика, рассказывающего страшную сказку. Девочка пугливо смотрела по сторонам. Густая высокая трава шевелилась под ветром, и Динар казалось, что в траве ползет змея или крадется какой-нибудь зверь. В ушах девочки шумело, сердце сильно билось. Ей хотелось крикнуть: "Аскар! Аскар!" Но она сдержалась, решив, что это будет трусостью.
Тут Динар увидела, что ее догнала собака. Пес бежал то по одной, то по другой стороне дороги. Девочка рассмеялась и принялась подзывать:
- Окжетпес! Окжетпес!
Собственный голос показался ей каким-то чужим. Она стала подзывать еще громче:
- Окжетпес! Ой, шайтан! Не отходи далеко от меня. Тебя может ужалить змея… Аскар не взял нас с собой! Ты это знаешь? Ничего, мы сейчас догоним его!
Динар успокаивала себя, вновь и вновь подзывая собаку, гонявшуюся за птичками.
Дорога становилась круче, и девочке все труднее было идти, сердце билось сильнее.
Дойдя до того места, где скрылись ребята, Динар увидела русло реки, в которое вдавался скалистый мыс. Как ни смотрела Динар, она не могла увидеть ребят: школьники свернули в большое ущелье. А от этого ущелья расходились в разные стороны четыре лощинки, по которым текли четыре ручья.
Динар не раз слышала от взрослых, что на склонах большого ущелья водятся волки. Девочка остановилась, прислушиваясь к шорохам. "По ущелью идти страшно, - подумала она, - а вот из этой маленькой лощины виден наш кыштак…"
И девочка свернула в лощину.
4
Миновав скалистый мыс, пионеры очутились на терскее. Здесь все было другим. Солнце уже поднялось высоко, а здесь стояла прохлада, растения были яркозелеными.
На кюнгее дети видели пожелтевшие заросли - кусты барбариса, жимолости и шиповника. Поближе к скалам - таволожник, татарник, чертополох, полынь, изредка - молочай. Там летали крупные бабочки, сверкая на солнце крылышками, гудели пчелы, носились стрекозы.
На терскее шумели вершинами ели, роняя шишки; цвела рябина, зеленели ивы; земля была влажной, кругом пахло лесной свежестью; трава, защищенная ветвями от знойных лучей солнца, стояла зеленая, высокая. Человек, пришедший сюда поздним летом, удивлялся обилию смородины и земляники. На терскее ребята видели сороку, которая трещала среди ив; дятла, который сидел на ели и стучал "донк-донк"; пустельгу, с чириканьем перелетавшую с ели на ель; тетерева, который, внезапно вспорхнув, пугает человека. Все это было своеобразной, неповторимой жизнью терскея.
Чтобы объяснить детям разницу между кюнгеем и терскеем, Сеитова остановилась возле большого камня и позвала:
- Ребята! Ко мне!
Орусбек, накрыв голову широким листом, по своей привычке сделал вид, что не слышит учительницу, и продолжал идти быстрым шагом.
Орусбек раскинул руки, как птица крылья перед полетом, и ответил:
- Сейчас… Сорву вон ту колючку и прилечу.
Ребята окружили учительницу. Кое-кто взобрался на большой белый камень.
Орусбек "прилетел" с большим колючим растением в руках, которое по-местному называлось "коко".
- Эту колючку тоже надо засушить в нашем гербарии, - сказал Орусбек. - Мой отец говорил: если сварить это растение и дать отвар больному лишаем - сразу вылечится.
- Ладно, Орусбек. Положи лист колючки в папку и не мешай беседе.
Слова учительницы Орусбек понял так: "Молодец ты, Орусбек, что сорвал такую большую колючку. Будь смелым, ничего не бойся, но только не слишком балуйся".
- Мы перешли реку, которая теперь осталась справа, - начала Сеитова. - Вот здесь терскей, там - кюнгей. Кто скажет, чем они разделены?
- Горой, - сказал Орусбек низким, не своим голосом: ему хотелось казаться взрослым.
- Ладно, скажем, что - горой, - спокойно продолжала Сеитова. - Расстояние между терскеем и кюнгеем очень небольшое. Однако растения кюнгея не растут на терскее, и наоборот. Ну-ка, пионеры, кто скажет, почему это так?
На этот раз Орусбек молчал, и никто не подавал голоса. Аскар поднял руку.
- Я скажу… Кюнгей обращен к солнцу, терскей - тенистая сторона… - Аскар замолчал, сомневаясь в правильности своих слов.
Сеитова не торопила его. Она ждала улыбаясь, как бы подбадривая: "Продолжай, Аскар. Мы же говорили об этом на уроках".
- Мы знаем, - продолжал Аскар, - что для жизни растений нужны солнце, вода и воздух. Если бы не было ничего этого, не было бы и жизни…
Сзади раздался чей-то голос:
- Неправда!
Все оглянулись. Это сказал Сатай. Он смутился, покраснел, но стал защищаться:
- Аскар неверно говорит. Солнце, вода и воздух потому существуют, что существует целый мир, вообще жизнь…
Многие ребята стали смеяться над горячностью Сатая и над тем, что он запутался.
Аскар спокойно сказал:
- Всему дают жизнь солнце, вода и воздух. Если бы сейчас не стало воздуха, ты бы, Сатай, задохнулся через пять минут.
- Что вы спорите, ребята?! - вмешалась Сырга, молчавшая до сих пор. - Возьмем вот этот цветок, который я держу в руках. Чтобы он рос и цвел, ему нужны условия…
- Ладно, - сказала Сеитова, когда ребята несколько успокоились. - То, что без солнца, воды и воздуха жить растения не могут, - это бесспорно. Не будем пока углубляться дальше. Вот перед нами кюнгей и терскей. Но жизнь на терскее богаче. Отчего же это так?
- Кюнгей выжжен солнцем, - не совсем уверенно ответил Орусбек.
Опять раздался смех. Это не понравилось Орусбеку. Он грозно посмотрел на ребят:
- Что вы смеетесь? Если вы так хорошо знаете, почему молчите? Солнце жжет кюнгей с тех пор, когда еще наших прапрадедов на свете не было. Земля там выжжена, сухая. Поэтому на кюнгее могут жить только те растения, которые любят сухую почву. А терскей ближе к северу…
Тут Орусбек вдруг запнулся.
Учительница пришла на помощь:
- Верно, терскей - северная, теневая сторона гор. Что же мы с вами выяснили сейчас? А вот что. Там, где солнце греет сверх меры, почва не имеет достаточной влаги, воздух сухой. Там живут только те растения, которые могут приспособиться к таким условиям. Если бы, например, вот здесь не было этой горы, на всем этом участке солнце грело бы одинаково. Тогда бы не было такой разницы, какую мы видим на кюнгее и терскее. Какой же отсюда вывод? А вот какой. Для каждого растения необходимы солнце, вода и воздух. Но солнце и воздух не везде одинаковы. И воды не всюду одинаковое количество. Вот растения и приспособляются к условиям, живут везде своей жизнью.
5
Динар, подбадривая себя, говорила: "Позади меня - кыштак, впереди - Аскар и ребята. Окжетпес со мной, волки побоятся его". Но чем дальше шла Динар, тем страшнее ей становилось. Временами ей казалось, что кто-то окликает ее. Она останавливалась, прислушивалась, оглядывалась, но никого не было видно. Овраги здесь были глубокие, ветер перестал шевелить траву.
Динар натужно кашлянула, в ответ раздалось эхо. Издалека донеслись еще какие-то непонятные звуки: "Ку-гук, ку-гук, ку-гук". Динар прибавила шагу. Она посмотрела в сторону елового леса, решила, что звуки слышатся оттуда. По небу над лесом плыли белые облака, и Динар показалось, что вместе с облаками движутся, уходят куда-то и вершины высоких елей. "Э, бабушка, куда это ели уходят?" - спросила она про себя. Облака очень скоро поредели, потом исчезли. Тогда вершины елей тоже остановились. В это время из-за высокой, сверкающей, как сабля, белой скалы взмыли в небо две большие птицы.
Динар поняла, что это грифы. Тут же она вспомнила, как бабушка говорила, что гриф в полете даже за семью горами видит падаль. Теперь Динар совсем растерялась: "Эй, эй! Грифы летят сюда! Наверно, они увидели падаль… Значит, здесь есть и волки". Она слышала, как билось сердце: "Дик-дик-дик". Правая нога за что-то зацепилась - и девочка споткнулась, но не упала. Как раз Окжетпес отбежал в сторону и скрылся в зарослях. На глаза Динар навернулись слезы.
- Окжетпес! О, проклятая собака! Не уходи далеко! Не бросай меня! Погоди, увидимся дома! - угрожала она. - Пусть съедят меня волки… узнаешь тогда!.. Вот я пропаду… Пусть ищут меня и не находят!.. Пусть плачет бабушка! Пусть! Она не разбудила меня…
Окжетпес залаял за кустом. Динар остановилась. Вероятно, она громко заплакала бы, но недалеко от себя увидела козлы, какие ставят пильщики, и решила, что здесь живут люди. Оказалось - жилья никакого нет, а на этих козлах в прошлом году пилили бревна. Окжетпес залаял сильнее. Девочка взобралась на бревно, лежавшее на козлах на высоте примерно двух метров.
"Хорошо! - думала она. - Теперь не только волки, но и барсы не доберутся до меня! Теперь я высоко от земли. Если не проймет голод, дней десять здесь просижу. Пусть ищут меня и мучаются… Ой, ой! Если десять дней просижу, что же с Окжетпесом будет?!"
Донесся какой-то шорох. Динар сразу забыла, что находится "в безопасности", и вскрикнула:
- Мама!
Девочка оглянулась, увидела несколько овец, выбежавших из кустов, и рассмеялась.
6
По пути к красному камню учительницы отдыхали трижды. А дети, поднимаясь по лесистому склону, шумели и резвились, как жеребята. Даже тихий Сатай шалил - набрал еловых шишек и бросал их, стараясь попасть в кисть зеленых ягодок на рябине. А сколько шишек собрали остальные дети!
В бросании шишек особенно отличился Ашым. Прилетела сорока, села на жимолость и принялась трещать. Ребята начали бросать в нее шишки. Сорока сорвалась с места, и в этот момент Ашым кинул шишку и попал в правое крыло птицы.
Ребята похвалили:
- О-о, глаз у Ашыма меткий!
- Его шишка летела, как пуля!
- Он чуть не убил сороку!
Метрах в тридцати от хребта, где возвышался красный камень, стояла высокая, ветвистая ель. Нине Леонтьевне хотелось дойти до ели и отдохнуть. Молодая учительница не привыкла ходить по горам, к тому же трудно было идти в туфлях, и она сняла их. И каждый раз, когда наступала босой нотой на что-нибудь твердое, ей становилось больно. Нина Леонтьевна старалась улыбаться, но это у нее плохо получалось.
Некоторые из ребят уже давно добрались до большой ели. Поднялся ветерок - и дерево, перед тем спокойное, зашумело. Раскидистые ветви его тянулись во все стороны, толстые корни уходили глубоко в землю, врезались в черную почву, как когти беркута.
Сеитова показала Нине Леонтьевне на большой корень ели, торчащий из земли:
- Вот и готовый стул. Садись. - Потом она подняла глаза к небу: - Ого, вот это ель!
Среди ветвей видны были ноги детей. Это Орусбек и еще несколько ребят забрались на дерево.
- Упадете! Слезайте! - крикнула Нина Леонтьевна.
Но Орусбек был уже почти на макушке ели. Твердо став ногами на толстую ветвь, он правой рукой обнял ствол. Голова Ашыма виднелась метра на четыре ниже.
- Эй, Ашым! - позвал Орусбек. - Поднимайся сюда! Будем кукушками с тобой!
- Боюсь! Когда смотрю вниз, голова кружится.
- А ты не смотри. Вот поднимешься сюда, увидишь наш кыштак!
- Не могу, боюсь!
В это время подошли отставшие Аскар и Сатай.
- Почему вы отстали? - спросила Сеитова.
- Мы нашли дикий ячмень, - ответил Сатай.
- Возможно, и так. Покажите.
Сатай протянул пучок овсюга.
- Правда, похоже на ячмень. - Сеитовой не хотелось огорчать ребят. - Надо проверить. Но это…
- Да, эжеке, это трава, похожая на ячмень, - подтвердил Аскар.
Эти слова удивили Сатая:
- Ты же сам говорил, что - дикий ячмень!
- Да, я принял ее за ячмень. А теперь присмотрелся и вижу - трава.
Сатаю было обидно, что он нес простую траву, и он стал спорить:
- Нет, это ячмень!
- Если ячмень, - вмешался в спор только что слезший с ели Орусбек, - почему же люди не замечали его до сих пор?
Сатай покраснел до ушей и от растерянности не знал, что сказать.
- А чего смеяться? - возразил Аскар. - Эта трава действительно очень похожа на ячмень.
Но Орусбек продолжал паясничать. Он присвистнул, поднял руку и торжественно произнес:
- Академик товарищ Аскар успешно закончил опыт с проверкой семян дикого ячменя! Теперь он будет на ели выращивать тыквы! Вы с ним не шутите…
Но на этот раз ребята не засмеялись: им не понравились такие выходки Орусбека в присутствии учительниц.
- Ты напрасно подшучиваешь над Аскаром, - сказала Сеитова. - Если он производит опыты по проверке семян, ищет траву, похожую на ячмень, - значит, стремится к знаниям. Каждый ученик должен как можно больше знать… А это, ребята, - указала она на растение, - называется арпакан. Он растет и на равнине. Вы нашли горный арпакан. Это очень ценное растение. Если бы мы выращивали горный арпакан так же заботливо, как ячмень и пшеницу, наверно из него получился бы замечательный корм на зиму для скота. Стремиться к новому, находить новое и полезное - долг каждого советского человека, наш долг. - Она протянула руку по направлению к горам: - Смотрите, эти горы хранят в своих недрах множество тайн…
Вдруг послышался чей-то голос. Все оглянулись и увидели подъезжающего на серой лошади всадника. Это был седой человек с непокрытой головой. Видно было, что он спешит. Рядом с лошадью бежал похожий на волка пес с острыми ушами.
Привстав на стременах и приложив к глазам ладонь, всадник всматривался в ребят.
- Это ученики! Откуда вы, дети мои? - воскликнул он.
- Ой, оказывается, это наш пастух Келген-аке! - узнала всадника Сеитова и пошла навстречу ему. - Почему вы без шапки, аке?
- Тут не до шапки… Вы, случайно, не видели овец?
- Нет. А чьи овцы?
- Нашего колхоза… Такого дождя, как прошлой ночью, я в жизни никогда не видел. А темнота была - хоть глаз выколи. Собакам ни минуты не было покоя. Мы всю ночь глаз не сомкнули. Под утро только перестал дождь, поднялся холодный ветер. Я сел у загона и вздремнул. Вдруг отара шарахнулась. Шум, гам, выстрелы, собачий лай… Овцы бросились в разные стороны. Мы с трудом собрали их. А утром, когда стали считать, не хватило пятидесяти голов. Тридцать овец нашли недалеко в ложбине. Двадцать никак не можем найти. Нигде никаких следов…
Лошадь под всадником тяжело дышала и была покрыта потом. Обступив чабана, учительницы и школьники слушали. Пастух с тревогой поглядывал на соседнее ущелье. Ему не терпелось ударить коня плеткой и ускакать.
- Аке, овцы сами шарахнулись или на них напали волки? - спросил Ашым.
- Э, разве без причины овцы шарахаются, сынок! Конечно, напали волки. Если бы не мой Алгыр, - Келген показал на пса, - плохо пришлось бы мне ночью. Наверно, он дрался с волком - на шее у него оказались кровь и следы зубов…
Пес, услышав свою кличку, поднял голову и посмотрел на ребят, словно хотел сказать: "Да, это я ночью дрался с волком".
Орусбек стал хвалить пса:
- С волком дерется только сильная и храбрая собака! Смотрите, ребята, какие у Алгыра ноги!
- О, молодец Алгыр! - восхищались пионеры.
А Келген поднял глаза к небу и, глядя из-под ладони, сказал:
- Грифы летают…
Все посмотрели и увидели, что над горой медленно парили два огромных грифа.
- Должно быть, погибли двадцать наших овец! - горевал Келген. - Сгорела моя борода. Позор, позор!
7
Динар боялась спуститься на землю и, стоя на бревне, кричала:
- Чой, чой, овцы! Идите сюда! Волки не тронут вас.
За небольшой отарой показался не волк, а Окжетпес. Напуганные овцы фыркали и били копытцами о землю. Озорной Окжетпес, виляя хвостом, прыгал и лаял.
- Чой, чой, овцы! Где ваш чабан? О-о-оу-у, чабан! Где ты? Овцы твои зде-есь!
Динар прислушалась. Кругом стояла тишина. Овцы подошли ближе, скучились.
- Уходи, Окжетпес! Ой, паршивая собака! - Динар показала собаке кулак: - Не пугай овец! Знаешь, как это плохо - страх? Мама моя овцефермой заведует - если узнает, будет тебе! Перестань пугать овец, негодная собака!
Но пес продолжал прыгать и отрывисто лаять. Динар, забыв о своем страхе, слезла с бревна и отогнала Окжетпеса.
- Ты почему не слушаешься?.. Знаешь что? Мы теперь будем с тобой пасти и сторожить овец.
Вдруг Динар всплеснула руками и, озадаченно поднеся палец к губам, воскликнула:
- Ай-ай, кто это так укусил бедняжку?!
Она только сейчас заметила рану на курдюке молодого черного барана с лысиной на голове. Должно быть, баран был сильно напуган: он старался забраться в гущу овец. Когда он поворачивался, видна была рана: кусок курдюка словно кто-то ножом вырезал.
Динар охватил страх. А если бы ей пришло в голову, что барана поранил волк, она испугалась бы еще сильнее. Но о волке она не подумала - решила, что кусок курдюка откусил и съел Окжетпес. Девочка расстроилась: "Теперь мама скажет: "Как же это собака покалечила колхозного барана? Не доглядела ты!" И будет ругать меня".
Динар разозлилась на свою любимую собаку и даже стала искать камень, чтобы бросить в нее:
- Ой, глупая ты собака! Зачем укусила нашего барана? И зачем только я взяла тебя с собой!
От обиды на глазах у Динар показались слезы: ей очень жалко было пострадавшего барана.
- Не шарахайтесь, милые мои овечки! Я вас буду пасти и сторожить. Не бойтесь…
Динар погнала овец по направлению к кыштаку, той самой дорогой, какой пришла сюда. Подобрав длинный прут, она подгоняла овец:
- Чой, чой, овечки мои!
Стоило только Динар взять в руки прут, как Окжетпес перестал лаять и пугать овец. Динар повеселела; она гнала свое стадо, нараспев разговаривая сама с собой:
- Я буду пасти своих овец на зеленом склоне, напою их у реки внизу, а вечером пригоню в кыштак. Пусть все удивятся - и Аскар и бабушка. Чой, чой, овечки мои!
Овцы шли тихо, пощипывая траву. Динар было весело. Вдруг послышался шорох, стадо шарахнулось; раненый черный баран заметался.
- Бабушка! - в ужасе крикнула Динар: метрах в пяти от себя она увидела серого "волка".
Подняв хвост, "волк" перенюхивался с Окжетпесом. Девочка от страха лишилась речи.
- Не бойся, дитя! - раздался мужской голос. - Это не волк, это моя собака - Алгыр. Не бойся.
Чабан Келген подъехал к Динар: