Гигант, распростершийся у ног Везувия от Сан Джованни до Мерджеллина, залечивал раны и готовился наверстать потерянное время.
Прежде всего нужно было позаботиться о пропитании. И вот тут-то на первый план вылезли и дон Дженнаро со всей его контрабандой, и бродячие торговцы, появившиеся в невиданном количестве и наводнившие все площади, и, наконец, просто какие-то люди, которые только тем и занимались, что продавали, меняли и доставали. Улицы заполнились людьми. Они бегали, толкались, кричали, продавали, покупали. И все это в тени еще свежих развалин, под мрачными взглядами немецких солдат, которые как будто совсем и не думали убираться восвояси.
Время от времени раздавался чей-нибудь возбужденный крик:
- Германия капитулировала!
Тогда десятки голодных глаз обращались к военным складам и казармам, где расположились немцы. Чего-чего в них только не было: и продукты, и одежда, и даже танки, застывшие на изрытых окопами окраинах города.
На улицах все чаще можно было встретить итальянских солдат. С одним из них Перчинка столкнулся у самых дверей монастыря. Солдат сидел на камне, старательно отдирая с воротника звездочки. Это был молодой парень, приземистый и чернявый. Заметив остановившегося рядом мальчика, он покраснел.
- Говорят, немцы всех нас собираются того… упечь куда-то… - словно оправдываясь, заговорил солдат. - А мне это ни к чему, я домой хочу.
Перчинка сочувственно кивнул.
- Постой, - вдруг сказал он, - а разве война не кончилась?
- Кончилась-то кончилась, - откликнулся солдат. - Для нас. А немец воюет.
- Значит, немцы всё еще за войну? - удивленно спросил мальчик.
- Немцы-то? - поднял голову солдат. - Немцы, брат, психи, по ним смирительная рубашка плачет. А я домой подамся, мне рисковать ни к чему, повторил он и, подозрительно оглядевшись по сторонам, сунул в карман споротые с гимнастерки звездочки.
- Ну и куда ты теперь? - спросил, помолчав, Перчинка.
Ему очень понравились споротые солдатом звездочки, и он твердо решил про себя попросить их у него, тем более, что солдату они теперь совсем не нужны.
- Я-то? - переспросил тот. - В Калабрию. Там наша деревня, и семья у меня там. Стосковался по своим - сил нет, два месяца никакой весточки от них не имею.
- Как же ты доберешься до этой своей Калабрии? - поинтересовался Перчинка.
- А пешком, - охотно ответил парень, тяжело опускаясь на камень, лежавший на самом солнцепеке, и продолжая озираться, словно опасаясь, что вот-вот появится кто-то, с кем ему очень не хотелось бы встречаться.
- Устал? - спросил мальчик, заметивший, с каким наслаждением солдат вытянул ноги.
- От самого Кампобассо топаю. И все пешком, - ответил тот.
- Знаешь что, - уже совсем другим тоном сказал Перчинка, - если хочешь поспать, можешь зайти ко мне.
Солдат недоверчиво посмотрел на мальчика.
- Куда к тебе? - после некоторого колебания спросил он.
- А вот сюда, - ответил Перчинка, топнув ногой, - под землю. Будь спокоен; - добавил он, - если тебя даже искать вздумают, то уж там-то никогда не найдут.
Подумав немного, парень молча двинулся за Перчинкой, и через минуту оба уже шли под тихими сводами подземелья.
- Вон там - солома, - проговорил Перчинка, указывая на то место, где недавно спал Марио, - если хочешь, устраивайся и спи.
Солдат с наслаждением стянул тяжелые ботинки.
- Однако тут свежо! - пробормотал он.
- Послушай, - робко начал Перчинка, - если тебе не жалко…
- Заплатить? - поднял голову солдат. - Не могу, друг. Веришь, ни единой лиры. Оставалось две, и те на еду потратил.
- Нет… - возразил Перчинка. - Если тебе не жалко, подари мне звездочки.
Солдат рассмеялся:
- Да на что они тебе?
- Так… - тихо пробормотал мальчик. - Они мне нравятся.
Солдат полез в карман, достал звездочки и, протягивая их Перчинке, серьезно сказал:
- На, держи. Только о том, что это я их тебе дал, - ни гугу. Понял? Я ведь их просто так, на всякий случай снял. А если об этом пронюхают, меня по головке не: погладят!
Но Перчинка уже не слушал. Проверив карманы своих стареньких штанов, которые он сам много раз штопал и зашивал, мальчик бережно опустил две серебристые звездочки в один из них, оказавшийся без дыр, и, махнув на прощание солдату, убежал наверх. Последний сразу же повалился на солому и уснул мертвым сном.
Выйдя из монастыря, Перчинка направился на площадь, где обосновался торговец арбузами, у которого работали Винченцо и Чиро. Пока Чиро кричал, зазывая покупателей - что выходило у него даже лучше, чем у самого торговца, - Винченцо потихоньку от хозяина опустил в руки Перчинки, который прошел сзади, хороший ломоть спелого арбуза.
Глава VIII
РУЖЬЯ ПРОФЕССОРА
Прошло несколько дней, насквозь пронизанных ярким сентябрьским солнцем и ликованием по случаю окончания войны. И вдруг все померкло. Солнце спряталось за густую пелену туч, война, с которой, казалось, было уже покончено, снова тяжким бременем легла на израненный город. Даже Перчинка заметил эту перемену. Бегая с поручениями дона Дженнаро и разнося пакеты с маслом или хлебом, добытым контрабандой, он с каждым днем все яснее видел, что город снова меняет свой облик.
Неаполитанцы и оглянуться не успели, как немцы уже захватили все жизненно важные для города пункты. Они беспрепятственно проникали во все важнейшие экономические и стратегические центры Неаполя и спокойно там обосновывались. Теперь, например, частенько можно было увидеть церковь, вход в которую охранялся танком. И такая необычная охрана выставлялась вовсе не потому, что немецкие солдаты собирались слушать там мессу. Нет! Это просто-напросто означало, что в подвалах церкви немцы разместили свой склад боеприпасов. Все городские казармы одна за другой переходили в руки немцев, а итальянских солдат, занимавших эти казармы, переводили в другое место.
Как-то, проходя с большим свертком в руках по площади Викария, Перчинка заметил на углу большую толпу. Мальчик подошел поближе и увидел, что люди молча толпятся вокруг небольшой группы итальянских офицеров и солдат, которые молча, с бледными лицами стоят перед двумя немцами. Немцы были в стальных шлемах, надвинутых на глаза, с автоматами наперевес, готовые, как сразу было видно, в любую минуту открыть огонь.
Словно не замечая молчаливых горожан, толпившихся вокруг, немцы что-то говорили итальянским офицерам. Выслушав их, офицер отрицательно покачал головой. Толпа одобрительно зашумела. Тогда немец схватил автомат и приставил его к груди офицера. Тот некоторое время стоял, опустив голову, затем вынул из кобуры пистолет и отдал его немцу. Остальные последовали его примеру. После этого вся группа направилась в одну из боковых улиц. Итальянцы шли впереди, безвольно опустив руки и упорно смотря в землю. За ними, словно деревянные манекены, двигались застывшие фигуры немцев. Их автоматы были направлены в спины идущих впереди людей.
Толпа разошлась не сразу. Одна женщина плакала.
- Что же с ними теперь сделают, с нашими бедными ребятами? - сквозь слезы спрашивала она у окружающих.
Ей никто не ответил.
Перчинка так толком и не понял, что тут произошло. Перекладывая тяжелый пакет из одной руки в другую, он обратился к какому-то пожилому синьору, опиравшемуся на палку и молча взиравшему на всю эту сцену.
- За что их? Что они сделали? - спросил он. Синьор медленно повернулся и пристально посмотрел на мальчика. Это был почти старик, худой и высокий как жердь, с седоватой бородкой клинышком и в пенсне с толстыми стеклами, за которыми сердито щурились строгие глаза. Как все очень высокие люди, он немного сутулился. Некоторое время он молча смотрел на мальчика, и Перчинка заметил, что глаза старика влажны от слез.
- Там был ваш сын, с ними? - робко спросил Перчинка.
- Нет, - сдавленным голосом ответил старик. - Впрочем, в известном смысле - да…
- Но что же все-таки они сделали? - снова настойчиво спросил мальчик.
- Это война, - вздохнув, проговорил старик и с неожиданной теплотой добавил: - Да… Так-то вот, мой мальчик.
Он говорил на таком правильном итальянском языке, какого Перчинке еще не приходилось слышать. Неожиданно старик поднял свою палку и с силой стукнул ею о землю.
- Проклятые! - гневно воскликнул он. - Вот до чего мы дожили!
Перчинка не совсем понял, что именно имел в виду этот синьор, однако он чувствовал, что и его самого разбирает зло при воспоминании о разыгравшейся у него на глазах сцене.
- А зачем у них отняли пистолеты? - снова спросил он. - Эти двое были немцы, да? А с какой стати они лезут?
- "С какой стати"? - с горечью переспросил старик. - С какой стати! Да на основании того самого "закона", по которому в человеческом обществе действует беззаконие, притеснение и насилие!
Однако, заметив, что мальчуган не понимает его, старик наклонился и, ласково потрепав его по вихрам, мягко проговорил:
- Они сильнее, понимаешь? И поэтому хотят стать хозяевами в нашем доме.
- Значит, теперь они всем заправляют? - спросил Перчинка.
- Вот именно, - ответил старик.
Повернувшись, он пошел через площадь, сердито постукивая палкой. Толпа разошлась. Тут Перчинка вспомнил о поручении дона Дженнаро и, поеживаясь, побрел по улице, затянутой густой сеткой дождя, который, не переставая, моросил вот уже два дня, и, хотя на дворе стоял еще сентябрь, казалось, что уже наступил унылый ноябрь.
Едва отойдя от площади, Перчинка тотчас же забыл о случае с офицерами, поглощенный подсчетом процентов, которые причитались ему за работу. Никогда еще он не зарабатывал так много, как сейчас. По-видимому, толстый контрабандист питал к нему особую симпатию. Впрочем, щедрость дона Дженнаро скорее всего объяснялась тем, что для той работы, которую выполнял Перчинка, ему был необходим именно такой, шустрый и ловкий, паренек.
Работа эта заключалась в том, чтобы находить покупателей на пакеты, которые давал ему дон Дженнаро. В пакетах были самые разнообразные продукты, забрасываемые в город контрабандистами, от муки, оливкового и сливочного масла до сигарет. Последние иногда доставлялись даже из нейтральной Швейцарии. Словом, не было таких продуктов, которые не побывали бы в руках толстого дона Дженнаро и его тощей противной жены донны Катарины.
Поручения контрабандистов Перчинка всегда выполнял аккуратно и с удивительной быстротой, каждый раз получая от дона Дженнаро небольшую сумму денег, либо, что было еще выгоднее, пакет макарон или пачку сливочного масла, которые он немедленно продавал не без выгоды для себя. За какую-нибудь неделю службы у дона Дженнаро Перчинка уже создал себе густую сеть постоянной клиентуры. Однажды ему даже удалось сторговать у одного из своих клиентов с улицы Трибуналов поношенный мужской костюм, который ему уступили за две пачки масла и сто граммов кофе. Этот костюм он с большим барышом продал старьевщику с Рыночной площади, державшему свою лавочку по соседству с хибаркой дона Дженнаро, а на вырученные деньги купил у толстяка несколько литров оливкового масла, заплатив ему даже лучше, чем его обычные "клиенты".
Разлив масло в две толстые бутыли из-под вина и хорошенько упрятав их на дно корзины, в которой обычно разносил контрабанду, Перчинка в первый же свободный день отправился на поиски покупателей. Такие меры предосторожности были совсем не лишними, хотя однажды случилось так, что ему не пришлось испытать страха даже при встрече с полицейскими. Это было в тот день, когда он познакомился с одним из них, и не с каким-нибудь рядовым, а с бригадиром.
Вот как это произошло.
Перчинка зашел как-то в один дом, надеясь продать тут оливковое масло. Постучав, он стал ждать. Вдруг дверь открылась, и на пороге показался полицейский, которого мальчик не раз встречал на улице. И, хотя бригадир был в трусах, Перчинка сразу узнал его. Бригадир, в свою очередь, также узнал мальчика. В первую минуту Перчинка хотел было задать стрекача, испугавшись, что полицейский немедленно его сцапает. Но, увидев, что бригадир притворяется, будто не узнает его, он осмелел и впервые в жизни поздоровался с представителем закона.
- Э, бригадир, как поживаете? - весело воскликнул мальчик. - Что это с вами? Вы потеряли по дороге свою форму?
- Тсс! - зашипел полицейский, прикладывая палец к губам. - Замолчи ты, чертенок! Захотел, чтобы меня схватили немцы? Ты что, не знаешь, что они делают со всяким, кто попадется им в итальянской форме? Да, парень, они с нами не церемонятся. Как увидят, сразу бросаются и - раз! - пулю в лоб. Или в Германию угонят.
Перчинка вспомнил случай с итальянскими офицерами на площади Викария и утвердительно кивнул головой.
- Знаете что, бригадир, - сказал он, желая поскорее переменить разговор, - у меня есть недорогое масло.
- Недорогое! - воскликнул полицейский. - А мне безразлично, какое оно. У меня ни одной лиры в кармане.
- Ну и что же? - возразил мальчик. - Можно сменять на что-нибудь.
- Нечего мне менять, - печально проговорил бригадир. - Вот если только форму…
- Э-э, нет, бригадир! - засмеялся Перчинка. - На что мне ваша форма?
- Чего ж тогда?
- Пистолет! - выпалил Перчинка.
В том обществе, где он жил, иметь огнестрельное оружие было совсем ее лишним. И вот теперь у мальчика появлялась возможность приобрести по дешевке настоящий пистолет!
- Что же ты с ним будешь делать? - возразил бригадир. - Разве ты не знаешь, что есть приказ не позднее завтрашнего вечера сдать все оружие? А того, кто не сдаст, - к стенке, то есть расстреляют.
- Не беспокойтесь, бригадир, - с самодовольным видом заявил Перчинка. Я знаю, куда его пристроить. У меня есть кому его сбагрить в случае чего.
- Ну, так и быть, - согласился полицейский. - Ты даешь мне литр масла…
- Литр? - воскликнул мальчик. - Да вы шутите, бригадир! За литр я не то что пистолет, целую пушку куплю!
Наконец пистолет с полной обоймой патронов перешел в руки Перчинки всего за триста граммов масла. Мальчик вышел от бригадира, гордо задрав нос, - теперь и у него было оружие. В корзинке, которая стала заметно тяжелее, громко постукивая о бутылки с маслом, лежал настоящий пистолет.
Очень довольный своей сделкой, Перчинка отправился к следующему "клиенту". Правда, в те времена людям гораздо нужнее были хлеб и мука, чем масло, потому что на нем просто нечего было готовить. Однако если не запрашивать дорого, то всегда можно было продать достаточное количество этого неходового товара. На минуту мальчику пришла мысль обменять пистолет на муку. Такой обмен сулил большие выгоды. Но, преодолев желание нажиться, он направился домой, решив спрятать пистолет в каком-нибудь укромном уголке монастырского подземелья, куда он приходил теперь только для того, чтобы переночевать.
Дома он нашел обоих своих приятелей, беседовавших с бывшим солдатом, которого, как оказалось, звали Микеле. Даже не поздоровавшись с ними, Перчинка с таинственным видом направился в свой тайник, расположенный под монастырской кладовой.
- Эй, Перчинка, постой-ка! - окликнул его Винченцо.
- Ну, что случилось? - остановившись, снисходительно спросил мальчик.
- Немцы пришли, - взволнованно сообщил Чиро.
- Немцы? - удивленно воскликнул Перчинка, - Где они?
- Да тут, в монастыре, - вмешался солдат. - Прямо, можно сказать, над нами.
Мальчик почесал в затылке.
- А зачем их принесло сюда? - спросил он.
- Они рядом на холме пушки устанавливают, - ответил Микеле, - а здесь, видно, собираются квартировать.
"Не очень-то это приятно, жить в одном доме с немцами", - подумал Перчинка.
- Ну, а сюда они не заходили? - спросил он, помолчав.
- Нет. Они, наверное, думают, что здесь, кроме развалин, ничего нет, отозвался солдат.
- Чего же нам тогда волноваться? - воскликнул мальчик.
- Как - чего? - возразил калабриец. - А вдруг услышат?
Ему, как видно, было здорово не по себе, и он уже подумывал о том, чтобы удрать, пока его не сцапали.
- Ничего они не услышат! - уверенно заявил Перчинка. - Будем вести себя потише, и всё. А из-за немцев я из своего дома не уйду.
Трое его приятелей молчали.
- Если вы хотите уходить, то так и скажите, - продолжал Перчинка. - А я остаюсь, - решительно закончил он.
Действительно, хорошенькое дело! Не хватало еще, чтобы какие-то там немцы выгнали его из дома! Какое они имеют право, эти белобрысые образины? В конце концов, он тут родился!
Мальчик раздраженно топнул ногой, сунул руку в корзинку и выхватил оттуда пистолет.
- Пусть только сунутся! Всех перестреляю, - крикнул он.
Однако через секунду он уже взял себя в руки и спокойно добавил:
- Это я, конечно, просто так сказал.
Увидев пистолет, солдат испугался, а у обоих приятелей Перчинки восторженно заблестели глаза.
- Ой, где ты его достал? - хором воскликнули ребята. - Дай посмотреть, жалко, да?
- Ни с места! Он заряжен! - важно сказал Перчинка.
По правде говоря, он не очень-то был в этом уверен. Просто ему хотелось показать этим трусишкам, что он не какой-нибудь там молокосос-мальчишка, а в полном смысле слова взрослый человек, один из тех, кто всюду ходит с револьвером.
- Сейчас я пойду спрячу пистолет, - сказал он. - У меня есть такое место, где его никто не найдет. А вы делайте, что хотите. Оставайтесь или уходите, мне все равно. Только старайтесь поменьше галдеть и не попадаться на глаза этим. - Он кивнул наверх. - Это самое главное. А в общем-то, чего вам беспокоиться? Я ведь здесь… - добавил он покровительственным тоном.
Перчинка говорил с такой уверенностью, словно он был не маленький мальчик, а взрослый человек. Даже солдат Микеле, который все еще гостил в подземелье, потому что никак не мог придумать способа добраться до родной Калабрии, даже он заметил это. Выслушав Перчинку, все трое согласились с ним и принялись за свои обычные дела. Солдат, который целые дни только тем и занимался, что похрапывал, растянувшись на соломе, в то время как ребята рыскали по улицам в поисках работы, снова завалился спать.