Репортёр Олег Верстовский, "охотник за призраками", пишущий на темы паранормальных явлений, решает на время отойти от дел, отправиться в отпуск.
Но вместо курорта волею случая Олег оказывается в маленькой деревеньке, расположенной в живописной долине, где знакомится с местным аристократом, который радушно предлагает стать его гостем.
И все было ничего, если бы жители деревеньки под названием Нилбог не напоминали бы уродливых гоблинов, а сам аристократ, хоть и выглядел писаным красавцем, питал странное, почти болезненное влечение к мерзким уродцам.
Но стоит ли бояться смелому репортёру, никогда не теряющему чувство юмора, каких-то странных людей, пусть даже напоминающих гоблинов? В особенности, если глава этой деревни настолько гостеприимен, что готов бескорыстно завалить дорогими подарками и столичного журналиста, и его жену?
Но бескорыстно ли? Может быть, Олегу придётся заплатить страшную цену за это гостеприимство, когда он прикоснётся к мерзкой тайне хозяина Долины гоблинов?
Повесть из серии "Олег Верстовский - охотник за призраками".
Евгений Аллард
Долина гоблинов
1
Я шёл к Крокодилу с намерением попросить у него отпуск. Я жаждал отдохнуть вместе с Дарси. Просто отдохнуть. Черт возьми, если бы я знал, в какую опасную историю я вляпаюсь из-за моего легкомысленного желания! Собственно говоря, а чего я хотел? Если столько лет занимаешься чертовщиной, не стоит удивляться, когда бесовская мерзость, в конце концов, начнёт строить тебе козни. Я вошёл в кабинет, не спрашивая разрешения, вальяжно развалился в кресле, и как можно уверенней сказал:
- Мне нужно две недели.
- Отлично, - сказал он, явно не слыша меня, не отрываясь от просмотра гранок. - Вот, новая тема для тебя, - добавил он, бросая передо мной файл с вырезками из какой-то провинциальной газетёнки. - Можешь отправляться завтра.
- Ты не понял, я собираюсь попросить две недели отпуска, - пояснил я спокойно.
Он удосужился поднять на меня глаза, в которых отразилось такое изумление, будто я сидел перед ним совершенно голый.
- С чего это вдруг? - пробурчал он недовольно.
- Хочу отдохнуть вместе с женой.
Он начал перебирать на столе бумаги и ворчать себе под нос ругательства, из которых я смог уяснить его глубокую мысль, что закоренелым холостяком я нравился ему гораздо больше.
- Можешь съездить в Сочи, - предложил Крокодил, наконец.
- Зачем? Из-за этой дурацкой парочки братьев-вампиров? Я же сказал - хочу отдохнуть. С женой.
Он бросил раздражённо на стол гранки, откинулся в кресле и стал изучать меня с нескрываемой гадливостью, будто я - дохлый таракан, завалившийся в ящик его стола. Через пару минут, он вновь углубился в чтение материалов и пробурчал себе под нос:
- Ладно. Езжай. Смотри только не пожалей об этом.
Мы отправились с Дарси на поезде. Как оказалась, малышка ужасно боится летать самолётом. С удобством расположились в купе на двоих. Прикрыв глаза, я представил с удовольствием, как замечательно мы проведём эти две недели вдвоём. Нам никто не будет мешать. Дарси достала из корзинки чудесные пирожки и выложила на столик. Нет, это совершенно немыслимо! Я ведь просил не брать с собой еду! Дарси великолепно готовит. Это приятное дополнение к её красоте и таланту художницы, оборачивается мне боком. Я люблю вкусно поесть, особенно после столько лет холостяцкой жизни, когда я мог побаловать себя лишь яичницей и пельменями. Но я стараюсь держать себя в форме. С отвислым брюхом не сильно-то побегаешь за ведьмами и призраками.
- Малыш, я же просил не брать… - проворчал я, пытаясь сделать вид, что рассержен.
Она улыбнулась, развернула полотенце и сказала:
- Эти с яблоками, эти - с капустой. Можешь не есть. Я тебя не заставляю.
Могу не есть? Каким образом? Разве я могу удержаться? Это выше моих сил! Я схватил самый румяный, с хрустящей корочкой пирожок и мгновенно проглотил.
- Не торопись, дорогой. Подавишься, - деликатно произнесла Дарси, наблюдая за моими нетерпеливыми движениями.
Когда столик опустел, я с ужасом представил, что Дарси выложит ещё столько же. Но она поняла, что мне хватит. Я вышел в тамбур с желанием выкурить сигарету-другую. И чуть не столкнулся с дамой в чёрном. Эта тётка нас преследует. С самого вокзала. Я тащил чемоданы, но цепким взглядом репортёра углядел тощую бабу в гипюровых, поражающих воображение невообразимостью, кружевах. Ненавижу чёрный цвет и кружева. Это вызывает во мне холодное бешенство. Теперь, куда бы я ни шёл, постоянно натыкался на эту особу в старинной шляпке с вуалью. Можете себе представить? Тощая, сгорбленная тётка, похожая на оглоблю в длинном платье и занавеской на лице?! Я не мог видеть её глаза, но казалось, она злобно сверлила меня взглядом, будто своим существованием на этом свете, я отравлял ей жизнь. Я терпеть не могу таких людей. С детства.
В шестнадцать лет я влюбился в самую красивую девочку нашего класса. Я долго её преследовал. Она не обращала на меня никакого внимания. Я мучительно страдал, хотя понимал в глубине души, у меня нет ни малейшего шанса завоевать её сердце. И другие части тела. Пока в один прекрасный момент не вернулся из лагеря, где работал вожатым и увидел своё отражение в зеркале. За лето я возмужал, вымахал под два метра, раздался в плечах, с физиономии исчезли мерзкие прыщи. Я стал уверенным в себе парнем, для которого затащить в постель любую особу женского пола не стоит никаких проблем. Девочка с экзотическим именем Милица была безумно хороша собой, чёрная грива до пояса, огромные серые глазищи, чувственный рот, великолепная фигура, длинные, точенные ножки, упругая девичья грудь рвалась из блузки наружу, и с нетерпением ожидала моих ласк. Мечта. Она сдалась не сразу. Ломалась, кокетничала, делала вид, что недоступная дива. На фоне всех остальных её подружек, ставших к этому времени половыми тряпками, об которые все пацаны вытирали ноги, её поведение выглядело очень возбуждающе. Наконец, она поддалась моему нахальству и мужскому обаянию. Мы ехали в автобусе, в конце, с удобством расположившись на высоком заднем сиденье. И, конечно, целовались. От этого чертовски приятного занятия нас отвлекло ворчанье старой бабки, которая вдруг возникла рядом, как приведение. Мелкая старушенция в Черном несуразном балахоне требовала, чтобы мы уступили место. Я обвёл глазами наполовину пустой автобус и вернулся к исследованию губ Милицы.
Бабка, недовольная своим пребыванием на этом свете, начала громко буянить, молодёжь-де пошла мерзкая, не уважает старость, не ценит старшее поколение. Насколько помню, фраза о том, что молодое поколение не уважает и не ценит старших, выбита на основании пирамид. Можете съездить в Египет и убедиться. В конце концов, я мягко посоветовал бабульке приземлиться на любое из свободных мест, коих наблюдалось видимо-невидимо. На что она ещё громче заорала, что мы-де сидим на местах, предназначенных для инвалидов. Я внимательно осмотрел бабку и не заметил никаких отклонений от нормы, за исключением длинного, тонкого носа, который заканчивался крючком и делал её похожей на бабу-ягу. В итоге я послал её. Она побагровела, на сморщенной физиономии отразилась дикая злоба и ненависть. Потрясая сучковатой палкой, она заорала, что проклинает меня на веки вечные, и гореть мне в аду. Я рассмеялся в ответ. Но сделал это я совершенно напрасно. На следующий день я получил пару по литературе. Моему любимому предмету! Это ставило жирный крест на моей карьере журналиста. Милица бросила меня, поменяв на мужика раза в три старше, зато с пухлым бумажником. Снедаемый тоской и чёрной меланхолией, я таскался по квартире взад и вперёд, обдумывая метод, который помог бы мне отправиться на тот свет. Прямиком в ад, как того и хотела мерзкая старушенция. Мне удалось чудом выжить, исправить пару. И вычеркнуть из жизни девушек, подобных Милице. Увидев её в огромном, чёрном "Лендровере" с новым хахалем, я со злорадством вспомнил байку о том, чем меньше у мужика то самое место, тем больше машину он покупает. Надо ли говорить, когда у меня появились деньги, я купил маленький, юркий "пони" Форд "Мустанг" кабриолет? Я обожаю спортивные машины. Но встреча с чёрной гадиной оставила глубокий след в моей душе. Вернее её проклятье. Уверен, она была ведьмой. Борьбой с представителями этого мерзкого племени я занимаюсь последние семь лет.
Я курил в тамбуре, бездумно наблюдая за мелькавшими за окном деревьями, которые сменялись на маленькие, аккуратные деревянные домики, зеленеющие поля. Под мерный перестук колёс мне хорошо думалось. Странный утробный голос, ни мужской, ни женский оторвал меня от приятных мыслей.
- Молодой человек, извините. Вы - молодожёны?
Обернувшись, я с отвращением заметил ту самую гипюровую тётку-оглоблю. Именно ей принадлежал этот мерзкий, ни с чем не сравнимый голос, будто ветер воет в трубе, или медленно проводят железом по оконному стеклу.
- Нет, - коротко ответил я, не удосуживаясь пояснить, как долго мы женаты.
- А ваша жена не беременна? - задала она следующий, ещё более неуместный и, я бы сказал, идиотский вопрос.
Я опешил от наглости этой дамы, и уже собирался дать понять, куда она может идти со своими расспросами. Но вдруг отчётливо вспомнил о чёрной ведьме, которая чуть не отправила меня своим проклятьем на тот свет.
- Нет, она пока не беременна, - как можно вежливей ответил я.
- Вы уверены? - настаивала она.
- Я бы знал об этом, - стараясь держать себя в руках, холодно проронил я.
Сквозь тюлевую занавеску в чёрных мушках я заметил разочарование во взгляде странной особы. Она медленно развернулась и выплыла из тамбура, дверь хлопнула, и я помотал головой, чтобы избавиться от видения тёмных, буравящих меня глаз.
Я вернулся в купе, Дарси прикорнув на полке, спала. Я сел рядом, погладил её по волосам, прикоснулся губами к щеке. Она открыла чудесные глазки, которые будто осветили купе мерцающим светом, и улыбнулась. Это наполнила мою душу тёплым, радостным ощущением счастья. Я наклонился и начал дарить поцелуи каждой частице её бархатной, нежной кожи. Она обняла меня за шею, отдаваясь моим ласкам. Мы действительно производим впечатление молодожёнов. Я начал расстёгивать брюки, как вдруг дверь купе со скрипом отъехала, и будто мерзкое карканье воронья, послышался раздражающий своей неуместностью голос:
- Через полчаса пребываем в Нилбог.
Я резко обернулся, но дверь захлопнулась, и я не смог понять, какая зараза посмела нарушить наше уединение. Я был уверен, что закрывал замок! Я выглянул в коридор. Никого! Эта сволочь, которая решила нас разыграть, спряталась! Я ворвался в купе проводницы. Подняв на меня осоловелые глазки, она угрюмо спросила:
- Чего надо?
- Это вы объявляли следующую станцию? Нилбог? - воскликнул я.
- Чего? - переспросила она, изумлённо оглядывая меня. - Не мешайте работать, гражданин, - произнесла она грубо.
"Работа" заключалась в том, что напротив проводницы сидел молодой человек смазливой внешности, с чёрными тонкими усиками и масляными взглядом близко посаженных полупьяных глаз. Я прервал их милую беседу. Закрыв дверь, я покачал головой и вернулся в купе. Желание исчезло. А у кого оно не исчезнет? Затолкав во внутренний карман пиджака бумажник и документы, я улёгся на полку. Я задремал, и очнулся, чуть не свалившись вниз, когда поезд резко затормозил. Автоматически я бросил взгляд на полку рядом. Дарси не было! Откуда-то из подсознания выплыло тревожное ощущение приближающейся беды. Я вышел в коридор, подошёл к туалету, подёргал за ручку. Дверь отворилась. Пусто. Развернувшись, я наткнулся на гипюровое чучело.
- Ваша жена вышла на остановке, - проскрипела дама в Черном.
Я замер, пытаясь рассмотреть выражение её лица. Шутит она или говорит серьёзно? Мне показалось, под вуалью я увижу череп со сверкающими адским огнём пустыми глазницами. И услышу дьявольский хохот нечистой силы. В голове вертелась моя любимая фраза, придуманная актёром советской школы Борисом Новиковым: "загремим под фанфары". Я бросился к окну, поднял, и, высунувшись по пояс наружу, попытался в темноте разглядеть тонкую фигурку, укрытую рыжими кудрями. Но ничего не увидел, солнце давно село. Луна пряталась в рванных, тяжёлых облаках. Тусклые фонари, освещая круг диаметром в полметра, только мешали. В один прыжок я оказался у стоп-крана, рванул ручку. Поезд резко встал, будто ударившись о препятствие, чуть не сбросив меня на пол. Послышался шум, разбуженные люди закричали, заголосили, поток матерных ругательств выплеснулся наружу. Я заколотил в дверь купе проводницы. Увидев её на пороге, я заорал:
- Открывай дверь, курица!
Ошалело взглянув на меня, она пробурчала:
- Не положено!
Я метнулся в купе, вытащил револьвер. Она взвилась и завизжала:
- Гражданин, не хулиганьте! Милицию вызову!
- Открывай, - медленно, по слогам, проговорил я, демонстративно взведя курок.
Проводница затряслась мелкой дрожью и кинулась в тамбур. Я вылетел наружу, поскользнувшись на ступеньке, кубарем скатился вниз, ударившись о какую-то корягу, ободрав ладони до крови. Вскочив на ноги, я бросился по узкой тропке, идущей вдоль полотна. Назад, туда, где могла быть Дарси. Бежал, не разбирая дороги, ветки хлестали по лицу, цеплялись за одежду, разрывая в клочья. Безумное отчаянье охватило меня, ноги начали подкашиваться, пару раз я спланировал вниз носом. Но мгновенно вскочив, вновь понёсся вперёд. Мимо пролетали поезда, оглушая меня гудками. Перед глазами вспыхивали мерцающие голубым светом глаза Дарси, я пытался догнать видение, ускользающее от меня в ночной тьме.
2
Передо мной выросла платформа. Я влетел на неё. И остановился, как вкопанный. Никого. Я не выдержал и затрясся нервным, дурацким смехом. Все выглядело невероятно комично и глупо. Эта мерзкая гадина под вуалью обманула меня. Я выскочил из поезда, решив, что Дарси действительно вышла на станции. А теперь она одна, без документов, денег! И главное, без меня! Я огляделся по сторонам. Забытый богом полустанок. Вряд ли здесь когда-нибудь останавливались поезда. Пара столбов по краям платформы с фонарями, дающими призрачный, тусклый свет. Под навесом возвышалось тёмное, каменное сооружение с окнами, заколоченными досками. Я подошёл ближе. Над входом при свете маленькой лампочки под жестяным абажуром я разглядел остатки названия: "Белое эхо". Буквы отвалились, зелёной краской из пульверизатора кто-то нанёс другую надпись: "Нилбог". Я прошёлся медленно по платформе, пытаясь отыскать место, чтобы отдохнуть. Только сейчас я ощутил, как зверски устал. Мимо пролетел поезд, с ярко освещёнными окнами. Там кипела жизнь. Люди занимались своими делами. Счастливые. Я дотащился до середины платформы, где с трудом разглядел маленькую скамейку под навесом. Сделал шаг, как вдруг тень в глубине скамейки выпрямилась и бросилась ко мне с криком:
- Олег!
Я попал в объятья Дарси. Она ринулась обнимать меня с таким отчаяньем, будто я вернулся с фронта. Живой.
- Боже, ты весь в крови, - прошептала она.
Я не замечал, как ободрал руки, лицо. Дарси достала платок, стала вытирать мне лицо. Я отнял её руки и задал вопрос, который должен был задать. Я не хотел ругать малышку, упрекать её. Просто хотел понять.
- Дарси, зачем ты здесь сошла?
Она вдруг мелко задрожала, сжалась в комок, будто я ударил её. При свете показавшейся из-за облаков луны я увидел дорожки слез на её щеках. Черт, надо же быть таким болваном! Я прижал её к себе и начал гладить по спине, целовать. Мы сели на скамейку, я снял свой разодранный пиджак, надел ей на плечи. Она выбежала из поезда в одном домашнем платье, в котором легла спать.
- Эта женщина. В чёрном платье с кружевами. Она сказала, что ты вышел на станции, и ждёшь меня, - услышал я запинающийся голос Дарси.
Я совершенно не удивился. Эта мерзкая тётка недаром пёрлась за нами с самого вокзала. Зачем ей это понадобилось? Ограбить нас? Ну да, в купе остался мой ноутбук, вещи. Но зачем разыгрывать глупейшее представление, чтобы высадить на заброшенном полустанке? Не проще было подсыпать клофелин в чай?
- Почему ты ей поверила? - спросил я.
- Не знаю. Будто в полусне все делала. Знакомый голос произнёс: "Дарси, ваш муж ждёт на платформе. Быстро собирайтесь". Я вышла как лунатик, спустилась по ступенькам.
- И кто же тебе дверь открыл? - задумчиво проронил я, вспоминая, с каким трудом мне удалось заставить проводницу открыть дверь. Мне это аукнется. Чего доброго окажусь в тюрьме, когда вернусь. За терроризм. Плевать.
- Не знаю, Олежек. Все так загадочно. Когда поезд остановился, я вышла из купе и пошла к тамбуру. Будто меня загипнотизировали. Я не видела проводницу, просто дверь была открыта. Когда я сделала шаг на платформу, в первую секунду увидела тебя. Ты стоял ко мне спиной, обернулся и помахал рукой. Но потом все исчезло.
- Ладно, черт с ним, - резюмировал я. - Перекантуемся ночь, а утром постараемся догнать поезд.
Я ощупал пиджак, надетый на Дарси. Бумажник, револьвер. Все цело. Вытащил из кармана мобильник. Никакой сети. Ничего. Ладно, черт с ним. Утром решим, что делать. Мы устроились на скамейке, рядом друг с другом. Я пытался мучительно вспомнить карту. "Белое эхо", "Белое эхо". Вертелось название в голове. С географией и топонимикой у меня всегда были проблемы. Ещё со школы. Хотя все равно я получал одни пятёрки. Изредка четыре. Учительнице географии очень нравилось вызывать меня к доске, слушать, как я вещаю про отливы и приливы, реки и моря. Даже, если я нёс потрясающую чушь, она ставила мне пятёрку. Когда вырос, всегда надеялся, в любой точке мира, смогу по GPS-приёмнику узнать, где нахожусь. И вот настал момент, когда я абсолютно не понимаю, где я. Тайна, покрытая мраком.
Я проснулся от холода. Открыл глаза и увидел перед собой разлитое в воздухе молоко. Туман скрывал все на расстоянии пары метров. Я сел на скамейке, ощутив, как болит разбитое тело, руки, ноги. Дарси спала, укрытая моим пиджаком. Так сладко, будто дома, в уютной маленькой спальне. Я подошёл к краю платформы, шпалы заросли травой, рельсы проржавели. Будто здесь вообще не проходили поезда. Никогда. К платформе почти вплотную подходил сосновый бор. Стройные, высокие деревья рвались в небо, туман постепенно рассеивался, солнечные лучи, пробиваясь сквозь хвою, рассыпали весёлых зайчиков. Справа платформы я заметил просёлочную дорогу. Довольно широкая тропа, разделённая на две колеи, заросла посредине травой. Изгибаясь змейкой, она уходила куда-то вдаль, прячась в зелени. Мне даже показалось, что недавно кто-то здесь проехал на машине. Следы шин были достаточно свежие. Я вернулся к Дарси. Она уже проснулась и с удовольствием потягивалась.
- С добрым утром, малыш, - сказал я. - Как спалось?
Она радостно улыбнулась, как делают дети, не знающие забот и страхов.
- С добром утром, Олежек, - воскликнула она, и звонко рассмеялась серебристым смехом.
Я сел рядом, прижал к себе и бодро предложил:
- Ну что, погуляем?
Она удивлённо посмотрела на меня.
- Здесь рядом дорога есть, - объяснил я. - По ней кто-то совсем недавно проехал. Может быть, выйдем куда-нибудь к цивилизации. Догоним поезд.