- Тридцать семь по всему миру. А как вы думаете, сколько их было в девяносто третьем году?
Мы с Нелли молчим.
- Сорок восемь тысяч! Знаете, во что превратилась эта цифра в две тысячи десятом? - он задерживает дыхание. - Она превратилась, - шепчет он, - в два с половиной миллиарда двойников Элвиса! И почти все одеты в концертные комбинезоны!
Последнее предложение он почти выкрикивает, а потом придвигается к нам совсем близко.
- Хотите дружеский совет? Изображайте Элвиса в стиле госпел. Это настоящая рыночная ниша.
- Кэмдхауз, Мэтт! - выкрикивает женщина.
Элвис в военной форме встает.
- Удачи!
- Вам тоже! - говорит Нелли.
И он исчезает. Секунду спустя со сцены раздается "Muss i denn, muss i denn zum Städtele hinaus" - из "Деревянного сердца" Элвиса, припев которого тот пел по-немецки.
Я смеюсь.
- Два с половиной миллиарда двойников Элвиса! Почти каждый третий человек в мире имитирует Элвиса! К сожалению, нас с тобой лишь двое.
Нелли серьезно смотрит на меня.
- Ты хочешь сказать, тут проходит конкурс двойников? Он же называется конкурсом песен!
И хотя я утешаю Нелли, мне самой как-то не по себе. Если тут и вправду выбирают лучшего Элвиса, то мы пропали. Совсем пропали. Они закидают нас гнилыми бананами. Или еще чем похуже.
- У нас даже нет костюмов! - ноет Нелли.
- А вот и есть! - я роюсь в рюкзаке и достаю бесплатный пакет Элвиса. - Есть!
Нелли смотрит на все это скептически, но тоже достает свои очки и парик и надевает. Мы поправляем друг другу бакенбарды, и тут я вспоминаю про записку, которую мне дал Пит. Роюсь в рюкзаке и нахожу ее в самом низу, совершенно скомканную. Разглаживаю и протягиваю Нелли.
- Пой вот это.
Нелли читает.
- Что это?
- Пой, если мы это споем, то точно победим!
Нелли читает и качает головой, а потом женщина со списком выкрикивает: "Шрёдер, Антье!" Мы с Нелли смотрим друг на друга, встаем и идем на сцену.
Стоять на сцене перед сотнями людей - это то же самое, когда на тебя вдруг орет папа. Я впадаю в транс и вижу мелочи, которые совершенно не важны сейчас: к примеру, подставка для микрофона стоит чуть криво, а сцену не мешало бы подмести хорошенечко. Потом я говорю: "Вперед", беру Нелли за руку и иду в центр сцены, к микрофонам.
Кто-то протягивает мне кабель, чтобы я воткнула его в гитару. Мы с Нелли стоим у микрофонов и молчим. Странно, со стороны это всегда выглядит очень организованно - кажется, где-то сидит куча людей, которые подают музыкантам знак начинать, а на самом деле ты просто стоишь и мысленно даешь себе пинка, чтоб запеть.
Я смотрю на Нелли. У нее в руках записка Пита, она вся дрожит. Перевожу взгляд на зрителей. Они просто стоят и вовсе не выглядят недружелюбно - по крайней мере те, лица которых я могу рассмотреть, в передних рядах. Многие из них переодеты Элвисами, с бакенбардами и в солнечных очках, в костюмах с блестками, и я думаю поэтому: "Куда правильнее было бы, если бы на сцене было больше Элвисов, чем в публике, а не наоборот". И тут же вспоминаю, что сейчас-то как раз мы с Нелли те самые Элвисы, что стоят на сцене, и я ударяю по струнам.
И ничего не слышу.
Неужели гитару не подключили?
Я оборачиваюсь и вижу женщину со списком, она поднимает большие пальцы и улыбается - и поэтому я играю дальше. А потом Нелли поет. "…Я попал в ловушку, и не могу выбраться - запутался в колючей проволоке на границе…" "Статуя Свободы, неужели ты не видишь…" - подпеваю я и ныряю в песню. Я не слышу ни себя, ни гитару, но мне слышно, как поет Нелли, и этого вполне достаточно.
У нее очень красивый, чистый голос. Люди уплывают куда-то, я вижу только Нелли и слышу ее голос. Перед последней строфой я на мгновение поднимаю голову - на зрителей. Они тихо стоят, слушают и смотрят на нас.
А потом вдруг в этом море солнечных очков и чубов "под Элвиса" я вижу пожилого мужчину в синей бейсболке.
- Мистер Пресли! - кричу я. - Мистер Пресли!
- Ага, вот он я! - кричат Элвисы в зале, кто-то смеется.
А остальные молча смотрят на сцену. Нелли закончила петь. Мужчина растворяется в толпе.
- Мистер Пресли! - кричу я. - Мне очень надо с вами поговорить, вы… вы очень нужны мне!
Потом сую Нелли в руки гитару и спрыгиваю со сцены.
Падаю, поднимаюсь, проталкиваюсь сквозь толпу у сцены. Люди не хотят посторониться, они толкают меня и ругаются, когда я наступаю им на ноги. Но мне во что бы то ни стало надо туда, за ним.
Выбравшись из толпы, я бегу со всех сил. Между павильонами, набитыми сувенирами Элвиса под завязку, и Грейслендом - широкая двухполосная улица, по ней мы ехали сюда на труповозке.
Мимо проносятся машины и грузовики, непонятно, как мне оказаться на другой стороне.
И вдруг на секунду улица оказывается совсем пустой.
Не раздумывая, я бегу. Перебегаю дорогу, и за спиной она вновь взрывается звуками.
А впереди, за коваными воротами, он - Грейсленд.
Из светлого камня, с белыми колоннами и зелеными ставнями. Точно такой же, как по телевизору. Бегу что есть сил туда. Женщина на входе словно не замечает меня.
Вбежав в дом, я на секунду задерживаю дыхание. Здесь совсем тихо, кроме меня вокруг - никого. Я знаю, на что тут можно посмотреть, знаю, что можно пойти в кинозал, в спальню матери Элвиса, в кухню, но я бегу мимо. Мне надо в Комнату джунглей. По лестнице вниз - и я в зелени: зеленый ковер, зеленые шторы, зеленые плюшевые диваны.
А на одном из диванов сидит пожилой мужчина в синей бейсболке.
- Привет, мистер Пресли, - выпаливаю я.
Он оборачивается.
- Привет, Антье.
И я просто стою и смотрю на него.
Элвис указывает на место рядом с собой. Когда я усаживаюсь на диван, он приобнимает меня.
- Добро пожаловать в Грейсленд. Что тебе предложить? Что-нибудь выпить?
- Нет, спасибо.
Мне хочется только смотреть на него, бесконечно, на его глаза, рот, бакенбарды, на большое кольцо с печаткой на пальце.
Элвис.
- Тебе здесь нравится?
Я оглядываю зеленую комнату.
- Очень.
Элвис сияет.
- А что вы хотели мне сказать?
Он удивленно смотрит на меня.
- Сказать тебе?
- Ну я должна была приехать сюда, - говорю я.
- Ну конечно, - он убирает руку с моего плеча. - Я просто хотел у тебя кое-что спросить.
Спросить у меня? Я молчу.
- В общем, это про мою смерть. Я бы хотел вернуться.
Я киваю.
- Как ты думаешь, стоит?
Я думаю о своих одноклассниках, которые отпускали шуточки про сладенькие пончики и сладенькие песенки.
- Не знаю, - сомневаюсь я.
А потом вспоминаю о двух с половиной миллиардах двойников Элвиса, о конкурсе песен Элвиса, о соревновании по карате в честь Элвиса, о могиле Элвиса, усыпанной цветами и плюшевыми игрушками.
И понимаю, что хотя на лентах венков, лежащих на могиле и написано: "Мы скучаем по тебе", для всех поклонников стало бы настоящей катастрофой, вернись он по правде.
Я беру руку Элвиса в свою.
- Лучше не надо.
Он кивает.
- Я так и думал.
Элвис не отпускает мою руку, а только крепче ее сжимает, поэтому я решаюсь спросить.
- Зачем все это? Из-за мафии?
Он смеется.
- Мне просто было уже не справиться. Все эти турне, фильмы, фанаты. Надо было отдохнуть. Думаешь, я сделал ошибку?
Я вспоминаю, как выпрыгнула из машины в Эри.
- Нет, - говорю я, - иногда бывает так, что надо просто бежать.
Элвис снова кивает.
- Но вечно сбегать не получится.
Он смотрит на меня. Я обнимаю его и поднимаюсь.
- Спасибо.
Он машет рукой.
- Береги себя, Антье Шрёдер. You are always on my mind.
16
Не знаю, как я вернулась обратно, но теперь я снова сижу за сценой, туда доносится до боли знакомый голос. Он поет "В гетто".
Прислоняюсь затылком к деревянной стене и просто слушаю. После финального "…а его мама плачет" со сцены возвращается Язон. Сначала я только смотрю на него: как он стоит с отсутствующим взглядом, как берет чехол, осторожно зачехляет гитару, закрывает молнию - и как вдруг отпускает гитару и она падает на пол.
Язон словно забыл про нее. Он бежит ко мне и обнимает меня так крепко и так долго, как никто и никогда, кроме мамы, конечно, меня не обнимал.
А потом целует меня в губы, так быстро и легко, что я не понимаю, был ли этот поцелуй по правде. Я дрожу.
- Антье, - радуется Язон, - Антье.
Мне так хорошо, что я больше не могу этого выдержать и поэтому спрашиваю:
- Гитара разбилась?
Он отпускает меня, поднимает гитару и вытаскивает из чехла. Подставка для струн вдрызг сломана, струны безжизненно висят. Язон улыбается.
- Она была уже старая… И вообще, ничего в ней хорошего не было.
Он засовывает гитару в чехол и достает что-то из сумки.
- Happy birthday, - говорит он и подает мне завернутую в розовое коробку.
Я разворачиваю ее бесконечно долго, потому что руки дрожат. В розовой бумаге - розовая коробка, а в коробке - Элвис Пресли в гавайской рубашке.
Я представляю, как оба моих пластиковых Элвиса сидят с растрепанными Барби в костюмах для аэробики в розовом баре и потягивают пина-коладу.
У Клары теперь, наверное, получится играть в семейную терапию и без меня.
- Я знал, что тебе понравится! - Язон сияет. - Он даже может петь!
- С ума сойти, - говорю я.
И почти решаюсь поцеловать Язона, как со сцены говорят "Родители Антье Шрёдер ждут ее в ресторане Элвиса Пресли". Сначала я даже не понимаю, что это про меня, но Язон командует: "Пошли", сует мою гитару мне в руки, закидывает свою за плечо и тянет к выходу со сцены.
Маму, папу и Клару видно уже издалека, они стоят перед рестораном.
- Антье! - кричит мама, и все трое бегут ко мне.
Мама успевает первой.
- Вот ты где, мы тебя всюду искали! Вы были великолепны, ты и Нелли!
Клара машет пластиковой куклой Элвиса. Папа, задыхаясь, стоит рядом с мамой. За спиной у него гитара, и он удивленно смотрит на гитару за моей спиной. Потом подходит, обнимает и говорит: "С днем рождения!"
Мама недоумевает.
- Разве ты не поздравил ее уже сегодня утром?
Папа жует мундштук трубки.
- Поздравлений мало не бывает! - говорю я поспешно. И выталкиваю вперед Язона. - Это Язон!
- Привет, Язон, - мама протягивает ему руку.
- Хай, - говорит папа, - я папа Антье.
Мне становится не по себе. Клара сдвигает рептильи очки на лоб и смотрит на Язона.
- Антье замужем вот за кем, - сообщает она и машет перед его носом гавайским Элвисом.
- Ах, - говорит Язон и берет второго пластикового Элвиса у меня из рук. - Мне кажется, это его брат-близнец!
Клара секунду не знает, что сказать, а потом забирает куклу у Язона. Она переводит взгляд с одного Элвиса на другого.
- Нет, я думаю - они женаты!
- Точно, - говорю я.
Мама кивает на гитару у меня за плечами.
- Но я думала, твоя гитара у папы?
Я смотрю на папу. Он, как и я, тоже мучительно решает, что же сказать.
- Это мой подарок, - выпаливает он, - мой подарок Антье!
Снимает с плеча гитару и протягивает мне.
- Спасибо! - говорю я.
Мама явно злится.
- Распаковать! - вопит Клара.
Я достаю гитару из чехла. Она точно такая же, как гитара у меня за спиной.
- Тебе еще недостаточно тесно в машине, а, Вольфганг? - мама переводит взгляд с гитары на папу.
- Это на тот случай, если другая сломается! - объясняет Клара маме.
- Нет, - папа выдерживает мой взгляд. - На этой я буду играть, когда Антье согласится поиграть со мной.
Мама качает головой.
- Но ты же совсем не играешь на гитаре, Вольфганг!
По папиному лицу видно, как яростно он кусает трубку.
- Так научусь. Антье меня научит. Мы уже попробовали в дороге.
- Ой, да! - восклицаю я, и на секунду мне кажется, что я и вправду приехала в Грейсленд с папой, а он купил вторую гитару, чтобы играть со мной, что он и вправду мой папа.
- А где Нелли? - я вдруг понимаю, что ее здесь нет.
- Слушает других участников конкурса, - кажется, маму Нелли сейчас интересует меньше всего.
- А где вы ночевали в пути? - спрашивает меня она.
Мне становится не по себе.
Я пробую прочесть по папиному лицу, что же он ей рассказал.
Он складывает губы в трубочку, а потом раскрывает - что же он имеет в виду?
- Луисвилл, - пробую я.
- А, - кажется, мама довольна, - а я уж думала, вы ехали через Лондон?
Почему, интересно папа просто не заорет, что мама ни за что не способна взять на себя ответственность, что с него достаточно и он сейчас же уйдет? Почему он не делает этого в тот самый момент, когда это единственное, что нас может спасти?
А потом вдруг я слышу собственный голос.
- Понятия не имею, - ору я, - понятия не имею, где там ночевал папа, я сбежала от него в Питтсбурге, потому что он так жутко кричал на меня, потом нашла Нелли в Государственном парке, и мы с ней вдвоем поехали в Грейсленд. И я больше никогда, слышишь, никогда не позволю тебе заставить меня делать вместе с папой то, что тебе самой не хочется. Ты его жена, а не я! Он даже не мой отец, и ты переспала с Тони!
Последние слова я кричу прямо маме в лицо. Мама, замерев, смотрит на меня, а потом размахивается и бьет меня по лицу. Мы все стоим так, словно не можем поверить, что все это и вправду происходит. Мама разворачивается и уходит.
Мы молчим, а потом папа говорит:
- Может, пойдем поедим?
Я смотрю на него. А потом хохочу, так сильно, что моя щека там, где ее коснулась мама, вся горит. Язон вздыхает с облегчением.
- Ну, тогда пошли, - говорит папа, идет к белому столу, стоящему на улице у кафе, и садится.
Клара залезает мне на колени и осторожно дотрагивается пальчиком до щеки.
- Почему мама так сделала?
Я глажу ее по волосам.
- У мамы - гормональное нарушение, знаешь, такое, когда не могут слышать правду. И поэтому пускают в ход руки.
- Ага, вот как, - Клара кивает.
Папа заказывает всем сандвичи с жареным арахисовым маслом и бананами.
- Тони не твой отец! - говорит папа, когда мы все жуем. - Поверь мне.
Я смотрю на него, и он не отводит взгляд.
- Правда?
Папа кивает.
- Правда. Мне очень жаль.
Это "мне очень жаль" больно колет в сердце.
- Но у мамы же был роман с Тони?
Понятия не имею, что со мной сегодня - я просто говорю все, что думаю.
Папа снова кивает.
Мы разговариваем так, что по нашему тону Язон, наверное, думает, что мы это о погоде.
- Я думал, что потерял твою гитару, - говорит папа.
- Ты и вправду ее потерял.
- Но не так, как я подумал.
Папа держит сандвич в руке - за последние три минуты он не откусил от него ни кусочка.
Я вижу папу с надкусанным сандвичем в руке и вдруг понимаю, что это совершенно неважно, кто там мой отец.
Я Антье, Антье Шрёдер, иногда Антье-Крантье, иногда замужем за пластиковым Элвисом, иногда рыжеволосая, а иногда блондинка, иногда я дочь Тони-альфонса, а иногда - Вольфганга-любителя железнодорожных справочников.
Но всегда, всегда Антье. Я беру Язона за руку.
Через десять минут возвращается мама. Она подсаживается к нам и говорит: "Привет!" так, словно и не дала мне по роже впервые в жизни вот только что.
Странно, обычно это папа смывается и возвращается так, словно ничего и не было.
- Что это вы тут едите такое вкусненькое?
Мама смотрит наигранно-радостно на остатки наших сандвичей.
- Тони, - говорю я ей таким же радостным тоном, - переспал и с миссис Фицмартин тоже. И еще он приставал к Нелли.
Мама выглядит так, будто это я дала ей по лицу.
- Я понимаю, что ты потрясена, Антье, - говорит она потом, - но все это не имеет к тебе никакого отношения. Не стоит придумывать такие истории.
Я не успеваю ответить, потому что к нашему столу подбегает Нелли.
- Антье, - кричит она. - Антье! Мы выиграли приз за самое трогательное выступление!
Не могу поверить.
- Правда?
Нелли тянет меня за футболку.
- Пошли!
- Секундочку. Скажи ей то же, что сказала мне, - я показываю на маму.
Нелли непонимающе смотрит на меня.
- Что?
- Про Тони, твою мать и про тебя.
Нелли смотрит куда-то мимо.
- Не знаю, о чем ты. Пошли же!
- Я так и знала, - цедит мама.
Нелли тянет меня все сильнее, и я иду с ней.
За сценой нам навстречу бежит женщина со списком.
- Боже мой, наконец-то!
Мы с Нелли, спотыкаясь, вылетаем на сцену.
Сначала-то я не вижу вообще ничего, а потом понимаю, что там стоит пожилой человек в синей бейсболке.
Он что-то держит в руках и зовет нас.
Когда мы подходим, он говорит:
- Приз зрительских симпатий за самое трогательное выступление получают эти молодые дамы!
Зрители бешено аплодируют.
Мы с Нелли кланяемся.
А потом Элвис кладет мне в руку памятный значок. "Я побывала в Грейсленде и открыла Элвиса в себе", - написано на нем.
Я поднимаю глаза на Элвиса.
- Точно, так оно все и было.
Примечания
1
"Мир этому миру, семейство Фицмартинов" (англ.)
2
Простите, вы не видели шестнадцатилетнюю темноволосую девушку? (англ.)
3
Простите, вы не видели шестнадцативолосую старушку? (англ.)
4
Простите, вы не причесывали шестнадцатилетнюю девушку? (англ.)
5
Вы не слышали волосы шестнадцатилетней девушки? (англ.)
6
Садись (англ.)
7
- Добрый день! Как твои дела?
- Хорошо. Спасибо за любопытство.
- С удовольствием. Погода божественна, не правда ли?
- Божественна. (нем.)