И действительно, Алёшка как будто накликал неудачу: просидели ребята час и второй без единой поклёвки. И Николай Сергеевич сидел сегодня какой-то притихший, насторожённый.
- Вы рассказали бы нам что-нибудь… - попросили ребята.
- Да что рассказывать… Кажется, я всё уже вам пересказал… А думаю я сейчас вот о чём: не смотать ли нам удочки и не убраться ли восвояси?
- Почему? - удивился даже Костик.
- Да объяснить это трудно… Погода мне не нравится. У меня собственный барометр - пуля в плече. Ноет… Да и клёва нет.
- Сейчас взойдёт луна, и вот увидите, какой начнётся клёв! - заверил Алёшка. - Закидывать не поспеешь…
Взошла луна. Она действительно была круглая и красная, как разрезанный арбуз. При её свете скоро начали меркнуть звёзды. Даже Большая Медведица теперь еле угадывалась на северном небосклоне. А следом за луной поднялась на небо чёрная туча, похожая на дракона. Дракон раскрыл пасть и проглотил луну.
- Сматывайте удочки! - вдруг строго приказал Николай Сергеевич.
- Зачем, Николай Сергеевич? У меня клюнуло… честное слово, клюнуло! - крикнул Алёшка. - Даже поймалось что-то большое…
Он стал торопливо вытаскивать закидушку. На одном из крючков действительно билась крупная тарань.
- Сматывать удочки! - ещё строже приказал лётчик.
Ребята нехотя стали выбирать свои закидушки. И, как назло, почти у всех попалось по крупной тарани, а у Алёшки, который успел закинуть ещё раз, поймалось сразу две.
- Что ж мы, тучки какой-то испугались? - ворчал он.
- Отставить разговоры! Выбирайте якоря… Разбирайте вёсла…
Тяжёлая байда медленно двинулась против течения к посёлку, мерцавшему огнями на противоположной стороне лимана. Николай Сергеевич молча сидел на корме. Если бы было немного посветлей, то ребята заметили бы, как по его лицу порой пробегали болезненные судороги: пуля в плече всё сильнее давала о себе знать.
Даже самый сильный ветер начинается с лёгкого ветерка. Первого порыва ветра ребята и не заметили, второй заставил их поёжиться и запахнуть тужурки, а когда налетел третий порыв, лодка остановилась, точно упёрлась носом в ил или песок. У Алёшки ветром сорвало кепку и швырнуло за борт.
- Ловите! Ловите! - завопил Алёшка. - В ней крючки и запасная леска…
Он сам перевалился через борт и стал шарить в темноте руками. Лодка накренилась, сразу поднявшиеся волны стали перехлёстывать через борт.
- Сидеть смирно! - крикнул Николай Сергеевич. - Костик, переходи на корму, я сам сяду на вёсла. Держи прямо на огонёк в посёлке.
- Прямо нельзя - на меляк выедем, - сказал Костик.
- Не рассуждать! - рявкнул и на него лётчик и так заработал тяжёлыми дубовыми вёслами, что затрещали уключины.
Лодка медленно, очень медленно двинулась к посёлку против ветра и течения.
Хлынул дождь. Хлёсткий, ливневый, холодный.
- Ложись на дно лодки! - прокричал лётчик, сорвал с себя плащ и набросил его на притихшую кучу ребят. - Держите, чтобы ветром не сорвало…
В посёлке потух последний огонёк.
Утром Николай Сергеевич не смог слезть с печки, куда его уложила хозяйка, тётка Марфа. Не помогли ни чай с коньяком, ни растирание одеколоном, ни тулуп с валенками.
- Воспаление лёгких, - сказала молодая фельдшерица Клава. - В больницу надо…
Тётка Марфа перекрестилась, дядька Трофим сердито сплюнул: дожди размыли дорогу, на море свирепствовал шторм, рыбацкий посёлок на несколько дней был отрезан от района.
- Только на быках или на лошадях… - сказал дядька Трофим.
- Нет, нельзя. Шестьдесят километров он не выдержит, - ответила Клава. - Давайте в город радиограмму, а я буду делать пока всё, что смогу.
Скоро её вызвали в радиорубку рыбцеха. С ней говорил врач-полковник. Он расспросил о состоянии больного, дал указания, что делать, а в заключение сказал:
- Держитесь. Я вылетаю к вам.
Ребят к больному не пустили, а дядька Трофим даже накричал на них:
- Всё из-за вас, сорванцы! Вы, как те судаки, лежали на дне байды, а он таскал вас по лиману до света. Залез в ледяную воду и тащил байду через меляки…
Ребята не оправдывались, но и со двора не уходили. Только было их во дворе всего пять человек, а шестой в это время бродил за посёлком по мокрому песку. Море шумело, плевалось солёной пеной, швыряло ему под ноги клочья почерневшей морской травы…
Когда Клаве удалось немного сбить температуру, Николай Сергеевич пришёл в себя.
- А где же Большая Медведица? - спросил он громким, срывающимся голосом.
- Бог с тобой, Сергеевич… Какая ведмедица? У нас и волчишки паршивого здесь не встретишь, Видится тебе это с жару, - начала успокаивать его хозяйка.
Даже сильный жар не сжёг весёлой улыбки у этого человека. Он показал глазами на окно:
- А под окном кто стоит?
- Да ребята там, ребята… Я их сейчас вот пугну рогачом, чтоб тебе не мерещилось невесть что!
- Гнать не надо. Сюда зовите. Всех, всю Медведицу, - попросил больной.
Тётке Марфе не пришлось звать ребят. Разве могли они, следившие через окно за каждым вздохом лётчика, пропустить тот жест, каким он позвал их к себе!
- А вы говорите, что у вас медведиц не водится, - шутил Николай Сергеевич. - Вот она…
Но тут же взгляд лётчика беспокойно забегал по лицам ребят. Он даже приподнял голову.
- Не все? - удивился он.
- Прогнали мы Алёшку, - чужим голосом сказал Костик. - Из-за него всё вышло… Хапуга он! Лески аж две у вас хапнул…
- И крючков нахапал. Вся подкладка в кепке была ими утыкана, - добавил Никита. - На рыбу жадный. Поймает судачонка в палец - ни за что не выпустит! Не нужен нам такой…
- Не нужен? Так… Он вам не нужен… А вы ему? Ну, как думаете, вы ему нужны? - спросил Николай Сергеевич, закрыл глаза и отвернулся к стене.
Хозяйка замахала на ребят полотенцем, точно хотела их, как мух, выгнать за порог.
- Надо разыскать Алёшку, - сказал Костик. - Дома, наверно.
Алёшкина мать сказала, что сына нет уже с самого утра. Обошли ребята весь посёлок, лазили через дыру в заборе на причал рыбцеха, думали - может быть, он там бычков ловит. Не нашли. Наконец кто-то сказал, что Алёшка вроде как за посёлок подался. Там его и увидели ребята на берегу моря. Сидит на мокром песке, голову ниже колен опустил.
- Видали? - сказал Никита. - Его Николай Сергеевич спрашивает, а он по бережку разгуливает!
- Ври! - не поверил Алёшка.
- Спрашивал, - подтвердил Костик. - Только имей в виду: мы тебя теперь воспитывать будем.
Алёшка вскочил и побежал следом за ребятами. На бегу он крикнул:
- Ребята, а вы знаете, что Николай Сергеевич настоящий герой?
- Ещё бы не герой! Пропали бы мы без него.
- Да я не про то. Китель его на стене видел, звёздочка золотая на кителе…
Ребята остановились. Тут уж Алёшка не мог соврать. Вот это человек - Николай Сергеевич! Чуть ли не месяц прожил в посёлке и ни разу кителя с золотой звездой не надел!
- Эх! - вырвалось у Костика. - Дать бы тебе по шее…
- А тебе? А всем нам? - вступился кто-то за Алёшку.
Ребята только было собрались снова бежать в посёлок, как над головами их раздался, необычный шум мотора. Огромная красная стрекоза медленно опускалась с неба на краю посёлка.
- Вертолёт! За ним прилетели! Надо показать хату! - крикнул Костик.
Первым из вертолёта вышел высокий полковник с чемоданом в руке. Под шинелью у него ребята заметили белый халат. За полковником вышли два лётчика. Они вынесли носилки и резиновые подушки.
- Мы покажем дорогу, - еле выговорил запыхавшийся Алёшка.
Ребята и не пытались войти в хату. Они уселись стайкой на камышовых снопах во дворе и нахохлились, как воробьи в непогоду. Сидели, молчали и не спускали глаз с окон, вздрагивали при каждом лязге щеколды. К вечеру на снопах уже не осталось ни одного местечка, и все, кто приходил потом, устраивались кто где мог.
Из хаты выбежала Клава. Все подались к ней с немым вопросом. Она только покрутила головой и бросила на бегу:
- Нельзя сейчас везти… Нетранспортабельный…
Слово это показалось таким страшным, что ребята ещё теснее прижались друг к другу.
Зажглась первая звезда, вторая… десятая… загорелось созвездие Большой Медведицы и указало путь к Полярной звезде. К полуночи большинство ребят разошлись, но шестеро остались на снопах. Дважды выходил из хаты полковник в белом халате. Он молча шагал по двору, никого не замечая, курил одну папиросу за другой. Один раз он остановился и долго смотрел на небо. Ребята могли побожиться, что смотрел он на Большую Медведицу.
А ковш Медведицы всё кренился и кренился, последняя его звезда, звезда Николая Сергеевича, всё ниже и ниже опускалась к земле, и от этого у ребят всё сильнее щемило сердца.
С рассветом снова на снопах было полно ребят. Они пришли уже с портфелями, чтобы прямо отсюда идти в школу. И вот по каким-то еле уловимым признакам - по блеску в глазах Клавы-фельдшерицы, по походке полковника, даже по тому, как потянулся один из лётчиков с вертолёта, хрустнув суставами, ребята поняли, что другу стало легче.
А когда поднялось солнце, Николая Сергеевича, укутанного одеялами, вынесли на носилках из хаты. Как изменился он за этот день! Но и теперь он оставался весёлым человеком. И запавшие глаза его лучились, и на осунувшемся лице играла улыбка.
- Аркадий, подожди минутку, - попросил он. - Видишь их? Это новая Большая Медведица…
- Да? Очень интересно, - пробасил полковник. - Только почему их не семь, а семьдесят семь?
- Ничего, - улыбнулся лётчик. - Это только в небесных созвездиях старые звёзды не гаснут, новые не загораются. А наши созвездия дружбы пусть растут и светят ярче небесных… Пусть!
Федин таймень
Дедушка ухнул и развалил колуном последнее кедровое полено:
- Ну, всё, внучек! Теперь пускай приходит дед-мороз. Он нам не страшен.
- А кому он, дедушка, страшен? - спросил Федя.
- Страшен глупым да лодырям. Вот не накололи бы мы с тобой дров на зиму, он бы и показал нам, где раки зимуют. Как пришёл бы к нам в хату да как гаркнул бы: "Ага! Ленились, дров не наготовили… Ступайте теперь в тайгу, вытаскивайте из-под снега по палочке да и топите, а не то мигом всех заморожу!"
Федя засмеялся. Он знал, что никаких дедов-морозов на свете нет. А если и были бы, так не страшно: всё равно дедушка сильнее.
Жил Федя у дедушки с бабушкой, на самом краю нашей земли. Это там, где русская земля кончается, а китайская начинается: на берегу реки Амура-батюшки. Жили они в домишке на распадке, у речушки Чёрной, и было около домика ровной земли сто метров в ширину да двести метров в длину, а кругом - сопки под самые облака, а под сопками - тайга, как медведь, косматая.
А ещё жили у дедушки с бабушкой Федины друзья-приятели: козы да свиньи, куры да гуси и рыжий лохматый кот. Все они подчинялись бабушке. Феде подчинялся один только пёсик Вестовой, белый, пушистый, с чёрным носом и чёрными глазками.
Дедушка был старшим на берегу, и ему все подчинялись. Он смотрел за порядком на краю русской земли. Летом, когда по Амуру пароходы плавают, зажигал дедушка огни на островах и бакенах, чтобы пароходы не сбивались с дороги; зимой ремонтировал бакены, а в свободное время промышлял охотой.
Других дедушек Федя ещё не видел на своём веку, но знал, что его дедушка лучше всех на свете. От него всегда так хорошо пахло: немножко порохом, немножко керосином, смолой и солёной рыбой, а от бороды пахло табаком - махоркой. Борода у дедушки была золотая и такая густая да длинная, что, если Федя прятался к дедушке под бороду, бабушка ни за что не могла его найти. По праздникам, когда дедушка надевал костюм, он застёгивал свою бороду под жилетку, чтобы она орден не закрывала.
По будням ходил дедушка в чёрном бушлате, потому что был он раньше матросом. На бушлате в два ряда красовались медные пуговицы; только можно было подумать, что они золотые - до такого блеска надраивал их дедушка мелом с нашатырным спиртом.
Зима была уже где-то рядом. С каждым днём становилось всё холоднее и холоднее. На сопках только ели да кедры оставались зелёными, а все другие деревья пожелтели и покраснели. А как подул снизу по Амуру холодный северный ветер, почернела тайга, осыпались с деревьев яркие листья, и только дубы стояли огненно-жёлтые. Как ни старался ветер, как ни злился, он не мог сорвать с них листву.
Шёл да шёл дождь, и вдруг посыпалась с неба белая крупа. Целый день сыпалась и к вечеру засыпала и двор, и бабушкин огород, и все сопки - и наши и китайские. А за крупой повалил хлопьями снег. Как начал идти, так не переставал до тех пор, пока не насыпал сугробы выше Фединого роста, выше конуры Вестового. Весь мир побелел, и только Амур оставался тёмным - всё не поддавался зиме. Вода в Амуре течёт быстро, и нужен крепкий мороз, чтобы спрятать такую реку под лёд на целую зиму.
Смотрел Федя, как наступает зима, и ему становилось немножко грустно. Жалко было с летом расставаться. Зимой в тайге не будет ни грибов, ни ягод. Даже рыбу в Амуре нельзя будет ловить.
- Как это - нельзя? - сказал дедушка. - Зимой-то самое время ловить рыбу, да ещё какую! Летом такой не поймаешь. Вот сегодня как раз и начнём мы с тобой зимние снасти готовить.
Федя подумал, что дедушка шутит:
- Как же это можно зимой рыбу ловить, когда лёд на реке?
- А мы лёд прорубим, - говорит дедушка.
- А червей где мы будем копать - в снегу, да?
- Не нужны нам будут черви. Зимой мы будем ловить жадную рыбу, ту, которая сама за рыбой охотится.
Был у дедушки большой деревянный рундук, а в нём ещё два маленьких рундучка. В одном хранился охотничий припас, в другом - рыбацкий.
Как открыл дедушка рыбацкий рундучок, так у Феди глаза разбежались. Чего только не было в том рундучке! Сколько крючков разных, лесок, поплавков, грузил, поводков! И всё было в порядке, аккуратно по своим местам разложено.
- Вот на что мы её ловить будем, - сказал дедушка и достал оловянную рыбку с двумя большими крючками.
Один крючок торчал у рыбки изо рта, второй был припаян к хвосту. На спинке у рыбки было приделано колечко, к колечку прикручен стальной поводок, к поводку - толстая, как шпагат, леска.
- Это - блесна, а вот это - махалка. - И дедушка показал Феде другую снасть- свинцовую гирьку с большим крючком, гирька сверху была обшита мехом дикой козы.
Дедушка налил воды в стеклянную банку и опустил в неё махалку:
- Смотри, что получается.
Он стал то приподнимать махалку в воде, то опускать. И Федя прошептал:
- Ой, дедушка, она как живая!.. Дышит.
- Да. И. щука тоже думает, что это или мышонок, или водяная крыса. От жадности не разглядит хорошенько, налетит, хватит да и очутится у нас на крючке! Понятно?
- Понятно, понятно, дедушка!
Все крючки на блеснах и махалках дедушка отточил так остро, что пальцем тронуть было страшно.
- Как комариное жало, - сказал он. - Чуть тронет рыба - и крючок сам в неё вопьётся…
Рыбаки подождали ещё три дня, пока окрепнет лёд на реке, потом дедушка взял лом, лопату и пошёл с Федей туда, где Чёрная впадает в Амур. Конечно, Вестовой от них не отстал.
- Теперь можно и начинать. Только сначала давай мы с тобой построим избушку-фанзу.
- Фанзу? - удивился Федя. - А зачем?
- Чтобы не холодно было сидеть на льду. Без неё в мороз, да ещё с нашими ветрами, долго не высидишь.
- А из чего же мы её строить будем?
- Материалу сколько угодно, - сказал дедушка, - ходить далеко не надо: из снега. Вот на этом месте всегда рыба хорошо берёт. Глубина здесь небольшая, дно песчаное. Здесь и строить будем.
Дедушка расчистил лопатой снег и пробил во льду четыре лунки: две для себя, две для Феди. Вестовой сам попробовал процарапать для себя лунки когтями, да ничего не получилось. Потом дедушка наметил круг и стал строить круглую стену. Он резал лопатой широкие кирпичи из снега и укладывал один на один. А чтобы они не разваливались, смачивал водой.
- Мы такую с тобой фанзу смастерим, что она до самого ледохода стоять будет! - сказал дедушка.
- Обязательно простоит, - согласился Федя.
У дедушки всё было припасено. Он притащил специально сделанные двери, окошко и крышу. Дверь и оконце рыбаки вставили в стену, крышу положили сверху. Все дыры залепили мокрым снегом. Мороз замораживал мокрый снег, и стена становилась очень прочной. На крышу они навалили целый сугроб снега и тоже полили его, чтобы ветер не сдувал.
Дедушка ещё раз сходил домой и принёс в фанзу маленький железный камелёк и две скамеечки. Федя очень обрадовался:
- Дедушка, а если сюда принести кровать, да стол, да стулья, так тут и жить можно!
- Конечно, можно. Только бабушке одной скучно будет сидеть дома.
Дедушка затопил печурку, и в фанзе быстро потеплело. Пока строились, лунки затянуло коркой льда. Дедушка разбил лёд и выловил его черпаком с дырочками.
- Ну, внучек, учись, как нужно зимой рыбу ловить.
Сначала дедушка подсел к Фединым лункам, размотал удочки, опустил блесну и махалку до самого дна и закрепил лески на коротких удилищах.
- Теперь вот так, полегоньку, надо подёргивать, а как будет поклёвка, сразу бросай вторую удочку и тащи рыбу на лёд. Да покрепче держи удилища, не то попадёт щука побольше и вырвет из рук.
Федя думал, что рыба сразу схватит махалку, но, сколько он ни дёргал, ничего не ловилось. На всякий случай, чтобы рыба не вырвала у него удочек, он сделал на удилищах петли из лески и продел в петли руки.
До самого вечера просидели они в фанзе и не поймали ни одной рыбины. Дедушка только плечами пожимал. Он опускал то одну блесну, то другую, и до самого дна, и вполводы - рыбы не было. Феде становилось скучно, и он стал думать, что, наверно, дедушка просто всё это придумал, вроде игры. Федя и подёргивать перестал. Так только, иногда дёргал. Вестовому тоже стало скучно, и он уснул у камелька. И вдруг махалка как будто за что-то зацепилась. Федя потянул сильнее - тогда леска задёргалась. Федя потащил ещё сильнее, и тут рыба так рванула из его рук удочку, что он упал со скамейки прямо на лунку.
Рыба с такой силой рвалась с крючка, что Федя не успел и крикнуть, как она утянула его за руку по самое плечо в воду.
- Дедушка! - заорал Федя.
А Вестовой завизжал спросонья и тявкнул.
Дедушка сразу всё понял. Он бросил свои удочки, схватил внука за пояс, приподнял и поймал удилище. Конечно, Федя ни за что не удержал бы удочку в руках, не будь она привязана.