- Ну, уж если это не выгорит… - сказали довольные Харчмайер и Лисмайер, когда на заседании совета общины была зачитана оборотная сторона пригласительного билета, и все прочие члены совета одобряюще закивали. Только крестьянин Рогмайер - он должен был выставить быка на вертеле - сокрушался:
- Деньжищи-то какие уйдут!
- Зато потом туризм все с лихвой окупит! - урезонивал его Тюльмайер.
- Да откуда у меня туристы возьмутся, от сырости? - упорствовал Рогмайер.
- Очень ты, мил человек, узко мыслишь, - вступил и разговор господин учитель. - Во-первых, что лично тебе мешает пускать постояльцев; надо только чердак соответственно обустроить. Во-вторых, отныне в нашем селении вводится въездная пошлина, стало быть, община получит средства, на эти средства мы новую дорогу отгрохаем, и ты больше никогда не будешь застревать в грязи на своем тракторе!
Это и Рогмайера убедило. Новая дорога стоила в его глазах одного упитанного бычка.
На супер-люкс-прием-банкет прессы понаехало видимо-невидимо. На Главной площади яблоку негде было упасть, не то что машину припарковать.
Бык на вертеле источал ароматы, Харчмайер почал уже седьмую бочку пива, журналисты без конца щелкали Ханси и Фанни и брали у них интервью. Под тяжелым взглядом Харчмайера Ханси с опаской долдонил одно и то же:
- Еще бы, еще бы, я ужас как люблю дуйбол, это просто ужас как здорово!
Братья и сестры во прессе были едины в своей оценке: Ханси скромный дуйбольный вундеркинд, сохранивший детскую непосредственность и простодушие.
Ближе к полуночи, когда журналисты поглотили не только всего быка и все пиво, но и вдосталь шнапса, сала и подового хлеба, господин учитель и господин Тюльмайер перешли к вручению памятных сувениров.
Журналисты ликовали, как дети. Они схватили пены с дулами и умчались в яснозвездную ночь гонять пены взад-вперед по всему Верхнему Дуйбергу. Потом им приспичило устроить ночное первенство среди журналистов. Рогмайер, Волмайер и Быкмайер подогнали тракторы к поляне и врубили фары. Ханси все это видел из своего окна. Ночной тарарам, учиненный прессной братией, не давал ему заснуть. Ханси вспомнил журналистку, которая спросила его, когда он шел спать:
- Ну, юный поклонник спорта, король пен, как чувствуем себя в роли лучшего пенодува?
Ханси чувствовал себя гадко. Он отошел от окна, лег на кровать и закрыл глаза. Но спать не мог. Чрезмерно громкий гогот мужчин и повизгивание женщин звучали жутковато. Ханси было страшно.
Через два дня, под вечер, Верхенбергеры и Низбергеры собирались обратно в город: в школе начинались занятия. Уезжали и два подзадержавшихся газетчика. Один сильно перебрал спиртного и переел жареного на супер-люкс-прием-банкете, после чего долго отсыпался - в оздоровительных целях - на лисмайеровских перинах.
Другой же до того увлекся дуйболом, что оторваться не мог от дула и пены. Не зная усталости, скакал он по долине и установил, что пену можно гонять по слаломной трассе, а еще задувать вверх по склону.
Это неожиданное открытие он сделал благодаря Ханси. Дело было так: наутро после супер-люкс-прием-банкета Ханси, хмурый и невыспавшийся, отправился на большую поляну, где наблюдал за журналистом, который в телячьем восторге носился за пеной. (Все его коллеги еще спали.) Журналист обрадованно сказал Ханси:
- Не ты ли тот юный кудесник, что первенствовал на деревенских игрищах?
Ханси мрачно кивнул.
- Не обучишь ли своей технике?
Ханси покачал головой; не из дерзости, а потому, что никакой техники у него не было.
- Пятьдесят шиллингов в час, - приманивал журналист, он вытащил из бумажника две сотенных купюры и сунул их Ханси под нос. - Одна утренняя тренировка - и они твои!
Ханси снова покачал головой, потому как был он парень из порядочных. Без сомнения, он бы и дальше качал головой, если бы не увидел бегущую к поляне Марианну.
Еще издали она крикнула:
- Ханси, а ну домой живо, у нас свинарник, а не ресторан! Мама велела, чтоб ты шел со всеми убираться!
Ханси еще рано утром осмотрел ресторанный зал и КОТ, воистину, такого свинарника он в жизни не видел. Битые рюмки, опрокинутые пепельницы, обглоданные бычьи мослы, горчичные разводы, лужицы разлитых напитков на полу. У Ханси волосы встали дыбом. Марианна еще раз позвала: "Идем же, Ханси!"
И тут Ханси срочно принял решение. Он схватил две сотенные купюры, буркнул журналисту "спасибо", а сестре сказал:
- Недосуг мне с вами убираться. Не видишь, я господину редактору урок дуйбола даю?!
Рассвирепев, Марианна удалилась ни с чем. Ханси призадумался. "Скажи я ему, жмите, мол, на эту кнопочку и - вперед, - думал Ханси, - так на пятьдесят шиллингов это явно не потянет! Тогда он, чего доброго, денежки обратно потребует, а я - иди колупайся по колено в грязи!"
Тогда-то Ханси изобрел дуйбол-слалом и "альпийскую горку". И еще кучу всякого-разного: что начинают строго с левой ноги, что бежать надо на особый манер - пригнувшись и ссутулившись, что время от времени желательно менять темп.
А поскольку газетчик жаждал брать уроки и после обеда, и на следующий день, Ханси пришлось подстегнуть свою фантазию. Среди прочего он сочинил: дуйбольную закладку, дуйбольный накат, маленький и большой экспресс, плотное ведение пены и резаный поддув, укороченную хватку…
(Лисмайеров Губерт и учительские отпрыски стояли на краю поляны и внимали Ханси с раскрытыми ртами. Они думали, что рассекретили его чемпионские уловки и хитрости!)
За два дня Ханси заработал четыре раза по двести шиллингов, что его, конечно, радовало. Однако кроме шиллингов ему досталась и одна затрещина. Когда Ханси махал вслед своему отъезжавшему ученику, рядом с ним стоял господин Харчмайер. Он тоже помахал. А потом спросил Ханси:
- Ну, Ханси, теперь у тебя, считай, целый капитал! Что делать-то с ним станешь? Купишь себе что-нибудь этакое?
Ханси кивнул.
- Что же купишь? - полюбопытствовал отец.
- Новые лыжи! - выпалил Ханси. И получил затрещину.
Двое особенных
Изо дня в день шли теперь в Верхний Дуйберг газеты. В каждой сообщалось что-нибудь про местечко и про новый спорт, про Ханси и Фанни. Фанни улыбалась с двух обложек толстых иллюстрированных журналов, Ханси - с трех. И еще в семнадцати газетах было интервью с Ханси. Ханси читал их и сам себе изумлялся; он узнал о себе невероятно много нового, о чем даже не подозревал.
А потом произошло вот что: Ханси сидел на скамейке у входа в ресторан со слезами на глазах и четырьмя красными отметинами на левой щеке. Господин Харчмайер отвесил ему очередную затрещину, потому что Ханси вертел туда-сюда водопроводный кран на стойке бара, зажимая отверстие большим пальцем, и обрызгал господина Харчмайера.
Пока Ханси сидел и размышлял, не разреветься ли ему как следует, подошла Фанни Тюльмайер. Она посмотрела на щеку Ханси и спросила:
- По уху схлопотал? Ханси кивнул.
- Позволяешь? Ну и дурак! - презрительно фыркнула Фанни.
- Он же намного сильней, - сказал Ханси.
- Да он против тебя ничто! - сказала Фанни. - Ты чемпион, у тебя три цветных фото на обложках плюс семнадцать интервью!
- Ну и что?
- Что, что? Да ничего! - Фанни подсела к Ханси. - Где ж это видано, чтоб чемпион подставлял щеку тому, кто последнее место занял! Лично я себя больше в обиду не даю. Сегодня мама сказала, чтоб я шла заниматься, а я ей заявила: ладно, я позанимаюсь, только потом ни к пене, ни к дулу даже не притронусь! После этого мама об учебе не заикалась!
- Честно?
- Честно! - кивнула Фанни. - Мы с тобой, Ханси, в данный момент ОСОБЕННЫЕ! И мы будем последними идиотами, если этого не используем!
- Мой папа и твоя мама - это, знаешь, не одно и то же, - засомневался Ханси.
- А давай проверим!
Фанни затолкала Ханси обратно в ресторан.
Харчмайер, господин учитель, Тюльмайер и Лисмайер сидели за столом клиентов-завсегдатаев и читали друг другу выдержки из газет.
- Чего он у тебя на дух не переносит? - спросила Фанни тихо.
- Когда пивные бокалы горкой составляют, - сказал Ханси.
- Тогда именно это и сделай!
Ханси зашел за стойку. Фанни притулилась к кофейному автомату. Ханси снял три стеклянных пивных бокала с полки, взял еще три рюмки, поставил их на бокалы. Взял еще три рюмки, поставил сверху. Харчмайер оторвался от газеты, вяло бросил: "Кончай, парень, кокнешь бокальчики!"
Ханси достал еще три бокала. Стеклянная башня выросла уже на метр.
- Немедленно прекрати, кому сказано! - гаркнул Харчмайер. Ханси, как ни в чем не бывало, шарил по полке.
Харчмайер взвился и с поднятой рукой бросился к стойке. Фанни преградила ему дорогу. Она сказала с улыбочкой:
- Скандал в Верхнем Дуйберге! Бургомистр избивает чемпиона! Харчмайер руку опустил.
- Что это ты мелешь?
- Я-то ничего не мелю, - отозвалась Фанни. - А вот если вы его поколотите, газеты все так и распишут!
Господин Харчмайер развернулся на 180 градусов, подсел к столу и снова углубился в газеты. А Ханси не мог опомниться от изумления.
В это же время в гостинице "Лисмайер" раздался телефонный звонок. Госпожа Лисмайер сняла трубку. На проводе было бюро путешествий "Орлы-бродяги". Три автобуса, набитых отдыхающими, предложили госпоже Лисмайер на ближайшие выходные "Орлы-бродяги". Госпожа Лисмайер была счастлива, и когда через час позвонили из турбюро "Альпийский коготь", она могла с гордостью сказать:
- Сожалею, но весь январь уже расписан вот в феврале еще местечко нашлось бы!
"Альпийскому когтю" и февраль подходил.
Вскоре все верхнедуйбержцы прослышали об этих звонках, и по деревне пошел гулять слух.
Слух такой: "Отдыхающие едут!"
Неделю спустя Тита Низбергер получила от Марианны Харчмайер письмецо:
"Тита, дорогуша,
жаль, что вас тут сейчас нет; все забито отдыхающими. Тюльмайер открыл пункт проката дул и пен. Но некоторые прихватили пены с собой. Лисмайер из одноместных номеров сделал трехместные, мы число блюд увеличили, а порции мяса уменьшили.
Ханси и Фанни зарабатывают прорву денег-каждый день дают уроки дуйбола. Я могла бы это делать с не меньшим успехом, да никто ко мне в ученики не рвется. Вчера Ханси взял меня ассистенткой, и я битый час вдалбливала одной толстухе, что, когда движешься по косогору вверх, ступни надо выворачивать "елочкой", а туловище максимально наклонять вперед. Десять шиллингов перепало мне от Ханси, тогда как толстуха дала ему пятьдесят. Ко всему в придачу у меня ломит поясницу от долгого показа в скрюченном положении.
И от отца мне теперь вдвойне достается: Ханси он пальцем не трогает из-за чемпионского звания.
Самой пену погонять некогда, целый день на кухне кручусь да помогаю маме на столы накрывать. В остальном все у меня хорошо.
Будь здорова.
Твоя Марианна Харчмайер".
Тита Низбергер ответила таким письмом:
"Милая Марианна, большое спасибо за письмецо. У нас тоже все в порядке. В школе скука. Титу с ежедневно делает дуйбольную разминку, хочет Ханси в каникулы победить.
Папа сказал, если дела и дальше так пойдут, то в Америку поедем железно. Спортивные магазины заказывают все больше дул.
Были у нас в гостях Верхенбергеры. Сам Верхенбергер наладил выпуск разноцветного пенопласта. Обещал подарить на той неделе красную пену и сиреневую. У меня как раз сейчас любимый цвет - сиреневый!
Всего тебе доброго и хорошего, до встречи через выходные,
Твоя Тита Низбергер".
Мистер Сэм Промоузглинг
Случилось это в самый обычный день. В среду.
Ни одного отдыхающего из тех, кто заезжает лишь на выходные, не было. Зато было дюжины две нормальных зимних отпускников. Одна дюжина как раз сидела у Харчмайера за предобеденной кружечкой пива, половина другой утюжила дуйбольную поляну, оставшиеся полдюжины с дулом и пеной штурмовали пологий склон горы.
Господин Тюльмайер снял с витрины последнюю глубокую тарелку и водрузил на ее место розовую пену.
САМАЯ ПОСЛЕДНЯЯ НОВИНКА - ПЕНА ДЛЯ ИГРЫ В ГОРАХ! - написал он на картонке и укрепил ее на пене. (С недавнего времени в продаже появились слаломные пены и горные - альпийские - пены. Альпийские пены были полые и потому весили еще меньше обычных.)
Верхнедуйбержские ребята сидели в школе, и господин учитель пытался внушить им, что кроме дуйбола надо еще уметь хорошо читать, писать, решать уравнения.
Ханси, которому было задано подсчитать, сколько будут стоить 7,3 кг яблок по 12 шиллингов 80 грошей за килограмм, черкал что-то под партой в маленьком блокноте. Он составлял график своих дуйбольных занятий на вторую половину дня:
2–3 госпожа Бум
3 - 4 господин Бум
4 - 5 фройляйн Шпиц
5 - б господин Шмальц (трактор с фарами!).
Ханси прикидывал, у кого бы попросить трактор и во сколько обойдется расход аккумуляторов (на горящие фары). Прикидывая, он глядел в окно. Взгляд его блуждал по Главной площади, вокруг фонтана. Вдруг Ханси увидел, как подкатила огромная легковая машина. Длиннющий черный лимузин с переливчато-зеленым ветровым стеклом. Из машины вылезли трое господ, столько же дам, собака и ребенок. У мужчин на головах были тирольские шляпы, на ногах синие джинсы, а их солидные животы обтягивали дубленые полушубки. Дамы были в меховых шубах. Собака была затянута в костюмчик из розоватой пленки - торчала только головка, куцый хвост и лапы. На ребенке были кожаные штаны, курточка, расшитая национальным орнаментом, и лисий треух с лисьим же хвостом. Хотя все окна в классе были закрыты, Ханси расслышал, как одна дама сказала "laaaveli", а один из господ сказал "wooonderful".
Ханси поднял руку.
- Господин учитель, выйти можно - живот схватило!
Господин учитель кивнул, Ханси выполз из класса. Пулей вылетел из ворот пришкольного участка, обогнул здание школы и нос к носу столкнулся с лимузинными господами. "Американцы, - частенько говаривал его отец, - американцы, вот что нам нужно!"
Ханси знал несколько слов по-английски. Он вырос перед лимузинными господами и сказал по-английски, с акцентом:
- Пошли, пошли есть и пить, пошли хорошо есть и пить! Американцы сначала отказывались. Но собачке в розовопленочном костюмчике Ханси понравился, и когда Ханси распахнул дверь отцовского ресторана, собачка шмыгнула туда первой. Американцы как привязанные покорно двинулись за ней. Ханси сдал собаку и американцев с рук на руки своему отцу и помчался в школу.
- Долго же ты пропадал, - сказал господин учитель Ханси.
- Живот адски скрутило, - ответил Ханси.
Следующим уроком было чистописание; его Ханси вовсе терпеть не мог. Он то и дело поглядывал в окно. Нацарапав очередную скособоченную букву, он тут же стрелял взглядами в окно. После двенадцатой буквы он увидел, как на Главную площадь въехала еще одна машина. Маленькая замызганная легковушка с табличкой ПРЕССА на лобовом стекле. Из нее вылезли двое мужчин с фотоаппаратами, футлярами, длинными волосами и в кожаных пальто. Они осмотрели черный лимузин спереди, сзади, с боков и понимающе переглянулись. Они заглянули внутрь лимузина и опять переглянулись. Потом стали озираться по сторонам.
- Простите, мне опять надо! - взвыл Ханси и при этом изобразил на лице такое отчаяние, что господину учителю и в голову не пришло, будто Ханси мог лукавить.
- Только живо! - разрешил господин учитель.
И Ханси исчез. Опять через черный ход, через пришкольный участок, вокруг школы, прямо к длинноволосым мужчинам.
- Не могу ли я вам помочь? - спросил он.
- Можешь, сын мой, - сказал один.
- Где мистер Сэм Промоузглинг и его свита? - спросил другой.
- Мы сидим у них на хвосте! - сказал первый.
- Они что, преступники? - насторожился Ханси.
- Миллионеры! - рассмеялся другой.
- Этот мистер Сэм Промоузглинг из тех баснословных богачей, что не сходят со страниц толстых иллюстрированных журналов. Для нас каждый его вздох важен.
- Он в ресторане сидит.
Ханси довел двух мужчин до входа в отцовское заведение, после чего снова вернулся к чистописанию. И одолел еще целых три буквы.
Мистеру Промоузглингу и его семейству в Верхнем Дуйберге понравилось. Они отведали жаркое из свинины и клецки и все нашли "wonderful". После обеда они пожелали, чтобы им продемонстрировали дуйбол. Его они тоже нашли "wonderful". Что до мистера Промоузглинга, то он не прочь был и заночевать в Верхнем Дуйберге, но мисс Промоузглинг всенепременно требовался апартамент из трех комнат и два телевизора. Ничего подобного Лисмайер предложить не мог. Кроме того, Промоузглинги забыли взять с собой собачьи пилюли. А розовой собачке каждый вечер всенепременно требовались одна красная и одна голубая пилюля - чтобы шерсть не лезла.
Вечером мистер Промоузглинг и сопровождающие его лица отбыли из Верхнего Дуйберга. А двое мужчин с фотоаппаратами отщелкали четыре пленки и исписали три блокнота.
- Жалко, он у нас не остался, - грустно сказал господин Лисмайер одному из фотографов.
- Не гневите бога! - возразил ему фотограф. - Старина Сэм через пару часиков будет на вес золота!
- Ну уж, - сказал Харчмайер, - на столько они не наели. Три леди выпили за ужином по чашке чая, а собачке дали полбулочки!
- Никакого соображения! - заметил другой фотокор. - Соль не в том, что едят Промоузглинги, а в том, что будут есть все те, кто любит есть там, где ели Промоузглинги!
- Ага! - сказал Харчмайер. Он направился к себе, взял меню и вписал внизу в пустые графы:
Свинина а-ля Сэм с клецками
Кура по-американски а-ля миллионер
Секрет Промоузглинга Филе "Черный лимузин".
Госпожа Харчмайер, изучив дополнения, очень удивилась:
- Но, котик, в моей поваренной книге такого нет, я этого не готовлю!
- Да ты это и так каждый день готовишь! - сказал Харчмайер. - В переводе на нормальный язык это значит: жаркое из свинины с клецками, кура с рисом, сосиски с подливой и тресковое филе!
- Но ведь то же самое есть выше! - снова удивилась госпожа Харчмайер.
- И пусть, а внизу написано специально для тех, кто специально приедет, чтобы отведать того же, что кушал рекламный миллионер! - ухмыльнулся господин Харчмайер.
- Но они же взяли только чай с бутербродами! - сказала госпожа Харчмайер.
- Эй, женщина, - сказал с угрозой в голосе господин Харчмайер, - если ты хоть одной живой душе проболтаешься, тебе это выйдет боком!
Госпожа Харчмайер поклялась, что ни одной живой душе не проболтается. Господин Харчмайер уселся за стол для постоянных посетителей и задумался над тем, что Промоузглинги могли пить - вино, шампанское или водку.
- Шампанское лучше всего подойдет, - решил он, - на нем я больше всего заработаю!