Находившийся в задней части грузовичка Руфус действительно не спал. Он лежал на спине, частично прикрытый черным брезентом – идея Джоша, – чтобы сливаться с черным полом. Вокруг него стояли коробки с продуктами, скрепленные стяжками – тоже идея Джоша, – стена, мешающая заглянуть внутрь. Руфус попытался вытянуться и немного расслабиться, но неровное движение грузовика мешало, выводило его из состояния равновесия. Он не ездил в гражданском автомобиле со времен президентства Никсона… Неужели так давно? Сколько президентов назад это было? Армия всегда перевозила его из одной тюрьмы в другую на вертолетах – очевидно, чтобы он не оказался слишком близко к дороге и свободе. Если ты решишь сбежать из вертолета, путь у тебя всего один – вниз.
Руфус попытался посмотреть в щель между коробками на проносившуюся мимо ночь. Слишком темно. Он часто думал о том, что будет чувствовать, окажись он на свободе. И до сих пор не получил ответа на этот вопрос. Он был слишком напуган – ведь его ищут, причем огромное количество людей. Они хотят его убить. А теперь еще и его брата… Руфус сильнее сжал пальцами незнакомый на ощупь переплет больничной Библии; та, что дала ему мать, осталась в камере. Хармс не расставался с ней все годы, снова и снова перелистывая страницы, читая Священное Писание, ставшее для него единственной поддержкой в той жизни, которой он жил.
Руфус чувствовал себя без нее опустошенным, будто его лишили души и способности думать. Сердце сильнее забилось у него в груди, и он подумал, что это плохо – слишком большая нагрузка. И тогда принялся по памяти повторять утешительные слова, которые столько лет дарила ему Библия. Сколько ночей он бормотал Притчи, все главы, от первой до тридцать первой, сто пятьдесят псалмов… каждый был выразительным и сильным, каждый имел свое особое значение, понимание смысла его существования.
Закончив "чтение", Руфус приподнялся и открыл окно. Со своего места он видел отражение лица брата в зеркале заднего вида.
– Я думал, ты спишь, – сказал Джош.
– Не могу.
– Как ты себя чувствуешь, как сердце?
– Сердце меня больше не беспокоит. Если я умру, то не из-за него.
– Ну да, если только в него не попадет пуля.
– Куда мы едем?
– В маленький домик посреди пустоты. Я думаю, мы немного там побудем, а потом, когда стемнеет, поедем дальше. Они, скорее всего, думают, что мы направились на юг, к границе с Мексикой, поэтому мы двигаемся на север, в Пенсильванию – по крайней мере, пока.
– Звучит неплохо.
– Послушай, ты говорил, что Рэйфилд и другой сукин сын…
– Тремейн, старина Вик.
– Ты сказал, что они все это время за тобой следили. После стольких лет… как получилось, что они продолжали там торчать? Разве им не приходило в голову, что, если б ты вспомнил, что тогда произошло, ты бы уже давно про это сказал? Например, на суде.
– Я об этом тоже думал. Возможно, они считали, что я ничего не помнил тогда, но могу вспомнить потом. Я, конечно, не мог предоставить никаких доказательств, но если б я начал просто говорить, у них могли возникнуть серьезные проблемы или кто-то захотел бы выяснить, что тогда произошло на самом деле. Проще всего было меня убить – и поверь мне, они пытались, только у них не вышло. Или они думали, что я прикидываюсь дурачком, чтобы усыпить их бдительность, а потом начну говорить… Но, находясь в тюрьме, они имели полный контроль надо мной. Читали мою почту, проверяли людей, которые выходили после того, как навещали меня. Если б им что-то не понравилось, они нашли бы способ меня прикончить. Наверное, так они чувствовали бы себя лучше. Но со временем, видимо, слегка обленились и позволили Сэмюелю и тому парню из суда со мной встретиться.
– Это я понял. Когда я получил письмо из армии, адресованное тебе, я не знал про то дерьмо, что происходило, но все равно не хотел, чтобы они его прочитали.
Некоторое время они молчали. Джош по природе был человеком сдержанным, а Руфус отвык от разговоров с людьми. Эта тишина одновременно давила на него – и словно от чего-то освобождала. Он многое хотел сказать. Во время получасовых визитов Джоша в тюрьму он, как правило, говорил, а брат слушал, как будто чувствовал, что Руфусу требовалось освободиться от слов и мыслей, скопившихся у него в голове.
– Мне кажется, я тебя об этом никогда не спрашивал: ты бывал дома?
Джош принялся елозить на своем месте.
– Дома? Это где?
Руфус вздрогнул.
– Где мы родились, Джош!
– С какого перепугу я должен был захотеть туда вернуться?
– Там же могила нашей мамы, – тихо сказал Руфус.
Джош на мгновение задумался над его словами, потом кивнул.
– Да, ты прав, могила там. Наша мама владела землей и имела похоронную страховку. Они не могли не похоронить ее там, хотя, знаешь, они пытались.
– У нее красивая могила? Кто за ней присматривает?
– Послушай, Руфус, мама умерла, ладно? Уже давно. И она не может знать, как выглядит ее могила. А я не собираюсь тащиться в проклятую Алабаму, чтобы смести листья с проклятого куска земли после того, что там произошло. После того, что тот город сделал с нашей семьей… Я надеюсь, они будут гореть в аду, каждый из них, все до единого. Если Бог есть, а я лично очень сильно в этом сомневаюсь, именно так Он должен с ними поступить. Если тебе охота беспокоиться из-за мертвых, валяй. Я же буду волноваться о том, что действительно важно: как сохранить тебе и мне жизнь.
Руфус продолжал смотреть на брата. Он хотел сказать ему, что Бог существует, что именно Он помогал ему все эти годы, особенно когда ему хотелось свернуться в клубок и погрузиться в забвение. А еще что человек должен уважать мертвых и место их последнего упокоения. Руфус дал себе слово, что, если останется в живых, обязательно поедет на могилу матери. И они снова встретятся, несмотря ни на что.
– Я разговариваю с Богом каждый день.
Джош фыркнул.
– Это очень хорошо; я рад, что Ему есть с кем поговорить.
Они снова замолчали, пока Джош не спросил:
– Слушай, а как звали того парня, который приезжал с тобой встретиться?
– Сэмюель Райдер?
– Нет, молодого.
Хармс задумался.
– Майкл какой-то…
– Ты сказал, он был из Верховного суда? – Руфус кивнул. – Так вот, они его убили. Его звали Майкл Фиске. В любом случае, они его прикончили. Я видел в новостях по телевизору, перед тем как пойти к тебе.
Руфус опустил глаза.
– Проклятье… я так и думал, что они с ним разберутся.
– Он поступил глупо, когда заявился в тюрьму.
– Он пытался мне помочь. Проклятье, – повторил Руфус и замолчал.
А грузовичок продолжал ехать вперед.
Глава 29
Следуя указаниям Джона, Сара доехала до района, где жил его отец, на окраине Ричмонда, и свернула на усыпанную гравием подъездную дорожку. Трава кое-где стала коричневой после очередного жаркого и влажного ричмондского лета, но пышные клумбы перед домом выглядели ухоженными и явно не знали недостатка в воде.
– Ты вырос в этом доме?
– Другого у моих родителей никогда не было, – Фиске огляделся по сторонам и покачал головой. – Я не вижу машины отца.
– Может, она в гараже.
– Там нет места. Он работал механиком сорок лет и накопил кучу разного хлама. Он ставит машину на подъездной дорожке. – Джон взглянул на часы. – Интересно, где отец может быть?
Он выбрался из машины, и Сара вслед за ним.
Джон посмотрел на нее через крышу.
– Ты можешь остаться здесь, если хочешь.
– Я пойду с тобой, – быстро ответила она.
Фиске отпер входную дверь, и они вошли в дом. Джон включил свет. Миновав маленькую гостиную, они оказались в прилегающей к ней столовой, и Сара увидела коллекцию фотографий, стоявших на столе. На одной был изображен Джон Фиске в футбольной форме, на лице следы крови, на коленях пятна травы, потный и очень сексуальный. Через секунду она поняла, что ведет себя неприлично и, почувствовав вину, отвернулась и принялась рассматривать другие снимки.
– Похоже, вы с Майклом активно занимались спортом.
– Майкл был настоящим спортсменом в нашей семье. Все рекорды, которые я устанавливал, он побивал. Причем легко.
– Я смотрю, у вас была спортивная семья.
– А еще он был отличником в своем классе, со средним баллом существенно выше четырех и практически высшим на экзаменах на выявление академических способностей и при поступлении на юридический факультет.
– Твои слова звучат так, будто ты им гордился.
– Им многие гордились, – сказал Джон.
– А ты?
– Кое-что в нем вызывало мою гордость, но не всё.
Сара взяла со стола фотографию.
– Ваши родители?
– Тридцатая годовщина их свадьбы, до того как мама заболела.
– Они выглядят счастливыми.
– Они и были счастливы, – быстро сказал Джон. Ему стало не по себе от того, что она видит эти напоминания о его прошлом. – Подожди здесь.
Он отправился в заднюю комнату, которая когда-то была их с Майком спальней, а теперь превратилась в маленький кабинет, и включил автоответчик. Отец не прослушал его сообщения. Джон уже собирался выйти из комнаты, когда его взгляд упал на бейсбольную перчатку, лежавшую на полке, и он взял ее в руки. Когда-то она принадлежала его брату. Резинка кармашка порвалась, но кожа была тщательно смазана маслом – разумеется, отцом. Майк был левшой, но они не могли позволить себе купить для него специальную перчатку, поэтому Майк научился ловить мяч, снимать перчатку и делать бросок. Причем с такой скоростью, что бросок у него получался даже лучше, чем у правшей. Джон помнил его быстрые, ловкие движения и мелькание рук и подумал, что для его брата не существовало никаких препятствий. Он положил перчатку на место и вернулся к Саре.
– Он не прослушал мои сообщения.
– Есть какие-то идеи, куда он мог уехать?
Джон задумался на мгновение и щелкнул пальцами.
– Папа обычно говорит миссис Герман.
Пока его не было, Сара снова оглядела комнату и увидела маленькое письмо в рамке на деревянной подставке, вокруг которого была обернута лента с медалью. Она взяла ее в руки и прочитала письмо. Медаль за отвагу, выдана патрульному Джону Фиске, о чем и говорилось в письме. Быстро подсчитав в уме, девушка пришла к выводу, что Джон получил медаль незадолго до того, как ушел со службы в полиции. Она так и не знала, почему он принял такое решение, а Майкл не рассказывал. Услышав, что открылась задняя дверь, Сара быстро вернула на место медаль и письмо.
– Отец в трейлере, – сказал Джон, войдя в комнату.
– В каком трейлере?
– У реки. Он ездит туда рыбачить. На лодке.
– А ты можешь ему позвонить?
Джон покачал головой.
– Там нет телефона.
– Ладно, тогда поехали. Где это находится?
– Ты уже сделала сегодня гораздо больше, чем того требует долг.
– Мне не сложно, Джон.
– Туда добираться полтора часа.
– Ну, эта ночь уже все равно вышла за рамки обычной.
– Ты не против, если я поведу? Дорога туда не самая лучшая и проходит в стороне от шоссе.
Сара бросила ему ключи.
– Я уже начала бояться, ты не попросишь, – сказала она.
Глава 30
– Давай я скажу тебе, что произошло. Среди прочего ты позволил ему сбежать.
– Прежде всего я ничего ему не позволял. Я думал, что у него вонючий сердечный приступ. Он был прикован к кровати, перед дверью в палату стоял охранник, и никто не должен был знать, что он в больнице, – почти крикнул Рэйфилд в телефонную трубку. – Я до сих пор не понимаю, кто мог сообщить об этом его брату.
– Насколько я понимаю, его брат – герой войны и прошел великолепную подготовку в том, что касается умения избежать плена… Просто потрясающе.
– Нам это только на пользу.
– Ну-ка объясни, Фрэнк.
– Я приказал своим людям стрелять на поражение. Они нашпигуют обоих пулями, как только появится такая возможность.
– А что, если он успеет кому-нибудь все рассказать?
– Что именно? Что он получил письмо из армии, в котором говорится то, что он не может доказать? В данный момент у нас на руках имеется мертвый клерк из Верховного суда, что делает нашу задачу заметно сложнее.
– Ну, насколько я понимаю, мы хотели получить еще и мертвого сельского адвоката, но что-то я не помню, чтобы мне попадался на глаза его некролог.
– Райдер уехал из города.
– Отлично. Будем надеяться, что он вернется из отпуска и при этом не успеет пообщаться с ФБР.
– Я не знаю, где он, – сердито рявкнул Рэйфилд.
– Должен тебе напомнить, Фрэнк, что в армии есть разведка. Не хочешь воспользоваться ее услугами? Разберись с Райдером, а потом сосредоточься на поисках Хармса и его брата. Когда найдешь эту парочку, закопай их как можно глубже. Надеюсь, ты меня понял. – И в трубке раздались короткие гудки.
Рэйфилд швырнул ее на рычаг и уставился на Вика Тремейна.
– Все катится псу под хвост.
Тремейн пожал плечами.
– Когда мы прикончим Райдера, а потом тех двух ублюдков, мы сможем уволиться и спокойно отправиться домой, – сказал он скрипучим голосом, который, однако, отлично годился для того, чтобы отдавать приказы солдатам.
– Мне все это не нравится. Мы тут не на войне.
– Мы на войне, Фрэнк.
– Необходимость убивать никогда не беспокоила тебя, так ведь, Вик?
– Меня беспокоит только успех нашей миссии.
– Ты хочешь сказать, что, когда ты нажал на спусковой крючок, чтобы расправиться с Фиске, ты ничего не почувствовал?
– Миссия выполнена. – Тремейн оперся ладонями о стол Рэйфилда и подался вперед. – Фрэнк, мы через многое прошли вместе, на войне и не только. Но позволь я тебе кое-что скажу: я в армии тридцать лет, и последние двадцать пять в разных военных тюрьмах вроде этой, хотя я вполне мог найти гражданскую работу, за которую мне платили бы гораздо больше. Мы все заключили договор, чтобы уберечься от глупости, совершенной нами давным-давно. Я свою часть сделки выполнил – нянчился с Хармсом, пока остальные наслаждались жизнью. Сейчас, в дополнение к моей военной пенсии, у меня на офшорном счете имеется чуть больше миллиона долларов. На случай, если ты забыл, у тебя тоже. Такова наша компенсация за годы, которые мы потратили на это дерьмо. После всего, через что мне пришлось пройти, никто и ничто не помешает мне насладиться моими деньгами. Руфус Хармс сбежал – это лучшее, что он для нас сделал. Теперь у меня есть железобетонная причина пристрелить его, и никто не задаст ни одного вопроса. В тот момент, когда сукин сын испустит свой последний вздох, моя форма отправится отдыхать в компании с шариками от моли. Навсегда.
Тремейн выпрямился.
– И еще, Фрэнк: я уничтожу каждого, кто хотя бы попытается мне помешать. – Его глаза превратились в черные точки, когда он произнес эти слова. – Каждого.
Глава 31
По дороге к трейлеру Джон остановился возле круглосуточного магазина; Сара осталась в машине. Ржавая вывеска "Эссо" громко стукнула от порыва ветра, и девушка от неожиданности подскочила на месте. Когда Фиске вернулся, она с удивлением посмотрела на две упаковки "Будвайзера" по шесть бутылок в каждой.
– Ты собираешься утопить свои печали в спиртном? – спросила Сара.
Джон проигнорировал ее вопрос.
– Как только мы туда доберемся, ты уже не сможешь вернуться назад самостоятельно. Это место действительно находится посреди пустоты, иногда даже я начинаю там плутать.
– Я готова переночевать в машине.
Примерно через полчаса Фиске сбросил скорость, свернул на узкую, усыпанную гравием тропинку и подъехал к маленькому домику, в котором не горел свет.
– Здесь полагается регистрироваться и платить гостевую пошлину, прежде чем въезжать на территорию, – объяснил он. – Я сделаю это перед тем, как мы уедем завтра.
Он проехал мимо домика и направился в центральную часть лагеря. Сара смотрела на трейлеры, которые стояли, образуя улицы. Большинство были ярко освещены рождественскими фонариками, и почти у всех имелись флагштоки либо на самом трейлере, либо на крыльце, или воткнутые в цемент. Благодаря сверкающим гирляндам и лунному свету все вокруг было на удивление хорошо освещено. Они проехали мимо клумб с поздними цветами бальзамина, красными и розовыми хризантемами. Некоторые домики украшали заросли клематиса. И повсюду Сара видела уличные статуи из металла, мрамора и каучука. Кое-где попадались грили из шлакобетона, а еще имелась большая коптильня; в горячем, влажном воздухе висели смешанные и очень соблазнительные ароматы жареного мяса и угля.
– Это место похоже на маленький имбирный городок, построенный гномами, – сказала Сара, которая посмотрела на многочисленные флагштоки, и добавила: – Очень патриотичными гномами.
– Многие здесь из Американского легиона и Организации ветеранов иностранных войн. У моего папы один из самых высоких флагштоков. Во время Второй мировой войны он служил в военно-морском флоте. А рождественские фонарики, которые горят круглый год, стали традицией давным-давно.
– Вы с Майклом проводили здесь много времени?
– У моего отца была всего неделя отпуска, но мама по несколько раз за лето привозила нас сюда на две недели. Кое-кто из стариков научил нас ходить под парусом, плавать и ловить рыбу. У папы никогда не хватало на это времени. Зато с тех пор, как вышел на пенсию, он с лихвой наверстал упущенное.
Джон остановил машину перед трейлером, выкрашенным в мягкий голубой цвет, с яркими разноцветными гирляндами. "Бьюик" отца с наклейкой "Поддержите местную полицию" на бампере стоял рядом с трейлером. Перед ним тянулась клумба с буйно цветущими хостами. Рядом с "Бьюиком" Сара заметила гольфмобиль. Флагшток перед трейлером уходил в небо не меньше чем на тридцать футов.
Фиске посмотрел на "Бьюик".
– По крайней мере, он точно здесь.
И подумал: "Ну вот, Джон, больше никаких отсрочек".
– Здесь поблизости есть поле для гольфа? – спросила Сара.
– Нет, а что?
– Тогда что здесь делает гольфмобиль?
– Хозяева участка для трейлеров покупают в клубах подержанные гольфмобили. Дороги тут довольно узкие, и хотя доехать на машине до трейлера можно, на территории вокруг они бесполезны. А люди сюда приезжают по большей части пожилые. Так что они ездят на гольфмобилях.
Он выбрался из машины с двумя упаковками пива, но Сара осталась сидеть, и Джон вопросительно на нее посмотрел.
– Я подумала, что, возможно, ты захочешь поговорить с отцом без меня.