* * *
Через невообразимый промежуток времени Фи оказался снаружи кинотеатра. Последнее, что он помнил, была Лили Шихан, поворачивающаяся от каминной решетки и говорящая: "Решил остановиться по пути на работу, Чарли?" На ней было длинное белое платье, и волосы выглядели густыми и пышными. "Ты полон сюрпризов. Я ждала твоего возвращения вчера".
Его лицо вспыхнуло от жара, а сердце колотилось с бешеной силой. В желудке были дым и масло.
Он чувствовал себя ужасно, отвратительно грязным.
Мир оказался серым и в блестках. Огни Ливермор-авеню раскачивались из стороны в сторону. Дым в желудке всплыл наверх к горлу.
Фи сделал шаг в относительную темноту и наклонился над обочиной. Что-то со вкусом и видом дыма выходило из его рта. Он затыкал рот, тер руками глаза. Фи казалось, что огромная рука легла ему на плечи, а глубокий, низкий голос говорил... говорил...
Нет!
Фи плыл вниз по Ливермор-авеню.
Часть вторая
1
Он повернул на свою улицу и увидел аккуратный ряд цементных блоков, разделяющих мертвую лужайку и бетонные ступеньки, ведущие к розовым кустам и входной двери.
Ничто вокруг не было реальным. Луна нарисована, а дома без задней части, и все, что он видел, было толщиной в долю дюйма, толщиной в слой краски.
Он видел себя садящимся на ступеньки крыльца. Ночная темнота сгущалась. Раздались шаги по лестнице из квартиры Сунчаны. Замок повернулся, и дверь открылась.
- Фи, бедный малыш, - воскликнула миссис Сунчана. - Мне показалось, что я услышала твой плач.
- Я не плакал, - сказал Фи дрожащим голосом, но он чувствовал слезы на своих щеках.
- Почему же мама тебя не впускает?
Миссис Сунчана подошла к нему сбоку, и Фи подвинулся в сторону, чтобы дать ей пройти.
Он вытер лицо о рукав. Она все еще ждала ответа.
- Мама болеет, - сказал он. - Я жду, пока вернется папа.
Приятная темноволосая миссис Сунчана поежилась от холода.
- Уже почти семь, - сказала она. - Почему бы тебе не подняться со мной наверх? Попьем горячего шоколада? Может, хочешь тарелку супа? С овощами, курочкой, отличный густой супчик. Вкусный. Я-то знаю, сама варила.
Все отговорки Фи куда-то улетучились под напором этих чарующих слов. Он увидел себя за столом у миссис Сунчаны с ложкой пьянящего супа у рта. От запаха текли слюнки и урчало в животе.
Рыдание само по себе распрямило свои широкие черные крылья у него в горле и вырвалось наружу.
А затем, как спасение, появился голос отца.
- Оставьте моего сына в покое! Отойдите от него!
Фи открыл глаза.
Миссис Сунчана с такой силой стиснула руки, что пальцы выглядели плоскими. Фи видел, что она напугана, и понимал, что снова в безопасности - он вернулся в кино своей жизни.
И тут на дорожке появился Боб Бандольер, его лицо сияло, глаза светились, пальто развевалось на ветру.
- Фи сидел здесь на холоде совсем один, - сказала миссис Сунчана.
- Пожалуйста, поднимайтесь наверх, миссис Сунчана.
- Я просто хотела помочь, - настаивала миссис Сунчана.
Только сплющенные пальцы выдавали ее.
- Что ж, мы не нуждаемся в вашей помощи, - взревел великолепный отец. - Уйдите, оставьте нас в покое.
- Не надо мне приказывать.
- Заткнитесь!
- И не надо на меня кричать.
- Оставьте моего ребенка в покое! - Боб Бандольер вскинул руки, как сумасшедший, и топнул ногой. - Идите!
Он кинулся к крыльцу, и миссис Сунчана быстро прошла мимо Фи в дом.
Боб Бандольер схватил Фи за руку, дернул его вверх и толкнул к двери. Фи закричал от боли. Миссис Сунчана отступила на полпролета, дверь их квартиры со скрипом открылась, и в проеме возникло лицо ее мужа, похожее на воздушный шарик. Остановившись напротив двери в свою квартиру, Боб Бандольер отпустил Фи, чтобы достать ключ.
- Вы, наверное, сошли с ума, - сказала миссис Сунчана. - Я не сделала ничего плохого вашему мальчику. Он сидел один на холоде и не мог войти в дом.
Боб Бандольер открыл дверь и повернулся к ней лицом.
- Мы живем прямо над вами, если вы помните, - продолжала миссис Сунчана. - Мы знаем, чем вы там занимаетесь.
Отец втолкнул Фи в квартиру, и запах из спальни громыхнул, как барабанная дробь. Фи тогда подумал, что миссис Сунчана тоже могла его услышать.
- И чем же я там занимаюсь? - спросил Боб Бандольер.
Его голос был угрожающе спокойным.
Фи знал, что отец улыбается.
Он слышал, как миссис Сунчана поднялась на одну ступеньку выше.
- Вы сами знаете чем. И это неправильно.
Сверху мистер Сунчана позвал свою жену.
- Напротив, - ответил отец. - Все, что я делаю, миссис Сунчана, абсолютно правильно. И у меня на все есть свои причины.
Он отошел от двери, а миссис Сунчана еще поднялась на две ступеньки вверх.
Фи наблюдал за отцом с неописуемым восторгом. Он победил. Он говорил справедливые и смелые вещи, и враг бежал.
Боб Бандольер хмуро направился к сыну.
Фи попятился в гостиную. Его отец шагнул в дверной проем и захлопнул дверь. Он спокойно посмотрел на Фи своими темными глазами, снял пальто и аккуратно повесил в шкаф, будто не замечая ужасного запаха из спальни. Расстегнул пуговицы на пиджаке и верхнюю пуговицу на рубашке и расслабил галстук на установленные полдюйма.
- Я собираюсь сказать тебе кое-что очень важное. Ты не должен разговаривать с ними ни в коем случае, ты меня слышишь? Они попытаются выудить из тебя информацию, но если ты скажешь этим пронырам хоть слово, я выбью из твоей башки всю дурь. - Он похлопал Фи по щеке. - Но ты ведь им ничего не скажешь, я знаю.
Фи закивал головой.
- Они думают, что все знают. Все их предки только и делали, что подглядывали да подслушивали.
Отец еще раз ободрительно пошлепал сына по щеке. Он щелкнул пальцами. Это был сигнал для Джуд, и она тут же откуда-то вылезла, ожидая кормежки. Фи последовал за ними на кухню. Отец вывалил полбанки кошачьей еды в миску Джуд, а остальное поставил назад в холодильник.
Боб Бандольер был забавным человеком, потому что теперь он кружился и танцевал, поразив даже кошку. Забавный Боб кружил по гостиной, не забывая улыбаться в потолок и посылать всему семейству Сунчана воздушные поцелуи. Бедром он открыл дверь в спальню и позвал свою жену:
- Здравствуй, сладенькая моя!
Фи с любопытством пошел за ним. Отец сделал глоток из коричневой бутылки с пивом "Пфорцхаймер", подмигнул Спящей Красавице и сказал:
- Дорогая, не сдавайся пока. Вот она, Фи, - продолжал отец. - Она знает, она знает, ты знаешь, что она знает.
Фи кивнул: все правильно. Его мама с точностью знала что-то такое, что сам он позабыл.
- Эта леди никогда не сомневалась. - Он поцеловал ее желтую щеку. - Давай-ка изобразим чего-нибудь слопать, что ты на это скажешь?
В присутствии Фи свершалось чудо.
2
После ужина отец вымыл посуду, то и дело протягивая мыльную руку к бутылке с пивом. Фи изумлялся, с какой скоростью пьет его отец - три долгих глотка, и бутылка пуста, как фокус в цирке.
Боб Бандольер наполнил пластмассовое ведро теплой водой из-под крана, добавил туда немного моющего средства, размешал рукой и кинул в ведро губку.
- Ну вот, готово. - Он подмигнул Фи. - А теперь грязная часть дневной работы. Твоя мать - одна из самых благопристойных леди в мире, и поэтому мы о ней заботимся. - Он снова помешал в ведре рукой, взбивая белую пену. - Дай-ка я расскажу тебе кое-что. Есть парень, один из самых неприличных людей в мире, так вот он думает, что единственное, что он должен делать, - сидеть за столом и целыми днями считать собственные деньги. Он даже воображает, что разбирается в гостиничном бизнесе. - Боб Бандольер громко рассмеялся. - У меня есть маленький план, и скоро мы посмотрим, как себя будет чувствовать мистер Все-В-Порядке, когда мы заставим его попотеть.
Его лицо стало красным, как яблоко.
Фи понял: отец говорил про отель "Св. Олвин".
Он дважды сдавил губку, и вода потекла с нее в ведро.
- Сегодня вечером я расскажу тебе о голубой розе в Дахау. В Дахау - на дне этого мира. В месте, где видишь мир таким, каков он есть. Приходи, пока я буду мыть твою маму.
* * *
- Не на все время, - уточнил отец. - Тебе не надо видеть всю процедуру, просто оставайся в дверях. Я всего лишь хочу, чтобы ты меня слышал.
Боб Бандольер положил руку на плечо Фи и показал ему, где можно стоять.
- Сегодня будет грязновато, - сказал он.
Запах из спальни забрался в самую глубину носа Фи и перехватил горло. Боб Бандольер поставил поудобнее ведро, схватил одеяло где-то у подбородка жены и отшвырнул его к краю кровати.
Руки матери дернулись вверх, потом упали, локти согнулись. Под одеялом лежала простыня, плотно прилегающая к маминому телу. Водянистые коричневые пятна проступили на ткани в области талии и бедер.
- Ладно, как-нибудь, - сказал Боб и, захватив простыню одной рукой, пошел вдоль кровати, снимая ткань с тела жены.
В ногах он выдернул конец простыни из-под матраса и осторожно собрал все в кучу.
Со своего места в дверях Фи видел желтые ступни матери, от которых в стороны торчали отросшие скрученные ногти; тощие лодыжки, заканчивающиеся слегка приподнятыми коленями; костлявые бедра - они как палки исчезали в большом полотенце из "Св. Олвина", которое отец накинул ей на пах. Когда-то белое, теперь это полотенце было покрыто такими же водянистыми коричневыми пятнами, просочившимися через простыню. Над полотенцем маленький вздутый живот; два четко выделяющихся ряда ребер; маленькие плоские груди и коричневые соски; плечи с ввалившейся плотью, из которой рвались на свободу ровные, тонкие кости; морщинистая, в ямках, шея; и над всем этим - откинутое на подушку в мягком гнезде волос знакомое и безмятежное лицо матери.
- И откуда это все берется? Она же почти не ест... Держись, дорогая, мы должны убрать все это с тебя.
Преданный Боб Бандольер пытается двумя пальцами стянуть мокрое полотенце, дергая его за складки. Из-под полотенца появляются острые, как ножи, кости таза и удивительно густой кустик на лобке - удивительно потому, что Фи ожидал увидеть лысый, розовый кусочек кожи, что-то вроде того, что бывает между ног у кукол. Если вся остальная кожа у мамы цвета пожелтевшего молока, то места, скрытые под полотенцем, отличались буйством красок: молочно-шоколадные пятнышки и большие пятна, разбросанные по пламенеющим красным бедрам, и настоящие клочки и куски голубой и зеленой плоти, исчезающие там, где должны находиться ягодицы. Вот из этой раны, окруженной испаряющейся плотью, исходил запах, наполнявший всю квартиру.
Сердце Фи заледенело, и дыхание в легких превратилось в лед.
Глубоко в дыре рваной плоти, которая была маминым низом, полоской белела кость.
Отец провел капающей губкой у нее под руками, по зарослям на лобке и красно-серой, обвисшей плоти между ног. Через каждые несколько секунд отец выжимал губку в ведро. Он пошлепал по громадным пролежням.
- Это появилось совсем недавно, я думал, такого не будет, если держать ее в чистоте, но... что ж, я делаю все, что могу.
Он потрогал странно жесткую нижнюю простыню.
- Видишь это? Резина. Просто вытираешь, и она опять как новенькая. Если бы не эта штука, нам бы уже пришлось сменить не один матрас. Правда, милая?
Его отец знал, что он в кино.
- Принеси мне еще одно полотенце и простыню из бельевой.
Когда Фи снова вернулся в комнату, отец вытирал резиновую подкладку чистым куском старого полотенца. Он кинул полотенце сверху на груду простыней и взял чистое белье из рук Фи.
- Теперь мы с тобой команда.
Он положил белье на край кровати, выполоскал губку и легко и быстро протер резиновую штуку.
- Не знаю, рассказывал ли я тебе когда-нибудь о своей войне, - сказал он. - Теперь ты уже достаточно взрослый, чтобы начать кое-что понимать.
Фи казалось, что сердце его совсем перестало биться. Во рту стало сухо, как в пустыне.
- Эта война совсем не пикник.
Боб Бандольер наклонил свою жену на бок и протер под ней, взял свежее полотенце, расстелил и опустил Анну на место. Ногти на ее ногах щелкнули друг о друга.
- Я хочу рассказать тебе кое-что - это имеет отношение к розам. - Он с улыбкой посмотрел на Фи. - Ты же знаешь, как я отношусь к розам.
Фи знал, как отец относится к розам.
В ногах у Анны Бандольер Боб развернул чистую простыню и, взмахнув ею, как парусом, накрыл ее тело.
- Я сходил с ума от роз даже тогда. Но я такой человек, я не просто их выращивал, я ими интересовался. Я их изучал.
Он подоткнул простыню под матрас.
Боб Бандольер расправил простыню на теле жены, и Фи увидел, как он мысленно представляет себе туннель за отелем "Св. Олвин".
- Есть один сорт, один цвет роз, который пока никому и никогда не удавалось вырастить. Никогда на свете не было голубой розы. По-настоящему голубой. Ее можно назвать Святым Граалем.
Отец поднял маме одну руку, потом другую и просунул под них простыню.
Он отступил назад, чтобы оценить простыню. Еще раз резко дернул ее, чтобы лежала ровно. Затем снова отошел назад с видом художника, оценивающего только что законченное произведение.
- А все дело в энзиме. Энзим контролирует цвет розы. С годами мне удалось кое-что разузнать об энзимах. В общем, энзим - это биологический катализатор. Он ускоряет химические реакции, при этом не изменяясь. Хочешь - верь, хочешь - нет, но Миллхэйвен, этот городишко - один из мировых центров по исследованиям энзимов для пивоваренных заводов. Энзимы нужны для ферментации, а без ферментации пива не получится. Когда удалось кристаллизовать энзим, выяснилось, что это белок. - Он показал пальцем на Фи. - Ладно, дальше возникла большая проблема. Энзимы очень требовательны. Они вступают в реакцию только с очень маленьким количеством молекул. А некоторые из них реагируют только с одной молекулой!
Он поднял указательный палец к потолку.
- А теперь, что это значит применительно к розам? Это значит, что ты должен быть чертовски хорошим химиком, чтобы создать голубую розу. Тут-то и кроется причина того, что никто пока не смог ее вырастить.
Он сделал паузу для пущего эффекта.
- Кроме одного человека. Я встретил его в Германии в 1945-м и видел его розовый сад. В том саду росло четыре голубых розовых куста. На первом кусте розы были насыщенного темно-синего цвета, цвета чернил в ручке. На втором - розы цвета морской волны; на третьем кусте они были прекрасного бледно-голубого оттенка, как "кадиллак". Все эти розы были прекрасны, но самые красивые росли на четвертом кусте: все оттенки голубого, в линиях и прожилках, темно-синий с небесно-голубым, тонкие мазки небесно-голубого на густом черно-синем фоне. Человек, который их вырастил, был величайшим садовником в истории разведения роз. Но есть еще два момента, которые ты должен о нем знать. Он вырастил эти розы на клочке пустой земли в три квадратных метра в концентрационном лагере во время войны. Он был там охранником. А я его застрелил.
Отец подбоченился.
- Пойдем принесем ужин для этой леди, ладно? Теперь, после ванной, моя детка хочет кушать.
3
Отец Фи отмерил овсянку в кастрюлю, потом налил туда молока, зажег спичку, и газовая горелка ожила. Он стоял рядом с плитой, держа в одной руке длинную деревянную ложку, а в другой очередную бутылку пива, и вел себя так, будто находится в центре всеобщего внимания.
- Нам дали задание. - Боб помешивал кашу. - Могли дать любому подразделению, любому взводу. Вовсе не обязательно моему, но получилось так. Нас первых отправили туда, они называли это "лагерь смерти". Я не знал, что означает "лагерь смерти", я не знал, что это такое.
Там нас встретили несколько английских солдат, что-то вроде "разделим чужую славу", поддержка союзников. Пусть эти англичане подавятся своим куском славы. Офицеры в лагерях подчинятся англоамериканским силам, пленников идентифицируют и окажут помощь в окончательном перераспределении. Значит, мы их отправим после того, как кто-то другой решит, что с ними делать. Мы их освобождаем. Мы освободители. А что это означает? Женщины, музыка, шампанское, так?
Он снова помешал овсяную кашу, заглядывая в кастрюлю и хмурясь.
- И вот нас построили на дороге в лагерь. Мы находились в пригороде этого городка на какой-то реке. С того места, где я стою, виден замок на холме над рекой, как в каком-то кино. Тут мы, а тут британцы. Еще фотографы из разных газет и журналов. Их очень много, потому что никто на самом деле не знает, что мы найдем внутри. Офицеры идут впереди наших колонн. Мы начинаем движение по направлению к лагерю, и вдруг все вокруг становится ужасно уродливым - даже земля выглядит уродливо. Мы идем к колючей проволоке и караульным помещениям, где гауптвахта - знаешь, это что-то вроде тюрьмы.
Я ошибался во всем и увидел это сразу. Место было похоже на фабрику. Мы проходим через ворота и оказываемся на длинной прямой дороге, везде только прямые углы, по краям - маленькие деревянные здания выстроились рядами. О'кей, мы готовы.
Отец наклонил кастрюлю и стал ложечкой накладывать овсянку в миску. Он добавил масло, желтый сахар и немного молока.
- Готово. Давай покормим твою маму, Фи.
Излучая веселье и радость, он встал у кровати и поднес полную ложку овсянки к губам жены.
- Теперь ты мне должна помочь, милая, я знаю, ты голодна. Вот превосходная кашка - открой ротик. - Он сунул ложку ей в рот и подвигал ее туда-сюда, чтобы каша проходила дальше. - Вот молодец. С каждым днем нам все лучше и лучше, правда? Совсем скоро мы встанем на ноги.
Фи вспомнил ноги матери. Словно бесконечный темный свет окружал их, свет, полный темноты и с еще большей и более густой темнотой вокруг, а они втроем были совсем одни в самом центре.